Квазитехнология. гл 21. Мы вместе

Продолжение. Начало в  http://www.proza.ru/2020/04/01/1627

Человеческий ум устроен так, что он постоянно ищет какие-то выходы. Намечая мечту в виде сладкой нирваны, он стремится к ней. Вожделенно, неистово, мучительно  несчастный человечек жаждет перемен к лучшему. Он мечтает о деньгах ( золото, опять оно!) об обожании со стороны всяких разных субъектов и об абсолютном комфорте.
Старушка, сидящая с разбитым корытом  и мечтающая  о золотой рыбке – это эйдос всех несчастных, сирых и убогих.  Они трясут своими дырявыми корытами до изнеможения, постоянно манифестируя  свои несчастья и взывая к помощи. Некоторым из них, самым «умным»  удаётся превратить корыто в яхту. Но, как говорится, в сказке, и новая яхта становится источником мучений.  В ненасытном человеческом уме она снова трансформируется  в корыто.  Ум грезит супер-яхтой… Другой ум тоже грезит супер-яхтой… Умы перекрещиваются словно рапиры и «вновь начинается бой».  Бой до старости (медленного разрушения) или до погибели (мгновенного разрушения).  В игре других смыслов быть и не может. Один победил, другой проиграл.

Некие умные люди, понимая бесперспективность таких «игр», придумывают себе новую игру – «выход в неигровую зону». Эйдос  неигровой зоны – это райские кущи в их разных вариациях. От бестелесного света абсолюта  до милых  курчавых овечек, пасущихся на пастбищах.
Упоительные грёзы  несчастного умного  человечка, заточены  на одно заветное желание   выхода  из мучительного физического  бытия в некое высшее гармоничное совершенство, в блаженство полной и бесконечной радости.  Он носит на себе ненавистный скафандр тела, который просит еды, секса, тепла или  наоборот холода,  то есть полного и всепоглощающего комфорта, имманентного каждой  секунде бытия.

Обслуживание потребностей тела  сопряжено с мучительным положением раба, вынужденного постоянно зарабатывать деньги на то, чтобы тело получило хоть какое-то удовольствие от жизненного процесса потребления желаемого и выделения ненужного. Но муки человека обусловлены  не только  физическими  несовершенствами его тела. Тут дело не совсем  в теле. 

Главный источник человеческих мук – это ум.  Ум словно неутомимый предметный  грызун, чья миссия заключается в том, чтобы подтачивать фундамент любого совершенного идеалистического здания, рушить его и мучиться потом  на его обломках, мечтая о новом  совершенстве. Ум – это главный мучитель, это беспрерывный генератор маеты, тщеты, бессилия, опустошения, раздражения. 

Ум – словно палач  с секирой, разрубающий и кромсающий любое совершенство. Попробуйте удовлетворить его эмоциональную жадность, дайте ему всё, о чём он просит, откройте, наконец, перед ним двери рая. Но  этот вездесущий меланхолический, раздражённый критик найдёт даже самое крохотное облачко на райском небе.
 
Посадите умного человека в райские кущи, дайте ему ароматов райского сада, положите в тарелку манны небесной, окружите его нектарными  песнопениями, ублажайте, услаждайте его  слух, нюх и взор всеми возможными беспроблемными, нирванными  пассами. Насколько долго возможно удержать умного человека в таком зефирном мире?  На какой по счёту день такой приторной вечности человеческий ум взбунтуется? Вместо манной каши затребует сушёной воблы,  раздражённо оттолкнёт «ласкающую руку», хлопнет фантомной белой дверью и понесётся навстречу «поискам приключений»?

В сущности,  человеческая натура не в силах представить целостный образ рая. И почтенный йог, который грезит о полном растворении в абсолюте, должен отдавать себе отчёт в том, что  в этом процессе растворится и весь его ум. И, следовательно, нечему будет наслаждаться. Нет ума, нет оценки событиям, значит, и нет наслаждения.  Нет наслаждения, нет недовольства… Ничего нет!

Так что выбирать в качестве мечты жизнь без критика, всё равно, что  выбирать жизнь без ума. Тем более, что критик – это не просто брюзга, он  зачаток творца. Любой творец зачинается с критика. И если человек  хочет  избавиться от критика, то он  одновременно избавляется от творца!

В нирване или в раю  ничего не сотворишь. Там ведь всё идеально? Только воблы сушёной нет, сплошные золотые рыбки… Или там есть вобла? Вот уж воистину вопрос бытия – есть ли место  вонючей, сухой вобле в райском мире? В раю ведь должно быть всё? Если чего-то там нет, значит, это не рай, а место мук. И когда юные метафизики- эзотерики говорят с придыханием о гармоничном мире света и победе его над тьмой, отдают ли они себе отчёт в том, что они выбрасывают из нового бытия  света тысячи тонн сушёной воблы, а вместе с ней и тысячи тонн всего того, что не сияет, всего того, что имеет вид просто беленького или серенького? Ведь они отрекаются от  огромного  массив красок и чувств, тонов и полутонов в угоду фонарю неизвестного происхождения.

Победа света над тьмой – это всё та же игра в Чапаева. Белые шашки летят в чёрные, чёрные летят в белые… И так до полного уничтожения. Игра такая, «особенная» - основана на страхе смерти.

Страх смерти плюс жажда наслаждений - вот, воистину, гремучая смесь, что движет поступками людей. Хорошо устроились черти в этом мире, они владеют чертой, за которую путь персонажу запрещён. Они забирают твою душу на роль персонажа, они выписывают эту роль  в Игру с помощью  буковок-чёрточек,называя их микрострунами. И ты послушна им, ты исполняешь их прихоти,  а они, эти черти,  лишь орудие в руках главного чёрта – автора всего этого безумного игрового поля, игры в догонялки-отнималки-стрелялки- убивалки.

- Интересно, а какая я на самом деле? Какие тогда у меня будут черты лица  за чертой игры ? – так думала Мила, сидя в вагоне метропоезда, несущем её к дому Вильяма.
В голову лезли лишь заезженные образы западных кинозвёзд или мультяшных Мальвин с длинными волосами и огромными глазами. Глаза пытались зрачками захватить Милу в свой «космический» плен.
- Ты красивая, - шепнул ей на ухо, выходящий на очередной остановке парень.
Мила от неожиданного комплимента зарделась.
- Классная, клёвая, милашка, симпатяшка, королева, симпатюля, красотуля, - послышался ласковый и восхищённый шёпот со всех сторон.
Так  шелестят кроны деревьев от порыва ветра. Но какой ветер может быть в закрытом наглухо вагоне метро?  Хотя часть окон приоткрыта и из темноты подземелья  идёт специфический угольный запах. Это не ветер странствий, это обдув  от скоростного внедрения поезда  в неподвижность. Ты протыкаешь воздушную неподвижность, и она начинает шипеть  в ответ…  Мила прикрыла глаза, ощущая, как взгляды протыкают её насквозь, словно горячие жала насекомых, жаждущих капельки нектара.

- Гордая, неприступная, красивая, богиня, секси, амазонка…
Весь вагон словно бы ожил, десятками мужских глаз впился в Милу, ловя каждое её движение, каждый вдох.  Как это Мила сразу не обратила внимание на то, что в вагоне нет ни одной особы женского рода!  Ни единой юбочки, складочки, милой мордочки, никакого разбавления всей этой тестостероновой массы, что выпукло и масляно  выставила свои отрезки взглядов в изгибы её тел. Каждый квадратный сантиметр поверхности кожи словно бы прожигается  ими сквозь одежду. Нет, от  них не исходит угрозы силы, они напряжённо, но покорно ждут её личного выбора. И под их взглядами тело начинает потихоньку размягчаться в пластилин. И с этим надо немедленно что-то делать! Главное, никому из них не показать вида и выскочить внезапно на следующей станции.

Мила, сохраняя внешнюю безмятежность, напрягла тело для рывка. Как только  за окном поплыли кадры платформы и голос диктора объявил станцию, Мила вскочила с насиженного места в крике:
- Расступись! У меня бомба!

Биомасса вздыбилась судорожной  волной  растерянности. В её разрежении явственно обозначились открытые двери, в которые Мила буквально выпрыгнула разъярённой тигрицей.  А что ей оставалось делать?  Когда вы обнаруживаете себя в мире некоего автора, который объявил за вами охоту, есть ли у вас шанс вырваться из его лап? 

Сюжетные фантазии Вильгельма  обладали качеством и мощью, недоступными никаким допотопным ПЭЧам Вильяма. Вильгельм творил свою реальность мощно, грубо, пребывая одновременно во всех акторах  данного действа.
- Идёт охота на светоча, - услышала Мила слабый шёпот в своей голове.
Она, стараясь не привлекать внимания, довольно быстрым шагом пошла до платформы в сторону эскалатора.  Хотя как можно не привлечь внимания, будучи под прицелом разных глаз, которые сейчас суть  одного взгляда – автора игры?

- Идёт охота на волков, идёт охота, - услышала она гитарное бренчанье.
Музыкант сидел там, где ему не положено сидеть. Прямо на подступе к эскалатору.  Одетый в нарочито рваные лохмотья, которые открывали в дырках его смуглую, блестящую кожу, он пел, подражая Высоцкому. Голосок, правда, был слабоват.
- Тебе деньги нужны?  - спросила Мила. – У меня их нет. Только на такси. Пусти меня наверх.
-  Наши ноги и челюсти быстры, почему же, вожак, дай ответ, мы затравленно мчимся на выстрел и  не пробуем через запрет. Волк не может, не должен иначе, вот кончается время моё, тот, которому я предназначен,  улыбнулся и поднял ружьё, - продолжал гнусаво хрипеть парень.
Странно, что другие люди не стремились к проходу. Мила оглянулась в возникшую позади неё пустоту. Там стояли крепкие парни в камуфляжке с  беретами на голове, украшенными кокардами золотых  шестиконечных звезд.

- Гражданка, пройдёмте с нами, - сказали ей  один  из них, позвякивая наручниками в руках.
- Внимание, внимание! Всем пассажирам срочно покинуть станцию. Через пятнадцать минут начнётся сан.обработка, травля крыс, - звучный голос Левитана наполнил и без того пустую станцию.
- Повтори для женщин, - процедила сквозь зубы Мила в пустоту.
- В целях недопущения распространения заразы проводится срочная дезинфекция. Всем пассажирам покинуть станцию! – теперь это вещал женский голос «по заказу» Милы.
Весь этот нарратив пространства  сейчас был ожившей интерактивной мыслью автора игры, с которой Мила  могла коммуникатировать!
- Слабоват сюрр, - сказала она в пустоту. – Ты не гений.
- Гражданка, Ваши умственные запасы ограничены ровно как и физические, в Ваших интересах не подвергать критике действия властей, - ответил  он ей  ртом ближайшего конвоира.

Конвой повёл Милу к  торцевой стене станции  к двери с нарисованным очагом. Под очагом были скрещенные  кости. Сверху надпись – «не открывай, убьёт».
- У тебя ещё и проблемы с экспромтом, живёшь детскими страхами, - прошептала Мила.
Дверь в ответ скрипнула, заиграли аккомпанементом хрустальные молоточки  под тихий детский голосок:
- Шарманщик я. Ношу всегда с собой езде и всюду я смешную обезьянку. Она вам вытащит билетики с судьбой. Я ж заведу для вас свою шарманку.

Ближайший конвоир подтолкнул Милу к входному зеву двери:
- Вам вменяется пять часов заточения. Можете позвонить своему адвокату, обжаловать статью по угрозе совершения террористических действий.

Дверь хлопнула, и Милу обступила темнота. Впрочем, в темноте грезился слабый свет, намечались и простраивались скрещивающиеся коридоры подобные клеткам шахматной доски. Где-то слышался тихий разговор двух мужских голосов. Как будто в мире перевелись женщины, остались только мужчины. 
Голоса беседовали тихо, ровно настолько, чтобы возник интерес в том, чтобы расслушать отдельные слова. Закрытая снаружи дверь потрескивала слабыми зарядами тока, они пробегали крошечными молниями по периметру двери, на миг застывали и вспыхивали снова. Под ногами Милы был пробковый пол, пористый и вполне безопасный для ходьбы по нему. Стенки перекрещивающихся коридоров  не поднимались выше пояса, так что вся, расчерченная на квадраты плоскость хорошо просматривалась. В «каменном небе» восходило искусственное светило, похожее на многорожковую лампу.
Бормотание мужских голосов стало складываться в отдельные смысловые фразы.
- Я не знаю, стоит ли игра свеч, вернее светочей. Девчонка упрямая, может нам создать много сложностей.
- А что такого сложного она может создать? Я забираю её к себе, в шахматы, она побежит ко мне на всех парах, спасаясь от золотой смерти. Ты же,тем временем, создаёшь новую Чапаевскую платформу, и мы её активируем как дополнение к шахматному миру. Хотя, мы оба знаем, что эта платформа будет основной.Родив птенца, она выкормит заодно и кукушонка. Кукух снова будет главным.

Мила шла на два мужских голоса, которые казались ей одним, странно знакомым. Но в то же время и незнакомым. В голосе присутствовали  холодные, металлические нотки. Говорящие стояли в одном из квадратов, Мила видела их силуэты. Классический ракурс открывал ей два одинаковых лица, оба в профиль. Только вот головные уборы были разными.  Одну голову венчала папаха, другую корона.  Мила схватилась рукой за перегородку, которая под её пальцами мгновенно трансформировалась в крошку золотого песка. Она тихо ойкнула от неожиданности, оба лица повернулись к ней,  являя ей Мишу в двух воплощениях одновременно.

Мила инстинктивно  присела, за перегородку коридора, чтобы скрыться от взглядов. Лица вернулись в первоначальное положение и продолжили свой разговор о технических деталях будущих проектов. Мила сначала на полусогнутых, а потом, выпрямившись во весь рост, побежала обратно к запертой двери.
Дверь уже не искрила, она с тихим шипением превращалась в рассыпное золото. Процесс шёл медленно, но верно. Сквозь прорехи истончившегося полотна начинала проглядывать платформа станции. Мила, попыталась протиснуться в образовавшуюся дыру. Это получилось у неё не сразу, из ссадины на руке выступила кровь. 
Запах дезинфекции и отравы мутил голову. По всей платформе валялись вспоротые тушки крыс, вокруг которых растекались лужицы вишнёвой густой крови, часть тушек была на вид целыми, но со вспухшими животами.  На платформе не наблюдалось ни одного человека, но эскалатор гудел исправно. Зажав нос, Мила кинулась к спасительной движущейся лестницы, чтобы выбраться из подземелья. Эскалатор вознёс её наверх, к выходу.

 Мила выбежала из пустого вестибюля на улицу, в нервном порыве взвила руку, чтобы остановить первое попавшееся такси. Но этого можно было и не делать. Таксист  с шашечками на золотистом Мерседесе уже поджидал её.
- Вильям! – вскрикнула Мила с некоторым облегчением.
- Садись, Мила.
- Ты вовремя. О, и Игорь здесь.
- Мне пришлось переложить его на заднее сиденье, чтобы зря не терять драгоценного времени. Ты ведь ехала ко мне?
- Не совсем к тебе, мне нужна была машина.
- Ну, так, вот она, машина. И мы снова вместе.
- Да, мы вместе. Но только с кем мы вместе?

продолжение в http://proza.ru/2020/07/08/620