Ты - не Ева 18

Глава 18
Адаму сдавило грудь, бешеным калейдоскопом в голове проскочил вчерашний разговор с Ингой про многоэтажки. Оставалась маленькая надежда – вдруг девочка забилась в угол, слилась с темнотой и Ева ее просто не заметила. На балконе в три шага длиной?! Пятый этаж, внизу газон, раскисший от дождя. Он читал, что люди выживают при падении с такой высоты, если не на асфальт. Если вовремя вызвать скорую… Господи. Только бы выставить жену, тогда он что-нибудь предпримет.

- Я просто… на машину вышла посмотреть, - пыталась оправдать посещение балкона Ева, - вроде все нормально. Ну что, пойдем?

Он мобилизовал свои актерские способности, кивнул с готовностью, потом деланно наткнулся на ведро с раствором, воскликнул с досадой:
- Блин, совсем забыл. Это же последний клей. Как раз рассчитывал закончить. Теперь засохнет, придется новую упаковку из-за трех полосок брать. Я все-таки доклею. Тем более, завтра на работе завал, не получится сюда выбраться.

- Ты так торопишься?
- Конечно, - он старался говорить естественно, не смотреть в сторону балкона. Но чувствовал, как лоб покрывается испариной – только бы не заметила. – Я же тебе говорил, семья из моей конторы хочет снять. Им на днях надо съезжать с той квартиры, где они сейчас. Я обещал, - он отвернулся от жены, принялся деловито помешивать клей, всем своим видом давая понять, что уже приступил к работе.
- Ну…ладно, - сдалась Ева. Ей очень не хотелось возвращаться без мужа. Но его аргументы казались убедительными. Она искала, что возразить, когда Адам опять заговорил о сыне, с нажимом:

- Давай дуй домой. Если Димон проснется… Ты смс мне потом отбей, что все нормально.
- Да-да… хорошо… - ей и самой стало не по себе при мысли, что сын так долго один ночью. И позволить себе выглядеть в глазах Адама плохой матерью она тоже не могла.
- Осторожней там, не гони, все-таки дорога скользкая. Я приеду, как закончу, - он готов был даже поцеловать ее, направляющуюся к выходу, но вовремя почувствовал, что такой нехарактерный жест вновь возбудит подозрительность Евы.
Как только дверь за женой закрылась, он бросился на балкон. Тот был пуст. Адам перегнулся через перила, не чувствуя секущих дождевых струй, пытался разглядеть в темноте внизу знакомое желтое платье, потом вспомнил - она в синей футболке. Позвал, не надеясь на результат.

- Адам? – неуверенный дрожащий голосок раздался откуда-то сбоку. Инга присела снаружи балкона, опершись ногами о выступ плиты основания и держась за прутья решетки, закрытые изнутри листом затемненного поликарбоната, поэтому полноценно обхватить их пальцами не получалось. Держалась она каким-то чудом, вжавшись в угол между балконным выступом и стеной дома, и сама подняться из такого положения уже не могла, еще и намокший рюкзачок тянул вниз.

Быстро оценив ситуацию, Адам втянул ее внутрь, не особо церемонясь, крепко перехватив со спины под мышками. Инга ойкнула, оцарапав живот и колени о перила. Ветер разыгрался не на шутку, забрасывал капли пригоршнями на открытый балкон, в спину Инге, в лицо Адаму. Но даже дождь не мог вывести мужчину из ступора. От пережитого волнения его колотило, и Инга тоже вибрировала в его объятьях, резонируя с ним. Немного придя в себя, он приподнял девочку, как ребенка, одной рукой под колени и внес в комнату. Орать на нее не было сил. Вообще ни на что больше сил не было. Он поставил Ингу на пол, сел на матрас, уронив голову на руки. Все еще было трудно дышать. Но камень в груди уже потихоньку рассыпался в песок, наполняя тело тяжестью.

Инга смотрела на него, ожидая то ли очередного выговора, то ли похвалы – все-таки она сделала все возможное, чтобы не попасться на глаза его жене, избавить его от скандала. Он слышал ее невысказанный вопрос – где-то у себя в голове. И впервые его захлестнуло пронзительной жалостью к ней – он и раньше чувствовал, что она где-то ворошится внутри, подступает, когда Инга рассказывала о матери, когда вез ее к отчиму и тащил прочь от черной «Приоры», когда сажал в машину – безучастную, с пустым взглядом, но всегда вовремя успевал выстроить плотину, законопатить все входы-выходы – насмешкой, раздражением, гневом.

Адам слегка хлопнул ладонью по матрасу возле себя, и Инга послушно подошла, опустилась рядом. «Как собачка», - на секунду шевельнулась в нем неприязненная мысль. Она силилась что-то сказать, но зубы выбивали дрожь. Замерзла? Или перепугалась? Скорей всего и то и другое.

Он прижал ее – ну да, опять холодная, не удивительно, футболка насквозь промокла. На спине все еще торчал неуместный рюкзак, Адам помог снять его, отбросил в сторону. И тут она заплакала. Обвивая его шею руками, вжимаясь в него, рыдала горько, вздрагивая всем телом, громко судорожно всхлипывая, и он через кожу чувствовал, как солонеют волосы на его груди – разве это можно почувствовать? И гладил ее по голове – совершенно мокрой и какой-то пластмассовой на ощупь. И вспоминал Еву, прибежавшую к нему ночью под дождем, вот с такими же волосами-сосульками и таким же потерянным взглядом.

Тренькнул телефон в кармане брюк – жена прислала смс, что добралась до дома и с сыном порядок – «Не просыпался». «Хорошо, - отбил Адам на сенсоре. - Ты тоже ложись, скоро буду». Эти нехитрые действия немного успокоили его. Он снял рубашку и протянул ее Инге:
- Переодевайся, а то тебя можно выжимать. Простудишься еще.
Она отодвинула его руку:

- Я в свое.
Оглянулась вокруг, что-то вспомнила. Успела испугаться:
- А где мое платье? Я тут положила, прямо на край матраса. Она не заметила?
Адам кивнул на ведро, в котором жизнерадостно желтела легкая ткань. На дне оказались остатки краски.

- Ну вот, я опять все испортил, - сказал он преувеличенно легкомысленно. – Твое последнее платье. Не расстраивайся. Завтра достану тебе что-нибудь.
- Я отстираю, - она уже разыскала чистое ведро, в котором до этого делала постирушки, налила воды, замочила.

- Самое время стирку устраивать. Я же сказал, что куплю, размер только скажи, - поморщился Адам, наблюдая за ее хлопотами.

- А в чем я пойду в универ?
- Нельзя пропустить?
- У меня практикум. Если будет стопроцентная посещаемость, поставят самозачет, - ответила она каким-то глухим прерывающимся голосом.

- Ты опять плачешь что ли?
По ее лицу катились слезинки. Губы дрожали, но она не всхлипывала и вообще – старалась держаться изо всех сил. Ему показалось это странным – потерю целой сумки восприняла спокойно, а тут раскисла. Или накрыло продолжение прежней бури? Просто нервы сдают.

- Это мамино платье. Я перешила на себя, - попыталась объяснить Инга. – Ее любимое было. Носила его много лет. Я в нем ее лучше всего помню.
Инга лихорадочно терла ткань, пытаясь отмыть от краски. Адам подошел сзади, остановил ее руки, перехватив своими.

- Инга, я понимаю тебя. Я завтра куплю какое-нибудь средство, сейчас их много, что хочешь выведут. Но не носи ты больше это платье. Повесь где-нибудь, в память о маме. Надо жить своей жизнью.

По судорожно дернувшимся плечам понял – опять готова разреветься, поднялся, заговорил нарочито деловито, строго:

- Мне пора. Да и тебе надо спать уже. Пообещай мне, что с балконов прыгать не будешь.
- Я и не собиралась. Я просто хотела спрятаться, чтобы тебя жена не ругала.
- Знаю, но, пожалуйста, впредь все-таки включай голову немного. Труп под балконом мне будет сложнее объяснить, чем живую девушку на балконе, - попытался он пошутить, но она отреагировала без улыбки:

- Ты бы забрал рубашку, а то жена спросит, где потерял… Футболка высохнет за ночь.

Оказавшись на улице, он не сразу двинулся к машине. Сначала прошел под свой балкон, смотрел на потемневший от дождя пятачок газона и бетонную дорожку рядом. И вдруг удивился себе – почему вместо того, чтобы сразу проверить, где Инга, убедиться, что она не пострадала или – нуждается в помощи, он разыгрывал перед Евой этот малодушный спектакль? Разум говорил ему: «Ты сделал все правильно, ты хранишь покой жены, ты бережешь свою семью». Но на сердце было тоскливо. И все еще ныло за грудиной. Он расстегнул ветровку и с нажимом провел ладонью по пуговицам рубашки, которую все-таки забрал у Инги, чтобы Ева – а она наверняка не спит – не задавала лишних вопросов….