28. Тайна Белого Братства

   Изабелла Селестина Пермон оказалась оказалась деликатной, доброй женщиной, отчего-то, как приметил Анжельбер, заинтересованной в своих гостях.

    Вся обстановка в ее двухэтажном доме была скорее аристократической, чем буржуазной, об этой среде свидетельствовали и манеры хозяйки дома, при всём отсутствии надменности. Все эти детали уже против воли зацепили внимание Жерома, привычки агента Общественной Безопасности...

   Валери в последнее время не хватало женского общения, она невольно потянулась к ней, как к старшей сестре, впрочем, от её старшей сестры никогда не исходило такого душевного тепла и участия, и где вообще она сейчас, осталась там, в Майенне и действительно воюет против республиканцев в отряде Белого Лиса, убивает вместе с шуанами? Валери внутри чуть похолодела от мысли о том, что ведь ее сестра не задумываясь, смогла бы застрелить Жерома... и ее саму, за то, что она с ним...

   Утром мадам Пермон собрала их за накрытым столом, при этом, Жером и Валери с удивлением обнаружили, что кроме них, хозяйка приняла еще одного гостя.

   Темноволосый молодой человек лет 28 вежливо склонил перевязанную голову и опасливо сверкнул глазами в их сторону. Анжельбер невольно насторожился, это кто еще?

- Альбер Масье... граждане... так же, как и вам, наша добрая хозяйка предложила мне временное укрытие в этом доме...

- Его преследовали мюскадэны и слишком возможно, что убили бы... – осторожно, жестом сочувствия мадам Пермон коснулась окровавленной повязки – а люди совсем озверели... некоторые намеренно закрывают ставни и запирают двери, когда видят эти расправы...

   Ах, вот оно что. Товарищ по несчастью. Мюскаденами называли расплодившиеся сразу после 9 Термидора банды «золотой молодежи» - частью это сынки термидорианцев-депутатов, но частью и вполне открытые роялисты, поднявшие голову, почуяв перемены в свою пользу.

   Что ими руководило? Одними, скорее всего личная месть за родственника, арестованного или казненного до Термидора, другими идейная ненависть, третьими просто жажда безнаказанного насилия...

   Санкюлоты из Сент-Антуана стали организовывать группы самообороны, но, увы, в случае разгона полицией их столкновений с мюскаденами, суды систематически оправдывали «золотую молодежь»...

   Агрессия мюскаденов была направлена исключительно против якобинцев, словесными перепалками и оскорблениями они никогда не ограничивались, в основном всё заканчивалось побоями и даже особо жестокими убийствами.

   А новая власть из вчерашних коллег и сегодняшних палачей «вежливо» закрывала глаза, погромщиков и убийц либо «не находили», точнее, не считали нужным искать, либо оправдывали, изображая нападавших защищающейся стороной...

   Похоже, новым девизом стало «хорош только мёртвый якобинец»... Лжецы... совершившие переворот под красивым лозунгом «полной отмены Террора», они никогда и не думали приводить эти слова в соответствие с реальностью...

   Мадам Пермон было около 40 лет, но она была еще весьма хороша собой. Вьющиеся волосы цвета меди, выразительные яркие глаза орехово-карего цвета, стройная фигура. Ей очень шло бархатное платье тёмно-сиреневого цвета.

   Она показалась Жерому крайне интересной, как человек, кто же она? Интеллектуалка, любительница литературы и истории, поклонница шведского мистика Сведенборга и Канта, Вольтера и Руссо, но в то же время, совсем не «синий чулок», вся в себе. Относилась к своим гостям мягко и сочувственно и в том же время, казалось, как-то изучающе.

   Вдова депутата Национального Собрания первых лет Революции. Может быть, ей просто скучно и таким образом, женщина ищет себе общество? Но, кажется, не всё так просто.

   Жером искоса бросил взгляд на Масье. Оба представители побежденной в Термидоре партии, подумалось, мы не самые удобные в ее положении гости.

   Открыла службу спасения для якобинцев? Почему? Сочувствует нам? Опыт и интуиция подсказывают, что дело в чем-то другом. Так в чем же? При всей искренней симпатии и благодарности к мадам Пермон Жерома эти мысли немного беспокоили.

   Невольно вспомнилось, как по осени 1792 ее подозревали в укрывательстве роялиста, одного из защитников Тюильри, конечно, никого не нашли и все-таки, какое же чудо спасло ее? Ошибка это, чей–то наговор или... так было?

   Приятные беседы с мадам на темы литературы, истории, философии на время отвлекали их от суровой и жестокой реальности, похоже и ей нравилось это общение.

   И всё же, Жером не удержался, отложив салфетку и отставив в сторону бокал, он решил поинтересоваться прямо:

- Мадам, вас не обманывали о том, кто я и все-же, вы приняли меня в своем доме, понимая, что это не вполне хорошая идея... в смысле личной безопасности, вот гражданин Масье... его едва не убили мюскадены... вы в курсе, за кем они охотятся, но... вы не отказали в укрытии и ему... В нашей благодарности можете не сомневаться, можете рассчитывать на нашу поддержку, если она понадобится вам, но я хочу понять, для себя, зачем вы это делаете...

   Валери под столом сжала его руку. Зачем же он об этом?! Разве не хорошо хотя бы на время забыть о том, что творится вокруг!

   Мадам Пермон лишь на секунду опустила глаза в тарелку, затем положила вилку и снова подняла взгляд на Жерома, по-прежнему мягкий и спокойный:

- Гражданин Анжельбер, попытаюсь объяснить, как сумею, ни сердцем, ни умом, я не в состоянии принять эту политическую мораль, призывающую считать братьями только людей своего класса и своей партии, может это потому, что я женщина, эмоциональна, чувствительна, мне ближе мораль традиционная, если не христианская, то хотя бы просто гуманистическая, назовем это так.

   Неужели простое сочувствие без политических мотивов удивляет вас?
Но если христианская любовь... или принципы гуманизма, как угодно, станут распространяться только на тех, кого мы будет считать «своими» - только на людей своего класса или политической партии, нации или расы и не будут касаться всех других, то этим они обнуляются и обесцениваются. Как известно, для христианских чувств нет «эллина и иудея, раба и свободного»...

   Я знаю, вам кажется, глупо, эмоционально, очень по-женски, но ведь если бы большинство французов, большинство людей любого класса, думало также, может и некому было бы с такой ненавистью глядеть друг на друга через прицел? Никогда не думали об этом?

Оба республиканца слегка напряглись и на секунды задумчиво притихли. Валери слушала чуть удивленно, но заинтересованно.

- Нет « эллина и иудея, раба и свободного», а если перевести на сегодняшний язык для вас нет «роялиста и якобинца, шуана и санкюлота», как-то так? – Жером искал взгляд женщины.

   Она не отводила глаз, но чуть напряглась.

- Да, так. Есть прежде всего люди. Знаю, что еще месяц назад высказать такие мысли было вряд ли возможно...особенно в вашем присутствии... это я сейчас не лично о вас...Но ведь еще незадолго до Термидора... любой из вас мог явиться ко мне с целью ареста...

- Понимаю... но тяжело вам будет... – Жером взялся за бокал.

- Не знаю, кажется, самое страшное я уже пережила, теперь стало чуть легче... – и наткнувшись на грустно-насмешливый взгляд Анжельбера продолжила – поэтому, мне хотелось хоть чем-нибудь помочь и вам... не только лично вам... Считаю, никого больше не должны убивать и этих... побежденных тоже... Каждый должен делать всё, что он может... на своем месте, может зла станет действительно чуть меньше? Или я перезревшая идеалистка?

... .... ....

   Валери и мадам Пермон остались одни.

- Не подумайте, что я лезу в вашу личную жизнь, мадемуазель... наедине ведь я могу называть вас так? Ваш Жером достойный человек. Умный, честный, интересный. Простите еще раз, не считайте за бестактность, вы действительно любите его или находитесь рядом с ним из других побуждений, из страха остаться одной во враждебном окружении или из благодарности? Ответьте прежде всего самой себе...это нужно вам самой...

   Валери, удивленно выслушала мадам и нервно поправила манжеты:

- Из страха или благодарности? Мой Жером... я никогда не думала о нем так. Я знаю себя и никогда не стала бы жить с мужчиной ни из страха одиночества, даже если вокруг страшно, ни из благодарности, считаю, это все равно как расплачиваться телом... сами знаете, как это называется... хотя, многих женщин это устраивает...

   Я люблю его, мадам... я хочу остаться рядом, чтобы его не ожидало в будущем... а будущее нас пока не радует... Но в некоторых отношениях... мне трудно с ним....вы понимаете меня?

   Просто у меня есть свои представления и взгляды, я не та женщина, которая бездумно мимикрирует под «цвет» и вкусы своего мужчины... Что же делать таким, как я?

- Вы любите этого человека и все же вам трудно с ним... по причинам его идейных убеждений, верно?... Республиканцы, особенно якобинцы, народ своеобразный, и все же...

   Девочка, попытайтесь просто его понять, вы выросли в разной среде, мир видится совершенно разным увиденный из окна дворянского салона и из окна мансарды в Латинском квартале. Тот порядок, который казался вам в силу происхождения единственно нормальным и разумным, был несправедлив и жесток, к таким, как он... Ваш опыт очень разный.

   Просто поговорите с ним о том, что вас беспокоит, расспросите, почему, с его точки зрения, то или иное, происходило именно так, а не иначе...

   Вы и сами лучше меня понимаете, что ваш Жером не станет участвовать в том, что считает гнусным и неприемлемым... Попробуйте увидеть всё по иному, а не так, как вас учили...

   Вижу, милая, ваши глазки оживились и заблестели, я вижу в них счастье и облегчение, кажется, мне посчастливилось подарить вам интересную идею? Надеюсь, что сумела вам помочь в этом по сути не очень значительном затруднении, Валери.