Глава 10. Дневник вундеркинда, продолжение

ЕВГЕНИЙ ПОТТО

ЭТУ ПЕСНЮ ЗАПЕВАЕТ МОЛОДЕЖЬ (ПОВЕСТЬ)


ГЛАВА 10

Из дневника современника:

Присутствовал на общей консультации по конкурсной работе. Тролль был не в ударе, говорил мало. Директриса посоветовала:
- Не спешите с окончательным выбором темы. Времени у вас достаточно. Покамест окунитесь в разные эпохи, побарахтайтесь в них. А уж когда что-то увлечет так, что все в тебе взыграет или смутится - тогда садись и претворяй свои идеи и видения, день и ночь.
Кошкина спросила:
- А сейчас, пока окунаешься, записывать надо? Оно же потом половина не понадобится.
Директриса ответила:
- Екатерина Великая говорила, если есть тяга писать - всегда пиши, будет практическое применение этому или нет; не жалей времени и усилий, все иное будет хуже.

В холле обступили Константина Константиновича Коншина. Он пенсионер, но преподает обществознание, географию и компьютерный факультатив, теперь он секретарь конкурсной комиссии. Он сказал, что в истории и литературе наиболее интересны поворотные моменты, которые есть жесткий тест всему: затвердевшему, как бетонный монолит, или раздробленному, раздираемому вкривь и вкось обществу, присмиревшему или кичливому народу, государственной конструкции, ее отдельным кластерам и, в конце-концов, человеку и конкретной личности.
Привел три примера. Первый: 1917 год - выбор: силовой захват власти или учредительное собрание. Тонкий демократический налет на обществе не выдержал, треснул - свалились на стихию, бунт, месть. Типовая динамика, но, наверно, не лучший вариант.
Пример два: триста спартанцев. Они не победили; в конце-концов этот малочисленный заслон при входе в горное дефиле, открывающую дорогу на аттические города, был перебит. Но огромная персидская армия повернула назад и ушла из Греции. Это сохранило на многие века великую мировую цивилизацию, а, как следствие, стали возможными такие мировые явления: рождение греческой философии и греческой драмы, создание за тысячи километров от метрополии совершенных техно и социо образований - греческих городов-полисов, походы Александра Македонского, распространение греческой культуры на весь Средиземноморский мир, в том числе на прародителя всей европейской цивилизации Древний Рим.
Пример три. Какая-то путаница. Якобы Белинский не сразу разглядел в Гоголе главу нового литературного направления, а колебался, кого выбрать знаменем "натуральной школы". Известные писатели, хоть и соответствовали духу школы, но не вполне подходили. Нужно было незаезженное имя. Он остановился на трех фигурах: прозаика, профессора Московского университета А. Кудрявцева, знатока западной литературы и переводчика М. Каткова и этнографического и мистического писателя Гоголя. Фаворитом был Кудрявцев, опубликовавший несколько превосходных, по мнению Белинского, беллетристических сочинений, успех которых можно было наращивать, освещая жизнь со всех сторон в рамках метода. Однако Кудрявцев вовсе не хотел посвящать себя полностью беллетристике и даже не указывал под своими рассказами и повестями своего настоящего имени, подписывался псевдонимом. Выбор пал на Гоголя. В мгновение ока авторитетом Белинского он из второго ряда писателей был вознесен выше Пушкина. Но, спустя несколько лет, не оправдал по многим важным критериям доверие и авансы великого критика и в итоге был им же морально уничтожен.
Бывшая тут же старая учительница русского языка и литературы, пенсионерка, работающая в гимназии на подменах, видимо, сама впервые услышавшая такое, покраснела и замахала руками:
- Ну, это им, наверно, не надо! Им это не нужно!
Обязательно подробно расспрошу отца.
Надо прочитать всю переписку Белинского и Гоголя, там, кажется, всего несколько писем.  И все, что есть из написанного этим Кудрявцевым.


—