Веселый, грустный Чарли

Шли по городу три бравых морских пехотинца. Вальяжная походка, лихо сдвинутые на затылки черные береты, ладно подогнанная форма и не по уставному ослабленные, с надраенными до блеска пряжками поясными ремни - все говорило о том, что на флоте они отнюдь не новобранцы. А по два-три ряда сияющих на груди значков выдавали в них отличников боевой и политической подготовки.
И держали служивые путь в фотоателье, дабы украсить последние страницы своих дембельских альбомов цветными фотографиями на память о подходящей к концу срочной службы. Нетрудно догадаться, что одним из так красочно описанных персонажей был и ваш покорный слуга.
Ателье состояло из одной большущей комнаты, разделенной на две части свисающими от потолка тяжелыми шторами.
Двое из нас, сфотографировавшись, ждали третьего, сидящего перед объективом. Выглядывая из-за ширмы позади фотографа, мы корчили гримасы товарищу, стараясь его рассмешить. Он же стойко удерживал на своем лице выражение мужества и отваги, которое должно было соответствовать форме морского десантника. Но все наши безуспешные попытки добиться желаемого пресек ворчливый старый фотограф, поплотнее задвинув шторы.
Отвернувшись, я только сейчас заметил, что мы в комнате не одни. В дальнем углу, в ожидании очереди к фотографу, стояла молодая женщина. Перед собой она держала инвалидную коляску, с сидящей в ней девочкой, лет семи. Большущие удивленные глаза на бледном личике девочки пристально смотрели на меня. Одета она была в яркое красивое платьице с большущим белым воротником, на который спадали роскошные золотистые волосы.
Я подмигнул ей и улыбнулся. Некоторое время она продолжала смотреть на меня, не мигая. Затем застенчиво улыбнулась и, запрокинув голову, глянула на мать.
Тут появился наш товарищ, и мы стали перед зеркалом поправлять на себе одежду. В зеркальном отражении я снова поймал на себе взгляд девочки. И опять, подмигнув ей, улыбнулся. Она ответила уже более смелой улыбкой. Приведя себя в порядок, наша троица шумно покинула комнату.
... Как-то одним воскресным туманным дождливым днем, когда почти все начальство части отсутствовало, мы с другом решили махнуть в самоволку в город по своим дембельским делам. Договорившись ждать друг друга в условленное время и в условленном месте, разошлись.
И вот уже добрых минут сорок я стою позади закрытого киоска и, прячась от патруля и дождя, жду приятеля.
 - Слышь, матросик! Подойди, пожалуйста, - вывел меня из дремотного состояния чей-то голос.
Я не сразу сообразил, что обращаются ко мне. И даже огляделся по сторонам. Рядом никого не было. А в метрах десяти от меня, перед бескрайней лужей стоял мужчина средних лет в трико, футболке и комнатных тапочках. Мне, детине под метр девяносто да еще с широкой "лычкой" на погонах, обращение "матросик" явно не льстило. Но я все же подошел.
 - Будь другом, братишка! Помоги перетащить мебель в дом. Понимаешь, водитель торопится, мебель под дождем не оставишь, а я, как назло, не могу никого найти. И соседи все куда-то подевались... Поможешь?
Я по началу стал отказываться, путано объясняя незнакомцу о товарище, которого жду уже около часа, о незаконном пребывании здесь - за территорией части, о патруле... Но потом, видя его растерянность, согласился.
Пока я носил стулья на второй этаж, куда мне показал водитель, появился еще один помощник. И теперь они втроем, держа за углы диван, ждали меня. Я быстро подбежал, ухватился за свободный угол и от неожиданности чуть было не выпустил его из рук: четвертым носильщиком оказался... мой ротный старшина. На нем были спортивные брюки и тельняшка. Мы тупо уставились друг на друга. Но мгновенье спустя все как по команде подхватили диван и понесли его к подъезду.
Вот это номер! Вот так влип! Спотыкаясь, проталкивая по лабиринту подъезда то шифоньер, то стол, я мысленно проклинал друга за опоздание, незнакомца с его мебелью и, конечно, себя за излишнюю мягкость и хорошее воспитание!
Машина уехала. Мы со старшиной стоим в дверях квартиры в ожидании, когда хозяева придут к единому решению: куда что поставить? С самого начала нашей встречи старшина не проронил ни единого слова. Это больше всего меня и беспокоило. Чтобы понять, почему меня так взволновала встреча со старшиной, надо знать самого старшину! А это уже отдельная объемная тема.
Я лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Приходившие в голову варианты один за другим тут же отвергались как несостоятельные и неубедительные. В конце концов, не придумав ничего путного, я сдался  - будь что будет!
И тут открылась боковая дверь и в комнату въехала девочка на инвалидной коляске. Я сразу ее узнал. Это была та самая девочка из ателье. Только теперь одежда на ней была не такой яркой и праздничной а простой - домашней. Она поздоровалась с нами тихим голоском. И так же, как тогда, я ей подмигнул. Улыбка у меня, правда, на сей раз получилась вымученная, кислая. Она меня тоже узнала. Большие глаза ее еще больше округлились от удивления. Тем не менее она приблизилась ко мне и заговорила первой:
 - А я видела вашу фотографию на витрине ателье. Когда мы с мамой забирали свои...
Действительно, одну карточку у меня попросили оставить в ателье на недельку-другую для рекламы. Как съязвил мой друг, подслушав слова приемщицы: " У тебя фотогигиеническая морда". Позже я пожалел об этом, так как фотография  выгорела на солнце и стала бледноватой.
Чтобы переменить разговор, я спросил девочку о рисунках, висящих на стене. Она гордо сообщила, что это ее рисунки, и, если я хочу, может показать еще. И тут же, не дожидаясь ответа, удалилась обратно в свою комнатку.
Я был безмерно благодарен ей за то, что она спасла меня от тягостного молчания в обществе старшины. Хотя, как я успел заметить, при виде девочки у него лицо преобразилось - посветлело, подобрело... По всему видно, с этой семьей у него соседские дружеские отношения. И вдруг я был поражен неожиданным для себя открытием: за полтора года службы (полгода учебки в другой союзной республике) я и не подозревал что старшина умеет улыбаться приятной, располагающей к себе, широкой улыбкой!
Наконец общими усилиями мебель была расставлена и заняла свои места. Хозяйка пригласила нас к уже накрытому столу. Я, поблагодарив, стал отказываться, ссылаясь на то, что мне пора возвращаться в часть.
 - Что ты ломаешься, как цел..? Просят люди - иди! - зашипел у меня за спиной старшина. Я повиновался.
После первой стопки мое положение стало казаться не таким уж и безнадежным. Я уже мог более спокойно смотреть на угрожающе двигающиеся скулы старшины. Тут опять появилась девочка с альбомами по рисованию. Я стал машинально перелистывать страницы, хвалил рисунки, даже не вникая в суть нарисованного. Мать несколько раз просила дочь не мешать дяде кушать. Но я возразил: "Она мне ничуть не мешает. Наоборот. Так как я сам рисую, то мне все это интересно."
Леночка ( в ходе беседы мы познакомились) попросила меня что-нибудь нарисовать. Я оторвал полоску бумаги, сложил ее пополам. На одной половинке нарисовал фигурку Чарли Чаплина в разрисованными смокинге, шляпе-котелке, с тросточкой в руке.  Выражение лица его было грустным - уголки губ опущены вниз.
Оттиснув изображение на вторую половинку листка, изменил положение рук, ног и мимику. Теперь комик держал шляпу над головой, тросточку поднял вверх и согнул ногу. Губы наоборот -  кончиками вверх.
Намотав несколько раз на карандаш верхний листок, отчего он сам стал скручиваться вокруг карандаша. Придерживая нижний листок пальцами верхний листок с помощью карандаша то сворачивал, то распрямлял. При быстрой смене изображений фигурок картинка "оживала": Чарли Чаплин приподнимал шляпу, вертел тросточкой, притопывал ногой, грустил и улыбался.
Увидев такой "мультик", девочка радостно захлопала в ладошки и звонко рассмеялась. За столом мгновенно умолк разговор. Все смотрели в нашу сторону. Она тут же стала всем демонстрировать "живого человечка", при этом вся светилась от счастья, заражая всех своей восторженной улыбкой.
Потом она увлекла меня к себе, где мы рассматривали ее поделки из пластилина, картона и разноцветных лоскутков ткани. Ее крохотная комнатка походила на выставочный зал. Про каждую свою вещицу она рассказывала торопливо, по-детски - взахлеб.
Теперь мне уже действительно было интересно. В свою очередь, я нарисовал несколько рисунков- загадок, от которых она восторгалась не меньше, чем от Чаплина. У меня создалось такое ощущение, будто мы уже давным-давно знакомы. Она сидела рядом в каталке, обнимая одной рукой мою руку, а другой смешно жестикулировала, когда затруднялась подобрать нужное слово.
Когда мы со старшиной уже стояли у порога и прощались с хозяевами, Леночка спросила меня:
 - А вы еще придете к нам? Покажете еще что-нибудь?
 - Обязательно приду. Если командир отпустит, кивнул я на старшину.
Такой наглости с моей стороны он ну никак не ожидал! Даже после выпитых мною трех стопок водки. Но меня это почему- то не очень смущало. И даже по дороге в часть ( на всякий случай решил меня проводить) его угрозы "устроить мне дембель, который я запомню на всю жизнь", не повлияли на мое душевное состояние.
Вопреки моим ожиданиям, наказание за самоволку почему-то  опаздывало. Я это связал со словами старшины, сказанными по приходу в часть - не трепаться об этом в роте. Сказано - сделано!
И каково было мое удивление, когда неделю спустя он лично вручил мне внеочередные два увольнительных листка - на субботу и воскресенье. Не преминув при этом напомнить мне о главной цели увольнения и данное мной обещание.
Направляясь с товарищами в матросский клуб на дискотеку, я сказал, что мне надо зайти в одно место по делу. Ребята решили пойти со мной и подождать меня. Отговорить их мне не удалось.
Подходя к дому, я увидел свою знакомую во дворе в окружении сверстников. Леночка меня сразу заметила, весело помахала рукой и быстро поехала мне навстречу. Чувствуя себя неловко под насмешливыми взглядами сослуживцев, я скороговоркой извинился, что у меня сейчас нет времени, и пообещал прийти потом - позже. Она улыбаясь, согласно закивала головой. Прощаясь, еще раз помахала рукой, и я ушел с товарищами, по дороге отбиваясь от едких шуточных реплик в свой адрес.
Стоит ли говорить о том, что не пришел я к девочке ни в тот день, ни в следующий... Вспомнил я о своем обещании немного позже.
Как-то, зайдя в каптерку, я возмущенно поинтересовался у старшины: почему меня опять поставили в наряд дежурным по роте? Ведь я только на днях отдежурил.
 - А ты привыкай... С тобой это теперь будет часто происходить!
Он порылся в карманах, достал скомканный листок бумаги и бросил на стол:
 - Это тебе!
Я расправил бумажку и... почувствовал, как у меня начинают гореть уши и противно чесаться затылок. На мятом листке был нарисованный мною Чарли Чаплин. Нависла гнетущая тишина.
 - Вопросы есть?
У меня таковых не нашлось.
 - А теперь п-ш-шёл вон!
Стараясь скрыть смущение, я вышел из каптерки. В дверях меня догнал голос старшины:
 - Жалею, что тогда не посадил тебя на " губу".
Мне было очень стыдно. Жутко стыдно.
...Давно в прошлом остались годы службы в далеком морском городке: трудные и интересные, веселые и не очень. Многие события той поры сгладило время. Они стали размытыми, неясными, как в тумане. Только один эпизод четким контуром отпечатался в памяти. И щемящее чувство вины. Вины перед маленьким человечком, лишенным полноценного счастливого детства, радовавшегося тебе и жестоко обманутым тобой. Даже мысленная просьба к той девочке о прощении не приносит облегчения. И к своему стыду признаюсь: я не помню ее имени (вымышленное имя Ленка употребил для логики повествования).
Как-то, придя с работы, я застал своего шестилетнего сынишку сидящим за столиком. Он что-то увлеченно делал. С усердием, сопел и пыхтел. Увидев меня, радостно сообщил:
 - Пап, смотри, что нам в садике сделали.!
Я наклонился над ребенком. На столике лежала вдвое сложенная узкая полоска бумаги. Нижняя половинка была приклеена к картонке кусочками пластилина, а верхнюю он пальчиком то распрямлял, то отпускал.
... С бумажки меня, словно упрекая, приветствовал то веселый, то грустный Чарли Чаплин!