Лучший день рождения!

ВМЕСТО   ПРЕДИСЛОВИЯ.

Сколько уж раз принималась я за написание собственных мемуаров, после того, как на глаза попалась чья-то написанная с авторитетной интонацией фраза: «Всякий, кто начинает писать прозаические тексты, обычно начинает с собственных воспоминаний, чаще детских». И это вполне объяснимо – ведь это единственное, в знании чего мы абсолютно уверены, и что прожили в буквальном смысле изнутри. Правда, оглянувшись на прошлое русской литературы, заметила, что русские классики этого правила вовсе не придерживались, зато современные следуют ему почти без исключений. Анализ собственной тяги к перу показал, что, осмелившись приступить к прозаическим текстам в далекой юности, до сих пор не написала ничего похожего на мемуары - почему? Конечно, многие из тех текстов не дожили до сегодняшнего дня: Кто мог предположить в далекие девяностые, что в будущем только сам автор будет решать, какой из своих текстов отдать на суд читателей, а какой оставить в сундуке или вовсе уничтожить, повторив акт Гоголевского отчаяния. И никакой воли главного редактора! Но среди несохранившихся текстов, я помню точно, мемуаров всё равно не было. Первые тексты вообще свалились на меня сами, словно без моего участия. То есть, роль моя была скромной: записать текст, который диктовала сидящая внутри настойчивая сущность. А сущность эта, понятное дело, детства моего не знала, да и вряд ли хотела знать. Следующие очерки, наброски и рассказы я писала сама, соблазнившись обманчивой легкостью, которой дразнила меня эта особа. Поэтому мысль о написании мемуаров поселилась в моей голове прочным маячком. Но всё заканчивалось неудачей и убиралось в сундук или уничтожалось. Я почти нажила себе антимемуарный комплекс и диагноз «фобии прошлого», пока не приняла волевое решение: уничтожить проблему на корню – взять и написать хоть что-то похожее на мемуары. Не полные, а так, пунктирные, чтобы не пугать сразу ленивое бессознательное. И лейтмотив как раз удачно подвернулся – пришел очередной день рождения, а с ним -  и патологически любимая привычка анализировать прошлое. И я написала текст.

Но беда в том, что он мне категорически не нравился. Не то чтобы я могла отнести себя к нарративным нарциссам, я вообще редко перечитываю собственные тексты – проще написать новый - но даже на стадии корректуры, он вызывал у меня эстетические страдания. И я никак не могла с ним совладать. Все попытки придать тексту художественного обаяния не приводили ни к чему, кроме сомнений: есть ли смысл считать текст, который не нравится даже автору, текстом. Подумав, решила что есть. У каждого, регулярно создающего осмысленные тексты, раньше или позже возникает потребность написать свой автобиографический текст. Зачем? Мало кому, кроме него самого и пары родственников и друзей, он будет интересен, если только автор к моменту написания не поднялся на вершину славы. Тогда у него много читателей, и его автобиография обретает сакральную ценность. Но если автор пока топчется у подножия Олимпа или вовсе пишет для себя, таких сейчас, на удивление, много - время к ним благосклонно, то именно так и будет. Но даже, они в той или иной, форме пишут свой автобиографический текст. Зачем? И я поняла. Это необходимо как некий обряд писательской инициации, только пройдя который, автор становится свободным от авторской субъективности и получает негласное право писать о чем-то и ком-то другом, кроме самого себя. Становится настоящим писателем. Обретает свободу. Особую писательскую индульгенцию смотреть на мир глазами других людей и рассказывать увиденное в текстах под собственным именем. Даже если его мнение с мнением героев совпадать не будет. Право отказываться от своих моральных принципов в периоды погружённости в пучину писательского вдохновения навсегда. Вот и ко мне пришла такая потребность: пройти инициацию и получить индульгенцию, чтобы собственное прошлое было навсегда отчуждено от меня, пишущей в настоящем, и не заслонял его собой. Поэтому текст тоже подлежал отчуждению, хотя его художественную привлекательность реанимировать так и не удалось. Что ж отчуждаемое прошлое, наверное, и должно быть похожим на покойника, наряженного и подкрашенного румянами, чтобы не совсем уж пугать собравшихся поглазеть. Но труп, даже облагороженный и украшенный, никогда не будет выглядеть привлекательно, как живое естество. Обряды инициации для глаз наблюдателя всегда явление, скорее, наводящее ужас, нежели привлекательное. Поэтому я зажмурилась - и, поставив художественную точку, отпустила собственное прошлое как текст. Ловите.

Почти все пишущие в определенном возрасте чувствуют потребность в подобие мемуаров. Может, чтобы оставить после себя хоть что-то, оправдывающее собственную жизнь или чтобы самим наконец понять, ради чего всё это было, посмотрев на себя и свои сюжеты со стороны. Зарисовать свое прошлое, чтобы его голос в голове наконец-то замолчал. Чтобы пойти в будущее с легким сердцем. Это как медитация для очищения ума, как девятая симфония, подводящая итоги.
 
I.

Приближался мой очередной День рождения. Дети всегда точно знают, как должен выглядеть их идеальный день рождения. Какие должны быть подарки и сколько – разбуди их даже среди ночи таким вопросом. Но каждый новый день рождения кажется уносит нашу память вместе со списком желаний. И к каждому новому дню рождения мы все меньше и меньше знаем о том, какой он - наш идеальный личный праздник, и о каком подарке мы мечтаем.
Дети редко оригинальны в своих желаниях. Обычно они мечтают коллективно. Чтобы такой же лего-набор, как у Макса, или такую же куклу-робота, как у Маши-Пети из детского сада. Детское коллективное бессознательное - это было бы волнующей темой для будущего исследования, если бы вторым именем бессознательного не было «Реклама». А волшебство здесь только в том, что в детстве оно пантеистично-коллективное и никогда не индивидуальное.
Хотя, как и при любом исследовании, включающем экспериментальную базу, обработанную методом сплошной выборки, в итоговый срез обязательно коварно прокрадывается пара-тройка исключений. В науке на этот счет давно заготовлена дежурная фраза: « Обнаруженные исключения никоим образом не нарушают доказываемое правило. Скорее, наоборот, подтверждают его устойчивость». И молодые, да и не только молодые, исследователи беззастенчиво эксплуатируют подаренную кем-то из предшественников соломинку, ставя жирную точку в наблюдениях. И только единицы осмеливаются признать эксперимент неудачным, а собственную гипотезу недоказанной. И ...принимаются за тщательный анализ этой пары исключений. Они-то и открывают обычно законы, по которым живут все остальные, «правильные» герои экспериментов, не подозревающие об этом. Исключения в настоящем становятся правилом в будущем.

А вспомнила я об этом благодаря сыну. Оглянувшись на детские мечты моих детей, увидела весёлую картинку, как мы с их отцом трепетно всматриваемся в леговские сюжеты на коробках: «Вот, про какой набор сын говорил! Берём! Смотри! Вот, еще интересный полицейский участок и та знаменитая красная кружка полицейского! Надо подарить на следующий праздник!» А потом мы шли в отдел радиоуправляемых моделей, и муж забывал свой возраст и хотел всё! То, что в минималистичном советском детстве он пытался собрать сам по схемам из журналов для радиолюбителей, уже летало, ездило, прыгало и вращалось, переливаясь сочными цветами пластика. Но я в таких местах голову не теряла, с трудом представляя, какая часть души должна приходить в движение от того, что камуфляжный монстр забрался-таки на злорадно выстроенную преграду. И это спасало наше время, да и кошельки. Зато, когда мы выбирали подарки для дочки, папа недоумевал по каждому поводу: «Зачем столько разных штучек? Как можно играть со всем этим одновременно и не забыть, что это у тебя есть? Я бы сошел с ума!» Зато я сходила с ума от восторга, что всё, о чем в детстве я не смела даже мечтать, имеется в свободном доступе и всё это можно унести домой, чтобы купать, кормить, пеленать, катать в колясках и на роликах всевозможных пупсов и кукол. А в чувство меня привела, на удивление, не муж, а дочка: она была абсолютно равнодушна к девчачьим забавам, отказываясь играть с куклами, строить домики и плести фенечки. Всему этому она предпочитала то, что само летало, ездило, прыгало и вращалось, переливаясь сочными цветами пластика. Также ее манили наборы юного химика, физика и других любящих риск исследователей. Да, еще пресловутый гончарный круг. Поэтому все карамельно-розовое, подаренное любящими родственниками, измазывалось смесями для изготовления мыльных пузырей, лизунов и взрывающихся шариков по самосочиненным рецептам. Обои в дочкиной комнате мы просто решили не менять, пока она сама не заметит их цвет и он перестанет её устраивать.

Но всё это – классический пример детского бессознательного. А теорию исключений я вспомнила благодаря другому сыну, которому, пока он был маленьким, мы тоже дарили лего, книги, железные дороги и прочие атрибуты детского мифотворчества. Потом сын подрос, и подарки логично стало предварять вопросом: «А что бы тебе хотелось получить на день рождения?» Однако такой естественный для большинства детей вопрос ставил его в тупик. На наводящие расспросы, в шутку и даже с применением родительской шантажирующей интонации, он год за годом неизменно отвечал: «Не знаю». А чтобы мы не обижались – он всегда чувствовал, что мы-таки обижаемся - жалея нас, успокаивал: «Ну, мне просто надо подумать». Мы давали время, а потом снова спрашивали, подгоняемые календарными условностями. Но сын по-прежнему ничего не хотел. К этому мы были не готовы, успокаивая себя, что он просто не научился выбирать.

А потом, когда ему было лет девять или десять, он попросил подарить ему остров. Отец забеспокоился. «Это плохой признак, - говорил он. - Наверное, ему плохо, его что-то беспокоит, и ты должна что-то предпринять!» Муж был барометром детского психологического комфорта в нашей семье и бдительно следил, правильно ли мы с бабушкой воспитываем наших детей. Обычно, я внимательно прислушивалась к его словам, разбирала ситуацию, прочитывала гору книг по детской и родительской психологии и меняла своё поведение. Но в этот раз отчего-то была уверена, что с сыном всё в порядке. Просто он другой. Оказалось, он всерьёз продумывает план создания независимой, полностью экологически безопасной модели человеческого проживания. Его так потрясло состояние нашей планеты, что он решил что-то изменить.

Тут же вспомнила, как непредусмотрительно вдохновенно рассказывала ему об устройстве нашей галактики, о рождении и смерти звёзд. Сколько крупноформатных книг-энциклопедий с заманчивыми, красочными фотографиями перекочевало из книжных магазинов на наши полки. Все эти темы с детства завораживали меня саму. Но где была моя родительская ответственность?! Когда становишься родителем, детство надо забыть и смотреть на всё совсем под другим углом зрения, чтобы к неутолимой печали познания ребенок пристрастился сам, по собственной дороге опыта, а не судил о мире по родительскому конспекту. Естественным продолжением наших бесед с сыном на околокосмические темы стал его вопрос: «А когда Солнце погаснет, что будет с Солнечной системой?» Я - за науку. Я - за правду. Но где грань научных знаний и ненаучной мечты, которая только вглядывается в предстоящий земной путь? Где заканчиваются родительские права и родительские обязанности. Где заканчиваются наши знания о нас. И где заканчиваемся мы сами? Наверное, где-то в этих координатах лежало начало его экологического проекта.

Следом вспомнился еще один случай. Мы отдыхали тогда на море, всей семьёй. Было здорово спускаться с горы к морю прохладным утром. Но как же тяжело и невыносимо было подниматься в отель на вершину горы в южный полдень! Старший сын, которому было семь, очень страдал и шел перебежками от одной кружевной тени дерева до другой, сердясь на растущие вокруг кипарисы. Они с отцом регулярно устраивали  бег наперегонки до ближайшего дерева. Я спокойно отношусь к погоде и люблю жару, поэтому мы с младшим, которому было тогда четыре, не спеша, в одном темпе поднимались по горной дороге. Но я, как правильная мать, не упускала детей из виду ни на минуту, даже если они были далеко. Есть в материнском арсенале такое умение, которое даруется женщине вместе с рождённым малышом. И хотя в данной ситуации сын был ближе некуда – я крепко держала его за руку - этим материнским чутьем я следила за ним далеко за пределами южного склона. Мне казалось, он был не здесь, а где-то очень далеко. Он спокойно шёл, неизменно напевая тихо какую-то мелодию собственного сочинения, и никогда ничего не говорил. Ни о чем не спрашивал, не просил посмотреть, как обычно делают дети. И вот однажды, когда мы в очередной раз возвращались с моря жарким полднем, он, словно почувствовал моё внимание. Почувствовал, что я сейчас в том же мире, где и он, и что со мной можно поговорить – я услышу. Он поднял на меня глаза и спросил: «Мама, а как ты думаешь, когда мы наступаем на травку, ей больно?» И мне в очередной раз предстояло решать сложнейший родительский вопрос: кто я и что я знаю об этом мире. Пришлось снова расписаться в человеческой несостоятельности и беспринципности. Я сказала, что у растений нет нервных окончаний, чтобы воспринять боль. Но, что на самом деле чувствует в этот момент трава, точно судить мы пока не можем. Наш исследовательский инструмент несовершенен. Какой вариант сын выбрал тогда за ориентир – стало ясно только спустя пять лет. Дети всегда выбирают один вариант, даже если им предлагаешь несколько. Но я всё равно упорно предлагаю выбор, а не ту версию, в которую верю сама. Здесь для меня наступают родительские обязанности. В конце концов, выбор варианта – это всего лишь вопрос веры и больше ничего. На остальное у человека пока недостаточно фактов.

Сделав тогда свой выбор, сын встал на сторону Природы. Он с серьезным видом описывал устройство будущих солнечных батарей на своем острове. А когда я осторожно заметила, что солнца в наших северных широтах в принципе очень мало и порой может не хватить даже на то, чтобы вскипятить чайник к завтраку, сын, не смутившись, уточнил, что солнечные батареи будут использоваться наряду с ветряными мельницами. А чайник можно и на костре вскипятить. Мои аргументы иссякли: чего-чего, а уж ветра вокруг было достаточно. Помня опасения мужа, я осторожно спросила: «А не грустно ли ему будет одному на острове без нас?» На что, удивившись, он ответил, что вовсе не собирается быть там один, а построит мост для всех желающих. Пришлось начать взрослый разговор о возникающих в связи с этим многоаспектых юридических тонкостях. Потом каждый вечер сын затевал расспросы про то, как устроено государство и что в нем можно, а что нельзя. Было грустно разрушать детские мечты – это давалось мне непросто - но я не люблю иллюзий и всегда предпочитаю знать факты, поэтому решила не ограждать сына от правды жизни и рассказать всё, как есть. К тому же, он давно изучал принципы существования древнеегипетского государства, находя в них для себя плюсы и минусы. Так что иллюзий к тому моменту у него почти не осталось. Он постоянно решал для себя какие-то вопросы, что-то обсуждал с самим собой, находил ответы, не посвящая никого в свои размышления, лишь напевая вслух мелодии собственного сочинения. Вот только тема подарков как у всех оставалась ему неподвластной.

Всё-таки остров в наших краях это не самое удачное вложение капитала, хотя и доступное. Поэтому мы с сыном решили, что когда он подрастет, и если его интерес к экопоселению не угаснет, он сможет воспользоваться папиной землёй, которую тот купил очень давно под влиянием маниловской мечты о фермерстве. Но с гусями и кукурузой как-то не сложилось, а земля осталась. Тогда сын стал мечтать о настоящем экскаваторе и вертолетах-самолетах. Просто автомобили его отчего-то вовсе не интересовали. Пришлось сделать очередную прививку реальности: лететь совсем уж, когда хочешь и куда заблагорассудится, не получится. Потребуется корочка и запросы-разрешения. Это сыну не понравилось и мечты о самолетах тоже как-то растаяли.
 
Потом сын увлекся программированием и стал создавать свои виртуальные миры сам. И сегодня в воплощении мечты его ограничивает только недостаток знаний, но это всегда восполнимо. Конечно, теперь он мечтает о хорошей компьютерной технике. И я бы рада ему купить всё, что он хочет – это же не самолет, в самом деле, но домашние категорически против. А всё дело в том, что, ловко жонглируя языками программирования, сын беспомощно невезуч в диалоге с железом. У него ломается всё, к чему он прикасается. Поэтому техника ему выдается на время, которое она может выжить рядом с ним. Сын с негативным мнением категорически не согласен. У него много лет был убедительный аргумент – его планшет, подаренный папой еще в детском саду. Я начала агитировать домашних, потрясая действующим планшетом, и почти их убедила, но вечером того же дня сын по какой-то нелепости умудрился вымыть руки вместе с планшетом. Теперь в него можно выпускать настоящих вуалехвостов. А о новом компьютере придется забыть. Нет в жизни гармонии. Когда превозносишь идею, забывая о форме, она всегда мстит, напоминая о себе. Но сын не унывает. Он вообще оптимист. Он научился работать над своими проектами и на стареньком ноутбуке, который зверски перегревается и переходит в режим самоотключения, чтобы не сдохнуть, каждые два часа его энергозатратного компилирования; на малюсеньком, морально-укоряющем смартфоне и даже на листочках в клеточку, если вся техника от него уже устала на сегодня и отвернулась. Ему давно выдан кнопочный телефон, чтобы было по чему поддерживать связь, ведь программировать на нем невозможно. Но сын его даже не включает: «А зачем? - спрашивает он. - Когда захочу позвонить, тогда и включу?» «А вдруг кто-то захочет тебе что-то сказать или просто услышать твой голос?» – хочется мне спросить. Но я не спрашиваю. Я помню про мосты на необитаемый остров. Наверное, муж в чем-то прав, и я допустила много ошибок в воспитании. Жизнь покажет. А пока я просто открыла для него счет в банке и кладу туда каждый день рождения по одному кирпичику для его будущего эко-дома. Почти как у Джанни Родари. Жаль только, что для счастья дядюшки Тыквы к приносимым кирпичам потребовалось еще и овощное восстание. Сын же абсолютный пацифист.

Не знаю, показателен ли пример моих детей, но с годами и у старшего сына напрочь исчезли заказы на подарки ко дню рождения. А он из тех, кто всегда знает чего хочет здесь и сейчас, разбуди его хоть ночью. Конечно, я всегда что-то придумываю, чтобы приготовить небольшой сюрприз из тех вещей, которые, я уверена, их порадует. Но не перестаю задумываться: почему так? У всех ли подростков такое мировосприятие? Это тенденция поколения вседоступности или последствия индивидуальной психологической травмы? Конечно, это шутка, но факт остается фактом. Младшие взахлеб перечисляют желания уже на следующий день после прошедшего праздника, пишут списки на следующую дату, чтобы самим не забыть – так много у них желанного, сложно удержать в голове! А старшие всё больше молчат. Почему? Может, просто потому, что всегда покупала им всё, что они просили, если это укладывалось в наш семейный кодекс полезного и интересного, независимо от календарной даты. Мои родители делали также. Поэтому я никогда ничего не просила – не было необходимости. Только под Новый год у Деда Мороза. Потому что только он мог дать то, что не могли дать родители, и не мог никто из людей. Только у Деда Мороза можно было попросить настоящих подарков, которые не купишь в магазине, но которые самые дорогие и желанные. Поэтому Новый год – до сих пор мой самый любимый праздник. Волшебный, сверхчеловеческий. Когда была маленькой, просила для близких здоровья и вечной жизни, и чтобы всё оставалось таким же прекрасным, как сейчас. Наверное, я просто ошибалась адресатом, но церковь была для меня тогда отдельным загадочным местом, живущим по своим загадочным законам. Как интересная игра со сложными правилами, в которую играют только посвященные и тебя туда почему-то не берут.

А вот в родительской семье мужа, наоборот, ритуал подарков ко Дню рождения принято было свято соблюдать. Этого дня ждали, заказывали подарки и в предвкушении просыпались праздничным утром. Однажды, когда мы уже поженились, случилась забавная история. Мы были в гостях у родителей мужа, и как-то к слову он заметил, что на обратном пути ему нужно купить новые домашние тапочки. Свекровь хитро прищурилась, сияя от удовольствия, и сказала, что она как раз купила ему чудесные тапочки ко Дню рождения. До дня рождения было еще больше полугода. Она эмоционально рассказывала, как и в каком магазине их увидела, как обрадовалась, что был подходящий размер, и что не раздумывая взяла их для подарка. Она даже взяла табурет и достала с верхней полки шкафа припрятанный от случайных глаз подарок и гордо продемонстрировала его присутствующим. «Примерь!» - протянула она тапочки сыну. Тапочки были, и правда, отличные и сидели как влитые. Повезло тебе, не придется ходить по магазинам и мерить. Муж страшно не любил выбирать что-то для себя и обычно, перемерив несколько вещей, уходил ни с чем. Но свекровь, посмотрев на меня сурово, скомандовала: «Снимай! Полюбовался и будет! Жди праздника». Муж послушно вернул тапочки. «Сурово! – подумала я про себя, но промолчала, - мама мужа – это святое». На пути домой мы зашли в магазин и купили ему новые тапочки, не такие красивые, как подарочные. Но не ждать же еще полгода!

Не могу судить, повлияла ли семейная традиция на отношение мужа к подаркам или это его индивидуальные черты, но выбрать для него подарок – тоже настоящая проблема, как и для наших подростков. К сожалению, я не обладаю терпением и вдохновением на изобретение подарков для близких. Это моё слабое место. Но даже когда удается заметить, о чем муж мечтает, и найти это для него, он радуется, бережно упаковывает подарок и... не пользуется. У меня так бывает, когда даритель ошибся и вещь мне на самом деле вовсе не нужна, а выбросить или передарить неловко. Но у него другие мотивы. Он привык ждать особого случая, когда уже будет можно. Мне так и не удалось влюбить его в настоящее. Детские впечатления и привычки чрезвычайно живучи. Даже когда нам кажется, что близкий человек обделяет себя, обкрадывает, глядя на мир сквозь детские шоры, изменить это почти невозможно. Каждый носит своё детство в маленьком нагрудном кармашке и никогда про него не забывает.

II.

Мой самый счастливый День рождения случился, когда мне исполнилось пять лет. Помню этот солнечный летний день, как сейчас! У меня было очень счастливое детство, потому что в те времена в черте города еще были такие места, где можно было жить в доме, окруженном настоящим лесом, иметь собственный двор с воротами, палисадник с цветами и настоящий огород. А трамвай из-за леса было совсем не слышно. Просыпалась я рано, но в тот день меня еще и разбудили – так не терпелось родителям меня поздравить. Позвали во двор. Я спустилась по скрипучим ступенькам со второго этажа через веранду и вышла на крыльцо. На лавочке стояла большая плетёная корзина, покрытая сверху белым хлопковым платком, какие обычно носила моя прабабушка, а рядом стоял отец. Когда я подошла к корзинке вплотную, он с сияющей улыбкой отогнул край платка, и я увидела на дне корзины три пушистых комочка: серый белый и черный. «Это кролики! – торжественно произнес папа. – С днем рождения, доченька!» От восторга я забыла обо всём на свете и протянула руки, чтобы погладить крольчат и вытащить их поближе. Есть дети, которые довольствуются аквариумными рыбками или канарейками, некоторые с замиранием сердца следят за жизнью лягушек или игуан через стенки террариума. Но я, как большинство детей, любила контактных зверьков, которых можно погладить, обнять и крепко прижать к себе. И несмотря на то, что в доме нашем попеременно жили и рыбки в огромных аквариумах, и хомячки, крутившие ночь напролёт беговое кольцо, и собаки, я навсегда осталась котоманом. Потому что ни одна собака не сможет превратить дистанцию между собой и хозяином в иллюзию. А кошка - может. Крольчата очень напоминали маленьких котят. Я схватила серого крольчонка за мягкие бока, как обычно брала котят, и вытащила его из корзинки. Но когда я попыталась прижать его к себе, мощные задние лапы больно  полоснули меня когтями. На помощь пришел отец. Он взял кролика за уши, и тот безвольно повис в отцовских руках, как загипнотизированный. «Кроликов носят только так», – терпеливо объяснил мне отец. «А им разве не больно?» – моё сердце сжалось тогда от сочувствия. «Нет! Им больно и страшно, когда их берут за туловище». Я поверила и быстро овладела техникой перемещения длинноухих. А правда ли что им так больше нравится или всё-таки они мечтают, чтобы их вообще никто не брал в руки я так и не узнала. Кролики, как и травка, не умеют говорить человеческим языком.

Кроме трех крольчат мне, конечно, подарили и какие-то игрушки, которые я совсем не запомнила, и жизнерадостное красное платьице. Его я запомнила, потому что в нашей семье было не принято дарить  одежду – ее просто покупали и не считали подарком. А мне вообще почти не покупали одежду. Мама шила и вязала ее сама. Это было здорово. Даже повзрослев, не могла носить покупные вещи с конвейера. Привыкла носить уникальное, своё. Поэтому долгое время шила и вязала на маминых машинах себе сама. Отучилась лишь, когда вышла замуж. Мужу почему-то очень нравилось выбирать и покупать мне «тряпочки», как я их называла. А мне так хотелось радовать его, что я соглашалась. Мой дом всегда полон новых тканей и ниток разных мастей для вязания. И хотя муж давно сказал, что скоро я совсем перестану шить и вязать, купить – проще, я всё еще надеюсь, что настанет день, и я снова вернусь к любимому хобби. Может, на пенсии в кресле-качалке под торшером. Поэтому не избавляюсь от накопленного богатства. А то красное платьишко было так не похоже на всё, что обычно шила мама. Она терпеть не могла яркие цвета, рюшики и шелковые ткани. А мне этого так не хватало! Коллективное девчачье бессознательное шептало, что со мной что-то не так, если я отличаюсь от девочек в саду. Но мама не дала ему шанса. Воспитывая у моего бессознательного безупречный вкус к цветам и фасонам. Но вместо него осталась лишь привычка отличаться и полное спокойствие на этот счет. То красное платье я почти не носила, хотя и вижу его глазами памяти, как сейчас. Мне было всего пять, и к выбору одежды я еще не подходила сознательно, надевая выданное мамой. А маме платье не нравилось. Почему она его тогда купила – до сих пор загадка. Может, для раскрашивания исчезающих воспоминаний?

Третьим подарком, который запомнился в тот день, были маленькие деревянные счеты. Это были абсолютнно настоящие счеты, только в четыре раза меньше тех, что стояли в большинстве магазинов. Мама серьезно сказала, что скоро мне предстоит пойти в школу, и пора учиться считать. Учиться считать я вовсе не хотела. Впрочем, как и читать тоже. К счастью, во времена моего детства было вовсе не обязательно приходить в школу читающим, поэтому впереди у меня была пара лет, свободных от букваря. Наверное, счеты это чрезвычайно полезный предмет, но я до сих пор так и не научилась ими пользоваться. Моя мама очень любила покупать полезные развивающие игрушки. Она, видимо, искренне считала, что таким образом делает вклад в мое интеллектуальное развитие. Мама была убеждена, что ребенок должен быть умным – это главное. Она часто приносила из «Детского мира» пластиковые фигуры, соединенные веревочками и шариками, и назидательно говорила, что по инструкции вот эту пластинку нужно каким-то образом просунуть вот в эту прорезь. На мой вопрос: «Зачем?» Она невозмутимо отвечала: «Это такая интересная игра!» Я была послушным ребенком, но такие игры меня нисколько не вдохновляли. «А почему нельзя просто перерезать эту веревочку?» – не унималась я, в ожидании, что у мамы закончится терпение, и я смогу забросить эту бессмысленную игру под диван. «Ты что? Ни в коем случае!» - округляла мама в ужасе глаза. «Ты просто маленькая и ничего не понимаешь – это специальная игра такая». С тех пор я терпеть не могу всяких головоломок, ребусов и задач на смекалку, которые не дают практического результата и не улучшают мое настоящее. Берусь только за то, что смогу воплотить в жизнь. Никаких утопий. К счастью терпения у мамы почти не было. Я это быстро поняла и просто пережидала десять минут, пока мама не забывала о купленном тренажере для ума. Про счеты она забыла на следующий день. Думаю, она и сама-то не умела ими пользоваться: торговлю и бухгалтерию она считала низким ремеслом. А я, спустя пару дней, перевернула счеты колесиками вниз и, привязав к краю веревочку, с удовольствием катала в этих веселых санях любимых пупсиков. Увидев такое безобразие, мама рассердилась и несколько минут читала лекцию на тему моего нежелания учиться. Пришлось обрезать веревочку, так как привязывала я ее на два узла – надежно, навсегда, на доброе дело перевозки пассажиров. А так как я была настойчива и практична: счеты мне понравились своей функциональностью, способностью развивать необходимую скорость и маневренностью на поворотах за счет множества колес, то, выждав пару недель, я привязала новую веревочку и даже сделала крышу от воображаемого дождя из куска меха. Пупсики были счастливы.

Но вот считать на счетах я не умею до сих пор. Даже несмотря на то, что стала бухгалтером. И учили меня этому искусству несколько раз по моей же просьбе. Видимо, с того дня рождения это превратилось  в строку планов, которая беспокоит в ожидании жирной галочки «Исполнено». Я вспомнила об этом даже когда вышла замуж, каясь, что до сих пор не умею пользоваться счетами. Муж, который каким-то волшебным образом знал и умел всё, о чем его ни спросишь, с удовольствием принялся рассказывать, как это делается. Но, то ли память меня подвела, то ли каждый раз срабатывала незримая самозащита, обучившись, на следующий день я абсолютно ничего не помнила. А спрашивать еще раз было как-то неудобно: вдруг я и правда, как пугала мама, просто глупая и не понимаю, как это здорово уметь: считать на счетах.

Память у меня, и правда, всегда была очень плохой. Точнее, не то что бы плохой, а очень выборочной. Я запоминала только то, что было окрашено для меня эмоционально. Не важно: позитивно или негативно, главное – окрашено. Нейтральные факты, имена, особенно цифры, вовсе не держались в моей голове. До сих пор удивляюсь своим пятеркам: то, что другим давалось совсем легко, требовало от меня неимоверных усилий. Мысли всё время утекали в сторону моих интересов и не желали удерживаться на плаву учебного материала. Чужие истины просто не держались у меня в голове. Если бы я была мальчиком, наверное, давно бы бросила гнаться за поездом знаний и занялась бы чем-то более увлекательным внутри собственного мира. Мальчики всегда решительнее. Но я была девочкой. Когда муж, медалист и дважды краснодипломник, вслух вспоминал годы учебы, я узнала, что, оказывается, можно было совсем не готовиться к устным предметам, а просто внимательно слушать учителя на уроке и всё запоминать. А учебники по точным предметам прорешивать заранее, летом, от скуки. Мне же, чтобы удержать в голове факты, приходилось вникать в личность автора формулы, чтобы понять, что он за человек и почему занимался именно этой проблемой и пришел именно к этому выводу. Я , словно проживала за короткий миг всю его жизнь, проходила весь его научный, да и житейский, путь.Так я могла связать все постулаты теории с личностью автора и ответить на любой вопрос учителя по его концепции. Самым простым и любимым делом было отвечать на вопросы по теориям авторов, которые мне импонировали своим подходом к жизни. Но, к сожалению, таких в школьном курсе было немного. А учиться так легко, как мой муж, я бы всё равно не смогла, да и не хотела бы, наверное. Потому что тогда с какой-то частью себя просто никогда бы не встретилась. На уроках я слушала только тогда, когда было действительно что-то интересное для меня. Во всех остальных случаях – слегка присутствовала, думая о своём.

Мне казалось, я хорошо изображаю прилежную ученицу, отлично учусь и обеспечена надежным алиби. И была потрясена, когда, спустя год после окончания школы, обнаружила, что моя конспирация была давно раскрыта. И раскрыта учителем, которого я считала профессионально несостоятельным, не владеющим знанием собственного предмета - английского - вовсе. Пока во всех кабинетах шли пирушки по поводу юбилея школы, я всматривалась в окно, стоя на лестнице между этажами, и пыталась разглядеть в нём себя-школьницу. «А ты по-прежнему как обычно мечтаешь и смотришь в окно. Совсем не изменилась! – ласково обратилась ко мне бывшая учительница английского. Она отчего-то всегда относилась ко мне с особой теплотой. Было удивительно. Может быть, моя школьная учительница сама знала толк в мечтах и поэтому так и не выучила язык. Но к моему отсутствию в реальности урока относилась с пониманием. Как знать. Зато теперь, когда мои дети жалуются на то, что какой-то урок им неинтересен, а учитель беспардонно читает учебник, я не имею однозначного ответа: как быть? Где грань между тем, что твой интерес в данный момент расходятся с необходимостью слушать про природу Австралии или ты действительно не уважаешь преподавателя за формальное отношение к своей работе. Это вопрос доверия. К собственному ребенку. Обычно мы разбираем каждую конкретную ситуацию, и дети сами принимают решение: посещать урок или сдать предмет экстерном. Сама я очень любила школу. В коллективе, где все в меру своих способностей погружены в ментальный процесс, так легко думается о своём!

Был на эту тему в моей жизни ещё и комичный случай. На последнем курсе Университета нам читали лекции по «Методике преподавания в школе». Читали такие курсы обычно школьные учителя. Несмотря на то, что я уже знала, что преподавать не собираюсь – это не моё вовсе - относилась к предмету с уважением. Но курс по преподаванию русского языка, как назло, читала очень правильная, но очень скучная тетенька. Она напоминала задорную пионерку в беретике. Бодро диктовала – пишем: «На уроках русского языка можно применить следующие обучающие методики, двоеточие...» Было забавно, так как до этого я была твёрдо убеждена, что существует много психологических методик определения типа каждого твоего ученика-слушателя и только одна методика преподавания предмета – чтобы всем типам было интересно и понятно то, что ты пытаешься до них донести. А вот как сделать, чтобы донести – и должна учить «Методика преподавания». Поэтому на этом университетском курсе я скучала, не зная, что можно вытянуть полезного из этих часов, кроме как смотреть в окно и думать о своем. Но намётанный учительский глаз лектора раскусил мои планы в два счета. Несмотря на то, что лекция была поточная, и в аудитории сидело порядка семидесяти человек, она прервала занятие и настоятельно потребовала, чтобы я, сидящая на последней парте огромной аудитории, сейчас же прекратила смотреть в окно, и в будущем смотрела только на неё. Я, пятикурсница, думала, что ослышалась. Но она повторила свое требование, пока я не повернула голову в ее сторону. Что было дальше, честно говоря, помню плохо – память-то никудышная на преходящие мелочи, но пятерку по предмету я получила, вуз закончила, преподавать чистосердечно отказалась и не один раз. Но узнала о себе главное: другой человек – Вселенная, которая и есть самое важное и интересное в нашей жизни, поэтому никто и ничто не сможет меня заставить приближаться к Вселенной, к которой я равнодушна. С моей-то плохой памятью, я все равно тут же забуду о её существовании.

Кролики наши в то лето расплодились неимоверно, как и положено кроликам. Того серого крольчонка папа предложил назвать Павликом. Я согласилась – папа для всех придумывал имена. В гараже папе пришлось срочно строить множество клеток из пихтовых досок и рабицы. Думал ли он о таком будущем, когда ездил на рынок за подарком? – я почему-то не спрашивала. Зимой клетки не отапливались, и мы забирали крольчат в дом. Они смешно грелись у печки, а потом разбегались по второму этажу, оставляя за собой след из черных горошков. Из пуха бабушка вязала мне варежки и носки. Но мех был очень нежным и быстро изнашивался. А к весне с кроликами нужно было что-то делать – в клетки они не помещались. Тогда папа позвал на помощь тестя – маминого папу, моего дедушку - чтобы совершить черное дело и сварить на обед крольчатину. Меня оберегали от вида процесса, но я и сквозь стены дома ощущала тревожную, беспокойную энергию, которая еще несколько дней витала по двору, особенно над чурбаном, на котором обычно кололи щепу для розжига печки. Дедушка и папа даже ругались друг с другом и сердились от беспомощности. Оказалось, такое обычное для сельского жителя действие, не подвластно горожанам. А может, они были людьми другого склада. Наверное, папа просто не мог убивать тех, кому сам давал имена. Потом кролики куда-то исчезли. Наверное, папа отвез их к своей маме, бабе Шуре, в пригород, где у нее был дом и много всякой своей живности.

Так однажды, вернувшись от бабы Шуры, папа привез для меня коробку, полную цыплят. Они были крохотные, ярко-желтые и пищащие. Папа любил меня радовать. Цыплятам тоже пришлось строить клетки, закупать корм и выгуливать. Мне нравилось наблюдать, как они растут, превращаясь в непропорционально-долговязых подростков в белых рясах. Зато сразу было видно, кто из них девочка, а кто – мальчик: по размеру гребешка и красной бородке. На одной из улиц я нашла тропу огромных сочных муравьев. В большую аптечную бутылку из-под микстуры я положила немного сахара, растворенного в воде и оставила на муравьином шоссе. Когда мой коварный план срабатывал, и бутылочка наполнялась сладкоежками-муравьями, я закрывала её крышкой и бежала угощать своих кудахчущих питомцев. Я клала бутылку боком, открывала крышку, и цыплята наперебой клевали сладких насекомых. Позже подросших цыплят увезли обратно бабе Шуре, так как делать из них заготовки для супа было некому. Папа привозил мне друзей, а не еду.

Два раза папа возвращался от бабы Шуры с котятами. Один раз с двумя котятами-братиками. Они так и жили у нас парочкой. Папа назвал их Серунчик и Пеструнчик. Но я тогда была еще совсем маленькой и не ценила всей радости обладания котами.
А потом папа привез пушистого черного котенка с белыми манишкой и животиком. Мы назвали его Черныш. Это было восхитительное создание. Я могла целый день ходить за ним следом, чтобы просто наблюдать, не мешая, как тщательно и методично вылизывает он каждый сантиметр своей черной шкурки, как умилительно углаживает носик и щёчки, как ловит на полу солнечных зайчиков, рожденных большим зеркалом. Только прабабушка невзлюбила Черныша, потому что была у него непреодолимая слабость – метить территорию, и не где-нибудь, а под печкой. Этого прабабушка снести никак не могла. Всегда поджидала его с веником или ухватом у «выхода». Я часто помогала Чернышу выскользнуть незамеченным, отвлекая прабабушку разговорами. Он пулей вылетал из-под печки и ловко выскакивал в сени, потом во двор – только его и видели.

Почти полвека прошло, а значит, почти с полусотню дней рождений было отпраздновано. Но тот, с кроликами, самый любимый! Почему некоторые дни рождения запоминаются, а некоторые – нет, ведь это всегда особенный, насыщенный эмоциями день? На это у моей избирательной памяти нет ответа. Придётся её пощекотать в угоду затеянному самонаблюдению.

III.

День рождения часто ассоциируется с цветами. Но не для меня - я не большая поклонница цветов. Точнее, их антипоклонница. Знаю, это совсем не по-женски. Но так сложилось. Может, от того, что выросла рядом с лесом и лугами. И меня окружали неброские, но такие трогательные цветы: колокольчики, ромашки, часики, васильки, мышиный горошек, лютики, дикие гвоздики, цикорий, мать-и-мачеха. Каждый бутон, каждый листочек у них разный, неповторимый. А яркие пластиковые букеты из цветочных салонов наводят на грустные размышления: зачем вкладывать столько труда в то, что выглядит дежурным и преходящим.
Я научилась не срывать цветы. Зачем? Они же рядом – они везде, они раскрывают свои сердца утром и закрывают на закате. А может, растениям ещё и больно? Когда ставишь в воду полевые цветы, они продолжают жить по природным часам. А салонные цветы даже не догадываются о цветочных биоритмах и по ночам пугают своей дьявольской бессонницей. Пришлось долго отговаривать мужа дарить цветы. Через переходный этап – цветы в горшках. Но когда место на подоконниках закончилось, он смирился с участью негалантного. В городе цветы – это только индустрия и ни капли чувства.

К тому же была в моей жизни одна цветочная история, которая навсегда сгубила для меня прелесть цветочных ассоциаций, хотя и была настояна на гипертрофированных эмоциях. Эта история началась, когда я училась на втором курсе университета. В один солнечный осенний день, проверяя почтовый ящик - настоящий металлический, а не электронный, да, еще были такие времена - я обнаружила красивый конверт с портретом кошечки, на котором было выведено: «От Вашего поклонника». А внутри лежало письмо в одно предложение: « Я думаю о Вас». Наверное, каждая юная особа, а мне было тогда девятнадцать, мечтает получить подобное послание. В нем было всё, что необходимо для таких случаев: романтичность; красивый набор слов; соблюдение правил орфографии и пунктуации (всё-таки я училась на филфаке и мне сложно избавиться от въевшейся привычки автоматически проверять грамотность); продуманный дизайн конверта; момент неожиданности и, конечно, тайна! Кто он? Откуда меня знает? И почему думает именно обо мне? В девятнадцать лет поклонников у всех хватает, но такой поклонник – мечта любой девочки, пока она не встретится с ним в реальности. Мне повезло, и мой поклонник материализовался не сразу. Это были времена лихих девяностых, поэтому близкие всерьёз переживали за меня. Все знакомые мужского пола благородно провожали домой без всякой просьбы, лишь от одного факта присутствия неотступно следовавшего за мной мужского силуэта. Стоит признаться, что меня саму ситуации совсем не пугала – я вообще была из смелых девушек, чего не скажешь о провожавших меня спутниках. Каждый из них вёл себя в этой небудничной ситуации по-своему. А я смогла так много узнать о своих друзьях, да и вообще о мужской психологии. Это были захватывающие и почти детективные дни! Но в интригу начала вплетаться тревога, как раз из-за цветов. А именно после того, как на квартирном звонке в подъезде я стала находить подвешенную за бутон розу. Каждое утро. Чтобы сохранить тайну, поклонник, видимо, приходил заранее. Отчего повешенная роза, иного эпитета и не подберешь, увядала и напоминала о казни декабристов. Тему декабризма я очень любила и поэтому к поклоннику, обидевшему моих кумиров, начала испытывать негативные чувства. Рассказ о нашей встрече в реальности – пожалуй, повод для другого рассказа. Но повешенные розы, несмотря на мои просьбы, появлялись на звонке нашей квартиры, пока я не покинула родной город навсегда. И даже уехав, я долго вздрагивала при виде роз. Теперь они ассоциировались с чувствами маниакальными, а не романтическими. А любимая мной естественность осталась в далёких полях детства.

Однако оставался еще один цветок, однажды влюбившись в который, я восхищаюсь им до сих пор. Это сирень. Конечно, это и не цветок вовсе. Но расцветает как раз к моему дню рождения, а потому ассоциируется с праздником. Для меня это самый интимный, самый нежный, загадочный и страстный цветок. А началось всё с той поры, когда на мой детский день рождения дедушка принес мне букет сирени, белой и сиреневой. Она была наполовину в бутонах, раскрывалась постепенно, наполняя комнату пьянящим ароматом. Может быть, тот день рождения запомнился среди других оттого, что мы с мамой отдыхали в профилактории. Эта традиция делать июньскую смену «Мать и дитя» до сих пор сохранилась даже там, где я сейчас работаю. А в советском прошлом это было незыблемое право советского труженика большого предприятия, имевшего на балансе такую роскошь, как профилакторий. Так как мы были в профилактории, то и поздравлять и праздновать пришлось там. Дедушка подарил мне маленькую кружку-термос, ведь мне предстояло пойти в школу, а он любил делать полезные подарки, и щедрый букет сирени с дачного участка. Так как вазы в номере не предполагалось, сирень мы с мамой поставили прямо в термос, и всей семьей пошли купаться и праздновать день рождения на пляж. Что может быть прекраснее такого дня, когда тебе семь.

С тех пор дедушка каждый год приносил мне букет сирени. Это была наша маленькая традиция. А когда дедушки не стало, я приносила сирень себе сама – в память о дедушке. Но однажды, тоже в день рождения, я проснулась от того, что щеки коснулось что-то мокрое и одновременно нежное. Это было волшебное ощущение чуда, сна наяву, исполнения мечты. Я открыла глаза, а всё вокруг было сиреневым, потому что всё было в сирени, вся подушка. В мокрой, утренней, свежесорванной сирени. Не знаю, чему я обязана этим счастьем воплотившейся мечты: может интуитивному провиденью моего друга, а может, ограниченному студенческому бюджету – он был студентом, но я оказалась в сказке. В тот волшебный день мы, захватив мою подругу, курицу-гриль и розовое вино, отправились на лужайку Петропавловской крепости, по соседству с которой я жила, чтобы провести трогательный студенческо-аспирансткий день рождения, который я никогда не забуду, как юность, которая помнится от того, что никогда не повторится. Мы гуляли по крышам Петропавловки, которые тогда были просто крышами, и по ним гуляли только посвященные в тайные лестницы, философствовали, радовались летнему ветру и любовались городом. Петропавловская крепость, несмотря на мрачную историю, всегда была моим любимым местом в городе. Может, от того, что я провела на ее дорожках много поздневечерних, а то и ночных часов в размышлениях о себе и о жизни. Раньше, пока она еще оставалась местом жительства некоторых горожан, мосты на ночь не закрывались. И прогулки по ночной Петропавловке дарили особые ощущения мистического восторга. Это место напоминало энергетическую городскую пуповину, в которой соединяются не только все пути-дороги и мысли-чувства человечества, но и прошлое, настоящее, будущее. С той счастливой поры в этой городской зоне многое изменилось, стало регламентированным, сюда тоже пробралась рекламно-развлекательная гидра. Но, приходя на остров, я всё также совершаю ритуальную прогулку по, теперь уже специально оборудованным, крышам крепости, чтобы поразмышлять над колодой карт архитектурно-социальных достижений, выстроившихся на противоположном берегу Невы. И конечно, всегда вспоминаю тот аспирантский день рождения, устроенный мне друзьями.
Прошли годы, и сирень в день рождения мне стали приносить с прогулки мои дети. И это уже совсем другая сирень, но такая же неожиданная и прекрасная, как та, первая.

IV.

Странно, но столь многочисленные дни рождения, приходящиеся на школьные годы, совсем не запомнились, а слились в единый праздничный день сурка. Помню лишь однажды, классе в пятом, когда я праздновала двенадцатый день рождения, мне пришлось пригласить на праздник подруг. Не то, чтобы я была необщительная, наоборот, так всегда само складывалось, что я никогда не была одна. Это свойство существовало помимо моей воли, словно родилось вместе со мной: к моей орбите без моего участия притягивались самые интересные и необычные люди. И мне это нравилось. Но именно в день рождения хотелось сойти с привычной орбиты и посмотреть на все со стороны. Жаль, в детстве редко удается распоряжаться собственной орбитой самому.
 
В то время мы переехали в центр города, покинув мой детский рай с лесом и полем. И я перешла в другую школу. Почти сразу пришлось осваивать новые для меня социальные правила. Раньше мои друзья  и подружки жили большой дружной семьей: каждый примерно знал, что в данный момент делают остальные. И хотя с подругами и друзьями мы учились в разных школах, всё свободное время проводили вместе. И на дни рождения ходили тоже всей огромной компанией. День рождения мало отличался от обычного дня с играми на улице, велосипедами или коньками. Это был лишь повод нацепить нарядный бантик и красивое платье. Но все неизменно заканчивалось уличной беготней. В центре города, среди мощеных площадей и фонтанов, всё было совсем по-другому. На дни рождения приглашали избранных, вели себя чинно, сидели за столом с приборами и салфетками, а потом учтиво расходились по домам, оставив после себя красиво упакованные подарки. Всё это было очень странно для меня. Но мама решила, чтобы я быстрее адаптировалась, стоит устроить этикетный день рождения. Пока я накрывала на стол, две мои новые подруги благопристойно сидели за столом в стойком ожидании. Когда я в очередной раз вошла в свою комнату с блюдом еды, одна из них закрыла руками лицо - щеки её были надуты, как маленькие шарики. «А я ей говорила, что так нельзя, это не правильно!» - укоризненным тоном заметила сидевшая рядом подружка. Я, ничего не понимая, спросила: «Что случилось?» Вместо ответа, первая подружка склонилась над тарелкой и с облегчением избавилась от томившегося за щекой кусочка помидора, который, не устояв, она решила взять с общего блюда до начала трапезы. Но бдительная подруга помешала насладиться запретным, а тут еще я неудачно вернулась с кухни. В общем, подруга стала жертвой этических норм. Я почувствовала вину, что долго накрывала на стол, если гости испытывали такие муки. С этого момента и я стала бояться этикетных ловушек. Вдруг и я сделаю что-то не одобряемое местным этикетом, которым после лесной глуши совсем не владею? Мы осторожно, косясь друг на друга, пообедали и перешли к осмотру подарка. Подарком была славная куколка-малыш в коробочке с прозрачной крышкой. К ней прилагалась миниатюрная погремушка, зеркальце и маленький гребешок. Подружки, не дожидаясь меня с тортом, открыли коробку, отцепили гребешок и принялись расчесывать куклу, вырывая несчастную друг у друга. Помню, вернувшись, я подумала, что быстро разобраться, в каких случаях подобное поведение допустимо, а в каких – нет, будет непросто, и потребуется много времени на изучение этого странного изобретения - этикет. С тех пор не люблю этикет. Видимо, так и не разобралась в его тонкостях и целях, несмотря на то, что добросовестно прочла три книги на эту тему. Одна касалась истории этикета, а две других описывали этикет застольный.

Глядя тогда на одноклассниц, я поняла, каким нечеловеческим терпением нужно обладать, чтобы, держа в руках подарок с прозрачной крышкой, который по этикету ну никак нельзя было открывать до вручения, устоять и не открыть. Как же они измучились! И как жесток к человеку этикет! Тогда же я поняла, что люди часто дарят другим  то, что сами хотели бы получить в подарок, но по каким-то причинам не покупают. Еще поняла, что не люблю гостей в день рождения. И с каждым годом только утверждалась в этой мысли.

Позже, будучи уже студенткой, услышала признание однокурсницы в том, что она терпеть не может собственные дни рождения. Меня всегда угнетало чувство вины за свою нелюбовь к гостям, но подобная крайняя степень самоотрицания просто удивила. И я спросила ее: «Почему?» Она сказала очень ёмко и мудро: « В дни рождения я испытываю странные чувства. С одной стороны, это твой праздник и ты должен быть счастлив. А с другой стороны, ты должен позаботиться о том, чтобы всем твоим гостям было хорошо». Тогда-то я окончательно поняла, почему не люблю гостей в день рожденья. Избавляясь от гостей, я лишь стремилась нейтрализовать противоречивую суть этого дня, эгоистично выбирая собственное счастье. С того дня рождения гостей я в свой дом больше не звала. Близкие люди – не в счет, это не гости? Они – твоя часть.

Других «школьных» дней рождения не запомнилось. Лишь любимый дедушка оставался неизменным участником традиционного вечернего застолья. Он всегда приезжал под вечер с дачи со свежесрезанной сиренью и охапкой полезной зелени с грядки к столу. Иногда была ещё редиска, иногда клубника, если сопутствовала погода. Но сирень - всегда. По мере личных возможностей за столом оказывались то одни, то другие родственники, но символом праздника оставался дедушка. Часто, когда старшие родственники, увлеченные своей взрослой беседой, слишком отдалялись от темы моего праздника, а я тосковала в ожидании, пока разговор свернет на близкие мне вопросы, дедушка, называя меня одним из шутливых прозвищ, которые любил для меня придумывать, внимательно смотрел в глаза и говорил: «А ты, внучка, слушай и разумей. Не смотри, что мы тут о своем, о взрослом гутарим. Помни: сито-грот – слушай и просеивай, а главное – останется. Я дело говорю – сам до этого додумался, когда мальцом был». Я и без того обожала наблюдать и слушать других людей, даже тогда, когда мои близкие на всех застольях говорили об одном и том же и даже теми же словами, что и в прошлом году. Мне даже нравилось угадывать, что баба Таня скажет в ответ на папину шутливую подковырку, и как дядя Володя будет уговаривать маму хотя бы попробовать чудесный ликёр, который он принёс, потому что такое понравится даже тому, кто почти, как она, не пьёт. В семейных встречах столько тепла, юмора и скрытого будничной суетой глубокого смысла! Наблюдая за близкими, понимаешь, откуда берет начало твоя тяга к психологии, так похожая на дедушкину, или твоя острота языка, заимствованная у папы, или твоя непреодолимая страсть спорить, как у бабы Тани.

Спустя много лет, без дедушки, праздничные застолья сошли на нет. Но привитая дедушкой любовь к размышлениям в этот день осталась.

V.

Время студенчества тоже не порадовало воспоминаниями об этом празднике. Наверное, виною тому летние сессии. И дело даже не в том, что я была занята зубрежкой старославянского или латыни, наоборот, я была занята наиприятнейшим занятием - чтением книг. А на фоне этого волшебного занятия, день рождения казался обыденностью. В программу филфака заложен такой объем художественных текстов, вдумчиво освоить который до начала сессии просто невозможно. Масса других курсов из широкого университетского спектра требуют внимания и влекут окунуться в оригиналы: философия, история, политэкономия, мировая культура, история искусств и многое другое. Вот и приходится читать весь январь и июнь, когда наконец не нужно ходить на занятия и готовить отчетные домашние работы. И так сложно удержаться, чтобы не выйти за рамки обязательного списка, и не взять в библиотеке всё собрание сочинений понравившегося автора, читая его так, будто завтра отберут, не отрываясь на сон и еду. Это сейчас все тексты доступны. А в те доисторические времена было чудом, когда в период сессии удавалось найти в библиотеке доступные книги по программе – надо было пользоваться счастливым случаем. В университетскую библиотеку в это время уже, понятное дело, никто даже не заходил. Это имело смысл только сразу после лекции, когда преподавателем называлось следующее заветное имя автора и, ломая каблуки на крутых лестницах, забыв о благородных манерах, филологини отталкивая друг друга, бежали на первый этаж, в библиотеку. Добегали самые подготовленные. И, отхватив заветный потрёпанный манускрипт, со счастливым, светящимся улыбкой лицом, протискивались к выходу сквозь встревоженную толпу сникших конкуренток. Эти счастливицы и успеют прочесть текст до начала сессии. А еще успеют их близкие подружки. Потому что здесь же, не отходя от грибного места, будет распределен порядок чтения этой книги между своими. Они придут на сдачу книги вдвоем – библиотекарь только подержит книгу в руках, вспомнит, как выглядит ее обложка и тут же передаст её радостной подружке. Читают ли так сегодняшние студенты? Вряд ли. Чтобы так любить книги, нужен адреналин, сопутствующий их чтению, а современным филологам получить его просто негде. Я никогда не участвовала в книжном забеге: я больше марафонец, чем спринтер - вряд ли добежала бы первой. Выручала папина страсть к книгам, благодаря которой у нас была собрана неплохая домашняя библиотека. Точнее, набор литературы, так как термин библиотека требует соблюдения определенных условий при организации книг. Например, их тотальная каталогизация, которую мы с папой даже начали, но до конца так и не довели. Папа всегда мечтал назвать наше книжное семейство библиотекой. Но домашние книги сводились в основном к русской классике. Достать в те времена классику зарубежную было гораздо сложнее, а удовлетворить филологические потребности только домашней библиотекой – нереально. Тем более, что читать хотелось не всякое издание, а желательно академическое, с научными сносками и подробными комментариям. Как говорится, с полным погружением. У меня даже сложилось хобби: искать любимых авторов в издании Академии наук. Даже просто держать в руках книги в заветной темно-зеленой обложке было и ментальным и эстетическим упоением. В нашей семье очень любили многодневные путешествия на теплоходах, в которых всё свободное время я тратила на поиск хороших книжных магазинов. В советсткие времена такие круизы – рай для книголюбов: каждый день – новый город и новые книжные магазины с разным ассортиментом. Мы тогда здорово пополнили нашу книжную коллекцию. Хорошо, что родители разделяли мою страсть. Наверное, оттого, что российско-советские книги были прочитаны еще в школе, я больше любила именно зарубежных авторов,. И даже придумала брать книги в большой ведомственной библиотеке через родителей, чтобы не участвовать в библиотечном забеге. Читатели ведомственной библиотеки редко читали то, чем интересовалась я - филолог, и мы совсем не конкурировали друг с другом.

В общем, весь июнь я запоем читала. Иногда созваниваясь с подружкой-однокурсницей для сравнения наших успехов. Зарубежная литература, особенно античная, даже при чтении в переводе, занимала очень много времени, и празднование дней рождений в студенческую пору превратилось в дежурную повинность между любимым занятием.

Память сохранила лишь два эпизода. Первый, когда, незадолго до моего девятнадцатого дня рождения, любимый человек задал традиционный вопрос: «Что бы я хотела получить в подарок?» Помню, как растерялась от неожиданного вопроса, совсем как потом мой сын. Видимо, всё потому, что день рождения никогда не связывался у меня с ожиданием заветного подарка и вообще не считался праздником. Скорее, поводом задуматься, подвести итоги, расставить акценты, наметить перспективы. Как в планах пятилетки. А тут такое. Конспиративным: «Ничего не надо», - отделаться не удалось. Друг был настойчив. Пришлось задуматься и с прискорбием констатировать, что ко всему материальному я абсолютно равнодушна. Это создавало большие неудобства для желающих поздравить и настораживало друзей. Совсем как нас с мужем, когда мы пытались порадовать сына, сломив его «Не знаю».
- Но каждый о чем-то мечтает – чего-то же тебе хочется?
- Наверное, да, хочется, просто я никак не могу это сформулировать, - оправдывалась я. Не хотелось чувствовать себя выброшенной за борт от счастливого большинства.
- Как это не можешь сформулировать - ты же филолог?!
Но, видимо, есть вещи, для которых в языке пока не существует слов. И именно об этих вещах, точнее не-вещах, я и мечтала. Так сложилось. Еще с детства. Сначала думалось, что просто пока не встретила людей, которые обладают дарами, о которых я мечтаю. Но когда-нибудь, оказавшись рядом, внимательно смотря и слушая, постепенно обучаясь, я сама научусь и приобрету эти сокровища. Жизнь заставила усомниться: нет таких людей, которые могут дать мне то, о чем я мечтаю. Наверное, это лежит за гранью человеческого. Люди, даже самые замечательные – лишь попутчики на волшебной дороге удивительных открытий, именуемых жизнью. С кем-то интересно и весело идти рядом, с кем-то задумчиво и немного печально рассуждается, кто-то помогает взять высоту, на которой уже побывал и знает, как сократить путь, с кем-то просто не можешь расстаться, потому что он становится частью тебя и живет внутри твоего сердца, пока оно бьется, а может и после. Но никто не может подарить мне ответы на те вопросы, которые родились вместе со мной. Каждый найденный ответ – подарок самой себе. Смысл просыпаться по утрам и идти вперед к следующему дню рождения.

Тогда, в девятнадцать, я закрыла глаза, подняла голову к небу и сказала примерно следующее: «Ну, мне бы хотелось чего-то такого необыкновенного, очень красивого, тонкого, неземного и необъяснимого. Чего-то особенного». Сейчас, вспоминая тот момент, мне кажется, я представляла свои ощущения от подарка, так, словно бы я переживала творческое озарение, витала в далеком и прекрасном поэтическом мире, летала на крыльях перерождающей меня влюбленности или слушала потрясающую музыку, проникающую в самое сердце. В тот, девятнадцатый, день рождения любимый подарил мне тоненькую и непрактично длинную серебряную цепочку. И розы. Его интерпретация описанного мной неосуществимого желания была по-мужски понятной и по-человечески оригинальной. Жаль, в июне обычно не носят черный трикотаж «под горлышко», на фоне которого этот подарок обрел бы эстетическое совершенство. На мне было что-то сиреневое и объемное, в духе тогдашней моды, и цепочка жалобно повисла в районе солнечного сплетения, потерявшись в обильных хлопковых складках. То ощущение, о котором мечтала, не посетило. С тех пор больше не формулирую своих заветных желаний – вдруг кто-то попытается их воплотить. Пусть обитают только в моем сердце и в сердце того, кто почувствует, что мечтает о том же. Мы просто сможем мечтать вместе. Это же так здорово. И так празднично! И с тех пор не ношу серебряные украшения. Не люблю серебро. И даже выдвинула гипотезу, что люди делятся на два психологических типа: любителей золота и любителей серебра. И эти типы обладают противоположными чертами характера. Серебряные практичны, рассудительны, сдержанны и осторожны. Золотые – наоборот. Люблю золото.
Чувство к тому человеку осталось со мной на долгие годы, растаяв только после замужества. И то, признаться, не сразу. Но с той поры любимый дарил только нематериальные подарки, за которые я благодарна до сих пор. Материальное – лишь цель. Если она желанна, ты просто концентрируешь внимание, время, ресурсы и достигаешь ее. Материальные подарки – это словно кто-то другой вместо тебя сделал работу и достиг твоей цели, а приз отдал тебе. Настоящий подарок – это когда получаешь то, что не можешь сделать сам, один.

Второй запомнившийся день рождения времен студенчества выпал не просто на сессию, а на день экзамена. И не рядового экзамена, а программного, определяющего экзамена в обучении филолога-русиста. В тот день мы сдавали «Историческую грамматику русского языка». У студентов любого профиля есть свой экзамен-страшилка, обросший невероятными легендами, как например, готский у «англичан», после сдачи которого, сам английский кажется пустяком. Для нас, наряду со старославянским языком, на студенческом жаргоне «старославом», страшилкой был истграмм. Лекции по этому главному в профиле курсу всегда читаются маститыми профессорами, звездами учебных заведений. Мы не стали исключением. Лекции по истграмму читал профессор, звезда мировой величины, обе диссертации которого были посвящены ключевым вопросам истории русской словесности. И, с недавних пор, мой научный руководитель. Проживая то время, как свое настоящее, я воспринимала его не так, как теперь, по прошествии многих лет. То, что тогда казалось оправданным, сейчас помогает понять все сюжетные неувязки и сложные эмоциональные оттенки, осадком лежащие на дне воспоминаний.

Филологом я стала в общем-то случайно. Дальнейшая жизнь это только подтвердила. Им стоило стать только ради тех книг, время на чтение которых давало студенчество. Вернуть взятое в долг у жизни и человечества время я так и не смогла. И это не перестает беспокоить до сих пор. С сознательного возраста собиралась стать врачом. Даже хирургом. Бредила биологией и химией. С трудом удерживалась от ежедневных покупок монографий по химии и биологии в «Технической книге». Но параллельно всегда что-то писала. Стихи – еще в детском саду, дневники, эссе и прочие заметки - в школе и по сей день. Собиралась параллельно поступить в московский Литинститут, чтобы остаться в гармонии с собой. Но в восьмом классе нам дали нового учителя литературы. И если раньше я думала, что литература – это не в школе, то с её приходом всё изменилось. Это были не уроки – спектакли. Эмоциональная, харизматичная, она разрешила отвечать не вставая, говорить и писать в сочинениях то, что думаешь. Это было новым. Не доверяя первому впечатлению, пробовала раз за разом добавлять в текст сочинений свои мысли, а не пользоваться принятыми школьными шаблонами, достаточными для пятерок. Всё принималось благосклонно, несмотря на восьмидесятые. А потом мои сочинения даже стали зачитывать в классе, как образцовые, не называя имени, чем я была особенно покорена. И когда, при переходе в старшие классы, пришлось выбирать между математическим и литературным, выбрала последний, несмотря на доводы классного руководителя-физика о вероятном вступительном в мединститут по физике. Не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, если бы чудо-учитель литературы остался с нами на ближайшие два года. Но она загадочно исчезла. А всю огромную нагрузку специализированного класса по русскому языку и литературе принял на себя новый учитель, который впервые переступил порог нашей школы. Вкусив свободы школьного пера, я не стала сдерживать свои мысли и в новом учебном году. Новый учитель не стал настаивать на собственной точке зрения, напротив, интересовался моим мнением и даже приносил книги на темы, поднятые в сочинениях, которых не найдешь в городских библиотеках. Мы много общались, и он начал убеждать меня, что филфак – моё призвание. В то время я уже ходила по вечерам на серьезные подготовительные курсы в мединститут, с завистью заглядывала в анатомичку и готовилась к вступительным по химии и биологии. От советов отмахивалась и смеялась. Но учитель был настойчив. Однажды он уговорил написать работу на литературоведческий конкурс. Я, удостоверившись, что кроме работы от меня не потребуются никакие усилия, согласилась, чтобы его не огорчать. Тем более что тема была моя любимая – декабристы. А я часто зачитывалась двухтомником их поэзии, стоящим у меня на видном месте в книжном стеллаже. К моему ужасу, работа заняла первое место, и мне пришлось участвовать лично еще в двух этапах конкурса. Заключительный этап этого мероприятия, куда собрались победители всех предыдущих этапов и просто интереснейшие и творческие сверстники, и определил моё окончательное решение. Неделя, проведенная рядом с новыми друзьями-единомышленниками за творческими обсуждениями, в исследовательских мастерских напомнило мне атмосферу тех уроков-открытий в восьмом классе, когда я впервые поняла, что литература в школе тоже имеет место быть. И за месяц до вступительных экзаменов, почти без подготовки, я подала документы на филфак Университета и с блеском поступила. Последнее обстоятельство было для меня важным, так как хоть как-то примиряло с неожиданностью выбора и оправдывало его в собственных глазах.

Не буду кокетничать и лукавить, что природа не наделила меня определенным филологическим талантом. Это не так. Гуманитарные таланты имеют такую разную природу и такие затейливые узоры, что сложно заранее разглядеть, во что перерастет та или иная способность у конкретного человека. Но попав на филфак, я сразу почувствовала, что словно вошла в него через другие двери, не через те, сквозь которые вошли остальные. Я патологически не любила читать. А даже те, кто поступил на филфак просто для того, чтобы куда-то поступить, выбрали его, потому что обожали читать. Я читала только последние два года школы. В детстве, когда маме удавалось выловить меня, пробегающую мимо с подружками, и усадить за букварь, я старалась делать всё что угодно, только бы не повторять про ненавистную мойщицу рамы. Потом мама бегала за мной каждое лето со Списком летней литературы. На эти случаи я заготовила алиби: «Золотой горшок» Гофмана. Который не только не читала, но даже не открывала. Ему просто не повезло – он стоял на полке напротив моей кровати и, засыпая и просыпаясь, я видела его корешок, и он, как это часто бывает, бессознательно врезался в мою память. Второй раз ему не повезло, когда он попал в Список литературы для чтения летом. И когда мама в очередной раз укоряла, почему я не читаю книги из списка, я гордо и без тени сомнения говорила: неправда, я читаю «Золотой горшок». Мама всегда обитала в своих мыслях и заботах, поэтому никогда не догадывалась хотя бы спросить, а о чем этот текст. Но оттого, что я ссылалась на эту книгу слишком часто, она так и прозвала меня «золотой горшок». Сейчас, когда я рассказываю своим детям эту историю, бабушка утверждает, что этого не было, и я всегда была образцовым ребенком и любила читать. Но я-то знаю, что это не так. Или алиби было безупречным. А может, мама просто поняла, что ее методика обучения чтению была не совсем совершенна. Потому что ее старший внук научился читать, когда ему не было еще и четырех, абсолютно самостоятельно. Сейчас, когда сын учится в старших классах, он перечитал не только все многочисленные домашние книги, но и все книги на интересующие его темы в двух районных библиотеках, даже во взрослом зале. А методика оказалась простой – никакой методики. С самого рождения я начала читать сыну книги. Сначала малышковые в несколько предложений. Потом более содержательные. Я была мамашей-перестраховщицей, поэтому, когда детский окулист при осмотре моего годовалого сына посоветовал не давать ребенку до трех лет книги, чтобы не испортить зрение, я послушалась. Книги убирали подальше. Читали только вслух, издалека. А потом родился братик. Сыну исполнились освободительные три года. Я продолжала читать ему каждую свободную минуту, но когда младший братик покинул кроватку и начал осваивать пространство квартиры, спокойно почитать удавалось все реже. А потом однажды наша бабушка стала замечать, что старший сын часто сидит на диване с книжкой.
- Надо же, даже держит правильно, а не вниз головой – смеялась бабушка.
- А может, он правда читает – предположила я.
- Ты что – не может быть! Книга-то взрослая. Ты думаешь, это так просто: научить ребенка читать - как бы ни так! Помнишь, сколько я мучилась, пока ты научилась читать?! Это были кошмарные времена.
- А ты спрашивала, о чем книга? – не отставала я от бабушки.
- Нет. Он же почти не говорит.
И это было правдой. Сын в три с половиной года говорил только дежурные десять слов и никаких словосочетаний. Пришлось ждать. Он сидел с книгами в руках все чаще. Книги менялись. А потом однажды он произнес сразу предложение. И тогда я спросила, понравилась ли ему книга, которую он читает и поняла, что он именно – читает! Видимо, он не смог так долго ждать, пока я переделаю все домашние дела и почитаю ему. Он просто стал читать сам. И читает до сих пор.

Я же читать не любила с детства. Когда однокурсницы делились впечатлениями о прочитанных в школе книгах, мне даже нечего было сказать. Я читала в основном научную литературу. Хотелось сразу выводов. Сразу понять смысл книги, а не блуждать за героями по кабакам и спальням, пока они этот смысл формулируют. Мои одногруппники понимали толк в сочных метафорах, в перипетиях сюжетных линий, наслаждались языком и авторским стилем. Я же искала в текстах только ответы на свои вопросы. И не находила. Читала и искала, искала и читала. Но читать полюбила, как любишь то, к чему привык, что дает ощущение дома, который всегда носишь в сердце и в который всегда можешь вернуться, стоит только закрыть глаза или открыть книгу. Любовь к чтению пришла с античной литературы и сохранилась за зарубежной литературой до сих пор. Зарубежные тексты, как и зарубежные фильмы, всегда привлекали больше. Как-то не близка мне оказалась беспросветная мазохистская тоска, присущая русской ментальности.
Студенческая атмосфера на филфаке была сказочной, как на той литературоведческой олимпиаде для школьников, сплошной праздник. Это снова оправдывало мой выбор, но поддерживало ощущение, что я только беру из огромного котла позитивной энергии, но до сих пор ничего не возвращаю. Как преодолеть это - я не знала. Ночами я читала научную литературу, писала статьи, стихи, дневники, днем ходила на лекции, семинары, конференции, общалась с коллегами-единомышленниками, с поэтами и писателями. Очень много общалась, ища ответы на свои многочисленные вопросы, но не находила. Иногда казалось, что в медицине от меня было бы больше пользы. Там я смогла бы вернуть виртуальный долг, который меня преследовал. Преподавать я не собиралась категорически. Я знала, что искать ответы на свои вопросы и давать ответы другим на их вопросы это противоположные миссии, и они не должны пересекаться. Отвечать на вопросы должны те, кто уже нашел для себя ответы и готов ими поделиться. Я не нашла. Я типичный вечный студент. Наказанный Вечный Жид,  томимый беспокойной обязанностью скитаться за движением собственной души, которой нет причала и нет успокоения. Может, она и ведала, кто такая, но сейчас забыла и никак не может вспомнить.

Мне всегда везло на встречи с теми, кто уже нашел ответы. Я с удовольствием задавала им свои вопросы, а они с удовольствием делились своими ответами. И каждый из них уговаривал, убеждал: правильный ответ только у меня - останься. И будет тебе счастье. Остановись. Прекрати поиски, пока не осталась без сил и не потеряла всё. Все другие дороги ведут в никуда. Лишь наша дорога – верная. Наверное, нет верных и неверных дорог. С кем-то мы проходим часть пути, с кем-то несколько шагов, а с кем-то остаемся до конца. И это так удивительно. Главное, выбрать правильного попутчика.

Итак, профессор, читающий лекции по исторической грамматике, был моим новоиспеченным научным руководителем. В каждом вузе складывается своя традиция выбора научного руководителя. В нашем это право предоставлялось самим студентам. Не представляю, если бы было по-другому. Но бывает – наслышана. Не знаю, кто кого выбрал первым, но научный руководитель у меня появился через месяц после поступления в университет, когда рядовой студент еще только учит расположение аудиторий и кафешек для обедов. И это был отнюдь не знаменитый профессор. Полюбовавшись на Приказ о зачислении мы, студенты-первокурсники, по прочной вузовской традиции второго сентября после торжественной встречи в первый день осени отправились в деревню на сбор урожая. Среди девочек-студенток за урожаем отправились и два юноши-первокурсника. Это была замечательная возможность для нас познакомиться друг с другом и подружиться. Было весело. Во время обеденных перерывов один из юношей методично съедал все приготовленные девчонками на выброс яблочные огрызки, рассказывал какого цвета у каждого аура и был убежденным веганом. Естественно, он сразу привлек моё внимание. Захотелось узнать каковы найденные им ответы. И однажды, когда он оглашал расписание прилета на Лысую горку инопланетян, моё любопытство не устояло, и я подошла, чтобы задать свои вопросы. Больше мы не расставались. Оказалось, что наши отцы-художники когда-то вместе работали, а наши мамы лежали в одном роддоме, так как родились мы с разницей в три дня. Оказалось, что его отец всегда был практикующим йогом, а я в то время имела четырехлетний стаж вегетарианства. Правда, доходить до веганства не собиралась. Но всего этого было уже достаточно, чтобы мы сочли нашу встречу предопределенной, то есть кармической. Когда полевая учеба закончилась, и все сели за парты, мы, разумеется, выбрали последнюю и сидели вместе.

В программах всех гуманитарных специальностей обучение выстроено по принципу от древности к нашим дням. Мне кажется, это методически не верно, так как понять незнакомую, существующую по совершенно иным законам систему, гораздо сложнее, чем привычную студенту современность. И, следуя этой логике, древние культуры продуктивнее было бы изучать в конце обучения. Но как было, так было. И первым основополагающим литературоведческим курсом было «Устное народное творчество» или, попросту говоря, фольклор. С нашей последней парты мы, конечно, что-то слышали, о чем-то догадывались, но то, что в вузе придется делать домашние задания, да еще и сидя в читальном зале библиотеки, да еще и делая конспект, не могли представить даже в страшном сне. А оказалось, что это так. Мы продолжали ездить на Лысую горку, заряжаться энергией, ходили на ночные тусовки хиппи и концерты. Мой друг играл на гитаре, выступал с концертами песен собственного сочинения, писал стихи и ночами читал Агни-йогу – конспектировать фольклор было совершенно некогда. Но в один непрекрасный вечер во время практического занятия по фольклору преподаватель назвала мою фамилию. Я невозмутимо ответила, что, к сожалению, не готова. Было непривычно, но комплекс отличницы зевнул и повернулся на другой бок. Я успокоилась: школьный опыт говорил, что теперь у меня есть пара свободных недель, пока опрос не вернется к моей фамилии. Но, к моему удивлению, на следующее занятие меня снова попросили рассказать домашнее задание. Я произнесла дежурное «Я не готова», но преподаватель попросила выйти за кафедру и ответить на её вопросы. Она спрашивала о принципах языческого мироустройства, о типе времени в фольклорной традиции, о системе фольклорного сознания. На первый вопрос я ответила механически, казалось, я откуда-то просто знала этот ответ. А потом произошло нечто необычное, чего я еще никогда до этого не испытывала. Задавая свои вопросы, преподаватель словно протянула мне невидимую руку и повела в какой-то удивительный мир, в котором я была давно-давно, но просто забыла. Я шла, озираясь вокруг, и просто рассказывала ей и замершим однокурсникам, что я вижу вокруг. Это было потрясающее ощущение цельности, ощущение полного погружения в предмет разговора. После ответа, она деликатно поблагодарила меня за исчерпывающий ответ на вопрос, который я не готовила вовсе, и я под впечатлением вернулась на место. Когда занятие закончилось, эмоциональные однокурсницы наперебой делились впечатлениями, как здорово я расправилась с коварными вопросами педагога. «Она тебе вопрос за вопросом, всё каверзнее, всё сложнее, а ты ей так – в яблочко!» Я поняла, что со стороны это выглядело совсем по-другому, чем изнутри. Преподаватель, словно пригласила в свой мир и провела радушную экскурсию. Я поняла, что секрет в том, что мое мировосприятие идентично языческому, фольклорному с его не линейным, а кольцевым временем с его пантеизмом. Сейчас это не кажется удивительным, но в то время наука пользовалась только линейным, разомкнутым подходом, даже когда изучала самозамкнутые системы. А потом она сказала, что мне обязательно нужно посвятить себя науке, что мои способности здесь просто необходимы и предложила работать вместе над курсовой по фольклору. Естественно, я без размышлений согласилась. Был у меня на примете один заговор черной магии, который не давал мне покоя, потому что отличался от всех остальных, восходя к символу Древа жизни. Я нашла его в одном репринтном издании Забылина, которое откопала во время круиза по Волге. Над ним я и начала работать. Друг ревностно косился на мою научную страсть, но изменить ничего не мог – возможность найти ответы на свои вопросы манила меня с неодолимой силой. Я мечтала стать фольклористом и всю жизнь посвятить этой области науки.

Но когда я перешла на третий курс, моя любимая научная руководительница разбила мои мечты серьезным разговором. Она сказала, что, к сожалению, из-за неимения докторской степени, не может иметь аспирантов и не может предложить мне подобающего научного будущего, которого я достойна. Поэтому она рекомендует мне перейти под руководство того самого знаменитого на весь мир профессора, читающего у нас курс исторической грамматики. Я не была ни разу впечатлена профессором и его стилем чтения лекций. Сам он частенько цитировал ходящую среди студентов байку о нем: «Пока сидим на лекции – всё ясно и понятно. И не пишем ничего, так как всё же понятно! А вышли в коридор -  пустота». И сам звонко смеялся над этой шуткой. Но это была не шутка. И каждое поколение студентов накануне сессии в этом убеждалось. И я не исключение. Харизма это здорово, но - для телевизора. Выключил и пошел спать. А для лектора этого не достаточно. Хочется, чтобы что-то оставалось, чтобы каждое слово было выгравировано в твоей душе, ну или хотя бы в уме. Оказалось, что выбора у меня уже не было. С профессором моя научная руководительница уже договорилась. Он вдохновился. И мне пришлось придумывать новую тему, с которой начнется наша совместная работа. Так я стала лингвистом. Потому что очень хотела заниматься филологическими исследованиями. И я ими занималась. Одна. Раз в месяц приносила профессору результат. Он читал или не читал. Не знаю. Потому что исправлений не вносил, рекомендаций не давал. Главное, не мешал разрабатывать тему в том направлении, каком я хотела. Это радовало.

Третий по счету учебный год подходил к концу. И экзамен по истграмму выпал как раз на мой день рождения. Было неприятно. Я даже не осознавала почему. С утра всё как-то не задалось. После экзамена я с друзьями запланировала прогулку по набережной, чтобы пообщаться и отпраздновать мой день рождения. Хотелось создать праздничное настроение. Но как же экзамен? Решила рискнуть и сразу надеть праздничное платье: шелковое длинное и пышное белое в синие васильки. Рано утром позвонил знакомый и сказал, что очень хочет поздравить меня с днем рождения. Я извинилась и попросила зайти вечером, так как собираюсь на экзамен. Но как только я подошла к входной двери, раздался звонок, и знакомый с цветами и конфетами был на пороге. «Дурной знак», -  подумалось машинально. Не люблю, когда что-то выходит из-под контроля. Еще и предательски заболело горло, совершенно неожиданно. Но постаралась самонастроиться и вышла за дверь. Сняла дежурную утреннюю повешенную розочку и вышла из подъезда. На улице как обычно встречал маниакально прикованный к моей персоне хозяин повешенных розочек и, методично проводив меня до дверей университета, сказал, что будет ждать моего выхода. С ним я почти никогда не разговаривала, так как проверила – это бесполезно. Да, ему и не нужно было. Поэтому просто поднялась по университетским ступенькам и зашла внутрь. Как всегда вошла в первой пятерке. Быстро подготовила ответ. Ответила. В том числе и на заданные вопросы. Но, к собственному удивлению, получила четверку. Я без особого трепета относилась к оценкам. Просто четверки были очень редкими в моей жизни в принципе. Поэтому каждую я помнила наизусть.

Забавно, но во время предыдущей сессии один из преподавателей, собираясь поставить оценку в зачетку, машинально начал пролистывать ее с самого начала. Есть у преподавателей такая неотвязная привычка. Как у школьных учителей: перед тем, как закрыть дверь в класс, они непременно выглядывают в коридор. Зачем? – не ясно, но это, видимо, сильнее их самих. Проанализировав мою зачетку почему-то по гендерному признаку, он заметил, что все преподаватели мужского пола ставили мне только пятерки. «Наверное, в этом тоже есть своя закономерность, я как-то не думала», - ответила я не смутившись. Но преподаватель, видимо, всё же мечтал вывести меня из равновесия и поэтому задал вопрос, от коварства которого сам еле сдерживал улыбку: «А вдруг все же найдется такой, кто поставит?» «Значит, он просто не будет мужчиной», - с достоинством парировала я, воспользовавшись помощью софистики. Экзаменатор счел мой ответ исчерпывающим, поставил свою пятерку, расписался и пожелал удачи.

И вот сейчас я выходила из аудитории, сдав экзамен собственному научному руководителю, который взялся обеспечить мне научное будущее, исчерпывающе ответившая на все вопросы билета, в собственный день рождения, в любимом нарядном платье и с четверкой в зачетке, нарушающей выведенное предыдущим экзаменатором правило. Не могу сказать, что я обиделась на несправедливость: я так и не полюбила несчастную историческую грамматику, а человек не может быть уверен, что знает предмет, пока не полюбил его. Но все было как-то нелогично. Бессознательное ощущало какую-то шальную неконгруэнтность происходящего. Пытаясь отследить источник неконгруэнтности, я вышла в коридор. Прямо у дверей на выходе меня ждала супруга профессора, тоже естественно, профессор, которая читала лекции по современному русскому языку, и спросила, какую оценку мне поставили. Ответив, я впала в еще более неконтролируемую траекторию размышлений: с чего это профессоршу интересует именно оценка какой-то студентки даже не по ее предмету? И уж совсем потерялась в море бессознательных догадок, когда встретила по пути домой студенток параллельной группы, которые сдавали экзамен накануне. Им всем сразу, даже без опроса, поставили пятерки. «Ну, всякое бывает – повезло», - подумала я. Преподаватели тоже люди – сегодня одно настроение, завтра другое. На этой мысли я остановилась и даже почти забыла о произошедшем – день рождения же - если бы в обед не позвонила подружка, сдававшая экзамен в последней пятерке и не рассказала, что четверку из наших поставили только мне. Я почти смирилась с невозможностью найти логику в этом происшествии.
Но через пару дней, во время прогулки с одним из преподавателей, которого я взялась выгуливать по ночам, потому что мы были соседями, так как это было ему жизненно необходимо для борьбы с бессонницей, так как его мама, которая выгуливала его до меня, сейчас стала совсем старенькой и гулять с ним отказывалась, а он до ужаса боится собак, которых тоже выгуливают по ночам на набережной, а я собак совершенно не боюсь и в крайнем случае обязательно его спасу, как он говорил, выяснилось, что моя четверка – это всего лишь результат спора между профессором и его ассистенткой. А супруге профессора просто не терпелось узнать первой, справится ли ее суженый. Суженый справился! Почему мишенью оказалась именно моя зачетка – ломать голову не стала. Выгуливаемый преподаватель, хоть и относился к кафедре литературы, но доподлинно знал про дела праведные и неправедные на всем факультете – повода не доверять его данным не было.

Что ж, чудны дела твои, как говорится. За опыт надо платить, хотя бы баллом. Рыба и правда гниёт с головы. И наука не исключение. Когда человек перестает задавать себе вопросы и искать на них ответы, будь он трижды профессором, он превращается в вероломного ребенка, теряющего свое и чужое время за пустыми и разрушительными играми. А я еще раз убедилась, что самое важное, с кем ты делишь свой путь. И если слушаешь собственное сердце, не ошибешься. Это были пустые лекции. И ошибочный путь. Но тогда не догадалась прислушаться и что-либо изменить. Ведь было столько пройдено на этом пути – столько сделано, как бросить?

VI.

Аспирантские годы все время стремились чем-то занять месяц моего дня рождения: то кандидатским минимумом, то какими-то лекциями, то предзащитой. Кроме волшебного праздника, проведенного на лужайке Петропавловки с двумя задушевными друзьями и цыпленком-гриль, вспомнить как-то и нечего. В год предзащиты диссертации я совсем не помню, как и с кем праздновала, зато помню, что сама наградила себя за проделанную работу почти двумя месяцами на море. Это был, пожалуй, самый сказочный подарок от самой себя. Часть поездки покрывала профсоюзная путевка в пансионат МГУ, где я подружилась с истинными москвичками с МГУшного журфака. Они были шустрые, умные, активные, деятельные и безумно позитивные. Мы незабываемо проводили летние вечера, дегустируя местные домашние вина, а днём купаясь или изучая местные водопады и пещеры. С некоторыми общаемся до сих пор, обнаружив очень много общих интересов. А вторая часть поездки была спланирована мной самостоятельно. Я первый раз отправилась на море совсем одна: без родителей и даже без друзей, и это был потрясающий опыт свободы и новых впечатлений, который останется в памяти ярким радужным пятном.

До этого на море я была каждое лето, но чтобы не отвлекаться от работы над диссертацией наложила на себя морскую епитимью до конца аспирантуры. И стоически бы с ней справилась. Если бы не искусивший меня друг, который за год до предзащиты решил сделать мне подарок - увезти меня на море с благородной лечебной целью: восстановить силы и мозги перед предстоящим финишным штурмом. Я не устояла – моя страсть к морю больше меня самой, тем более больше моей самодисциплины. Я была благодарна и счастлива. Но это была немного другая поездка, другое море. Самобичевание от нарушения епитимьи мешало принять радость обладания морем и солнцем. И разница в наших с другом интересах не давала расслабиться. Я была молодой-максималисткой и еще не умела отказываться от мелочей во имя прекрасного главного. Например, мой друг, философ-политолог, обожал по вечерам прочитывать свежие номера газет – настоящих бумажных газет, которые он с наслаждением разворачивал на полкомнаты. Это был его главный и трепетный ритуал, для которого ему непременно нужна была компания, в которой можно обсудить прочитанное. А я этот ритуал постоянно пыталась нарушить. Не то чтобы я была аполитична. Нет, напротив. Просто к тому моменту, поработав в управленческих структурах какое-то время, я поняла для себя всё, что хотела понять про эту область даже не человеческой, а скорее социальной жизни, и относилась философски, как к тому, избежать чего  просто невозможно, но искать встречи намеренно не стоит. Зато меня, как магнитом, притягивали аромат шашлыка и огни прибрежных кафешек. Приходилось идти на компромисс, в такие вечера, приклеив мне ярлык «доверчивого мотылька», друг убирал свои газеты, и мы шли на ночной пляж. Это были незабываемые вечера с плеском невидимых в темноте волн, живой музыкой, танцами и колоритными персонажами за соседними столиками.

VII.

А через пару лет я вышла замуж. В первый совместный день рождения будущий муж пригласил меня в наш любимый ресторанчик после работы. В день рождения я работала всегда, даже когда ходила на работу два раза в неделю, эти дни обязательно выпадали на день рожденья. И при встрече вручил мне красивый подарочный пакет, заглянув в который я даже не нашлась, что ответить. Внутри лежала какая-то коричневая пластина с пайками и перемычками. Я, хоть и была блондинкой, но как примерно выглядит компьютерная плата, догадывалась. Но зачем мне такое, да еще и в качестве подарка на день рождения? Компьютер, новый и хороший, у меня уже был. А моего будущего мужа просто-таки распирало от удовольствия и предвкушения, которое, видимо, должна была испытывать и я. Но я не испытывала. «Ты будешь в восторге», - повторял он и торопился покончить с ужином, чтобы отправиться ко мне в гости и установить эту штуковину в моего Фрунзика, как я именовала своего электронного друга. По привитой папой привычке, старалась всему вокруг дать имена. Компьютер назвала в честь известного актера из «Мимино», в надежде, что он будет таким же спокойным, надежным и верным. Меня держали в неведении до самого момента установки. И даже праздничный вечерний чай с тортом пришлось передвинуть на час, пока будущий муж возился с разбором моего системного блока и установкой внутрь подарка. Когда агрегат был успешно установлен, будущий муж включил компьютер и начал настраивать софт. Так в мою квартиру впервые ворвался интернет. Муж умел удивлять подарками. Первый модем в красивом пакетике и его детская радость от предвкушения никогда не забудутся. Хотя потребности в интернете на тот момент я не испытывала вовсе. Скорости не было вообще. Фотографии загружались в несколько приемов и очень медленно. К тому же у нас была спаренная на две квартиры телефонная линия. Спасало лишь то, что соседка по несколько месяцев проводила в психушке и почти не общалась по телефону.

Правда, у нас был особый повод трепетно относиться к интернету - именно благодаря ему мы однажды встретились. Это была цепочка совершенных случайностей, какими полна цифровая система. Но она изменила наши жизни, и мы с этим считались, относясь с уважением. Пока я дописывала свою диссертацию, облаченная в епитимью с ног до головы, замужние подружки, которые диссертаций решили не защищать вовсе, подкалывали вопросами, когда я наконец дозрею до замужества, сколько можно стареть в одиночестве?! Я, чтобы быстрее от них отделаться, кидалась естественным ответом: «Когда допишу диссертацию». К моему удивлению и счастью, они отстали. Оказалось, не отстали – затаились. И вот когда я защитила свой труд и стала свободнее распоряжаться своим временем, одна из подружек как раз перешла работать на другую кафедру и пригласила меня в гости на новое рабочее место. Я согласилась. А завлекла она меня как раз наличием на ее новом рабочем месте интернета. На моей кафедре интернет на тот момент еще не провели, и мне было любопытно, тем более что подруга в красках живописала как это – гулять по разным сайтам и всё узнавать прямо с экрана. Когда я пришла в кабинет подружки, она радушно усадила меня за монитор, хвастливо пощёлкала мышкой и открыла какую-то страничку с вопросами. Будучи совершенно невинной в этих темах, я начала с интересом заполнять поля, отвечая на вопросы, ожидая какого-то итога. Когда же я заполнила почти всё, неожиданно пришло начальство, и подружка, сказав, что шеф не терпит лазанья по интернету, увела меня в другую комнату. Шеф оказался веселым и разговорчивым. Он много путешествовал и рассказал нам и о верблюдах, и бедуинах, и о китайском чае. В ход пошел коньяк, мы хорошо провели время, к беседе подключались всё новые кафедралы, возвращавшиеся с занятий – было душевно. Приехав домой, я и забыла о своей прогулке по интернету. Но подружка не забыла. Она позвонила на следующий день и сказала: «Помнишь, ты обещала решить личный вопрос после защиты? Час пробил. Жди сигнала!» Оказывается, вопросы, на которые я тогда отвечала, были анкетой сайта знакомств. И сигнал поступил.

Через два дня раздался звонок от будущего мужа. Он, в свою очередь, оказался на сайте знакомств на спор с братом. Хотел доказать, что ничего приличного на таких сайтах быть не может и что серьезные вопросы личной жизни там не решаются. Брат был давно женат и подталкивал его к семейному счастью. Жена брата и открыла для него первый попавшийся сайт. Муж говорил, что делал отбор на анкеты без фото, чтобы опереться на интуицию, не отвлекаясь на зрительные впечатления. Фото в моей анкете, понятное дело, как раз и не было. Зато был телефон. Я указала его вообще ни о чем не думая, просто потому, что для этого была выделена графа. Потом муж рассказывал, что это его смутило – так обычно делали дамочки легкого поведения, но для победы в споре ему это вполне подходило. И он позвонил. Еще через пару дней мы встретились. Оказалось, живем на соседних улицах и, скорее всего, уже встречались в магазинах, метро или просто на улице. Было удивительно. Еще и оттого, что никогда не были завсегдатаями сайтов знакомств. Он - оттого, что эмоционально брезглив, а я - оттого, что рядом всегда было так много реальных интересных людей, а времени так мало! И к тому же я была стойкой противницей брака. Он и позвонить от этого решился не сразу – думал, что я и без того завалена звонками. Но кроме него мне так никто и не позвонил.

Хотя, если быть дотошно точной, был еще один звонок. Звонивший предлагал стать суррогатной матерью для него и его жены. Я ответила, что это меня не интересует.
- Но я заплачу много денег – говорил мужской голос в трубке.
- Спасибо. Я не нуждаюсь в деньгах.
- Так не бывает. Всем нужны деньги – я почувствовала, как на том конце провода растет раздражение, переходящее в гнев. Мне это было удивительно и не понятно. Звонившему просто сильно не повезло с абонентом – я ему даже сочувствовала, уловив, как закачались основополагающие принципы его картины мира.
- Знаете, решила я закончить разговор мягко: у меня точно не получится выносить, а потом отдать своего малыша.
- Но вы сможете остаться с ним и быть, например няней.
Конечно, говоривший заведомо лгал. И вряд ли сам мечтал о малыше, скорее, хотел порадовать супругу, потому что совсем не предчувствовал женской реакции на свою ложь, которую раскусит любое женское сердце.
Из телефонной трубки посыпались грубости и угрозы. Стало грустно и неприятно. Я повесила трубку.

Больше никто не звонил. Цепочки случайностей, словно по велению чьей-то руки, выстроились в такую последовательность, которая позволила пересечься людям, которые среди своих обыденных дел, скорее всего, никогда бы не встретились. К моменту нашей встречи, имея диплом физхимика, муж давно покинул науку, получил второе образование и вращался в том мире, в который сама я никогда бы не попала. Обитая в основном за письменным столом, на кафедре или на прогулках с друзьями. Бары и прочие подобные места мы просто не любили и не посещали. Были, правда, театры, концертные залы, музеи и Публичная библиотека, которые мы посещали параллельно друг другу. Но в таких местах люди редко смотрят по сторонам, больше в себя. Поэтому без помощи волшебной руки и интернета у нас почти не было шансов встретиться. И такие моменты - самое удивительное в человеческой жизни.

Подаренный модем – стал памятью о нашей первой встрече в интернет-пространстве. Потому что потом через интернет мы с мужем почти не общались. Он использует интернет в работе, проводит за компьютером долгие часы, но никогда не имел аккаунтов в социальных сетях и прочих интернет радостей современного человека. И мыслит он  масштабами исключительно мировой экономики, а не земных перипетий. Взаимоотношения США и Китая и их влияние на курс доллара волнуют его куда больше, чем погода за окном. Максимум, мы обмениваемся файлами по электронной почте. Я держу устаревший тариф с эсэмэсками ради него, потому что он предпочитает общаться именно так. Вот такой неинтернетный парадокс.

Почти все дни рождения в замужестве похожи один на другой. Возможно, другим с разнообразием повезло больше, но у меня всё было именно так. Мы оба обожаем рестораны. Я к тому же любитель разных национальных кухонь. И каждый день рождения после моего рабочего дня мы отправлялись в ресторан той национальной кухни, которую я намечала следующей для дегустации. Почему-то особенно запомнился ресторан мексиканской кухни с обжигающими бурито. Люблю пикантные блюда. А китайская кухня стала страстью на всю жизнь, и пусть говорят, что на кухню самого Китая она совсем не похожа: до Китая я вряд ли когда-нибудь доберусь – не проверить.

А однажды с такого дня рождения в ресторане для нашей семьи неожиданно началась совсем другая жизнь. Это был солнечный летний день. Как обычно после работы мы с мужем отправились в ресторанчик, чтобы отпраздновать вдвоем, а вечером пригласить близких на чай с тортом. Только в тот вечер мне отчего-то совсем не хотелось уходить из уютного зала с диванами и канделябрами. Было так волнительно на душе – словно от предчувствия, что дней рождения в таком формате больше не будет. Скоро всё будет совсем по-другому. Мы даже позвонили домой и предупредили, что задерживаемся. Домашний праздник начали без нас. А я после ресторана потянула мужа в кафе-мороженое и никак не могла остановиться, поглощая разноцветные шарики в «Баскин Роббинс». Помню вкус этих шариков, словно ела их вчера. Любимое «Пралине с кленовым сиропом и орешками пекан»! Вернулись мы уже к полуночи. Из гостей остались лишь самые стойкие. А на следующий день моя мама уезжала навестить дедушку. Мы же с мужем планировали сделать ремонт в ванной, чтобы потом с чистой совестью уехать к морю на целых два месяца. Были куплены путевки в популярный санаторий, и лето обещало быть сказочным. Но счастье любит пугать из-за угла и нарушать течение жизни.

Следующим вечером мы отправились на вокзал - провожать маму. Я обожаю вокзалы. С детства меня пьянит это волнующее море человеческих эмоций, сосредоточенных в одном месте, где каждый надеется на перемены, обманывая судьбу местоположением. Встречать и провожать не уезжая самому - тоже отдельное удовольствие. Кажется, что сам съездил и уже вернулся обратно. И вот ты стоишь на вокзале, а вокруг такие же счастливцы, затянутые сегодня вместе с тобой в дорожный водоворот. Я предвкушала этот день, когда покупала маме билет. Но в тот вечер все было не так. Точнее, все вокруг было так, как и должно быть на вокзалах. Не так было что-то внутри меня. Но что - я совершенно не понимала. Меня всё раздражало. Мне казалось, что близкие делают одни глупости и всё время ошибаются. Выбирают неудобное кафе, покупают невкусную еду. Да и вообще, зачем мы тут все? Это было особенно странным, так как в обычное время я очень спокойный человек, и меня сложно вывести из равновесия. Понимала, что не права, было неловко перед близкими, но ничего не могла с собой поделать. Муж и мама достойно выдержали моё неэтичное поведение, за что я им была очень благодарна. В меня словно вселился какой-то неведомый ранее бес и никак не хотел оставлять в покое.

Началось это неделей ранее, когда всей семьей мы ходили выбирать плитку для ванной. По пути в магазин на меня снизошло неожиданное озарение, что никакой плитки в собственной ванной я не хочу. Я не хочу, чтобы любимое место напоминало общественный туалет - и точка. Обычно, без беса внутри, я легко иду на компромиссы, так как по большему счету, полностью согласна с другом-первокурсником: «Всё это суета сует и томление духа», но не в тот раз. Я не придумала ничего лучше, как захотеть обои по всему периметру стен ванной комнаты. Близкие слегка растерялись. Но тут же успокоились, посчитав, что обоев с необходимыми качествами быстро найти не удастся – а мы торопились. Им не повезло, так как на пути попался специализированный салон, где было всё. И обои, выдерживающие прямые потоки воды – тоже. Конечно, консультанты кинулись нас отговаривать, уверяя, что таких покупателей у них еще не было, и мы очень рискуем. Но чего хочет женщина, того хочет Бог. Или дьявол – не важно. Женщине важно, чтобы получилось. Главное, что появляется невидимая сила с нечеловеческими способностями убедить всех вокруг, что идея вполне нормальная и воплощаемая. Эта сила привела к нам консультанта, который как раз имел такие обои в собственной ванной комнате. Разумеется, консультант был женского пола. Правда она честно призналась, что в помывочной зоне у нее положена пресловутая плитка. Зато на остальных стенах - французские обои и никаких проблем – только восторги гостей. Близкие сдались. Мы стали счастливыми обладателями нескольких рулонов обоев для ванных комнат, клея и герметика для стыков.

Эту историю я вспомнила, когда, посадив маму на поезд, мы возвращались домой. «Что в меня вселилось? - думала я с ужасом. - А вдруг я теперь навсегда останусь замужней стервой?» Помню, что всегда очень боялась замужества, считая, что это как болезнь, как диагноз, который непоправимо портит характер, превращая романтичную особу в стервозную хабалку, везде борющуюся за интересы мифологизированной семьи. На следующее утро я принялась за отрезвляющую деятельность, в одиночестве отодрав весь кафель со стен ванной комнаты, потому что мне казалось, муж всё сделает как-то неправильно или еще чего доброго уронит топор себе на ногу. Абсурд - но погрузившись в него, я никак не могла оттуда выйти. Не менее странным было и то, что мне резко расхотелось готовить обеды и ужины. Враз. Я обожала готовить, обожала радовать мужа новыми блюдами, так как еда была его слабостью. А сейчас второй вечер подряд мы шли ужинать в ресторанчик неподалёку. Всё было очень странным. И я снова убеждалась, что здесь что-то не так. И скоро всё встало на свои места. На следующее утро я пришла к мужу с известием: «У нас будет ребенок». Сложно описать собственную интонацию, которая осталась в моей памяти навсегда. Это была ни радость, ни печаль, а что-то неотвратимое, как сама судьба, и поэтому абсолютно безэмоциональное. Я была в ступоре. Будущий отец, видимо, тоже. Спасибо, что он не задал мне тогда дурацкого мужского вопроса: «А ты уверена, дорогая?».

Наша реакция в тот момент была вполне объяснимой с одной стороны и совершенно неожиданной – с другой. Дело в том, что мы оба увлекались изучением астрологии. Я начала поглощать астрологические знания с шестнадцати лет, он – незадолго до нашего знакомства. Но когда мы встретились, это стало одной из главных тем взаимного интереса. Я научила его строить гороскоп, интерпретировать карту, исходя из личных данных, а не по астрологическим сборникам на первое число периода, как делает большинство. Он, как человек с научным мышлением, проверил работоспособность прогнозов, и, убедившись в их волшебной правдивости, стал терпеливо обучаться интерпретации. Конечно, его больше интересовала финансовая астрология. И мы погрузились в ее тайны вместе, так как деньги никогда не были предметом моих интересов, и опыта в этом разделе астрологии у меня почти не было. Стоит ли уточнять, что и дату свадьбы мы выбирали исходя из расположения звезд, чем изрядно напугали служительницу культа Гименея: влетев в кабинет с пачкой листов А4, исписанных датами и значками планет к ним. Мы были готовы перебирать множество вариантов, и вид у нас был воинственный. Тётенька была ошарашена и согласилась на первый же вариант нашей даты и времени до минут. В астрологии важна каждая минута! И тогда ошарашены были мы: пришлось класть меч в ножны и благодарить.
Естественно, что для нас было важно, где окажется Солнце будущего малыша, о котором мы оба мечтали. В мои пожелания входило только одно: чтобы оно не попало в знак Рыб. Не то чтобы Рыбы чем-то мне особенно насолили в жизни. Жизнь меня с ними почти не сталкивала. Скорее, наоборот, мне было их искренне жаль. Казалось, что люди водных знаков особенно уязвимы и не защищены в жизни. Как же я отпущу в мир своё неприспособленное к выживанию дитя, умеющее плыть только по течению? Я так и видела пугающую картинку: у меня рождается девочка – второй устрашающий факт - и эта девочка - Рыба. Я жалею и спасаю её от тягот жизни, и мы вместе плачем целыми днями. Было и еще одно сопутствующее обстоятельство – собственный Марс, попавший в момент моего рождения в знак Рыб. Тогда я считала его своим проклятием, эмоциональным клеймом, портящим репутацию результативного члена социума. Сейчас поняла, что это спасение, а малыш Рыбка – подарок. Но в тот год, озвучив свое пожелание и дату зачатия для Рыб, ушла на опасный период в супружескую изоляцию. Поэтому неожиданный результат ставил под вопрос не только беззаботность долгожданного отпуска, но и пугал предполагаемой датой рождения будущего малыша – 21 февраля. Однако был и другой полюс эмоционального ступора: я уже год лечилась от бесплодия и при таком раскладе должна была быть рада малышу с любым Солнцем. Муж, кроме всего названного, не на шутку переживал о финансовой подушке безопасности этого стартапа под кодовым названием «Ребёнок». Наш ступор имел несколько питающих источников и в тот момент казался вполне оправданным.

Поэтому мы отправились в тот же ресторанчик со стеклянными окнами в пол и сидели, молча глядя в окно и думая каждый о своих воплотившихся страхах. Каждый из нас находился тогда в своем отдельном ступоре. Мы приходили сюда каждый вечер, и всё повторялось снова. Сейчас эти воспоминания вызывают трогательное умиление, как дорогой сувенир. Но тогда нам было не до улыбок. Не то чтобы мы не испытывали радости и волнующего предвкушения. Все это было. Но это было где-то в самой глубине. Было не ясно, выйдет ли это на поверхность, реализуется ли, превратясь в реальное родительское счастье, о котором кричат глянцевые журналы. Или это красивая ложь. Вдруг именно у нас не получится испытать это счастье, но мы навсегда лишимся проверенного настоящего, получив непредсказуемое будущее. Наверное, люди по-разному переживают этот этап вхождения в новую жизнь. Мы со своим гипертрофированным чувством ответственности были лишены счастья непосредственных положительных эмоций, доступных другим. Может, поэтому мы пытались исправить ситуацию не один раз. И каждый раз это были совершенно разные ощущения.

Чувство отцовства - это вообще отдельная и сложная тема. Мне кажется, оно готовится к расцвету очень медленно, если вообще успевает расцвести, и раскрывается новыми лепестками с каждым следующим малышом. Счастливые отцы получаются из тех, кто спроецировал свое отцовство еще в детстве, кто принял и полюбил в себе отца, когда еще сам был ребенком. Таких очень мало. Для остальных это этап серьезной психологической ломки, которую не все преодолевают достойно. С материнством, впрочем, все обстоит почти также. Разница лишь в том, что женщине помогает сама Природа, включая и выключая биологические часы в определенные периоды ее жизни. Но мои внутренние часы почему-то безбожно отставали от подаренных Природой. Мне всё казалось, что я ещё не готова, что я пока не могу стать достойной матерью для своих детей. Чтобы их полюбить, я должна сначала разобраться, что такое истинная материнская любовь. А на это требуется время, много времени. Я точно пока не готова и стараюсь не воплощать непродуманных решений. Но, выйдя замуж, больше не могла спасаться дежурным: «Я не сделала домашнее задание, можно ответить в следующий раз?» И на словах я стала мечтать о малыше.

Но Вселенную не обманешь. И тогда я придумала себе, что больна. И пошла лечиться. Мне просто повезло с доктором. И мой любимый доктор, врач от Бога, быстро поняла в чём дело. Объявив, что я абсолютно здорова, не оставила меня, а сделала вид, что продолжает лечить. В то лето мы простились с ней до осени. Она пожелала мне хорошего отпуска, и мы расстались, чтобы… встретиться через несколько дней снова. Помню её улыбку, когда она увидела меня в очереди перед кабинетом– она сразу всё поняла. Я закидала её тревожными вопросами. От волнения и переживаний мне не хватало воздуха. Мне казалось, что ехать на море, тем более в санаторий с процедурами, теперь точно нельзя – опасно для будущего малыша. И вообще, теперь нужно только сидеть под стеклянным колпаком и иногда дышать. Доктор только посмеялась, уверив, что солнце человеку полезно, а именно человеком является будущий малыш. Я удивилась и поняла, что человеком будущего малыша отчего-то совсем не воспринимала, скорее объектом из учебников по акушерству. Он был для меня абстрактной теорией, проектом. И так было до первого узи и до того волшебного момента, когда меня почесали пяточкой изнутри. Этот сюрреалистический период бывает только с первенцем: когда все вокруг верят в твою беременность больше, чем ты сама. Все словно видят ее: по тестам, анализам, календарю, по весу и давлению. Одна ты, как полная дура, ничего такого не замечаешь и ходишь ударенная новой сплетней о самой себе, которую все давно уже обсуждают. Как-то давно один знакомый делился со мной впечатлениями о встрече с женщиной, ожидающей его малыша примерно такими словами: «Представляешь, она такая радостная, на живот мне показывает, говорит – потрогай! Я чуть в обморок не упал! Да если бы у меня внутри что-то там начало расти – я бы точно с ума сошёл, а она радуется – улыбается». Действительно, вспомнив этот рассказ, подумалось: события, прямо скажем, сюрреалистичные, и здоровой мужской психикой воспринимаются с адекватной потерей сознания. И только неадекватная гибкая женская психика способна получать от этого удовольствие. Оставшееся до моря время я провела в сомнамбулическом состоянии. Ремонтом я больше заниматься не могла. Только шила без устали хлопковые наряды, чтобы надежно защитить телесный домик малыша от солнечной радиации. И готовилась морально к неведомой жизни.

К осени я вполне адаптировалась к новой себе. Полюбила, жившего внутри малыша. Погрузилась в шитье распашонок и вязание кофточек. Стала совсем другим человеком. Ремонт в ванной мы закончили еще летом. Обои были превосходные: причудливые рыбки и другие океанические существа создавали ощущения попадания в подводное царство. На удивление, они стойко держались на стенах долгие годы, даже не требуя обновления герметика, только мытья. Теперь-то я знаю, что капризничая в магазине, просто хотела порадовать будущего малыша подводной сказкой. И детям действительно очень нравилось рассматривать рыбок во время купания. Остальные наши страхи тоже не оправдались. Я, разговаривая с будущим малышом, между делом просила его не быть Рыбой. Он прислушался и родился раньше срока даже с запасом, чтобы точно попасть в другой знак зодиака. И оказался мальчиком, как я мечтала. И я ему очень благодарна. Да и финансовых вливаний дети требуют не так уж и много, гораздо больше времени и внимания, чем есть обычно у их родителей. Всё постепенно встало на свои места. И стало понятно, что всё в жизни происходит не просто так. У всего есть причины, только понимаем мы их не сразу, а спустя какое-то время. И всё, что покупается-делается с любовью или во имя её, служит долго и только радует. А у того дня рождения в памяти навсегда остался привкус волнительного предчувствия надвигающегося неотвратимого счастья, которое как обычно выскакивает из-за угла.

Когда родились дети, дни рождения стали веселее и непредсказуемее. Иногда мы превращали его в пикник с шашлыками и бадминтоном в ближайшем парке, чтобы открыть сезон настоящего летнего тепла, особенного воздуха, пахнущего травой и летом. Если на момент праздника никто не ограничивал меня грудным кормлением, мы смело отправлялись в Петергоф. Сначала, по сложившейся традиции, обходили все любимые фонтаны Нижнего парка, а потом устраивали праздничный пикник на песчаном пляже. Петергофский пляж - не самое эстетичное место в июне: воды в заливе обычно не много, но так сложилась наша семейная традиция. Мы всегда располагаемся на одном и том же месте пляжа, у нас традиционный праздничный набор блюд для пикника и даже вечерний ливень стал в этот день нашей семейной традицией. Дети обманным путем стараются залезть в залив, строя песчаные замки всё ближе и ближе к воде, муж обманным путем удаляется в ближайшее кафе и приносит мне праздничный бокал вина, а я делаю вид, что сильно сержусь, потому что это всё лишнее – пить одна я не люблю, а он ни за что со мной не пьёт, даже за мое здоровье, потому что в принципе не пьёт, а я и не настаиваю. Это самые счастливые уличные дни рождения. Главное вовремя заметить, что дети эмоционально выдохлись, приготовить зеленку, потому что следующим этапом они начнут ошибаться в координации, и наименее травматично уговорить их собираться домой, чтобы у них остались силы передвигать ноги.

Иногда просто собирались дома, но всегда удавалось хотя бы ненадолго вырваться только вдвоем в ресторанчик, пусть и ближайший, выкроив пару часов до следующего молочного кормления. Это стало новой праздничной традицией во времена семейной жизни. Было забавно бежать в ресторан на пару часов, пока твой малыш смотрит сытые сны, чтобы в спешке, рассматривая меню, убедиться, что почти ничего из этого списка тебе в данный момент просто нельзя. Наверное, предчувствуя свою непростую пищевую карму, я начала готовиться еще с юности. В старших классах школы я впервые задумалась о правильном питании и стала вегетарианкой. Это помогло с легкостью выдерживать все пищевые ограничения, которые преследуют женщину, ожидающую малыша, если она, конечно, поверит медикам и решит их соблюдать. Почти год, пока малыш ест вместе с мамой изнутри и полтора-два года, пока он ест вместе  с мамой, находясь снаружи. А если женщине повезло, и детей несколько – здоровым образом жизни она обеспечена на половину жизни. И ведь ни капли алкоголя. И никаких сладостей, кроме печенья «Мария» - не любой Марии, а только гостовской. Вот так! Но я бежала не за этим. Выход в ресторан каждый день рождения после появления малыша – это настоящий эмоциональный прорыв в материнской жизни, расширение границ и приятие собственной многоликости. Возможность внутренне совместить себя и всех детей, «я» которых теперь навсегда растут внутри твоей ауры. Со стороны это может показаться простым делом, но каждый шаг в сторону от малыша давался мне непросто. И муж помогал мне в этом изо всех сил, перетягивая внимание на себя. В ресторане сделать это было гораздо легче. Главное увести меня подальше от дома. Мужья поневоле становятся отличными психологами, а мой был одарен еще и с рождения.

Постепенно я приучила себя не планировать сложных блюд, чтобы не томить малыша долгим ожиданием и не портить праздник всем остальным.  Только самые любимые, проверенные временем. А в конце - всегда торт домашнего приготовления. Это святое.
Когда родился младший сын, организовать праздник было и вовсе непросто – в день моего рождения ему был всего месяц, и он требовал постоянного маминого присутствия. Выручила онлайн торговля с доставкой, которая в тот год только начала разворачиваться в одном из сетевых гипермаркетов. Благодаря этому тот день рождения тоже стал особенным. Даже будучи одной с месячным малышом, я смогла порадовать близких праздничным угощением, сохранив силы и нервы. До сих пор вспоминаю это ощущение праздничности, когда твоя задача – просто открыть пакеты с готовыми блюдами.
Жаль, это останется разовой акцией -  праздничной, а не будничной, оставшейся счастливым воспоминанием. Мы убежденные сторонники здорового питания, а овощи лучше выбирать лично – продукт специфический. Да и с доставкой в экомагазинах пока не так здорово, как в гипермаркетах, ловко развозящих мертвые кусочки, сформованные в привычные человеческому глазу и узнаваемые полуфабрикаты «Просто разогрей».

С появлением детей жизнь удивила новыми волшебными ощущениями, которые испытываешь лишь когда получаешь подарок от собственного ребенка. Подарок от подарка. Это не укладывается в голове. Тебе кажется, что это твоя задача одаривать детей  вниманием, заботой, любовью, счастьем, интересным досугом, игрушками, походами в музеи и путешествиями. А потом неожиданно наступает момент, когда малыш приносит первый подарок на твой день рождения. Я трепетно храню подарки своих детей, жертвуя в этом вопросе принципами присущего мне минимализма. Прошло время, и детские сюрпризы стали нематериальными, как я люблю. Сын подарил мне сделанный для меня мультфильм. Остальные приготовили фортепианный концерт, чем тронули меня до слез. Это были не слезы умиления, скорее очищения. Слезы текли от самопрощения и избавления от давившего несколько лет чувства вины. А дело в том, что старший сын мечтал научиться играть на пианино. Но я проявила родительскую лень и неповоротливость. Я даже в страшном сне не могла представить, куда можно втиснуть какой-нибудь «Красный октябрь» в доукомплектованной квартире. Для очистки совести даже подумала об электронном варианте, который между занятиями можно было бы запихивать под диван. И мы с детьми даже сходили в магазин посмотреть инструменты, я проконсультировалась у дяди-музыканта и получила рекомендации по моделям. Но я реалист и знала, что после пары раз уже никто не будет убирать эту штуку под диван, и она будет стоять посередине комнатного пространства, пока малыши не перевернут эту конструкцию во время своих догонялок. В общем, мой сын остался без обучения, которым бредил, а я приобрела разъедающее самоклеймо бездушной матери.

Это клеймо выросло из другого маленького розового шрамика, родом из моего собственного детства. Ведь я хорошо помнила, к чему приводят разрушенные детские мечты. Когда мне было чуть больше трех лет, я сама была удостоена ранения, куда более серьезного. На первом этаже двухэтажного дома, где прошло мое детство, от прежних владельцев осталось старинное черное пианино с вензелями и канделябрами. Его вид завораживал, звучание околдовывало. И прикосновение к нему было для моих детских пальчиков сродни волшебству. Покоренная этими неземными ощущениями, я даже старалась подходить к инструменту не очень часто. Мне казалось, что такие невероятные ощущения не могут быть явлением каждодневным, их нужно беречь и с трепетом ждать каждой новой встречи. Поэтому прикасалась к клавишам не так часто, как хотела. А зря: очень скоро волшебство было разъято на бездушные запчасти практичными родителями и испарилось в никуда. Причиной, если смотреть совсем глубоко, был мой дядя, человек самозабвенно преданный музыке, и дедушка, с которого эта фантастическая любовь к музыке пришла в нашу семью. Дело в том, что брат моей мамы учился сначала в музыкальной школе, потом в музыкальном училище, потом в консерватории. А мама со своим тихим рисовательным хобби от такого музыкального соседства надолго заработала иммунитет к музыке. Понятно, что в собственном доме музыки она допустить не могла. И мое любимое пианино безжалостно сломали. Только канделябры папа припрятал в своей мастерской, а позже отреставрировал. Но они меня не радовали, а занозой напоминали об утрате. Клавиши того инструмента казались особенными. Ни на одном инструменте я не встречала похожих. Они были не гладкими и блестящими, а тонкими и матовыми, холодными и контрастно белыми на черном фоне корпуса. Дека со струнами еще долго валялась в гараже, и я умудрялась играть даже на этих струнах, воображая, что у меня арфа.

Поэтому музыку я люблю той болезненной неразделенной любовью, пламя которой от каждой встречи вспыхивает с новой неутолимой силой. Недаром говорят, шрамы украшают. Так в душе остается рисунок того, что для нас особенно дорого и что мы уже никогда не забудем. И поэтому мы любим наши шрамы и сохраняем любовь к тому, что за ними стоит, на всю жизнь. И я хорошо представляла размер моей вины перед сыном, который не получил образования, о котором мечтал. Несмотря на заверения сына, что методичное обучение сделало бы из него невротика, мне было немного грустно. И когда дочка захотела пианино, я была уже готова на всё, что угодно. Так у нас появился наш собственный «Красный октябрь». А старший сын научился играть сам, без преподавателей, и был абсолютно этим счастлив. Он  проводит за инструментом даже больше времени и с большим упоением, чем остальные дети, которые работали с педагогами. Поэтому концерт в его исполнении и с сестренкой в четыре руки был для меня двойным подарком и моментом ни с чем несравнимого чистого родительского счастья.

Семейная жизнь накладывает на всё печать традиций и постоянства, дни рождения не исключение. Наверное, можно было придумывать что-то более оригинальное, чем поход в ресторан. Например, прыгнуть с парашютом в следующий праздник. Но семья меняет взгляды и на это – бессмысленный риск после рождения детей больше не кажется привлекательным досугом. Да и похожесть праздничных дней друг на друга в пору замужества имеет свое очарование и возвращает в детство, когда непременно придет дедушка и, конечно, принесет букет сирени. Наверное, каждый праздник проще было бы восстановить в памяти по фото или видео. Любопытно было бы выложить в ряд фото с дней рождений в хронологическом порядке, чтобы восстановить канувшие в черную дыру забвения моменты личной истории. Но это требует времени и усилий: альбомов много, а даты писались с обратной стороны, чтобы не нарушать эстетику кадра. Может, когда-нибудь я совершу этот подвиг и добавлю в свои семейные календарные мемуары пару-тройку эпизодов, кто знает.

VIII.

А вот празднование Дня рождения на работе – это вообще забавный и специфический феномен. Еще более традиционный, даже ритуальный, чем праздники в период замужества. В эти моменты на сцене словно разворачивается двухактная пьеса, в которой есть обязательные персонажи и непременные сюжетные линии. Все персонажи даже в разных рабочих коллективах произносят текст, принадлежащий одному и тому же сценарию, только костюмы и декорации в режиссерских версиях слегка отличаются. Всегда есть свой Король, сидящий во главе стола, произносящий главный поздравительный текст и обычно вручающий презент от коллектива. Есть коронованная коллективом Королева или некоронованная главная Фаворитка, которая, как тень, следует за ним по ступенькам сценария. И, если бы не существование сценариста, о котором известно не всем действующим лицам, считалась бы в коллективе автором праздника и его режиссером одновременно. Лишь с её заветного позволительного знака, Король решается сделать следующий шаг в праздничном сюжете. Есть Секретарь или Помощник, которые выполняют мелкие поручения обеих персон по одному движению брови. Есть свой Тамада, чьи байки проверены временем, почти не меняются с его течением и прошли строгую цензуру Королевы или Фаворитки. Есть и Шут, вовсе не спонтанные возгласы которого также прошли цензуру, но считаются непредсказуемыми и оттого веселят собравшихся, каждый из которых радуется, что у него-то голова пока на месте, чтобы не опускаться до такой роли. Есть роль Отличника или Умника, который всё знает, в курсе всех последних новостей и нововведений в подробностях. Если разговор случайно свернет в сторону сложного вопроса, все сразу посмотрят именно на него, и он обязательно найдет, что сказать о том, о чем остальные еще даже не слышали. Среди собравшихся всегда остается незамеченным Тихоня или Белая ворона, который сидит, слушает, ест мало, почти не пьет. А о чем думает – не ясно. Потому что никто его об этом не спрашивает. Потому что никто его обычно не замечает. А когда случается такое несчастье, что его день рождения выпадает на рабочий день, он старается закрыть его отпуском или, в крайнем случае, экстренно заболеть. И никто в коллективе не удивляется. Это даже как-то естественно. Все остальные – просто гости праздничного шоу. Имена персонажей имеют принадлежность к полу совершенно условную. Так как, независимо от пола, реплики и сюжетные линии у них абсолютно одинаковые. И женщина Король, к примеру, может иметь Фаворитку любого пола, главное, чтобы она следовала тексту сценария. Праздник может проходить в декорациях ресторана, рабочей зоны или вовсе переносится на природу. Где-то веселье во втором акте, после официальных речей и перечисления заслуг именинника, набирает градус искренности. Где-то становится еще более формальным, чем в первом акте, и участники стараются незаметно посмотреть на часы, утешаясь тем, что в это время они могли бы просто работать, а не пить и закусывать. Именинника обычно отпускают раньше, чтобы он успел до начала следующего рабочего дня посидеть за столом ещё и со второй семьей.

Поэтому вспоминать после таких празднований обычно бывает нечего. И в этом я мало отличаюсь от большинства. Но один праздник, который однажды для меня устроили коллеги по работе, я вспоминаю с теплом и ностальгией. В том коллективе мне удалось поработать всего год, но это было душевное время. В том месте воплотилось всё, что я считала для себя идеальным местом работы. По-семейному доверительная атмосфера, по-домашнему уютные праздники, и, конечно, работа мечты, когда главное – достичь цели, а каким образом и какими методами – ты волен решать сам. И праздник коллеги мне устроили такой же – искренний и теплый. Так случилось, что мой день рождения совпал с днем рождения моей начальницы. Об этом я узнала накануне, когда она с самым серьезным лицом, сдвинув брови, спросила: «Это правда, что у тебя завтра день рождения?»
- Да вообще-то, - ответила я и внутренне напряглась: мало ли что, работать я начала здесь недавно. Вдруг у них принято съедать именинников на обед.
- А ты знаешь, что мы с тобой родились в один день?
- Нет.
- Обманываешь – знала! Почему не сказала?
Естественно, я об этом не знала, так как не я проверяла документы при приеме на работу, а мой начальник. Видимо, она этого даже не заметила и сама себе удивилась. Оказалось, таким затейливым образом она выражала радость от того, что мы родились в один день, и что праздник нам предстоит двойной. Может быть, благодаря удвоенному статусу, он удался на славу, удвоив наше праздничное настроение в тот летний день. Мы не делали ничего особенного: приготовили домашние салаты, принесли торт и десерты, пили ароматное чилийское вино и много разговаривали. Одна из коллег только что вернулась из Египта, где отдыхала с двумя детьми и на мониторе мелькали слайды пальм, ослепительного моря, детских шалостей и экзотических фруктов. В купе с красным вином это создавало ощущение полного погружения в прекрасную беззаботную реальность, которая вот-вот случится и с нами: лето только начиналось, и наши моря ждали нас впереди, дразня манящим ожиданием. В том празднике не было ничего оригинального или грандиозного. Но это был единственный в моей жизни корпоративный день рождения, прошедший вне шаблонного сценария и этим он мне дорог. Сейчас этого коллектива больше нет, как нет той структуры, в которую я в свое время попала благодаря случаю и, увы, совсем ненадолго.

Провидение порой подбрасывает в человеческую судьбу столь диковинные бусины, что поначалу их можно даже не заметить и лишь спустя годы, когда станет видна вся картина, удивиться их красоте в ожерелье собственного прошлого. Чтобы попасть на самый лучший свой день рождения в трудовом коллективе цепочка случайностей должна была не один год причудливо сплетаться в узор, начало которому было положено в один ничем не примечательный понедельник. Точно помню, что это был понедельник, так как только по понедельникам я пересекалась на кафедре с подругой-коллегой. Была середина дня. Наш заведующий кафедрой, отчитав лекцию, как обычно скрывался в своем кабинете от толпы желающих получить аудиенцию, подпись, консультацию, рецензию, а чаще всё вместе, чтобы немного прийти в себя. Он был уже не молод. Мы пили чай, непринужденно разговаривали на околонаучные темы, когда дверь открылась, и к нам вошел молодой человек с бумагами. Оказалось, он искал, кому передать материальную ответственность на технику, которая стояла как раз в кабинете заведующего, так как сам юноша переходил работать в другое подразделение. Кроме меня и профессора в комнате было еще трое, но все дружно стали отказываться под разными предлогами. Заведующий посмотрел на меня как на последнюю надежду. Надо заметить, что обычно я тоже всегда отказываюсь от любой ответственности и пионера-героя строить из себя не собираюсь, но для всех остальных наш профессор был только заведующим кафедрой, а для меня еще и научным руководителем. Я не могла бросить шефа в трудной ситуации: в конце концов, не на себя же ему оформлять этот компьютер. Я согласилась.

И хотя после вступления меня в эту скользкую должность количество закрепляемого за кафедрой оборудования стало волшебным образом расти в геометрической прогрессии, меня утешало, что на эту тему мне приходилось общаться с удивительным человеком, позитивнее и доброжелательнее которого я еще не встречала. После удручающей атмосферы, царившей в ту пору на кафедре, общение с начальницей материального отдела, было глотком свежего воздуха. Мы не болтали о пустяках - только по делу, но шлейф радости от общения сохранялся несколько дней. Прошло много лет. За это время у меня родилось двое детей. Наш заведующий, не оправившись после болезни, остался консультирующим профессором, а регулярную работу на кафедре передал другому. И только материальная ответственность оставалась неизменным и неустранимым клеймом на моей судьбе. Понятное дело, никто добровольно не собирался меня от нее спасать. Да я и сама свыклась со своей долей. Когда знаешь, как и что делать, работа делается легко и не отнимает много энергии: тем более, что работа эта была нужной, чего я не могла с уверенностью сказать о своей исследовательской деятельности. В ту пору я переживала профессиональный кризис и после многолетних сомнений приняла решение уйти из науки. Но вот куда и кем, совершенно не представляла. Поэтому продолжала делать прежнюю работу, растить детей и думать о другой профессии. Я сама разработала систему учета вверенных мне объектов и вела их строгий попозиционный учет. Однажды мне это здорово пригодилось. По своей маниакальной привычке, как, посмеиваясь, её называли коллеги, я всегда имела копии документов на всякий случай. И когда я находилась в детском отпуске с первым сыном, мне позвонила та самая любимая мной начальница материального отдела в полном отчаянье. Оказалось, во время очередной инвентаризации один из преподавателей, который пользовался большим количеством техники дома, отказался подписывать Ведомости, утверждая, что техники у него нет, и он ни при чём. Да, бывают такие коварные профессоры в научной среде, хорошо, что таких единицы. Сотрудник, которому временно передали дела вместо меня, сделать ничего не смог, только пожал плечами. Я поспешила успокоить звонившую начальницу, так как у меня были все расписки этого псевдопрофессора на всю его технику. На следующий день я передала эти копии ей. Через неделю она позвонила и ликующим голосом пересказала воспитательное шоу, которое устроила неблагородному профессору, продолжавшему отказываться от владения оборудованием. Профессор был пристыжен. Справедливость восторжествовала. И это было здорово. Потому что воровство не красит никого, даже профессора.

Когда сыну исполнилось полтора годика, я вернулась на работу. Через пару лет ушла в следующий детский отпуск. Когда отпуск со вторым сыном перевалил через экватор, мне снова позвонила любимая начальница. Первым делом подумалось, что кто-то из коллег снова ведет себя не достойно, и требуются документы. Но оказалось, что она звонила, чтобы позвать меня на работу в свой отдел. И в тот момент это стало рукой судьбы, протянутой мне через реку сомнений и нерешительности. Я и до этого всерьез думала о смене профессии и новом месте работы. По многим причинам. Но именно тогда наша семья переживала интересный, но весьма энергозатратный период. Муж пережил свой первый тяжелейший инсульт, и пока мы ставили его на ноги в буквальном смысле, размышления о смене работы я отложила. Но к моменту звонка муж был почти в порядке, только работать как прежде, конечно не мог, хотя и очень рвался. Пришла моя очередь работать. И решив, что это судьба, я сразу согласилась, даже не уточнив, в какую, собственно, структуру я перехожу, и какими точно будут мои обязанности. Это было не дальновидно. Зато начальница была таким замечательным человеком, что все остальное было уже не столь существенным. Оказалось, я попала в структуру бухгалтерии, чему несказанно обрадовалась, потому что давно хотела разобраться, как всё устроено в этой сфере жизни. Она единственная оставалась для меня неосвоенной. Я не имею в виду, что владела узкоспециальными знаниями во всех остальных сферах. Конечно, нет. Но наблюдая за коллегами-гуманитариями, с сочувствием отмечала, что не хочу ощущать себя беспомощным божьим одуванчиком в горниле расчетливого социума, потому что всегда стремилась к самодостаточности. И такая работа позволяла воплотить мою мечту в жизнь, чтобы разобраться наконец в том, чего совсем не знаю.

Зато не на шутку рассердился супруг, чем очень меня удивил. Убедившись, что должность химика в НИИ, в сложившейся в ту пору экономической ситуации не позволит содержать себя и семью, он получил ещё и экономическое образование, а на момент нашего знакомства работал финансовым директором в крупной компании. Мне всегда казалось, что общая профессия в семейной жизни сближает, расширяет поле взаимодействия. Но так считала только я. Наши мнения с мужем на мою работу разошлись. И он до сих пор считает, что это совсем не моё. Хотя также он говорит и про филологию, и про вязание, которым я увлекалась, и про шитье, и про чтение книг. Когда же я спросила: « А что тогда моё?», - он ответил: «Любить и общаться. Это получается у тебя лучше всего». Не знаю, в шутку было сказано или серьезно, но эту миссию пришлось перевести в разряд хобби и с упоением погрузиться в новую профессию. Естественно, я захотела получить профессиональное образование, чтобы добраться до сути, до основ и самого сердца этой романтизированной для меня профессии. Мне в этой работе нравилось всё! От этого муж еще больше выходил из себя. Объясняя это тем, что, будучи начальником, насмотрелся и наслушался разговоров бухгалтерш за традиционным чаем и совсем не хотел, чтобы я превратилась в такое же ужасное существо. Его тревоги можно было понять: он женился на романтичной филологине и ни с того ни с сего рисковал получить циничную бухгалтершу с калькулятором вместо мозгов. Он даже напрочь отказался разговаривать со мной на любые околобухгалтерские темы и отвечать на вопросы, когда я хотела в чем-то разобраться во время учебы. Семейного подряда не получалось. Но я не унывала. Просто училась. Нашим преподавателем по бухучету был главбух со стажем: стильный брюнет с хвостиком из длинных волос и серьгой в ухе, который в свободное время еще и писал стихи. Когда на первой же лекции увидела эту серьгу, поняла, что не ошиблась в профессии – что-то в ней точно есть, пока лекции читают такие стиляги! Постепенно муж смирился, и я даже устроила его преподавать бухучет и банковское дело туда, где училась сама. Жизнь налаживалась. А однажды, когда муж пошел закрывать договор с компанией, которая славилась своим лапшенавешиванием и договор закрывать никак не хотела, я оказалась рядом. Муж был в своем деле непревзойденным профи, я это поняла, когда вникла в суть этой сферы деятельности и увидела уровень его подготовки, до которого мне не дорасти никогда, да мне этого и не нужно. Но тогда его беседа с представителями компании затянулась и двигалась по кругу, а после болезни ему сложно было говорить, и совсем нельзя было нервничать. Тогда я подключилась к разговору, изложив его требования в сжатой форме, сославшись на пункты Договора и дав понять интонацией, что мы не отступим. Необходимое нам расторжение быстро оформили, и мы покинули офис. Счастливый муж произнес знаменательную для меня фразу: «Поздравляю! Ты стала настоящим бухгалтером!» И хотя со всей самокритичностью понимаю, что я вовсе не идеальный бухгалтер и никогда им не буду, потому что бухгалтер всегда будет мирно уживаться внутри меня с филологом, и я обожаю обе специальности. Но услышать эту фразу от профессионала высшего класса, который в своё время разделал под орех не одного налоговика, потому что, в отличие от налоговых инспекторов, всегда знал последнюю редакцию Налогового кодекса наизусть, было верхом блаженства.

Так я осталась в этой профессии, чему очень рада. Через год меня забрали в основную бухгалтерскую структуру, и началась моя настоящая профессиональная жизнь. И хотя дни рождения в этой структуре всегда проходили по шаблонному сценарию, люди в коллективе работали замечательные. Потеряв на тот момент веру в силу науки и волшебство человеческого фактора в ней, на новом месте работы я обрела эту веру вновь. Я убедилась, что не место красит человека, а человек место. В бухгалтерии было больше науки, чем на кафедре, люди читали больше книг и были в курсе современных книжных новинок, были завсегдатаями театров и концертных залов.

Есть такая особая порода людей, не знаю как точно их назвать: ученые, это, скорее, что-то из области наград и степеней. Скорее, исследователи – люди, которые, независимо от полученной профессии, независимо от наличия какой-либо профессии вообще, всегда размышляют о сути происходящего внутри или снаружи. Настоящий преподаватель вуза, это не тот, кто превращается в ученого со звонком на лекцию, а после её окончания облегченно выдыхает и обсуждает с коллегами, где сейчас выгоднее купить капусту. Безусловно, исследователь это тоже человек, но он и не просто человек одновременно. Мысль не знает вузовского расписания. Страсть к размышлениям приходит один раз и уже не оставляет ни на минуту, чем бы ты ни занимался, что бы ни планировал. Даже если ты в этот момент обнимаешь любимого, даже если ты в этот момент в кресле дантиста, даже если ты в этот момент читаешь лекцию о цоканье в псковских говорах. Мысль не даст тебе передышки, пока ты не додумаешь её до конца твоих возможностей на сегодня. Я всегда переживала, что если буду преподавать, придется отрываться от собственных размышлений, от строительства собственной гипотезы и рассказывать студентам о том, к чему твой разум давно остыл. Оказалось, предстояло страшиться того, что с началом пары нужно включать мозги, а с окончанием непременно их выключить. Иначе снова будешь белой вороной. Не смею утверждать, что подлинных исследователей мало. Это не так. Мой научный руководитель, например, был из настоящих. Но всё-таки это, скорее, вымирающий вид в наших вузах. И в бухгалтерии я нашла больше размышляющих, чем на кафедре. И мне больше не было скучно среди коллег.

Не буду лукавить, во многом это заслуга руководителя отдела, а не повсеместное правило. Каждый человек в этом коллективе был штучным товаром и приглашен туда специально. Лишних людей не было. Мне очень повезло. Подлинное счастье - работать в таком месте, где хочется работать, куда хочется приходить каждое утро. Это твоё место силы. Я рада, что у меня было такое место. Когда вдвойне чувствуешь свою полезность, когда помогаешь решить неспецифические для филологов задачи, имея собственный опыт гуманитарного мировосприятия. Это как будто ты переболел какой-то болезнью и точно знаешь, как ускорить выздоровление, а может, и вовсе избежать болезни. И теперь делишься этой информацией с другими. Иногда, вспоминая мечту юности, я все же жалею, что не стала врачом. Пользы от меня было бы там гораздо больше. Но и в бухгалтерии на филологическом факультете от меня больше пользы, чем только от филолога на том же филфаке. Парадокс, но это так.

IX.

В последнее время день рождения отчего-то вызывает всё меньше эмоций и всё больше мыслей. Или воспоминаний, вот как сейчас. И я его почти не праздную в общепринятом смысле слова.
День рождения в июне это прекрасно, когда ты не школьник с экзаменами или трудовым лагерем, когда ты не студент с летней сессией и не преподаватель вуза с ней же, и не бухгалтер с концом второго квартала. Получается, лет до десяти дата рождения только радовала. И еще один год в аспирантуре, когда я не сдавала кандидатские экзамены летом и не готовилась к июньской предзащите. Ну, может, еще пара июней во время работы на кафедре. Но всё равно в этот день я всегда работала. В этом году впервые в жизни решила сделать что-то необычное и взяла на день рождения отпуск, чтобы он отличался от всех предыдущих лет, чтобы был особенным и запоминающимся. Но от судьбы не уйдешь – после двух месяцев самоизоляции отпуск превратился в рядовые будни. Вот и не знаю, брать ли в следующем году выходной на этот день или не рисковать, чтобы не накликать гнев истории?

Заметила, что большинству людей очень нравится представлять празднование чужого дня рождения как разгуляй-праздника, где шампанское течет рекой, и фейерверки озаряют полночное небо над веселящимися. Они думают, да у меня как-то всё не очень с празднованием, не как положено, непрезентабельно. Зато, наверное, у других гораздо лучше. Когда такие мечтатели звонят тебе, чтобы поздравить с днем рождения, их скрытые мечты всегда можно прочитать по характерному предложению в конце речи: « Ну, не буду тебе мешать. Тебе, наверное, не до меня сейчас, ты, конечно, собираешься как следует повеселиться среди своих». От неожиданности поздравляемый соглашается – да, мол, собираюсь повеселиться. Но, как правило, вовсе не веселится, а тихо сидит с теми, кто итак волею судьбы делит с ним диван. Или еще хуже в одиночестве. Но теперь празднование слегка отравлено преследующим ощущением неполноценности собственного праздника. Именинник думает, что все-то остальные, нормальные люди, веселятся в приятной компании на всю катушку, и только он сидит, как будто это обычный воскресный обед с тортом. Теперь и звонивший и поздравляемый грустят по собственным иллюзиям идеального дня рождения, которые возникли из ничего, из ниоткуда и зажили собственной отравляющей радость жизнью.

Однажды друг поделился, что мечтает встретить очередную дату в полном одиночестве перед телевизором. С белым вином, маринованными миногами и хорошим фильмом. Я была восхищена и даже позавидовала: как мне самой не пришла в голову такая восхитительная и оригинальная идея. Миног я, правда, никогда не пробовала, но у каждого свои традиции. Маленькие осьминожки с охлажденным белым сухим – тоже вариант, хотя звучит как-то совсем кровожадно. Он сказал, что мечтает об этом давно, но это невозможно. Я была потрясена: такая простая вещь оказывается невозможной. И это говорил человек, который, я точно знаю, никогда не ходит стадом и способен делать вещи потому, что ему так хочется. Но подобный подвиг в свою честь он даже не рассматривает. И на его праздниках дом всегда полон гостей. Стало грустно. Выпьем же за тех, кто может! Я бы точно смогла, но пока не хочу. Может, в следующий раз.

А пока дни рождения последних лет совсем не запомнились, слившись в один большой, но остывший, праздничный пудинг. Кроме, пожалуй, одного, неожиданно подаренного мне праздника. Таких друзей, наверное, больше не сыщется на этом свете. У меня точно! За что мне так повезло? Говорят, что всё самое лучшее случается в тот момент, когда этого меньше всего ждешь. Счастье любит пугать из-за угла. Вот и в то лето я решила не праздновать день рождения вовсе. Мы недавно переехали. Поэтому, несмотря на наличие огромного количества разнообразных интересов, мне пришлось взять себя в руки. Сжать волю в кулак, наступить на горло собственной песне и погрузиться в ремонт. Нельзя было допустить, чтобы мои творческие порывы вынуждали домашних фланировать между тюками вещей и стройматериалами в ожидании окончания ремонта. Поэтому я наложила на себя творческую епитимью, запретив себе все виды творчества, пока не закончу ремонт. По проверенному на себе закону, творческая энергия и энергия для ремонта, что суть то же творчество, берёт начало в одном источнике, поэтому рациональнее её не раздваивать. Так я и сделала. Я почти ничего не писала, ну, может, совсем редко. Совсем ничего не читала, кроме инструкций к новой бытовой технике и книг по ремонту. Не смотрела художественных фильмов, кроме роликов на ютубе по ремонту на отдельных участках, так как с последнего в моей жизни ремонта появились новые интересные материалы и, соответственно, новые методы работы с ними. Все это давалось не просто, но оправдывало себя, так как в моем распоряжении были только вечера без естественного света и два выходных в неделю. Зато я могла с чистой совестью слушать аудио лекции и аудиокниги, пока шпатлевала, штукатурила и красила к общему удовольствию. Выходным у меня был лишь вечер пятницы, а в субботу утром меня ждали валики, кисти и перфоратор. Поэтому и день рождения я планировала встретить на обляпанной вусмерть стремянке, даже без бокала чего либо, потому как от такого режима жизни пить я вообще перестала – как отрезало. Но случилось чудо, и золушке позвонила фея и принц в одном лице. И увёз золушку прямо со стремянки туда, где сбылись многие из ее грёз – на песчаный морской берег с солнцем, ветром, вечерним ливнем, шашлыком, шампанским и разговорами по душам. Епитимью на пару дней пришлось сложить. Я в очередной раз убедилась, что никогда не надо опускать крылья, и тогда сказка непременно вернется в твою жизнь и останется с тобой навсегда, пока есть в твоей жизни люди, которым ты дорога, которые дороги тебе, которым не всё равно, как ты празднуешь свой день рождения и не забыла ли ты охладить праздничное шампанское.

Вот, пожалуй, и всё, что удалось вспомнить о праздниках рождения за почти полувековую историю жизни. Когда задумывала этот исследовательский проект, казалось, что значимых воспоминаний, связанных с этой датой, будет гораздо больше. Но всё куда-то ушло, вылетело в воронку разборчивого забвения. Воспоминания, даже самые счастливые, всегда оставляют после себя легкий шлейф грусти, каждым кадром напоминая о безвозвратности ушедшего.

ВМЕСТО   ПОСЛЕСЛОВИЯ.

С удивлением поняла, что мой пунктир прошлого это не серия осознанных выборов, а непредсказуемое для рассудка виляние одинокого листочка по ветру эмоций. И сколько я не прикладывала сознательных усилий, чтобы собрать жизнь в какое-то подобие системы, сколько не отыскивала аналогий, взаимосвязей и последовательностей в принятых собой решениях, система так и не сложилась. Теперь мне кажется, что долгие годы я строила красивую многоэлементную башню из кубиков, первый набор которых мне вручили еще в раннем детстве подарком на день рождения. Потом дарили еще по набору каждый ежегодный личный день. Потом я докупала наборы сама. И каждый кубик я так тщательно и аккуратно старалась встроить в то архитектурное, балансирующее на грани обрушения, нечто, чтобы не нарушить равновесия в уже существующем, но пристроить эти новые кубики, пришедшие или принесенные кем-то в мою жизнь, чтобы это было еще и красиво. Иногда казалось, что занимаюсь ерундой и никогда не дострою грандиозный замок, который вижу в мечтах. Иногда, когда всматривалась в отдельные, потёртые жизнью бока и грани, руки опускались. Иногда башня неземной красоты виделась уже достроенной, оставалось - добавить пару самых красивых и важных башенок. Но они всё не находились. Я говорила себе: ничего, я найду их завтра, уже так много сделано: башня-то стоит и уже никуда не денется – прошлого не изменить.

Но неожиданно для бдительного рассудка, наступал такой момент, когда из-за плеча выскакивал притаившийся там озорной малыш и с разбегу пинал бессовестной ножкой моё драгоценное строение. И кубики с искрами разлетались в разные стороны. Какие-то было уже невозможно вернуть на прежнее место, какие-то были безвозвратно испорчены или потеряны, но какая-то часть строения всегда сохранялась. Чем ниже находились кубики, тем лучше они сохранялись, потому что переживали за время своего существования не одну подобную шалость неугомонных эмоций. Достаточно повеселившийся и опасающийся наказания малыш в скором времени прятался обратно за спину моего взрослого сознания. И, сознательная, я начинала отстраивать заново то, что осталось от башни, меняя проект, подгоняя его под то, что ещё сохранилось после шквала налетевших эмоций. Получается, что жизнью моей управлял не кто иной, как этот своевольный малыш. Именно он в итоге играл роль архитектора моего проекта. При этом малыш появлялся не в периоды душевных терзаний или экстаза влюбленности, что было бы предсказуемо. Точнее, не только в эти моменты. Он выскакивал из-за плеча всякий раз, когда я принимала обдуманное решение, которое в конечном итоге меняло весь дальнейший сюжет моей жизни. А казалось, что решение принимает моё взрослое, разумное, Я. Оказалось, никакое решение оно не принимало, а лишь восстанавливало то, что ещё можно было восстановить после неуправляемой детской шалости. Когда же собственный, продуманный до мелочей проект, пыталось реализовать взрослое Я, нейтрализовав и локализовав эмоциональную бурю, результатом всегда был уродливый участок башни, который не радовал ни глаза, ни сердце, ни того же внутреннего ребенка. И в следующее возвращение ребенок восстанавливал гармонию, мстительно смеясь над получившимся несовершенством. И тогда взрослое Я мечтало, чтобы малыш, как бывало, пнул ножкой и разрушил ко всем чертям это безобразие, смотреть на которое не было больше ни сил, ни запаса вины и раскаяния. Взрослый добровольно никогда не решается разрушить то, во что он вложил столько времени, сил и энергии. Он не готов признать ошибочным свой предыдущий проект, и еще долго выкладывает этажи по инерции, надеясь отыграться в следующием раунде. А малыш с лёгкостью решился бы – ему не жалко и не обидно. Но вредный малыш, будто нарочно, бездействовал - вел себя тихо и созерцательно, словно монах дзен-буддизма, спокойно перекладывая новые кубики слева направо и обратно. И тогда, обессиленный взрослый вынужден был выманивать малыша, уговаривать, соблазнять сладостями, красивыми картинками или музыкой, чтобы тот согласился ему помочь и стёр с лица их мира эту негармоничную часть строения. Чтобы забыть, чтобы начать заново так, как один малыш это умеет – каждый раз начинать заново. Потому что, когда за строительство берётся малыш, башня вырастает в считанные минуты, на одном дыхании и именно такой, какой она виделась взрослому в его мечтах. И без всяких ночных раздумий, чертежей, страхов, схем и проектов.

Сегодня я не стараюсь разобрать уже построенные этажи в угоду гармонии всей башни – они принадлежат не мне – прошлому. А оно уже не только моё. Пусть будут. Но проекты больше не рисую. Зачем? Я подружилась со своим малышом, и, играя, мы вместе строим то, что совсем не жаль разрушить, если на то будет воля эмоционального ветра. Кто знает, может, и не малыш вовсе управляет этим ветром. Может, он просто лучше, чем взрослый чувствует его порывы и не противится им, а следует за ними, повинуясь врожденному детскому любопытству. И, может быть, главное – это вовсе не башня, а те места, которые хочет показать мне мой эмоциональный ветер. Без него я никогда их не увижу. Может, именно там ждут меня ответы на мои вопросы. А замок пусть достраивает взрослый, сам - главное, чтобы не мешал малышу проживать ежедневное счастье и никогда не прятаться.

А лучшим днём рождения всегда будет тот, самый первый, когда эмоциональный ветер принёс меня в этот удивляющий мир. Вот только тот день я совсем не запомнила.


08.06.2020 – 12.06.2020