Одуванчик

Вокруг такая красота, что иногда трудно поверить, что оно всё появилось само. Поле, покрытое одуванчиками, на котором решил подурачиться парень с собакой. Разве не чудесно? Конечно же, чудесно, ведь чтобы эти двое посмотрели друг на друга теми глазами, какими они смотрят, чтобы оказаться в том поле, на котором они стоят, среди тех одуванчиков, которые их окружают, делая те вещи, которые они делают – ради всего этого наша планета так долго развивалась.

Мальчик этот, в целом, достаточно смышлёный, ему нравится смотреть за движениями мира, движениями, ведущими его в монастырь. Он ещё не читал Библии, даже не изучил «Божественной комедии» ради общего развития, но знает, куда его ведёт вера и без этого. Почему? Никто не знает. Семья его либо атеисты, например, папа и дедушка, с самого рождения мальчика доказывающие, что Бога не существует, либо же на смену им приходящие мама с сестрой, твёрдые агностики, никак не качнувшиеся ни в одну сторону. И тут рождается он, обязанный по мнению всей семьи стать ещё одним противником старины, но нет! «Он, оказывается, ещё и в монастырь идёт». Разразился страшный скандал, домашние аресты, бесконечные ссоры и споры, мол «да неужели твой создатель настолько никудышный, что просто так вкинул нам аппендицит; ну это же бессмыслица ради заполнения пустого пространства, сынок». Но наш герой был непоколебим и парировал это самым простым «пути неисповедимы».

И я могу его понять. Совершенно неважно, какое у вас мировоззрение, но я ни за что в жизни не поверю, что вы не думали о мире как о чьём-то забавном конструкторе. Одна из миллионов и миллиардов этих деталей – то самое поле одуванчиков, где резвился недавно мальчик с собакой. Будет грехом не заглянуть, о чём рассуждал наш герой, пока вы прохлаждались у себя дома или в пути, или ещё где.

– Боня, стой-стой-стой, угомонись, родная, – засмеялся мальчик, когда на него вдруг бросилась любимая собака, – Ты единственная меня слушаешь и понимаешь. Жалко, что ты мне ничего не можешь ответить, но ты мило гавкаешь. На, сбегай за мячиком.

Он кинул мячик довольно далеко, тем самым запустив невероятный парад семян одуванчиков на небе, разлетающихся по ветру с каждым новым рывком Бони вперёд.

– Не верю я, чтобы всё это работало само. С одной стороны меня удивляет и теория, что всё это как-то двигалось-двигалось по воде, а потом на сушу, а потом и на воздух и вообще куда глаза глядят, но это более заурядно, чем Тот Самый, кому я могу подмигнуть, заприметив радугу; природа сама по себе у атеистов не любит меня, – в этот момент, с улыбкой во всю морду, навстречу мальчику летела Боня со своей добычей в виде мячика, – Ох, Боня! Молодец! А может и любит меня природа, хотя и не вся, но это потому что Он так задумал, что я должен быть умнее и сильнее, изобретательнее, потому что человек тварь божья и рангу должен соответствовать. Не люблю я, Боня, всю эту чепуху, которую на веру понавешали, хотя и иду в монастырь. Не люблю я церкви, пышность, не люблю священников, ведь они пустые и глупые люди, меняющие своё мнение в зависимости от социальных движений. Не нужны мне эти книги священные, а всё потому, что вот этот одуванчик, – тут он сорвал цветок с поля, – не нуждается в этом, как и я. Он растёт здесь по Его воле; жизнь ради жизни. Его питает вера и любовь таких, как мы. Ты, Боня, не понимаешь моего бессвязного бреда, – он погладил собаку, – но я давно это всё придумал и обдумал. Знаешь, я просто приду в монастырь однажды, не завтра и не послезавтра, увижу мудрых людей вокруг, соглашусь на их формальности, но соблюдать их буду только лишь для того, чтобы лучше держать связь с Ним, безмолвную связь, какая бывает у некоторых людей. Он создал нас несовершенными, часто глупыми, мир вокруг нас такой же странный и нелогичный, но тем интереснее в нём жить – его автор не забивал себе голову какими-либо табу и правилами, как у атеистов, он просто творил по своему усмотрению. И даже это пресловутое «пути неисповедимы», конечно, тоже бред. Да нет никаких путей. Он, Тот Самый, такой же, как я, только власти имеет побольше. Ему нравится наблюдать за жизнью, которой он нас наделил. Мы есть одуванчики, я есть ты, Боня, все мы есть жизнь, такая важная и нужная, – он снова заулыбался и лёг в траву. Собака легла на него и лизнула его за щёку, вызвав ещё более радостную реакцию мальчика, – Знаешь, Боня, ты для меня лучшее проявление жизни. Ни в один монастырь без тебя не уйду, слышишь меня? Я знаю, что слышишь и понимаешь, только глаза глупые строишь. Я люблю тебя и весь мир, каким бы ни был этот мир и каким бы ни был я со своей странной философией, – он поцеловал Боню в нос и снова улёгся.

Когда я впервые увидел эту сцену, у меня, конечно, возникли вопросы к мальчику и его мыслям. Но я прокручиваю каждое слово снова и снова, понимаю, что это наивные мысли, но они полны любви ко всему и жизни во всём, что нас окружает. И сейчас я осознаю, что и я есть одуванчик, и вы, мой читатель, есть одуванчик. Мы цветы, полные любви и жизни – таких нужных вещей. Мальчик не прав, может, только в одном: не нужно быть верующим или кем-либо ещё, чтобы созерцать этот мир.

Все мы одуванчики, но не все принимаем это.