Роман-неформат. Глава 11
Венецианская элегия
Уплывает земля. Уплывает вода. Сан-Микеле
Уплывает им вслед. И за го'ндолой кладбища еле
Держит курс Адриатики сон.
Колокольни звонят, приглушённо звонят, как сервизы,
И лагуна сквозь звон, оттирая от слёз свои линзы,
Словно дож чванный, шлёт ей поклон.
Уплывают поэт, композитор и организатор
Танцевальных сезонов. На родину? На альма матер?
На берёзово-ивовый брег?
Из конечного го'ндола пункта плывёт. Но к началу
Не вернётся уже никогда, никогда не причалит
С экипажем из трёх человек.
Щиплет Дягилев ус. Курит Бродский. Вздыхает Стравинский.
Далеко до того, что прошло, а до вечного близко.
Парадоксы искусств налицо.
Ноты, танцы, слова сотворили Яйцо, символ Жизни.
Но взвились дикари и, разрушив метафор Элизий,
В натуральную съели Яйцо.
Ветер дует сквозной, унося мысли гениев русских
С плит сырых площадей, от каналов и улочек узких
На круги, где Вергилий и Дант,
Дикарей изучив, осознали, что в мире так пусто!
Есть Чистилище для сохраненья святого искусства,
Грешный Рай и Божественный Ад.
* * *
Мне повезло. Я вновь оказался в мире вымысла. Только на этот раз вымысел был с крепким зерном рациональности.
Ярослава Халла по характеру и по натуре оказалась солдатом Джейн из популярного американского фильма. Обаятельная, энергичная и жёсткая, она словно через оптику просекала цель и шла к ней с нечеловеческим упорством и яростью.
Она была не музой, а язычницей с Лысой горы. Красивой, но опасной. Хотя фамилия «Халла» переводилась на русский как «мороз», Ярослава готова была выжигать всё, что её не устраивало.
Моя новая знакомая планировала создать фильм о популярном и хорошо известном Средиземноморском острове. Она уже побывала с кинооператором на Мальте и привезла оттуда «исходники» с видеоматериалами.
Когда утром я вошёл в её квартиру, Ярослава, бодрая и собранная, вдруг спросила:
- Будешь кушать?
- Спасибо, я завтракал, - поверьте, я растерялся. Со времён Славковны ни одна женщина не встречала меня заботой. После развода с Машей я вёл жизнь холостяка и отвык быть обласканным.
Но бывшая топ-модель обладала хорошей выучкой и печёнкой чувствовала, как с ходу приручить мужчину. Ярослава безошибочно определила мою неприкаянность и расчетливо стала моей берегиней. Она только не могла знать, что глагол «кушать» сразу вызывает у меня идиосинкразию.
- Если можно, чашку кофе, - решив не циклиться на своих заморочках, я подыграл женщине. - Только не такого густого, как вчера.
Красотка с Лысой горы, чуть сожалея, улыбнулась и пояснила:
- Друзья привезли из Эквадора. Кофе просто оху...еский! Латино-американский убойный бальзам! - и она посмотрела на меня кошачьими шоколадными глазами. - А я вчера не учла твой вкус. Сейчас сварю полегче и принесу. Кури пока, если хочешь, Павлик!
- И ещё, Слава! - я расставлял барьеры. - Не матерись при мне, пожалуйста. Не люблю.
- Я тоже. Ввернула для проверки. Считай, что удачно прошёл ещё один тест.
Она красиво ушла за колонну, отделявшую кухонное пространство от холла. Двигалась она потрясающе, словно сквозь невидимую воду и вверх. Выучка обитательницы подиума!
Зажужжала кофемолка, потом щёлкнула пьезо-зажигалка, поплыл горячий аромат эквадорского бальзама. «Не верь ей, Паша! - на удивление, я был оху...ески спокоен. Мне начинала нравиться атмосфера войны и опасности. - Держи ухо востро, Павлик!»
Пока я пил кофе, Ярослава вытащила из телевизионной тумбы сумку с кассетами VHS и начала объяснять мне свою задумку. На четырнадцати видеокассетах с маркировкой «Т-60» (то есть часовой длительности) были сняты достопримечательности острова Мальта, столица Валетта, море и природа. Из них планировалось сделать увлекательный получасовой ролик для фирм, продающих туры на Мальту. Ярослава говорила не останавливаясь. Ролик должен быть не просто красивым. Он должен быть эротичен и мелодраматичен. Чтобы зрители кайфовали и переживали. Возможен сюжет с двумя влюблёнными, встретившимися летом на острове. Парень - спасатель на пляже или экскурсовод. Девушка - простая туристка или топ-модель, приехавшая для съёмок порт-фолио. Они встречаются, влюбляются, теряют друга, потом ищут, страдают, но всё-таки находят и тогда…
Тут Ярослава замолчала и опять начала погружать меня в тину своих глаз. Я отвёл взгляд, отставил пустую чашку в сторону, закурил новую сигарету и, наконец, родил:
- Отлично. Даже слишком.
Женщина встревожилась:
- Чего именно слишком?
- Позитива.
- То есть?
- Для развития сюжета сначала нужен негатив. Потом внезапное «но». Отсюда намёк на возможный позитив. Начинаются поиски позитива героями. Ошибки, забавные глупости, удачи. И лишь в финале встреча. Секс, любовь и лавина счастья. Небо, солнце и полное одиночество в раю. Пик Коммунизма. А в финале он и она летят в самолёте и обязательно успокаивают плачущую девочку, которая никак не найдёт в салоне свою маму. Это заявка на продолжение. Девочка подрастает, становится топ-моделью, вспоминает наших юношу и девушку, летит на Мальту - ну и так далее!
Ярослава встряхнула всеми своими волосами сразу (а причёска у неё была шикарная, пышная и словно живая!) и резко спросила:
- Какая ещё девочка? У меня на плёнке нет никакой девочки. Что ты…
«Городишь» она опустила. Но своими предложениями по выкройке модели сюжета я её заинтересовал. Она была фантазёрка, обожала фантазёров, вообще ценила выдумку и легко попадалась на эту удочку.
- Слава! - я пошёл в атаку. - Если хочешь сделать гениальный фильм, слушай меня внимательно. Ты - режиссёр, я - сценарист. У меня такая профессия. Если будешь кусаться, то в результате получишь не кино, а дырку от бублика. Дай мне право фантазировать вместе с тобой. Режь младенцев, но сначала ощути густоту моей спермы. В творческом смысле. Договорились?
Клянусь всеми святыми, русская финнка услышала меня, потом стремительно перевела услышанное на свой пост-модельный и лично-женский язык, и решила пока мне не противоречить.
Для дебюта нашего с Ярославой кина эгоистичной взаимности было выше крыши.
До глубоких сумерек я просматривал кассеты VHS и составлял журнал планов с тайм-кодами. Ярослава вернулась около десяти вечера. Где её носило, не знаю. Я отсмотрел восемь «исходников» и занёс всё необходимое в предварительный режиссёрский сценарий. Конечно, устал, но это была необходимая, черновая кино-возня.
Женщина вела себя очень достойно. Она накормила меня хорошим ужином с жареной камбалой и картофельным пюре, напоила крепким чаем с сырными галетами, потом посидела со мной, поболтала о жизни и покурила.
Ей нравилось, что я начал работать с удовольствием. А мне нравилось, что она с удовольствием начинает мне подчиняться.
Через два дня подготовительная работа по будущему фильму была окончена.
Одновременно с этим я набрасывал сценарий. Мой герой по имени Клим работал по найму в рыбном ресторане столицы Мальты Валетте. Клея, топ-модель, съев некое блюдо в этом ресторане, не опасно травилась, и Клим, прибежав из кухни на крик перепуганных официантов, её спасал каким-то своим чудодейственным настоем. Влюбившись в Клею, Клим от робости бежал куда-то в глубину острова и там, тоскуя, заболевал лихорадкой. Клея его находила и вылечивала одним поцелуем, как в сказке. Молодые люди возвращались в Валетту, шли в собор Святого Иоанна и перед алтарём давали клятву любви и верности.
Про себя я поражался чудовищной пошлости написанного. Халла восприняла мой бред удивительно спокойно. Она вообще ничего не сказала, кроме двух слов:
- Давай дальше!
- Тебе нравится?
- Пока да. Хочешь кушать?
Наконец до меня дошло, что бывшая топ-модель в сценарных тонкостях разбирается как свинья в апельсинах. Но ей нравится быть лидером. Кино ей не так важно, как её имя в титрах на первом месте. То есть я понял абсолютно ясно, что моего имени как сценариста там вообще не будет.
Я расслабился и сказал:
- Хочу.
- Пельмени?
- Конечно.
Потом мы долго «кушали» останкинские кулинарные фигульки и смотрели на «видике» картину «Форрест Гамп». Ярослава тайком наблюдала за мной, пытаясь понять мою реакцию на увиденное.
Это было настоящее кино, глубокое и тонкое, о чём я и сказал наблюдательнице.
Только позже я догадался, что огнеопасную язычницу на самом деле интересовало, насколько я похож на идиота, сыгранного Томом Хэнксом. Если сценарист в моём представлении был писателем, то для неё сценарист был слабоумным чудаком, возомнившим себя Наполеоном. Только её имя, щедрость и благородство спасали меня, рёхнутого самозванца, от дурдома.
Я тоже за ней наблюдал и, кажется, начинал понемногу понимать.
Ярослава Халла мне не верила, потому что не верила вообще никому. Мир выдуманной красоты и диких гонораров ни за что сделал из девушки затаившуюся и притворяющуюся безопасной львицу. Она обладала десятками приспособлений, чтобы тихо сожрать потерявшую осторожность добычу.
Иногда, правда, её колбасило от собственной двусмысленности.
Как-то поздно вечером она позвонила мне, попросила купить бутылку красного полусладкого вина и немедленно к ней приехать.
- Надо поговорить! - голос в трубке был обнажённым от тоски и боли. - Я умру, если ты сейчас не приедешь!
Этим вечером со мной сыграли в игру «несчастная девушка ищет друга». Мы сидели на разных концах дивана, я строго, она вольно, подобрав под себя ноги, и «откровенничали». Дальше кавычки можете расставлять по своему усмотрению. Первый бокал вина был потрачен на её детство в Херсоне, юность в Москве, модельный бизнес и брак с одним «папиком» из Хельсинки. Второй сдобрил её развод с финном, возвращение в Москву и вторичный брак с сыном джазмена-саксофониста Алексея Козлова. Серёжа был чумовой кинооператор и увлёк Ярославу кином. Тем более, что карьера топ-модели шла к концу.
Мне пришлось сказать, что я вырос в московском районе Люблино, тоже с детства боролся за себя и тоже люблю кино.
- Я видел фильм Кончаловского «Одиссея», - на моём лице мелькнула тень восторга. - Конечно, твой муж как оператор гений.
Халла пояснила:
- Бывший муж. Я теперь одна.
Я сочувственно молчал и допивал свой бокал.
- Ты, кажется, парень неглупый, - она подлизывалась, но я тупил. – Что мне делать, Павлик? Забирать свою дочку у родителей из Херсона или пока не спешить?
Было ясно, что язычница давно всё решила. Дочка - это вынужденная жертва. Сама Ярослава - скоро должна быть вновь на коне. От меня в данном случае требовалось только согласие и одобрение её решения. Зачем? Закоренелым эгоистам иногда нужен напарник. Почти жертва. Потому что именно его всегда можно назвать виновником греха. «Посоветовал, скотина! А я-то, я сама! Кого я послушалась, несчастная?»
- Конечно, не спеши, - я кивнул. - Время само во всём разберётся. Сделаешь кино о Мальте, освободишься и тогда что-нибудь решишь на свежую голову. Налить ещё вина?
По-моему, она запланировала упасть мне на грудь, разреветься и потом начать целоваться. Но что-то её удержало. Мы выпили ещё вина, покурили, побалагурили, повосхищались Серёжей Козловым, потом трёхлетней дочкой Ярославы и стали прощаться. В два часа ночи я оказался на улице. С трудом поймал такси на проспекте Мира, на последние деньги доехал до Люблино и спокойно уснул в своей кровати.
Когда Ромка Розин спросил, сплю ли я со своей топ-моделью, я отрицательно покачал головой и сообщил, что никогда не сплю с женщинами на работе. И на этот раз это была правда. Козни Мальтийского ордена меня миновали.
Зато бывшая топ-модель искусно превратила меня в слугу своего бушующего язычества. А я повёл себя как тряпка. Польстился на возможность хоть как-то реализовать себя в кине. Хотя на самом деле это была не реализация, а камуфляж. Ярослава играла ферзя, будучи голой, удостоив меня роли не то что пешки, а позорной «шестёрки».
Сначала я при помощи эвакуатора перегнал её забарахливший «Москвич»-каблук от Склифа к ней во двор.
- Мне нужен мужчина, который будет решительно действовать и мне помогать! – так Халла прокомментировала неожиданную просьбу спасать её колымагу. - Одна я со всеми проблемами не справлюсь.
И я опять кивнул. Следующая сцена была ещё унизительней. Женщина вызвала меня к себе для того чтобы я составил монтажный сценарий. Это скрупулёзная работа. На огромном листе фиксируются все видео-планы и тайм-коды с отсмотренных «исходников», под которые пойдёт запись текста. Свой сценарий к тому времени я закончил и теперь меня кидали на галеру, обычно ведомую режиссёром. То есть Ярослава повесила на меня свою работу. Мне предстояло фактически составить схему фильма про Мальту.
За одну ночь!
Я, как бобик, примчался на квартиру Халлы в десять вечера и увидел на столе развёрнутый в виде скатерти бескрайний бумажный лист.
- Привет! Зачем я тебе понадобился? Сценарий ты приняла. Закадровый текст одобрила. Что ещё?
- Я тебе уже говорила, что со мной вместе должен быть настоящий мужчина. Поэтому садись за стол и пиши монтажный план всего фильма. У тебя есть десять часов. К восьми ноль-ноль ты должен его закончить.
- Ярослава! Почему именно ночью? Разве нельзя этим заняться днём?
- Мы исчерпали лимит времени. Завтра в десять утра я должна показать готовый «монтажник» своему продюсеру.
«Своему факеру, с которым она спит и который даёт ей бабки на эту хреномотину! - про себя я смело комментировал её трёп и жевал свои огрызки. - Послать её на три буквы или всё-таки остаться?»
Никогда не задавайте себе подобного вопроса перед тем, как расстаться с женщиной! Вопрос этот - капкан, в который вы лезете сами. Благодаря своему вопросу - то есть оправданию своей бесхарактерности! - вы будете с этой женщиной до тех пор, пока она сама не скинет вас с подножки.
Через минуту Ярослава ушла к себе в спальню (кстати, спальня была смежной комнатой с холлом и дверь в неё женщина не запирала), а я остался за столом корпеть над «монтажником». В час ночи мне послышался призывный стук в стенку. «Чёрта с два!» - хлестнул я сам себя ругательством и ушёл в работу с головой. Мозги закипали, глаза слипались, во рту была сухая песчаная слюна, но я крепился и чертил план.
В половине девятого утра я закончил оформление «монтажника» и бесшумно уехал.
По дороге домой я всё время вспоминал тот ласковый стук из спальни. Скорее всего, он мне послышался. Значит, я был готов к утехам в чужой постели и на самом деле ждал их? И вообразил призыв возбуждённой женщины, хотя его не было? То есть моё мужское ниже пояса было для меня важнее кина?
Так что, Паша, нефига карикатурить твою неожиданную музу-язычницу, когда ты сам порядочное чмо!..
Дальше всё неслось по накатанной нами вместе колее. Когда был готов «мастер», то по просьбе Ярославы я отвёз его на квартиру саксофонисту Алексею Козлову. Джазмен согласился написать закадровую музыку для первого фильма своей бывшей снохи. Дальше порога он меня не пустил. Я смотрел на кумира-шестидесятника с полутёмной лестничной площадки и не верил своим глазам. Живой «Козёл на саксе!» В домашнем халате и вельветовых тапочках!
- Это всё? - кумир взвесил на руке видеокассету. - А где деньги?
- У Ярославы, - о гонораре меня не предупреждали, но я уже перенял манеру Халлы бессовестно лепить горбатого.
- Через два дня сделаю, - он взялся за ручку двери. - Я сам ей позвоню. Пока!
Больше Алексея Козлова я никогда так близко, на расстоянии вытянутой руки, не видел. Но я понимал, что сценарист, писатель, драматург - всегда снаружи, а не внутри события. Специфика литературного труда. «Большое видится на расстоянии».
То есть бумага - не операционный стол, а нечто вроде микроскопа для усидчивого и терпеливого наблюдателя.
Как любовь - это не постель, а путешествие за пределы своего либидо.
Так вот, наша с Ярославой Халла колея. Я продолжал мотаться по каким-то видео-конторам, отвозить каким-то видео-волшебникам наши кассеты, ездить по требованию музы-язычницы в Останкино, встречаться с нужными ей людьми, передавать им плёнки и забирать у них смонтированные эпизоды, сцены, логотипы нигде не существующей фирмы «Халла», заставку для видео-фильма и много другого барахла, из которого складывается фильм.
В конце концов, она засадила меня в крохотную комнатушку на киностудии «Мосфильм». Оттуда, пользуясь справочником «Жёлтые страницы», я звонил по городскому телефону в туристические фирмы и предлагал им рекламную видео-картину про Мальту.
Этот остров к тому времени был мне уже ненавистен. Так, наверное, киношники ненавидят только что законченный ими фильм. Не потому что он плох или неудачен. Слишком много сил он отнимает и слишком воспаляет мозг. Чехов всегда просил Станиславского не хватать с пылу с жару его новую пьесу. «Пусть пока полежит», - объяснял писатель режиссёру. То есть он сознавал, что новое произведение - это всегда болезнь, всегда лихорадка. Надо прежде успокоить воспалённый очаг, и смотреть на него после этого холодно.
Врач Антон Павлович чувствовал, что к здоровому у людей отношение нормальное, а больного начнут лечить - и обязательно залечат насмерть.
А я не понимал, зачем нам «Мосфильм»? Но Ярослава убедила меня, что арендовала комнату на студии, чтобы к нам отнеслись серьёзно. Я ей поверил. И вдруг язычница попросила пойти к заместителю директора «Мосфильма» и вызволить её «Москвичок», который почему-то арестовали на местной стоянке. Я встретился с сухим и неприятным мужиком, серым глистом, у которого на мордочке было написано какое-то первородное недоверие и презрение.
- «Москвич» арестован на стоянке?
- Да. Разберитесь, пожалуйста!
- Обязательно, - он что-то черкнул в календаре на столе. - А вы откуда здесь взялись?
- Мы арендуем комнату.
- Для чего?
- Заканчиваем фильм.
Сухой глист посмотрел на меня так, как будто понял, куда впиться побольнее и посытнее.
- Ясно, - он почти тёк от наслаждения. - Идите. Разберёмся.
И тут я понял, что мы влипли. Разберёмся - это что-то вроде штрафа или вообще тюрьмы. Мне ничего из этого не грозит, но я, кажется, подставил свою напарницу.
Прибежав в комнату, я тут же набрал номер Халлы. На счастье, она оказалась дома. Быстро описав свой разговор с замдиректора, я сказал, что чувствую опасность.
- Зачем ты к нему пошёл? - она говорила спокойно, но это было спокойствие минёра, ощупывающего запал бомбы.
- Насчёт твоей машины.
- Ладно. Пошёл - и пошёл. А зачем ты ему сказал про аренду комнаты?
- Он спросил, что я здесь делаю, я и ответил.
- И что?
- И то! Я ему сказал ровно то, что ты говорила мне. А он почему-то взвился и, кажется, задумал какую-то гадость.
- Да потому что на «Мосфильме» никто не имеет право ничего арендовать!
- Но ты же сама мне сказала про аренду!
- Заладил: сказала! А ты сам соображать на досуге не пробовал?.. Fuck up!.. С тобой одни неприятности!
Я зачем-то хорохорился, хотя уже понимал, что облажался.
- Слушай, Слава, - предложил я. - Давай я пойду к нему ещё раз и поговорю по-хорошему.
- Идиот!!! - я услышал грохот. Минёр подорвался. - Послал мне господь наказание... Беги со студии быстро! И забери из ящика стола копии нашего «мастера». Забудешь их там - пеняй на себя!
- Но…
- Линяй оттуда! Я сама потом разберусь!..
«Вот и всё, ребята!» - как пишут в конце диснеевских картунов. Кассеты с нашим фильмом о Мальте я на «Мосфильме» не забыл. Притащил их Ярославе в целости и сохранности.
Несколько дней после этого происшествия она меня не трогала. Я тоже молчал. Кормился концертами, давал уроки русского языка старшеклассникам, наведывался в гости к Ромке Розину, рассчитывая на семейный щедрый стол. Ромкина жена Эллочка вкусно готовила. Сто баксов из обещанных Халлой двухсот у меня закончились.
Оставалось терпеть и надеяться получить заработанные деньги полностью.
И Ярослава таки сдержала слово. Позвонила через неделю и радостно сообщила, что фильм она закончила и уже нашла первого покупателя.
- Поздравляю! - я внезапно обрадовался. - А можно посмотреть фильм?
- Приезжай! Расцелую своего сценариста и помощника. И гонорар, кстати, тебе выплачу.
Я быстро собрался и поехал. Настроение было здоровское, почти праздничное.
Я взбежал на третий этаж и шагнул в квартиру. Халла, ожидая гостей, дверь никогда не запирала.
В холле у язычницы за столом сидели два великолепно одетых молодых человека и узкобёдрая, толстогубая девушка. «Модельная тусовка», - догадался я и поздоровался.
И вот тут вместо обещанного поцелуя об меня вытерли ноги.
- Мой придурок из района Люблино! - Ярослава показала на меня рукой, как на редкого зверька в клетке зоопарка. - Пишет хорошо, но соображает туго. Чуть не зарубил мне всю мою картину!
Я остолбенел.
Ярослава достала кошелёк и подала мне зелёную купюру. Пятьдесят долларов! Моё остолбенение переплавилось в шок.
- Больше ты не заслужил, Павлик, - рассмеялась бывшая топ-модель, видя моё изумление. - Всё. Свободен. Где дверь, помнишь?
Трудно объяснить зачем, но я отчётливо произнёс:
- Помню, б...дь из Кологрива! - затем аккуратно убрал деньги в карман, застегнул молнию куртки и попрощался. - Всем хорошего вечера!
Развернулся и вышел из квартиры.
Несколько дней я провалялся с температурой, которая колдобила меня наперегонки с совестью. Всё внутри и снаружи болело, точно я грыз сам себя наподобие страшного вурдалака. Признавать ошибки необходимо, хотя это тяжёло и беспокойно.
Урок мне время преподало серьёзнейший. Мало уметь сочинять, надо уметь защищать то, что родилось под твоим пером. Даже то, что ты сам считаешь отвратительным. Но ведь это твоё дитя, так что будь любезен! Надо иметь не диплом сценариста, надо иметь характер сценариста. То есть не лезть в дерьмо ни за какие башли, а хранить в чистоте своё дарование.
Искусство начинается с чистоты и требует сильного защитника, готового даже жизнью платить за эту чистоту. Всё иное - постыдная и пошлая имитация таланта и творчества.
* * *
Продолжение следует.
Свидетельство о публикации №220062400740