20-31 мая

20 мая

Первая страница нового дневника и жизнь с чистого листа! Наконец-то. Больше никаких сектантских книжек, никаких ритуалов, никаких испытаний, никаких криков, никаких смертей и никаких новых проклятий. НИ-КА-КИХ. Только я, полумаска, лютня и шляпа. Может быть, моё решение было не самым взвешенным, но зато я могу быть уверен, что теперь не буду видеть в своих снах новые кошмары. Давно не ощущал такой радости, нужно было спасти себя раньше.
Спустя полдня пути сумел попросить остановиться проезжавшую мимо повозку. Мужик сказал, что к следующей ночи доберемся до деревни. Побеги я на своих других, то оказался б там раньше, но я совсем не понимаю, зачем нужно торопиться, если за тридцать с лишним лет мое тело никак не изменилось. Теперь я смогу наконец рассмотреть те виды, которые мы с Сэмом пропустили, потому что все они сливались в единую разноцветную кляксу.

Итак, такого поворота событий ничто не предвещало. Я подбирал песню, которую недавно услышал (так и не доподбирал), а Сэм читал колдовскую книжку, которую позавчера выменял у нашего нового знакомого. В какой-то момент он попросил меня подойти, я выполнил его просьбу, книга была открыта на описании снятия венца безбрачия. Ритуал заключался в том, чтобы окропить лицо проклятого человека кровью так, чтобы капли обязательно попали на глаза, зубы и брови, а потом сказать какую-то белиберду. Сэм попросил меня это сделать и протянул мне флягу с его кровью, но я отказался. Вот чего ради? В чем смех раз за разом просить меня о каких-то действиях, уже заранее зная, что я не стану этого делать? Последнее время мне начинает казаться, что он не издевается, а реально плевал на себя. Проводить всю эту туфту над другими, когда не веришь в успех ни одной из начатых затей, вечно твердить о том, что мы не должны оставлять свидетелей, а потом желать подвергнуть опасности самого себя — вот он чуткий и проницательный ум проверенного годами знахаря. На мой отказ Сэм принялся говорить всякие грубости, очевидно, что он шутил, и самой правильной реакцией было бы пошутить в ответ, однако настроения дурачиться совсем не было. Не так давно Сэм наживую резал только что проклятого человека, я поил его кроличьей кровью, и мы смотрели, как его органы насыщались цветом, еще через пару дней мне пришлось убить охотника, потому что тот увидел Сэма вонзившего зубы в белку. Этому дураку хоть бы хны: «убили — забыли, другого выбора не было», — но другой выбор был. Каждый раз, когда мы делали зло, у нас была возможность поступить иначе, просто никто из нас не захотел остановиться хотя бы на пару мгновений, чтобы её увидеть. Такие рассуждения неприятны, но правда остаётся правдой, независимо от того хотят её принимать или предпочитают игнорировать. Мы сами выбрали пути убийц, неважно ради чего. Ради пропитания, ради безопасности, ради врачевания, ради того, чтобы докопаться до истины, ради освобождения, ради... я могу выдумать сотню другую причин, но ни одна не сможет оправдать того, кто отобрал жизнь у другого человека. А в нашем случае — у других людей. Вместо того, чтобы раскаяться, мы сделали это снова, и снова... Судя по всему, из нас двоих подобные мысли мучают только меня. Я молча выслушал хохмы Сэма и вернулся к своему делу, он спросил, что со мной, я не стал врать и сказал, что тревожно мне за то, что мы делали на этой неделе. Естественно, в ответ я услышал оправдания. Меня даже больше взбесили не его слова, а то, насколько спокойно он их произносит, как будто это такая же обыденность, как и солнце, встающее по утрам. Мы рассорились, он собирался уйти скорее всего в направлении питейной, но я остановил его и высказал все, чем я испачкал не один предыдущий дневник. Сказал и про бессердечность, и про лицемерие, и про высокомерие, сделать это оказалось куда легче, чем я представлял. Что странно, так это то, что Сэм не перебил меня, не стал перечислять мои пороки в ответ, даже оправдываться не стал. Он просто спросил, что я хочу делать дальше, а я ответил, что не хочу впредь иметь с ним общих дел. Это был наш последний разговор. Мы поделили деньги и слюну единорогов, а потом Сэм ушел, оставив меня думать, в какое место мне отправиться завтра (сегодня).
Так долго жили как братья, а в итоге пришло все к этому... Я надеюсь только, что когда-нибудь он поймет. Быть может это случится, когда его колба со слюной навсегда опустеет, и он не сможет обрекать других на несчастья, возможно, тогда он сможет оглянуться и увидеть все, что мы натворили.

23 мая
Вот и остался я с деньгами, которых хватит только на кружку вина. Дай Бог, чтобы мне удалось отбить. Публика здесь невероятная. Слишком много из заработанного я потратил на празднование такой удачи, но ничего страшного, отобьюсь, потому что завтра меня пожелали услышать снова.

25 мая

Рано я радовался. Вчера во время моей игры один из пьяниц начал предъявлять мне претензии по поводу маски. Коротко, он хотел, чтобы я ее снял, а я отказывал, из-за чего эта жирная мразь на меня набросилась. Если бы не успел убежать, то лютне пришли б кранты. Не понимаю, куда теперь направляюсь. Из таверны я рванул к лесу, бежал, как ошпаренный, и теперь немного заблудился. Вроде как нашлась достаточно широкая тропа, главное — не прийти по ней обра (прим.: слово так и не было закончено, кончик последней буквы чрезмерно длинный, тянется кверху, почти перечеркивая собой верхнюю строку)

31 мая

Вышел из леса в какую-то деревню, сижу под солнцем, напившись воды, и отдыхаю. Последнюю запись не дописал, потому что услышал крики и захотел помочь. Я побежал на звук, увидел повозку, бандюг, которые угрожали троим мужчинам... Господи, я такой дурак! Нужно было затаиться и что-то придумать, но нет, решил возомнить себя героем и кинуться на грабителя, который приставил нож к горлу одного из этих путешествующих бедолаг. Мы повалились на землю, я успел разбить ему нос, какой-то из его дружков воткнул мне нож в спину и вскрикнул, после чего нас разняли. А дальше истории не выйдет, потому что как всегда бывает, когда я попадаю в какое-то дерьмо: я потерял сознание. Эти сукины дети забрали всё: деньги, шляпу, маску, — даже крестик срезали. Но это пустое, настоящее чудо в том, что я, хоть грязный и нищий, хоть и сижу прямо на земле весь облитый колодезной водой, хоть и похож сейчас больше на какого-то отшельника, нежели на менестреля, но всё-таки живой. У этих бандитов было достаточно причин усерднее позаботиться о моей смерти, не было бы ничего удивительного, пожелай они меня четвертовать или что-то вроде. Для них я возник из воздуха, из моих ран не шла кровь, да и клыки наверняка приметил кто-то из них. Забавно, но, наверное, от расправы меня спасла именно слабость, ибо как можно считать страшной демонической сущностью того, кто практически сразу после начала боя грохнулся в обморок?
Очнулся я со следами от ножа на шее, животе, напоминала о себе и дыра в спине. Прав был Сэм, когда говорил, что слюна мне понадобится до того, как я доберусь до ближайшего единорожьего леса. Склянка с ней валялась неподалеку, к счастью, у меня получилось дотянуться. До сих пор не могу поверить. Они не проткнули мне легкие, склянка не разбилась, я очнулся раньше, чем меня с другими жертвами нашли дикие животные в конце концов! Думается, что это знак свыше. Знак того, что мне дали шанс искупить все свои грехи. Оправдываю я его пока неважно. Но какое действие правильно? Я не могу не пить кровь, я пробовал, но к чему это привело. Эти запахи, которые стали преследовать меня после проклятья, которые ждут меня везде, где есть хоть одно живое существо, они сводят с ума, с ними невозможно бороться. Я не раз убедился, что они забирают все человеческое в том, кто пытается их игнорировать, и таким образом черпают свою силу, чтобы в определенный момент превратить осмелившегося им противиться в зверя. Смог бы самый честный праведник выдержать подобное испытание или также как я заклеймил бы себя убийцей? Несколько лет проведенных в монастыре не научили меня тому, как можно выиграть войну с искушениями. Единственное, что я могу — не пить кровь людей, заменять ее той, что течет в жилах животных, раззадоривать этим человеческие запахи, сопротивляться им и утешать себя тем, что я совершаю меньший грех, чем мог бы. И самое паршивое здесь, что даже не считайся питие животной крови злом, я бы все равно остался грешником, и фляжка одного из тех мертвых путешественников, которую я наполнил его кровью — одно из наиболее невинных тому подтверждений. Ладно, лучше не думать об этом. Моя лютня осталась со мной, похоже, что бандиты пошли в другую сторону, позволив ей дождаться своего хозяина. А раз у музыканта есть инструмент, то и деньги лишь дело времени.