КамБэк. 1 глава

Мама всегда говорила:"Поплачь, поплачь - меньше пописаешь!" Будто бы это помогало!
Сейчас смешит - верно, но тогда заставляло плакать еще больше. Каждая неразделённая любовь. Каждая насмешка одноклассников. Каждая ошибка на уроке или движение не в такт на танцевальных занятиях. Я была самой настоящей плаксой. Хотя почему была? С того времени много чего изменилось, но не ранимое моё сердце. Впрочем, с каждым годом ноет оно всё реже. Реже, но сильнее во сто крат.

Буквы в слова собирать стало труднее. После перерыва в несколько лет, пожалуй, пальцы словно отказываются работать. Зачем я снова пишу? Похоже ли это на личный дневник? Едва ли. Пишу, чтобы вернуть разуму ясность, слову красоту, а эмоциям русло куда течь.
Хороший ли я человек? Не думаю.
Плохой ли? Вряд ли.
Попробую поразмышлять.

***

Вчера или позавчера, или в четверг - неважно - я плакала. Плакала снова и, глядя в зеркало, пыталась себя утешить.
"Милая, ты такая красивая, ты самая лучшая, посмотри на себя, посмотри на себя, ты достойна большего, ты найдешь то, что нужно, тебя найдут, обязательно найдут!"
Гладила себя по голове, вытирала слёзы, снова и снова чередуя эти действия.
К изумлению помогло.
Сегодня я в порядке. Весь это ленивый день я посвятила чтению Паланика, рефлексии, неосознанной медитации и просмотру фильма. Ах, да, еще наглаживанию себя по животу, бедную, в честь ****ой женской недели кровотечения. Так и назовём её - ЁЖНК.
Забавно.

***

Вернусь в детство. Какое-нибудь раннее.
Помню только как везут на санках зимой. Рано утром, в полярную ночь. Метель, шторм, снег везде - в глазах, ушах, носу, а главное даже во рту, который якобы защищен маминым шарфом. Я - маленький набитый синтепоном пупс, который даже пошевелиться не может, от того сколько на нем одежды. Зима. Холод. Мокрое от снега и слюнявого рта лицо. Тяжело дышать. Это север, детка.

Щелчок плёнки. Розовое детское одеяло на полу в большой комнате. Пытаюсь укутывать чёрного, как ночь, кота Стёпу. Он не сопротивляется. Напротив мама и бабушка в креслах перед телевизором. Большим ламповым. Какой-нибудь Леонид АркадИч вещает. Ковёр на полу, ковёр на стене, сервант, к стеклам которого нельзя прислониться, иначе мама убьет. Всё в ореховых и шоколадных тонах. Белый тюль и коричневые в тон комнаты шторы. Несколько картин. Мадонна, мадонна с малышом, и еще эта дама с отрубленной головой своего обольстителя. Придётся загуглить. Юдифь - имя опороченной.

Щелчок.
Снова зима и отчим ведет меня в спальню. Я впервые его вижу, но мне совсем не страшно. Я знаю, что сегодня какой-то праздник. На кухне мама и бабушка, на столе соя любимая жареная курочка, пюре и салат из огурцов и помидоров с майонезом. Божественно! Пир - не иначе! Отчим аккуратно говорит:"Послушай, мы с твоей мамой любим друг друга и я теперь буду жить с вами. Как ты будешь меня называть? Дядя Витя или папа?"
- Папа, - говорю я ни секунды не мешкая.

Больше я не помню ничего из того времени.
Не помню завтраков и ужинов. Прогулок или покупок. Поездок куда-то. Как я спала с бабушкой в своей комнате. Словно ничего этого не было.
Было только начало. Была Украина. Киев. Потом село. А потом маму разбудили рано утром и сказали что бабушка умерла.
Про село я расскажу позже. А про похороны.
Помню мало чего. Как мы спали втроем на диване в квартире дяди. Как его в тот же год посадили за сбыт дури. Как у могилы на кладбище мы с братом хихикали, когда бросали землю на крышку гроба. Дети. Нет, мне не стыдно. Мне просто хотелось бы помнить хотя бы что-то о ней. Но стёрлось всё до капли.

***

"Я крутой, меня не троньте, я в ботиночках ЛИМОНТИ" - такой был рекламный слоган каких то крутых ботинок в магазине в Мурманске. И отчим купил мне эти ботинки. И дублёнку купил, модную, джинсовую, с белой меховой подкладкой. И хорошо ведь жили. Ели сырники на завтрак, бутерброды с колбасой и сыром, а крабовое мясо "каждую неделю" до сих пор мой повод для гордости и тема для разговора о жизни на севере.

***

Щелчок.
Когда именно всё стало рушиться я не знаю.
Сначала я слушала за стеной родителей блаженные стоны от оргазмов, а потом они превратились в мольбы. Они больше не спали. Они пили и дрались. Иногда, казалось, что насмерть.
В один из дней на ручке кресла осталась кровь, в которую я вляпалась, и испугалась до жути. Спрашивать ничего не стала. Было страшно и непонятно.
В том же страхе, а с возрастом - протесте, я прожила несколько лет.
Пока не сорвалась из города. Лишь бы подальше от них и от этого ужаса.

***
Село.
Украинская глубинка. Дом с летней кухней, садом и огородом. Своя вишня. Отчим роет колодец и обливает меня из шланга холодной водой, от которой песок хрустит на зубах. Смешно и сыто. Режут огромного хряка для праздника. Знакомят с бесконечной чередой родственников и друзей. Речка. Тина по ногам. Выдры в камышах. Маленькая и голая бегаю под дождём. Не сама захотела - сказали так сделать. Сестра ночью облевала одеяло, его быстро промыли под водой и вернули, подсунув вонючим краем в мою сторону. Промолчала. Собирали с березы липкий клей и жевали как жвачку. У кого больше набьётся в рот, тот выиграл. Пасти гусей. Смотреть за коровами. Колоть орехи. Собирать цветы и плести венки. Было хорошо.
 
_______