Маяк - Чайковская Венеция

Южное Прикамье – край раздольный: нивы озёра да леса. А ещё городки да острожки, деревни и сёла, что порой Ермаковой разметало в дремучих соснах, вниз по долине великой реки. Исстари живут здесь люди дела: кто с сохою дружен, кто в ямских трудился, кто по ремеслу. А ещё народ торговый, что годами водит баржи от Сарапула по Каме до Осы.
И чего встречалось речными дорогами: здесь тебе и церкви на утёсах, и резные избёнки у дремучего леса, и поля, что лоскутным одеялом принакрыли землю, уходя за синий горизонт. А бывает, видишь стрелки, заросшие ивой да рогозом, где не то что рыбачью лодку, но и стругу можно спрятать, так что торговому люду на баржах издали её не соглядать.
Здесь ещё при Николае лютовали пираты: подойдут на лёгких шлюпах к барже, поживятся купечим добром и быстрей в свои камыши, а там ни посадский, ни местная власть, ни пермский губернатор и даже царь со своею дворней в век не смогут сыскать!
Ныне спокойнее стало на Каме: ходят теплоходы, снуют катера, идут под парусом яхты, а на стрелках теперь отдыхают люди, у;дят речную рыбу, варят уху да мальчишки снуют до рассвета и костры по берегу жгут.
Есть такое место и в Чайковском. Стоит миновать центральный парк с берёзками да липами, как предстанешь перед сенью массивных врат. Тяжёлые якоря охраняют это царство, неустанно ведя дозор и ночью и днём, а за ними, во всём своём великолепии раскинулось в ширь и даль голубое кружево каналов, что под сенью изумрудных древ. Это «Маяк», городская лодочная база, кою у нас называют «Венецией», а история её, меж тем, уходит глубоко в века…
Уже в 17м веке не было место это пустым. Сайгатка тогда впадала в Каму южнее, а здесь, за гречишным полем начинались топи да бурьяны, коим, казалось, до Соли Камской не будет конца. На самой границе великих топей стояла застава, бывшая когда-то частью засечной черты, что ещё воевода Сокол приказал в наших землях поднять.
Сторожила она деревни на Каме от набегов с севера, где под пологом сосен и пихт, начиналось вогулье царство, тайная далёкая земля. Про него говорили в народе, будто там всю зиму беззвёздная ночь, да стоят такие морозы, что и шапка с шубой не спасут, а лихие кони заживо замёрзнут прямо на бегу. От того-то вогулы обуздали сохатых, выезжают на них на поле брани и нет этой силы опасней и страшней.
Только какие набеги коли за заставой бурьяны да топь? Так и сидели бойцы без дела, изредка гоняя местных мужиков, дабы не ходили они на болота, ибо так Сокол ещё завещал. А про топи тогда говорили всякое: если пойдёшь в это место по ягоды или руду, сразу заметит тебя болтница, а из лап её человеку вырваться уже нельзя.
Видели служивые её с дозорной башни, выйдет, бывало, в летнюю ночь, сядет на кочку с гребнем да играет в волосах. А сама такая красавица, что по нашим сёлам и большим городам, да что там нашим городам…,  на царском дворе в самой Москве такой не сыскать! Только ноги свои из трясины она никогда не кажет, ибо говорят, будто ниже колен у неё, что-то вроде гусиных лап, дабы по топям ходить да по кочкам передвигаться. В полночь зажжёт она огни: точно село заблестит над болотом. Коли поддашься на этот обман: заведёт, закружит в трясину, а там лешачиное царство, откуда живому человеку - нет пути назад.
А у местных вотяков другая присказка была: дескать, болотница там не случайно. Прямо за топями лежит дремучий лес, в самой его чаще растёт великое древо «Мудор Кыз», оно подпирает небо, дабы не свалилось оно с вершины к грешной земле. И если забраться на это древо можно услышать пенье ангелов, а то и увидеть сиянье врат от рая и апостола Петра, коий держит в руках золотые ключи…. Только не дано человеку попасть туда, вот и дорога сокрыта топями, да и нечисти всякой води;тся там пруд пруди.
К 19 веку спокойнее стало в наших местах: набеги прекратились, заставы снесли, а потомки служивых взя;лись за соху. Уж тогда-то на топи ходили почти без страха: собирали ягоды и травы, а кузнец деревенский пропадал там целыми днями, в поисках болотной руды. Находились и те, кто искали великое древо: проберутся, бывало, к столетней сосне, залезут наверх да развесят уши. Правда, наверху довольно глухо: только сосны шумят да ветер холодный свистит.
Говорили на селе про Ваську кривого, дескать подростком отыскал он это древо, забрался на самый верх, услышал ангельское пенье и до того возликовал, что отпустил колючие ветки да и сорвался с дерева вниз. Только что снег глубокий спас его. От паденья он и окривел и всю жизнь вспоминал о пении, говорил он об этом в кабаках и на ярмарках, на деревенских посиделках и даже на собственной свадьбе, только ни кто не слушал в ту пору его.
А места за топями и правда стояли глуховатые: тёмный лес а рядом река. От того то и люди стекались туда лихие: то разбойники, то контрабандисты, то нечистые в делах купцы. Говорят, протоптали на топи целую дорогу, так что место сырое к двадцатому веку стало потихоньку сохнуть будто само.
В 1950х гг в южное Прикамье пришли гидростроители, они перекрыли Каму, построили город наречённый Чайковским, да закрыли большие пространства Камской водой. На месте топей образовалась стрелка: точка впадения в Каму Сайгатки - реки. На самой окраине стрелки, там, где лежало низкое место, люди приметили в ту пору небольшой затон. Место удобное и благое: прямо чтобы лодки держать да укрываться, если на Каме встают шторма. К 1964 году обосновался затоне лодочный кооператив. По берегам стояли железные ящики, где хранили моторы да лодочный скраб, а по глади затона, на якорях, качались мостки. К ним то и вязали лодки да уходили отсюда в Камские волны: кто на рыбалку, кто на охоту, а кто за грибами - в дальнюю тайгу.
У рыбаков в ту пору пошла молва: если на лодке выйти затемно, в определённые дни, проехать по водохранилищу и у чёрного леса заглушить мотор, можно услышать колокольный звон, идущий прямо из-под воды! В этом месте, ещё до перекрытия Камы, стояла деревня Вани, где ни то церковка, ни то часовенка с колокольней на сельской площади была. Перед затопленьем разобрали избы да перевезли на новое место, сейчас это район Заря-2, а церковь осталась, да так и скрылась в пучине речной.
Город, меж тем, разрастался: места в затоне не хватало и кооперативщики не редко бранились: кому и где на мосточке лодку пристало вязать. На стрелке, меж тем, поднялись гаражи, строили их своими силами кто и как умел. В 1976 г. Чайковский Исполком народных депутатов постановил: создать городскую лодочную базу «Маяк», да передал ей участок, площадью шесть гектар и открыл расчетный счёт в госбанке. А на стрелке, меж тем, вовсю кипела работа: рыли каналы да возводили гаражи. Напротив гаражей садили берёзы, рябины, осины, ивы да тополя. Делали спуски к воде и зимние места для лодок, чтобы не сломал их толстый лёд.
Рос «Маяк и мужал». Сегодня подобно синей птице, накрыл он крылом каналов всю оконечность стрелки, бывшую когда-то простором великих топей. Летними утрам здесь из соседнего парка слышится песень соловья, в небе летают чайки, кру;жит зоркий ястреб, а в камышах суетятся утята, бойко затеяв друг с дружкой возню. Иногда из Камского моря заплывают в каналы бобры. Ух и бранятся потом хозяева, находя у своих гаражей поваленное древо кое погрыз незваный гость.
Зеркало воды отражает кроны, старые сходни да пирсы–мостки. Изредка спокойствие места нарушает ворчанье лодочных моторов или смех окрестной детворы, что в тёплые летние месяцы приходит купаться на каналы со всех ближайших дворов.
«Маяк» - особое место – «уральская Венеция», куда не водят туристов, его не встретишь на сувенирах да открытках. Он остаётся особой жемчужиной в ожерелье садов и парков города Чайковский, незримой зелёной тайной, понятной только для «своих».