На площади Терро в Лионе

  Четвёртый год я, неисправимый ворчун Вагран Полотенцев, почувствовавший себя опекуном яблочного пирога разваливающейся семьи, бесплатно пользовался во Франции репутацией доверчивого недотёпы.
  Это не при каких обстоятельствах не меняло положения, в котором я бесследно затерялся, спасаясь от неподъёмных алиментов в Филадельфии - дело требующее сноровки в купе с пружинным напряжением и без того расшатанных нервов.
  Теперь, сидя напротив чемпиона по поднятию аморальных тяжестей Жака Рефрена в лионском кафе на площади Терро с видом на фонтан Бартольди, я с открытым ртом заворожённо внимал снадобью его исповеди.
  Бутылка-две креплёного Божеле и я наберусь сил, чтобы вспомнить, что Людовика XVI отправили на эшафот, а меня в пионерский лагерь.
  Конечно, глупо принимать всё, выдаваемое Рефреном, за чистую монету, но если платит он, я не возражаю. Ауто-да-фешник Жак был хорош - вылитая мать в опустошённый бокал.
  Его откровенные признания не шли строевым шагом в сравнение не с чем дотоле мной услышанным.
  Оказывается, в пятнадцать лет соседка-пенсионерка (эрудитка с высокой разрешающей способностью) подвергла его конфискации невинности, одновременно мастурбируя на скорую руку, когда президент Миттеран в 1989 году награждал Азнавура орденом Почётного легиона.
  И вдруг ни с того, ни с сего Жак принялся кокетничать и заигрывать со мной ногой под столом.
 Мне и в голову не приходило, что передо мной утончённая пластическим хирургом дама, ищущая спонсора для оплаты селиконовых вкраплений в дряхлеющее тело.