Правило трёх Н. Глава 2
Вокруг стояла странная для мегаполиса тишина. Набережная канала и улицы непривычно пустовали без припаркованных машин. Даже по Невскому никто не пролетал. Отовсюду выглядывали вывески старых реклам: "Граммофоны Бухардъ", "Богемскiй хрусталь графа Гарраха", "Кредитбюро", "Продажа сыра и масла"...
- Кино, что ли, снимают? – Андрей заинтригованно огляделся по сторонам, ища съёмочную группу. - Неслабо они район оцепили.
Если повезёт, он мог бы покрутиться в массовке: как-никак, лишняя копейка в кармане. А то и, чем там чёрт не шутит, вдруг приглянется кому не как статист?! Зря что ли восемь лет постигал азы профессии?
Но нигде не было видно ни массовки, ни съёмочной группы, вообще – никого.
- Тпру! Смотри, куда прёшь! – зло заорал кучер. – Жить надоело?
Перед лицом Андрея, с навыкат от страха глазами, заржала серая кляча.
- И сердце девичье забьётся...
В коляске, кроме возницы, сидело четверо мужчин в старинной военной форме, орущих под гитару пьяными голосами.
- Что снимают? – приветливо крикнул он, отскакивая в сторону.
- А? – человек в распахнутой шубе скользнул мутным взглядом, глотая из бутылки. – Чего встал?! Гони! – и запел, сильно фальшивя. – Не для меня луна, блестя...
- Нальют в глаза, а потом ты отвечай!.. – раздражённо ворчал кучер, хлеща лошадь. – Нно! Пшла!
- С квадрокоптеров, что ли? – Андрей задрал голову. – Наверно, опять американцы. Не удивлюсь, если сейчас медведи побегут. Снимали бы свои тупые боевики, нет! Им подавай Толстого, Пушкина...
- Дяденька, дай закурить? – проканючил писклявый голос.
Из ниоткуда вырос худой парнишка лет десяти в больших кирзовых сапогах, обряженный в лохмотья.
- А курилка не отвалится? - отрезал он, вслушиваясь, в какой стороне идёт съёмка. – Что снимают-то?
- Чего? – мальчик непонимающе оглянулся. - Не знаю, - и заунывно пропел. - Дяденька, дайте копеечку. Есть очень хочется.
- Не знаешь, так и сказал бы! – Андрей вытащил сто рублей. – Держи!
- Чего это? Фальшивая, что ли?
- Сам ты фальшивый! Бери, пока дают!
- Не... – мальчишка отступил назад. – Такую не надо.
- Ох ты ж, ёж ты ж! А что тебе? Тыщу? А может, пять?
- Дяденька, ну дайте...
- Катись-ка ты колбаской по...
- Дяденька...
Андрей сплюнул и пошёл в сторону канала, куда свернула коляска. Должны же где-нибудь они стоять и снимать! И в недоумении замер, глядя на окна. Кафе больше не было, все окна закрыты ставнями, вместо прозрачной стеклянной двери стояла абсолютно непрозрачная деревянная.
- Ни хрена себе! Когда они успели? Я же только что... – Андрей покрутился, осматриваясь, не перепутал ли чего, но – нет, та же улица, тот же дом. – А ещё говорят, что русские не умеют работать! Ведь могут, если хотят!
В стороне Садовой заржала лошадь. Он бросился на звук.
У Апраксина двора что-то бурлило. Трое в шинелях обступили четвёртого в клетчатом пальто с бобровым воротником. Один из троих, ниже всех ростом, ударил клетчатого по лицу, с того слетела шляпа. Человек не защищался, хотя в руке держал трость, не звал на помощь. Он лишь растерянно перебегал по лицам.
Съёмка шла либо скрытыми камерами при естественном освещении, либо съёмкой здесь вовсе не пахло, а так – мелким хулиганством.
- Если снимают – извинюсь, скажу, что не разобрался. Может, кому запомнюсь, – на всякий случай Андрей пригладил на голове волосы. – А если нет? Тогда – что? Бросать его, что ли?
Ночную тишину прорезал звонкий свист.
- Мужики! Чего пристали к нему? Трое на одного...
- Заткни фонтан!
- Не лезь куда не просят.
- Исчезни, падла!
Андрея прямо завела эта «падла»: ему по горло хватило унижений. Самый высокий, по сигналу коренастого, шагнул вперёд, но тут же полетел на землю. Ещё вчера он не стал бы связываться сразу с тремя, но сегодня, после «расколбасных» съёмок, сорвало все клапаны. Ослепляющая ярость вырвалась наружу из всех пор, наливая мышцы нечеловеческой силой.
Очнулся он от грохота выстрела. Коренастый, получив в лицо и грудь несколько сильных ударов, вытащил из кармана короткоствольный пистолет. Если бы человек в клетчатом пальто не выбил его своей тростью, дело только шумом не закончилось бы.
Из-за угла донёсся прерывистый свист. Трое в шинелях сорвались с места и скрылись в ближайшей подворотне.
- Ты в порядке? – Андрей проводил их бешеным взглядом, нагибаясь за шляпой. – У тебя кровь из носа...
- Благодарю, – человек в пальто вынул из-за пазухи белый платок. – Я ваш должник.
- Да ладно тебе, забей! – стряхнув снег со шляпы, он вернул её хозяину. - Он, что, реально стрелял? Что тут за херня вообще творится?
- Стой! Стрелять буду! – свистя, орал городовой, неуклюже передвигая ноги.
- Что снимают-то?
- Руки вверх!
- Кто режиссёр? Наш или американец?
- Руки вверх! – задыхаясь от бега, толстяк с багровым от холода носом, направил на Андрея дуло пистолета. – Кому говорю?!
- Пошёл в жопу! – огрызнулся Андрей. – Не смешно!
- Руки! – медведем заревел городовой. – Или стрелять буду!
- Отвали, без тебя тошно!
- Успокойтесь, пожалуйста, – деликатно вмешался клетчатый. – Оставьте! Он мне жизнь спас...
- Разговорчики! – визжал городовой, топая ногами. – Не то и вас загребу в участок!
- Вы забываетесь, любезный!
- Слышь, придурок, свалил бы ты на хер! – Андрей выхватил пистолет. – Поранишься ещё!
- Что?! – полицейский отступил на шаг, хватаясь за рукоять шашки.
- Отставить! – грозно скомандовал клетчатый, бросая платок. – В Сибирь захотел?! – он гордо вскинул голову, ткнув городовому тростью в грудь. – Я – Константин Дмитриевич Алексеев, племянник генерала Алексеева! Надеюсь это имя вам хорошо знакомо?! Или Вы последние мозги свои оставили в кабаке?
- Простите, Константин Дмитрич, – испуганно заморгал толстяк, сдуваясь как шарик. – Обознался. Время такое, сами понимаете, тревожное, – и, втянув в плечи голову, потянулся за платком.
- Верните ему оружие, – мягко потребовал Алексеев. – Он хоть и не достоин носить его, но отвечает головой.
Городовой растерянно шмыгнул багровым носом, козырнув по-военному, и зашагал в сторону Гостиного Двора.
- Я вам жизнью обязан, – Алексеев протянул руку.
- Да хватит уже, проехали, – Андрей крепко пожал её. – Лучше объясни, что здесь происходит?
- Революционеры проклятые, – вздохнул он. – Не дай Бог таких у власти. Война ещё эта, экономический кризис. Вот и повылазили черти из всех щелей.
- Закинь вверх голову, – Андрей, видя, что кровь из носа не останавливается, скатал комок снега. – Подержи немного. Чего они хотели?
- Правды, справедливости, равенства, – он пожал плечами. – А на самом деле у всех одно только на уме – как бы кого ограбить.
- Скажи, ты не в курсе, что сегодня снимают здесь? Наши, не наши – не слышал?
- Нет, – Алексеев с недоумением покосился по сторонам.
- Наверно, отснялись уже, – Андрей дружески хлопнул по плечу. – Ладно, пойду я. Мне ещё до дома топать, а то вырубит прямо здесь. Да и жрать хочется, со вчерашнего дня ничего не ел.
- Позвольте хоть немного отблагодарить Вас, – Алексеев полез в пальто за кошельком.
- Не надо, – отшатнулся Андрей. – У меня есть деньги.
- Простите, – смутился он, пряча кошелёк обратно. – Может, тогда Вы не откажете мне в удовольствии отужинать со мной? Я живу в двух шагах отсюда.
Андрей на секунду замялся, вспоминая, что его ждёт дома: тупые передачи по телику, пустой стол, холодная постель и такая же холодная Маша.
- Неудобно как-то. Да и поздно уже.
- Вы никого не стесните. Я живу совершенно один.
- Ну ладно. Если так, то… – он протянул руку. – Андрей.
- Константин, – Алексеев улыбнулся, пожимая крепкую кисть. – Можно просто – Костя, – и вдруг раскатисто рассмеялся. – Первый раз сегодня решил пешком пройтись! И – на вот тебе, пожалуйста! А говорят ещё, что пешие прогулки полезны для здоровья!
- Всё относительно. Я каждый день пешком отмахиваю по нескольку километров и особо здоровья не наблюдаю.
- Не скажите! Я видел, как вы дрались. Научите меня?
- Ладно. Говно вопрос! Слушай, Кость, давай на ты?
- Договорились.
Через пять минут они поднимались по одной из лестниц огромного дома. Костя покрутил рукоятку в стене. В квартире зазвенел колокольчик, что-то упало, покатилось, кто-то подбежал к двери, открывая замки.
- Константин Дмитрич! – радостно выдохнула девушка лет двадцати в белом переднике, как у первоклашки, только до пола. – Заждалась вас… Ой, вы не одни?!
- Катенька, накрой нам по-быстрому, – расстёгивая пальто, попросил Костя. – Проходи, чувствуй себя как дома.
- Ты же говорил, что у тебя никого нет, – Андрей нерешительно переступил порог.
- Всё верно: я живу один, – подтвердил он, помогая раздеться.
- А это кто? – шёпотом спросил Андрей, кивая в коридор.
- Катя.
- А она не будет ругаться, что я припёрся к тебе?
- Не переживай, – усмехнулся он. – Она у меня умница.
- Готовит вкусно, говорит мало и голова не болит?
- Готовит она правда вкусно, сейчас сам в этом убедишься. Пойдём, выпьем пока чего-нибудь.
Они вошли в просторную гостиную.
- Шикарно живёшь, у тебя прям как в музее.
- Что предпочитаешь: коньяк, водку, виски? – Костя равнодушно окинул комнату взглядом. – А знаешь, попробуй нашего домашнего пива. Катя превосходно готовит. Катюш, подай нам пива.
- Сию минуту, - она присела, почтительно склонив голову, и живо выскользнула.
- Да, - Андрей проводил её завистливым взглядом. – Моя Маша меня сразу бы послала куда подальше.
- Маша – это супруга?
- Да нет, так, живём вместе. Правда, уже и не знаю зачем.
- Прошу, - Катя принесла на подносе гранёный графин и два стакана.
- Благодарю, - кивнул ей Костя. – Как же я, Катенька, соскучился по твоей стряпне!
- Вот это вещь! – восторженно воскликнул Андрей. – Неужели Вы сами его делаете?
- Да, ничего сложного, - наливая в опорожнённый стакан, Катя густо покраснела.
- Что я говорил?! Такого нигде не встретишь. Ты закусывай, закусывай! Катя у меня на все руки мастер.
- Кажется, что сто лет не ел! – Андрей отломил ножку от запечённого кролика, жадно впиваясь зубами. – Как вкусно!
- Ешь, не стесняйся. Завтра Масляная неделя начинается. Потом хоть зубы на полку: пост.
- Вы что, поститесь?
- Я бы и рад, да всё Катенька. Она у меня набожная. Все праздники соблюдает, все посты. Ни одной службы не пропускает.
- А я вообще никуда не хожу. Только на работу.
- Кем ты работаешь, позволь полюбопытствовать.
- В театре, актёром. Иногда в кино снимаюсь.
- Кино – это интересно. Театр, мне кажется, скоро умрёт, не выдержит конкуренции. Кинематограф – это золотая жила. В него сейчас нужно вкладываться, помяни моё слово.
- Может быть, – согласился Андрей, чувствуя, как от еды и пива у него плывёт перед глазами.
- Хотя театру каждое новое поколение предсказывает смерть, а вот – живёт и здравствует. Но с появлением в России кино…
Костя рассуждал неторопливо, так же как и ел: величественно, красиво. Он вообще был красив, как с рекламы дорогой одежды.
- Смотрел тут в Москве…
Около стола крутилась Катя, то подливая в стаканы пива, то принося новые блюда, то унося старые. Она не стояла без дела, ей хотелось им угодить, ей это нравилось.
- Необычно, ново, свежо…
Когда люди любят друг друга, это чувствуется в воздухе. Это видно во всём: во взглядах, интонациях, в жестах, в желании угодить друг другу, порадовать.
- Мечта…
Мечта? Да, вот она – мечта!
Когда он впервые увидел Дашу, то забыл даже дышать. Смотрел, как она спускается по лестнице в сияющем платье, и не дышал. Встретившись с ним глазами, она ослепительно улыбнулась. На секунду, на короткий миг. И он понял, что она – мечта.
Много, и до и после неё, он встречал красивых женщин. И в жизни и в кино, но такой – никогда. И не потому, что она красивее остальных или ярче. Она была какой-то другой, роднее, что ли, понятнее, ближе.
Наутро он написал ей письмо. Её не было всю ночь: она ушла петь в ночной клуб. Он понимал, что её нельзя упустить! Мечту вообще никогда нельзя упускать, особенно если она где-то совсем рядом. А Даша была рядом, очень близко. С утра ему надо было бежать на работу: он тогда подрабатывал дворником в одной из школ, а потом – в универ, на экзамен. Пятый курс, как-никак, пропускать нельзя. А она всё не возвращалась. И он решил написать ей письмо.
Писать он умел, красиво говорить – нет, а вот красиво писать – это да, это ему удавалось.
Женщины вообще любят, когда им пишут красивые, возвышенные слова. Но их нужно чувствовать, нужно сердцем понимать, что стоит, а что и нельзя. И – как! «Как» писать – это очень важно. «Как» может приоткрыть душу, обнажить её, а может и наоборот, схлопнуть и всё, как ты потом ни бейся.
В письме, конечно, проще признаваться в своих чувствах, чем говорить. Никто не перебивает, можно сосредоточиться и пустить себя по волнам воображения. В письме можно красиво и деликатно сказать обо всём. Можно даже потом переписать всё начисто, красивым почерком, проверить на пунктуацию.
Письмо – это визитка в мир твоего сердца.
Но, дальше, за письмом, всегда стоит живой разговор. Нельзя долго поддерживать огонь чувств в таком формате, можно упустить нужный момент.
Он написал письмо, сложив корабликом, и положил к ней на кровать. Найти её комнату было не сложно, так же, как и узнать, что её зовут Даша.
Вечером он обнаружил на своей кровати «самолёт» – ответ на своё признание. Страшно было развернуть его, сердце бешено колотилось. Ответ был осторожен, но светл. В каждой строчке письма светилась ласковая улыбка.
Трижды он прочёл его, прежде чем сорваться с места. Схватил гитару, пачку сигарет и выбежал на лестницу. На его «зов» Даша мгновенно откликнулась, сияя своей улыбкой. Она вообще вся сияла, с головы до ног. Всю ночь они провели на лестничной площадке, до самого утра. Курили, пели друг другу песни, разговаривали. Говорить с ней было невероятно легко. А потом она исчезла.
Он должен был искать её, ну или хотя бы дождаться сентября. Но тут появилась Маша и спутала все карты.
Зачем он вообще повёлся на эти дурацкие смс?! Любопытство? Или неустойчивость своего будущего? С Машей же не побоялся войти в него. Отчего ж отказался от Даши? Что она – красивее её, моложе, сексуальней? Нет, сто раз нет! Видимо, кто-то сверху испытывал его на прочность, проверял – достоин ли такой любви, не предаст ли.
И – предал! Когда посмотрел в сентябре в глаза Даши, понял, что предал. И она это поняла. Тут бы прощения просить, каяться. А он ей: «Привет»! И больше ничего. Забрал Машины вещи из комнаты и ушёл. Маша потом скандал устроила, всякие гадости старалась наговорить. А он молчал, тяжело вздыхая, вспоминал её взгляд и этот свой идиотский «Привет».
Может, поэтому с Машей ничего и не сложилось? Потому что на предательстве мечты родились с ней отношения? А может он никогда и не любил Машу? Вместо неё хотел видеть другую, а та это чувствовала? Женщины вообще всё удивительно чувствуют, особенно когда дело касается любви!
Андрей вдруг понял, что кто-то осторожно трясёт его за плечо.
Глава 3 >> http://proza.ru/2020/06/28/704
Свидетельство о публикации №220062400772
А вот это: "В письме, конечно, проще признаваться в своих чувствах, чем говорить. Никто тебя не перебивает, можно спокойно сосредоточиться и пустить себя по волнам своего воображения. В письме можно красиво и деликатно сказать обо всём...Но, дальше, за письмом, всегда стоит живой разговор. Нельзя долго поддерживать огонь чувств в таком формате, можно упустить нужный момент." - супер! Точнее и не скажешь!
Татьяна Водолеева 19.03.2021 07:38 Заявить о нарушении
Александр Зорин Санкт-Петербург 19.03.2021 13:38 Заявить о нарушении