Воспоминания. Институт

Как я поступал в институт и сдавал экзамены.

    Школу я закончил весной 1960 года. Я не был медалистом, но у меня не было ни одной тройки, и всего несколько четверок, в основном, по математике.
Куда пойти учиться я выбрал еще в конце девятого класса. Я очень любил химию. Мне нравилось проводить опыты, возиться со склянками и веществами. Вообще химия у меня шла легко. И вообще мне нравилась химия еще и потому, что вела ее Тамара Петровна, очень хороший учитель и человек. Мама очень не хотела, чтобы я поступал в химический институт, наверное, понимала, что это вредно. Она считала, что лучше бы я поступил в станкостроительный институт, т.к. механики самая распространенная профессия и всегда нужная. Но у меня к механике не было никакой склонности. Я до сих пор не могу собрать что – либо механическое, чтобы у меня не остались лишние части. Да и черчение и математику я не очень любил. А их, по моим представлениям, в станкостроительном институте было предостаточно. Хотя, как оказалось потом, в химическом черчения тоже было немало и два года математики. Мама повела меня к своему знакомому – химику по специальности. Для совета с ним. О чем он говорил, и что я говорил, я не помню. Но хорошо запомнил его слова. Он сказал – неважно какой он окончит институт, важно, что институт, а там может работать, кем захочет. Кстати, много лет спустя, я действительно освоил другую работу. Поступал я в МИТХТ им. Ломоносова. Написал на четыре сочинение, сдал на пять химию. На химии меня экзаменовали две милые женщины, к сожалению, я не помню ни их имени, ни фамилии. Я ответил на вопросы билета. Решил задачу. Затем они мне задали еще два вопроса, я и на них ответил. И получил пять. А вот третьим экзаменом у меня была математика, притом не письменная, а устная. А это намного хуже. На письменной математике можно сосредоточиться, решить задачи, ответить на вопросы, там есть достаточно времени на обдумывание и нет давления экзаменатора, сидящего рядом с тобой. И ты чувствуешь его отношение к тебе – безразличие, ненависть или доброту. Так вот математику я сдал на два. Представьте, четыре, пять и два. Выхожу с экзаменов, меня спрашивают, что я получил, говорю – два. На мое счастье, это услышала секретарь приемной комиссии, молодая, милая девушка – студентка. Спросила, а что у тебя было по химии – отвечаю – пять. Она и говорит – иди в приемную комиссию и пиши заявление на пересдачу математики. Я, конечно, не пошел, просто постеснялся это сделать. Тогда я еще был очень стеснительный. Пришел домой, сказал маме, что и как произошло. Она на меня рассердилась и поехала со мной в институт, в приемную комиссию и мне разрешили пересдать математику. Её я должен был повторно сдавать сразу после физики. Т.е. я должен был одновременно готовиться сразу к двум экзаменам. Первым была физика. Я стал готовиться к ней, махнув на математику. Прихожу на сдачу физики в большую аудиторию. Народа очень много. Я пошел сдавать в первых рядах. Вообще не люблю сдавать экзамены где-то сзади, лучше сразу отмучиться и все. Все равно от того, что пойдешь последним лучше знать не будешь. Вытянул билет, написал, решил задачу и оглядываюсь по сторонам – кто же принимает экзамен. Среди принимавших был зав кафедрой по физике, по – моему Мусатов. Я слышал, что он очень строгий и много спрашивает. Передо мной сидела преподаватель – женщина. Я посмотрел, послушал, вроде бы она принимает сносно, по крайней мере спокойно, без нервозности. Я навострился к ней. И вдруг меня приглашают к Мусатову. Иду, а у самого ноги подкашиваются, все – думаю, провалился. Сажусь к нему, начинаю отвечать. А у меня был вопрос по законам Ньютона. Здесь я все знал. А второй, как сейчас помню,  - формула линзы. И, как на грех, я позабыл ее. Я, конечно, ее нацарапал, но неправильно. Задачу решил. Мусатов послушал, посмотрел на мой листок, отложил в сторону. И говорит: - ответьте на такой вопрос – два парня катаются на катке, один весит 100 кг, другой 60. Они сталкиваются. С какой силой они сталкиваются? Я сразу сказал - с одинаковой. Поскольку сила действия и противодействия  равны друг другу. И задает, как оказалось потом, свой коронный вопрос - почему зрачки в глазе всегда черные? Я ответил, потому что глаз поглощает весь свет и ничего не отражает наружу. он кивнул и взял мой экзаменационный лист и ставит пять. Я вылетел из аудитории пробкой, еще не осознавая, что произошло. Та же девушка  - секретарь, посмотрела мою зачетку и сказала, ну все тебя примут. А математика? Сдашь ее – сказала она. И как в воду глядела. Прихожу на математику, тяну билет, что-то знаю, что-то нет. У меня принимает мужчина. По-моему Максимов. Посмотрел на меня, на мой экзаменационный лист, что-то поспрашивал, поставил трояк и отпустил. Все, я сдал все экзамены. Да, еще английский я сдал хорошо, вот только не помню – на пять или четыре. Таким образом, у меня было 21 или 22 балла. При этом профильные (химия и физика) были пятерками. В общем, я прошел и стал студентом. Это был август 1960 года.

Черчение и начерталка.

    И что же мне запомнилось из институтской жизни. Не могу сейчас дать какую-то целую картину своей жизни в институте. Но ряд отрывочных воспоминаний могу набросать. Самым тяжелым для меня предметом оказалось черчение. Я очень не любил чертить, да и само черчение занимало много времени, а я тогда жил за городом. Два часа - дорога в институт и два часа обратно. На занятия оставалось мало времени. Часть предметов можно было учить в электричке. Собственно электричка и была моим классом для выполнения домашних заданий. 45-50 минут в электричке в одну сторону и столько же в другую. Вот уже полтора часа. Сидишь и учишь какой-нибудь предмет. То историю КПСС. (Не удивляйтесь, на первом курсе у нас был такой предмет. Он считался одним из основных. Мы его проходили целый год и сдавали два экзамена – в первом и втором семестрах), то физику или химию. Английский можно было учить. А вот черчение, ясное дело, нельзя было делать. И пришлось чертить дома. Тянуть эту нелюбимую лямку и чертить, чертить. Я сделал два чертежа, а было их, по-моему, пять. Я дико опаздывал с графиком сдачи чертежей. Препод, такая симпатичная женщина, ехидно мне заметила, что скоро зачет, что я ничего не успею и не сдам ей положенные листы и вообще зачет. Грустный я вернулся домой. Не помню каким образом (может я сказал) о моих затруднениях узнали мой двоюродный брат – Игорь и двоюродная сестра Эмма. За одну ночь мы (вернее они) начертили все чертежи. Я, конечно, присутствовал при этом. Смотрел, как чертят, изучал чертежи, читал их и тренировался в точках. Утром (после бессонной ночи) прихожу на занятия и гордо показываю чертежи. И слышу – да это не ты их чертил. Возмутился и говорю, принимайте, посмотрим. Она гоняла меня по всем листам. Ставила точки в самых разных местах, я все отвечал, правильно наносил точки на других проекциях. Замучился, запарился. Но получил хорошую оценку.
Начерталку я не очень любил, но понимал и решал задачи. Экзамены по начерталке на первом курсе считались очень трудными, Кто их сдавал, считался счастливцем, и ему завидовали все кругом. Прихожу на экзамен, стоит толпа, все боятся идти. Уже было несколько двоек. Девицы вообще трясутся. Запустили очередную партию несчастных. Среди них и я. Беру билет, вроде знаю, пишу ответы, решаю задачу. Ну, и естественно, попадаю к чужому преподу. Отвечаю, она кивает головой, и все молча, никаких эмоций. Рассказал, как решал задачу (оказывается, я ее правильно решил). Думаю про себя, когда ж ты мне поставишь хоть трояк, вредина этакая. И слышу – вы молодой человек всё очень хорошо ответили – вот, если решите еще одну задачу – поставлю пять. Я тупо на эту дамочку смотрю, по - инерции беру задачу, читаю и понимаю, что я ее не решу. Еще раз прочитал и стал решать. Беру треугольник, линейку и начинаю их располагать в пространстве согласно условию задачи. Дамочка посмотрела на меня и говорит – ну у вас есть пространственное воображение, идите – четыре. Я вышел и прям рухнул на первый попавшийся стул. Мои согрупники спрашивают - что? Я показываю – четыре. Ох, ты и молодец – сказали мне.

Две истории.

Как я уже писал раньше, у нас на первом курсе был такой интересный предмет как История КПСС (Коммунистической Партии советского Союза). В то время, это был обязательный предмет для всех студентов. По истории КПСС сдавался государственный экзамен уже на первом курсе. Учебник был очень толстый, в страниц пятьсот. Прочитать его весь было сложно. Да, к тому же, этот предмет, мягко говоря, не увлекал многих. Даже я, любивший и увлекавшийся историей, не очень охотно изучал сей предмет. У нас лекции по этому предмету читал профессор Борисов. А на другом потоке другой профессор. Я, к сожалению, не помню сейчас точно его фамилию, но, по-моему, Арцис. Помню только, что он при Сталине был репрессирован. После развенчания культа личности Сталина в 1956 году был реабилитирован. И на нашей кафедре марксизма-ленинизма читал лекции по истории КПСС. (В советские годы во всех без исключения институтах была кафедра марксизма – ленинизма. На ней преподавали историю КПСС, политэкономию, философию и научный коммунизм. Был и такой предмет.) Так вот как разительно отличались эти две лекции. Первый читал сухо, неинтересно, просто излагая страницу за страницей учебник истории КПСС.  Второй, с отступлениями, рассуждениями о судьбах страны и людей, многочисленными примерами из своей, богатой событиями жизни. Приводил выдержки из документов, которые тогда только, только входили в исторический оборот. А самое главное, его речь лилась плавно, красиво и очень завораживающе. К сожалению, я сейчас не помню содержания этих лекций, но точно помню, что он очень много рассказывал о лагерях, об условиях существования там. Говорил и о своем заключении. Эти лекции, манера их изложения, дружелюбие к аудитории, готовность отвечать на вопросы привлекала очень и очень многих студентов. На эти лекции ходили студенты первого курса со всех потоков, в аудитории негде  было яблоку упасть. Приходили даже студенты из соседнего пединститута.

Лекции по химии.

Естественно в химическом вузе лекции по химии были главными. Нам читали на первом курсе лекции по неорганической химии, а на втором по органической химии. Лекции по неорганике нам читал профессор Астахов, полковник преподаватель военно-химической академии. Высокий, худощавый, с сильным голосом, он читал очень интересные лекции. Не смотря на то, что материал был очень трудный, его было интересно слушать. И читал он очень доходчиво. Кстати, именно он объявил нам 12 апреля 1961 года, о том, что полет Юрия Гагарина в космос завершился успешно. Он это сообщение произнес торжественным, звенящим голосом. Конечно, аудитория разразилась бурной овацией. А практические занятия у нас вел преподаватель Маслов. Очень кругленький и небольшого роста. Он потребовал от нас выучить таблицу Менделеева наизусть. Мы должны были знать порядковый номер элемента, в какой группе и каком ряду он расположен, каков его атомный вес. Он называл элемент, и мы должны были называть его порядковый номер и атомный вес. Мог задать номер, и спросить какой элемент и где находится под этим номером. Мне, лично, было непонятно зачем нужно было эту таблицу учить наизусть. Достаточно было ее уметь читать, находить нужные элементы и объяснять их свойства, вытекающие из таблицы.
Но самым ярким лектором по химии был академик, преподаватель военно-химической академии генерал Кнунянц. Выдающийся химик в области элементоорганической химии он читал нам лекции по органической химии. Читал лекции в Большой аудитории имени Менделеева. Аудитория, человек на 300, набивалась до отказа, сидели везде, даже на ступеньках, приходили слушать из университета. Читал интересно, с размахом, давал очень многие материалы из первых рук. Очень любил по одному и тому же вопросу излагать разные точки зрения. Я не знаю, получал ли я конкретные знания на этих лекциях, так как порой уследить за ходом его мысли было трудно, но эстетическое удовольствие я получал точно.

Теоретическая механика (теормех)

Была у нас в вузе такая дисциплина. Для чего она и зачем мы ее изучали, я не понимаю до сих пор. Там были какие-то силы, которые прикладывались к балочкам и еще к чему-то, чего я, честно говоря, не помню. Зато помню двух преподавателей по этому предмету. Один был лектором, другой вел практические занятия. Более разных людей было найти трудно. Сейчас я, конечно, не помню ни фамилий, ни имен этих преподавателей. Но их внешний вид, манеру преподавать помню. И это, на мой взгляд, гораздо интереснее, нежели сам предмет, который они вели. Наш лектор был человеком из светского общества. Как он сумел сохранить этот светский лоск, пройдя годы советских преобразований и годы войны, для меня остается загадкой. Высокий, солидный, очень вальяжный человек, знающий себе цену. Говорил медленно, с расстановкой, но имел одну особенность – всегда произносил лекции, повернувшись к доске. Руки его были холеными, а пальцы, что нас очень удивляло, были украшены перстнями. При этом на обеих руках. Тогда, практически после войны, когда население было крайне бедно, носить такие вещи было не принято, да иметь их мог только очень состоятельный человек или человек, получивший такие перстни по наследству. Студенты говорили, что наш преподаватель из старинного дворянского рода. Может, оно так и было. Но внешность и поведение его были действительно аристократическими. Лекции его, несмотря на трудность предмета, были логичными и даже очень понятными. Второй тоже высокого роста, но худой, желчный, вечно недовольный человек. Нас он называл не иначе, как «тупыми головами». Вел практические занятия очень нервозно, задачи объяснял и решал быстро и непонятно для нас. На экзаменах лучше было с ним не встречаться. Мог легко завалить. Во всяком случае, на меня он производил удручающее впечатление. И у меня не было желания ходить к нему на занятия, хотя и надо было. Да, по-видимому, в любые времена были разные люди, независимо ни от эпохи, ни от религии или какой – либо другой идеологии.

Немного о математике.

Выше я уже писал как завалил, а потом пересдал математику на приемных экзаменах. А теперь немного о лекциях по математике. Лекцию по математике у нас читала легендарная Ольга Николаевна Цубербиллер (1885—1975), русский, советский математик. На первом курсе у нас было математика -  аналитическая геометрия. Кто знает - это наука описывает с помощью уравнений положение геометрических тел и фигур в системе координат.  На первой лекции я увидел женщину среднего роста, одетую весьма странно в более или менее вольные 60-е годы. Черная длинная, до пят, юбка, черный пиджак, белая рубашка мужского покроя и тонкий черный галстук. И в придачу черные чулки с мужскими полубатинками. Читала уверенно, быстро передвигаясь от одной вращающейся доски к другой. Голос был басовитый, с хрипотцой, но громкий, ее было слышно во всех уголках Большой аудитории, в которую вмещалось до 300 человек. Поинтересовавшишь, я выяснил, что это была "бабка" Цубербиллер. так ее звали у нас в вузе. Ей уже тогда было 75 лет. Она окончила высшие женские курсы в Москве. Потом там же преподавала. Преподавала в МГУ, во 2-м МГУ (в 1918 году Высшие женские курсы были преобразованы во 2-й МГУ), а после разделения 2-го МГУ на Мединститут им. Пирогова, педагогический институт и МИТХТ, возглавила кафедру в МИТХТ. Она была известна учебником "Задачи и упражнения по аналитической геометрии" по которому учились все технари Союза. Говорят и сейчас учатся по этому учебнику. Это яркий  пример российского математика-женщины. А вот сдавать ей экзамены по математике, слава богу, мне не пришлось. Представляю себе, чтобы было со мной, если бы я сдавал математику этому грозному профессору. Я бы с треском провалился бы и вылетел бы из института на первом же курсе. Потому что после ее неуда вряд ли кто из преподавателей кафедры поставил бы мне больше.

Аналитическая химия.

В нашем, сугубо химическом институте, была уйма «химий». Среди них, конечно и аналитическая химия. Я помню большую лабораторию с длинными столами, с пробирками и химикатами. И преподавателя, мужчину очень нудного и педантичного. Казалось, он весь пропитался этой самой аналитической химией и больше ничего на свете не хотел знать. Практические лабораторные занятия начинались с того, что каждому из нас давался раствор, состоящий их каких-то веществ, и нужно было определить, что это за вещества находятся в этой колбе. Конечно, задания давались по текущему материалу. И мы примерно знали, что нужно искать, но конкретного состава не знали. И вот начиналось переливание из пробирки в пробирку, определение анионов и катионов, определение элементарного состава раствора. Льешь, переливаешь целый час, а то и больше, пишешь, находишь состав, и идешь к преподу, а он вынимает из - за пазухи свою записную книжку, приоткрывает ее так, чтобы никто не мог заглянуть и начинает читать твою писанину. Смотрит на тебя ехидными глазами и говорит – неправильно вы все определили. И дает другую колбу с другим раствором. Определяйте снова. И пока ты не добьешься правильного ответа, он тебе никакого зачета не поставит. А у него было правило, что пока ты не выполнил текущего задания, никакого следующего  он тебе не давал. И получалось, что студенты часто на аналитике зависали. Уже прошли лекции по следующим темам, уже кто-то ушел вперед, а тебе вот не везло с заданием и не везло. И ты ходил в отстающих. В институте считалось, если ты проскочил аналитику, можешь спокойно учиться дальше. Уж очень муторный был предмет. И надо сказать для молодых ребят ещё и скучный..
Резко от аналитики отличались занятия по органической химии. Там давались прописи с конкретными заданиями и описанием процесса синтеза того или иного вещества. Читай задания, читай описание и делай работу. Очень полезной была такая практика. Запоминались и процессы, и приходила практика работы с органическими веществами и лабораторным оборудованием. Лично мне это очень пригодилось в дальнейшей работе в области органической химии.  .

Военка.

В моем институте (МИТХТ) была военная кафедра. Тогда на ней учились обязательно все ребята, поступившие в институт. Во всяком случае, из нашей группы ее посещали все, даже один студент, который уже отслужил армию. У нас преподавал полковник, мужик среднего роста, плотный, подтянутый, с короткой стрижкой ежиком. Обстановка во время занятий была строгая. Полковник входил, дежурный подавал команду «смирно». И докладывал ему, что группа такая-то в составе таких-то человек готова приступить к занятиям по военной подготовке. Полковник осматривал наш строй, делал замечания по одежде, прическе и тому подобное. Если он находил какие-то, по его мнению, огрехи в одежде, прическе, обуви, отправлял прочь с занятий. Особенно у него было увлечение чистой обувью и аккуратной прической. С прическами даже доходило до скандалов, т.к. он требовал коротких причесок, а у многих были длинные волосы. А  эти пропущенные занятия надо было отрабатывать в неурочное время. Кафедра была хорошо оборудована. Были всякие пособия, уставы и т.д. и т.п. А вот чем конкретно мы занимались на первом курсе, не помню. Ребята к военке относились очень серьезно. Для парней это была самая главная кафедра в институте. По ее желанию можно было загреметь в армию. А многие этого не хотели и на кафедре занимались добросовестно. Хотя про преподов ходили всякие анекдоты и байки, не только общего типа, но и конкретно про каждого офицера.

Сопромат.
 
Обычно студенты говорят, что сдал сопромат, можно жениться. Не знаю насчет женитьбы, но насчет счастья знаю. Я очень был счастлив, когда сдал этот предмет. Сейчас я не помню, на сколько я его сдал, но помню, что был несказанно рад, что свалил этот экзамен. Сам этот предмет мне казался очень нудным и неинтересным. Тем более, наш преподаватель был, как бы сказать помягче, человеком не старым, но крайне неинтересным. Мне все время казалось, что он отбывает какую - то повинность, ведя занятия у нас. В общем, у меня осталось не очень хорошее и смутное воспоминание об этом предмете. Вот коротко и все. Почему же я написал об этом? Меня только сейчас посетила мысль, что я совершенно по - детски отнесся к этому предмету, что он стоил большего внимания и более глубокого изучения, чем я это делал. И быть может, мне бы понравился этот предмет, будь я более требователен к себе и своим занятиям. Не сразу понимаешь, что в жизни часто бывает много нелюбимого, много противных дел, за которые не то что браться, но и близко подойти неохота. А надо, Федя, надо. И большая часть наших дел составляет это «надо». Но это трудно понять и воспринять в молодости. Вроде бы и понимаешь, а в нутрии сидит дух противоречия, дух нежелания и дух вольности. Наверное, это состояние знакомо каждому.