29. Тайна Белого Братства

    В уютной столовой мадам Пермон за столом, возглавляемым любезной и очаровательной хозяйкой, собралось своеобразное общество. За эти три месяца во флигеле ее дома то появлялись, то исчезали новые временные гости.

   И все эти люди принадлежали к побежденной в Термидоре фракции, все они были, условно, товарищами и братьями Анжельбера и Масье.

   Жерома приятно удивляли перемены в поведении Валери, куда исчезла ее прежняя отчужденность и прохладно-опасливые взгляды, которыми она еще так недавно награждала всех его товарищей.

   Мадам Селестина умела создать этой необычной компании не только безопасный временный приют, но и комфорт и добрую атмосферу, что для всех этих людей в текущих обстоятельствах было особенно ценно.

   Прислуга в доме мадам состояла из людей, работающих здесь еще с дореволюционных времен, повода сомневаться в личной преданности которых у хозяйки никогда не было.

   Тем более, что за домом и их кругом общения незримо, на расстоянии, но очень внимательно наблюдал Лапьер через своих людей, весьма дипломатично он сумел сохранить за собой должность в Общественной Безопасности.

   Жером расслабленно откинулся на стуле, с удовольствием обвел взглядом красиво сервированный стол и сидящих, мирно беседующих людей, рядом с ним Валери, во главе стола мадам Селестина, неизменно внимательная ко всем, вот занятый салатом Масье и еще двое молодых мужчин – Жозеф Юмбар и Жак-Бернар-Мари Бланки.

   Анжельбер неплохо знал обоих, как и он сам, члены Якобинского клуба, Юмбар также из агентов Общественной Безопасности, Бланки приходился родственником секретаря общественного обвинителя Фукье-Тэнвиля – Робера Вольфа.

- За гражданский мир и порядок в нашей несчастной стране! – неожиданно решила произнести тост мадам Пермон – за победу порядка и закона!

   Валери тоже подняла бокал и встретилась глазами с Жеромом.

- За победу, мадам... – вежливо в тон ей откликнулся Жером – и уже на тон тише продолжил, скосив глаза в сторону остальных якобинцев – за нашу победу! – встретив вопросительно-опасливый взгляд женщины, счел нужным уточнить – за введение конституции 93 года и реальное, не лживо-декларативное прекращение Террора!

- Мы намерены сопротивляться, и не позволим дорвавшимся до власти «новым господам» сошвырнуть нас с дороги, и добить! – воинственный тон Юмбара разделяли вполне его товарищи, но уж очень не хотелось напугать любезную хозяйку и заставить ее раскаяться в своем гостеприимстве.

   Селестина Пермон обвела глазами присутствующих, не зная, как реагировать на эти слова.

   На ее сомнения решил ответить Жак Бланки:

- Мадам... вас убедила пропаганда, что все мы, поголовно «монстры, только и жаждущие, что крови», но мы, рядовые члены побежденной фракции и сами понимаем, что нас погубили именно жестокие эксцессы, подобные комиссии Оранжа и... декрет от 22 Прериаля.. не обижайся Жером... – в сторону Анжельбера – ты из всех нас был к нему - имея в виду Робеспьера - особенно близок.

   Жером снова отложил вилку, нет, добраться до крабового салата решительно не судьба. Валери под столом слегка сжала его руку, он услышал ее тихий шепот:

- Ну, что вы все за беспокойное племя... Но я... так боюсь, что тебя бросят в тюрьму или убьют... я с вами...

   Горячий блеск в синих глазах, заставил Анжельбера проглотить комок. Он уже не рассчитывал услышать от Валери что-то подобное.

Но следовало ответить товарищу:

- На что мне обижаться, Жак... и я лично предупреждал его в последние два месяца... в числе прочих... – под «прочими» Анжельбер имел в виду Сен-Жюста – но кого он слушал в последнее время...

   Оживился Юмбар, решив процитировать Сильвена Марешаля:

- Век Золотой мы завоюем вновь
И преисполнилась страданий наших мера
Отмстим за пролитую в Термидоре кровь!
За Родину, за Робеспьера!
... ... ... ...

   13 термидора II года Французской Республики (31 июля 1794 по «старому рабскому» стилю) сразу вслед за переворотом был издан закон о формировании нового состава революционного правительства: в него вошли члены «партии Термидора» - Тальен, Бреар, Эшассерьо, Трейяр, Лалуа, Тюрьо. Но вынуждены были уйти Лендэ, Баррер, Карно. Из Общественной Безопасности ушли – сам шеф Вадье, Вулан и Бэйль.

   Правительственные Комитеты стали весьма зависимы от Национального Конвента. Страшные прежде заговорщикам санкюлоты Сент-Антуана стали гораздо менее активны, перестав получать поденную плату в 40 су за посещение собраний секций, простые трудящиеся парижане были вынуждены вернуться к обычному прежнему виду занятий.

   В Конвент вернулись 73 депутата-жирондиста, исключенные летом 1793 года. Среди прочих Инар, Лувэ, Ланжюинэ, Лесаж, Ларевельер-Лепо.

   Был отменен декрет об изгнании неприсягнувших священников и знати. Эмигранты часто возвращались под чужими документами, но конечно со своими планами, крайне далекими от «согласия и примирения». И это жестоко аукнется термидорианцам в новом 1795 году.

   Депутат Лекуантр, активный участник переворота, 11 фрюктидора обвинил прежних членов правительства в поддержке «режима Робеспьера».

   Билло-Варенн уверенно разбил его обвинения и бросил в упрек, что сами они «продажны, подкупны и желают принести его в жертву в память Дантона, этого гнусного заговорщика, надежду всех отцеубийственных партий». Так сказал Билло.

   Якобинцы и после Термидора оставались весьма сильны, прежде всего, своей активностью и организованностью, но в Конвенте от их прежнего представительства – мощной партии Горы осталась лишь малая Вершина, жестко стесненная с обоих боков и термидорианцами и вернувшимися в парламент жирондистами.

   При этом рабочие предместья Сент-Антуан и Сен-Марсо, уже слегка опомнившиеся от анти-якобинской пропаганды остались за ними.

   Главным органом якобинцев, их генеральным штабом оставался знаменитый Якобинский клуб с тысячами филиалов по всей стране, позволявший им действовать слаженно и организованно.
   Вчерашние заговорщики, сами из числа прежних товарищей и членов клуба, слишком хорошо понимали значение этого органа, поэтому набросились на эти структуры с особой ненавистью.

   Сразу после переворота Клубу устроили «чистку», и этот «очищенный» Клуб принес поздравления Конвенту... За что же? Не за кровь ли 9 Термидора, не за свою ли будущую смерть?

   Люди еще сами были дезориентированы, одни отрекались и выходили из Клуба из страха за свои жизни, семью и служебное положение. Отныне оставаться «якобинцем» становилось не только не почетно, но уже опасно и невыгодно.

  Эти поверили рассчитанной на одобрение общества пропаганде термидорианцев, они считали, что в Республике ровно ничего не изменится, только политический террор будет прекращен.

  Другие лучше понимали ситуацию, террор не будет прекращен, пока их не уничтожат, ожесточение и гнев заставляли их принять позицию защиты.

  Конвент, с целью положить конец влиянию якобинцев запретил им писать коллективные петиции, а затем в ноябре 1794 официально запретил политическое существование Клуба и его филиалов по всей Франции.

  Это был второй нож в спину Революции после самого Термидора. В Конвенте набирали силу «ультра-правые республиканцы», в «республиканизме» многих из них были все основания сомневаться. Встречались даже скрытые роялисты - Буасси-д,Англа, Дюран-Майан.

   Одновременно, термидорианец Фрерон через газету «Народный оратор» призвал к оружию и фактически возглавил эти незаконные анти-якобинские группировки.

  Как правило, это молодые люди из богатого класса, многие дети депутатов-термидорианцев, новых хозяев тюильрийских кабинетов. Но часть из них была вполне откровенно роялистской, почуяв контрреволюционные последствия переворота те, кто не смел поднять голову при власти якобинцев. Безнаказанные погромы и убийства, кровь и личная месть, ничего более их не интересовало.

  Якобинцы, санкюлоты Сент-Антуана с одной стороны и мюскадэны – «золотая молодежь» сталкивались далеко не столько идейно, сколь грубо физически, с кулаками и с оружием в руках прямо на улицах Парижа.

  Теперь «якобинец» и «робеспьерист» полностью слились в синоним, их преследовали со значительным ожесточением, к «террористам» причислялось произвольно все большее количество людей.

  Департаменты в угоду переменам в Париже, слали все больше доносов на всех бывших комиссаров Конвента без различий. Всем этим вносилось отчаяние и желание бороться в достаточно еще многочисленную во Франции, но уже лишенную власти и потому не опасную партию, в будущем их ждало еще немало репрессий и притеснений.

  Враги хорошо знали своих бывших товарищей, теперь их называли «люди 93 года» – этих отважных, принципиальных и хорошо организованных людей не удавалось ни подкупить, ни запугать репрессиями, ни подчинить.

  Вопреки запрету Якобинского Клуба между его прежними членами были отлаженные за годы связи по разным городам страны, сохранялась удивительная взаимопомощь, когда надо юридическая, ведь не всех выдавили из органов власти и даже финансовая, в том числе женам и детям арестованных и казненных товарищей...