Читая Москва-Петушки Венедикта Ерофеева

«Москва-Петушки», видимо, тот самый случай, когда неискушенному литературой человеку прежде чем открыть эту книгу, следует изучить отзывы о ней с целью проникнуться ее атмосферой, по крайней мере, в части неоднозначности восприятия читателями этого произведения, интеллектуального и нравственного посыла, заложенного автором.

Говорю это на основе собственного опыта. Году так 1989 я впервые узнал о писателе Венедикте Ерофееве, услышал восторженные отзывы об этой книге, но на вопрос о чем она, получил обескураживающий ответ: «да, так, едет пьяненький мужичонка в электричке и рассуждает о жизни».

Согласитесь, не слишком вдохновляющая рецензия.

К тому же незадолго до этого я прочел нашумевшую тогда повесть «Невозвращенец» Александра Кабакова, нашел ее чрезвычайно дурной, торопыжно провел неуместную аналогию с Ерофеевым, дескать, ну вот  еще одного обиженного советской властью «писателя» вынесло наверх мутной волной перестройки, и не предпринял поэтому необходимых мер для ее прочтения. Дальше меня (со всей страной) закрутило, понесло, стало не до чтения, и собственно, только в году так 2010 я выкроил время и прочитал «Москва-Петушки». 

Что бы правильно оценить эту книгу, надо обязательно представлять время, когда она была написана – конец 60-х, начало 70-х годов прошлого века. Волею судьбы, примерно тогда же мне случилось попасть в больницу и проваляться в отдельном боксе целый месяц. Чтобы помочь мне справиться с невыносимой скукой, родственники снабжали меня книгами (читать я любил, и книги буквально глотал).

По понятным причинам книги из домашней и публичной библиотеки в больницу приносить было нельзя, поэтому родителям пришлось покупать их в книжном магазине и приносить мне для прочтения с последующей утилизацией. Таким образом, волею случая мне пришлось достаточно подробно ознакомиться с содержимым провинциального книжного магазина середины 70-х годов прошлого века в части прозы.

Насколько я помню, присутствовали три направления: производственная тема, представленная в основном книгами областных издательств, военная тематика (отнюдь не «лейтенантская проза», а скорее книги «достоинство которых было прямо пропорционально количеству пущенных под откос фашистских эшелонов»), произведения о революции и становлении советской власти.

Можно ли было представить себе издание книги «Москва-Петушки» в 60-70 годы прошлого века? Могли ли мои родители случайно купить ее магазине и принести мне, подростку, вместо производственного романа о рыбодобыче и рыбопереработке? Безусловно нет.

Мало того, что «Москва-Петушки» совершенно не вписывалась в тогдашний официозный «мейнстрим» по лексическому набору, непочтительностью к советско-партийной идеологии, так еще и главным героем этого произведения был заурядный «маленький человек», «нетипичный» спивающийся интеллигент, растерявшийся, отчаянно непонимающий и бесконечно далекий от власти, ее производных и проявлений о нем, кроме как получения какой-нибудь неприятности или обременения. И в этом одновременно и сладость и трагизм В. Ерофеева и этой книги: с одной стороны автор был абсолютно свободен в своем творчестве, поскольку публикация этому произведению явно «не грозила», никто не стоял над ним с дубиной-договором и требовал листажа, но, выкладывая на бумагу свою душу, разве он не осознавал, что книга его вряд ли увидит свет в ближайшем будущем! И увидит ли вообще.

Я не имею в виду "тамиздат", поскольку издаться на Западе было хуже, чем не издаться вообще: через "железный занавес" таможни и погранслужбы легче было провезти порнографию, чем идеологически вредную печатную продукцию. А внутри СССР этот человек автоматически получал клеймо антисоветчика, отщепенца, идеологического диверсанта и пр., что отрезало даже гипотетическую возможность издаться внутри страны. Причем иногда это было совершенно несправедливо как по отношению к произведению, так и к писателю.

Парадоксально, но ИМХО напиши Ерофеев эту книгу сейчас, он опять-таки вряд ли смог издать ее, но уже по другой причине. Текст этот – явно некоммерческий и народ, несущий традиционно «с ярмарки милорда глупого, а не Белинского и Гоголя», с точки зрения современных издателей вряд ли обеспечил этой книге коммерческих успех. Так что судьба была все же благосклонна к Венечке, сохранила для нас его книгу и дала возможность ей увидеть свет в тот короткий период, когда хорошие тексты шагнули в общество из ящиков письменных столов, а коммерческий успех еще не стал давлеющим фактором в литературном процессе. 

Если анализировать «Москва-Петушки» с точки зрения формального построения, то книгу, условно можно разделить на две части: первая часть - написанный отличным слогом бытовой гротеск, вторая часть – гротеск «антисоветский» почти сразу переходящий в откровенную мистику.

ИМХО если первая часть написана просто блестяще, с юмором и, и как было сказано выше с гротеском, но все же в духе традиционного русского реализма, то вторая (мистическая) часть, честно говоря, вызвала у меня недоумение.

Начинает даже казаться, что «градус» повествования прямо пропорционален количеству потребленного главным героем спиртного: вначале добродушно-юморное-лирически/сентиментальное изложение заканчивается «белой горячкой» с галлюцинациями-видениями всякой чертовщины.

Некоторые исследователи творчества Ерофеева утверждают, что в "Москва-Петушки" прослеживаются постмодернистские тенденции. Не знаю, может они и правы, во всяком случае лично мне показалось, что под четверкой вонзившей шило в горло главного героя автор подразумевал персонажей булгаковского «Мастера и Маргариты» во главе с Воландом.

Приятно в этой книге еще и то, что в ней отсутствует пещерный, эдакий патологический антикоммунизм/антисоветизм. Отношение к власти и партии у Венички такое стремно-снисходительное, власть для него вещь в себе, он даже Кремль в Москве найти не может.

Это выгодно отличает эту книгу от некоторых других. Почитаешь такие, мама дорогая, главный герой сиречь автор-то оказывается при «совке» и диссидентом был и с КГБ боролся, и вообще, он из дворян. А поскоблишь такого чуть посильнее - конформист конформистом, да еще с душком стукача при более детальном исследовании.

Безусловно, было бы слишком смело заявлять, что в данной книге автор отразил душу русского человека, показал его внутренний мир. В какой-то мере ИМХО, он действительно коснулся этой темы, например, совершенно точно отразил незлобивость и отходчивость русского характера, блестящими абзацами:

«– Я вас понимаю, да. Я все могу понять, если захочу простить… У меня душа, как у троянского коня пузо, многое вместит. Я все прощу, если захочу понять. А я понимаю: …вы просто хотите компота и белого хлеба. Но у меня на лавочке вы не находите ни того, ни другого. И вы просто вынуждены пить хотя бы то, что вы находите – взамен того, чего бы вы хотели.

– Но довольно слез. Я если захочу понять, то все вмещу. У меня не голова, а дом терпимости. Если вы хотите – я могу угостить еще. Вы уже по 50 грамм выпили – я могу налить еще по 50 грамм…»

На самом деле мне кажется, что эта книга о человеческом одиночестве, которое каждый человек ощущает, но ощущает по-разному, и хочется спросить многие ли из нас могут ощущать свое одиночество в этом мире, как ощущал его Ерофеев?

«И если я когда нибудь умру – а я очень скоро умру, я знаю – умру, так и не приняв этого мира, постигнув его вблизи и издали, снаружи и изнутри, но не приняв, – умру и он меня спросит: «хорошо ли тебе было ТАМ? Плохо ли тебе было?» – я буду молчать, опущу глаза и буду молчать, и эта немота знакома всем, кто знает исход многодневного и тяжелого похмелья. Ибо жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? И затмение души тоже? Мы все как бы пьяны, только каждый по своему, один выпил больше, другой – меньше. И на кого как действует: один смеется в глаза этому миру, а другой плачет на груди этого мира. Одного уже вытошнило, и ему хорошо, а другого только еще начинает тошнить. А я – что я? Я много вкусил, а никакого действия, я даже ни разу как следует не рассмеялся, и меня не стошнило ни разу. Я, вкусивший в этом мире столько, что теряю счет и последовательность, – я трезвее всех в этом мире; на меня просто туго действует… «Почему же ты молчишь?» – спросит меня господь, весь в синих молниях. Ну, что я ему отвечу? Так и буду: молчать, молчать…»

Нет уже давно социализма, спиртным торгуют практически круглосуточно, и никто не потребует ни от кого графика выполнения соцобязательств. Теперь, как говорится, хоть залейся любой водкой по цене трех-четырех буханок хлеба (когда такое было!). Так что Веничка Ерофеев канул в Лету вместе со своей «кубанской»? 

По-моему, ничуть не канул. Веничка и сейчас «живее всех живых» и даже слово в  «великом и могучем» для него специальное появилось: НИЩЕБРОД – производное от НИЩЕта, БРОДяга, да и колоБРОД, как мне кажется, поучаствовал.

И последнее.  Конечно, «Москва-Петушки» - вечная книга, и религиозность в ней присутствует, и задуматься есть над чем, и язык отличный и много еще других достоинств, но на самом деле, чем больше читаешь ее, тем сильнее хочется, что лучше бы Веничка добрался до своего сына, привез ему орехов и конфет и буква «ю» прозвучала в конце книги совсем в другом контексте.