Слово Ходыны

«То не десять соколов набросились на стаю белых лебедей, а то вещие персты его ударили по живым струнам… Эко хорошо звучит. Красиво… Таким и должны меня помнить. Красивым. - Ходына бросил взгляд на те самые «живые струны», прикреплённые к деревяшке, о которой почему-то никто никогда не упоминал в стихах. Что ж… Вот она, доля трудяг, незаменимых и неизвестных. – А меня если и вспомнят, то как бродягу да горького пьяницу».

Впереди Ходына заметил кабак. Сердце возрадовалось. Наконец-то! Рука потянулась к карману, но резко остановилась. Она, видимо, тоже вспомнила: в поношенном рубище никаких карманов отродясь не существовало, а уж денег и подавно.

«Придётся как всегда. Эх, струны мои живые!» - певец прочистил горло и уверенно двинулся навстречу новому пристанищу на бесприютной и необъятной земле русской.

Отворил дверь, уже приготовившись отражать удар запаха квашеной капусты, жареного мяса, пива, мёда и пота. Приложил рукав к носу и смело ступил внутрь. Один мужичок устало повернул голову к странствующему певцу, слабо ухмыльнулся и… всё.

Ходына привык к такому приёму. Большего и не ожидалось. Но почему каждый раз так больно?

В пятницу сидел он, одинокий, в тёмном углу кабака, сочиняя новую песнь, как вдруг услышал радостный гул. Ходына встал: кого там приветствуют? И тут же сел, со злостью ударив кружкой по столу.

Боян! Вечный Боян. Ему уж девяносто скоро, а всё неймётся старику. Одно и то же поёт как ни в чём не бывало. А дураки и рады слушать. Им нравится, когда князьям, Роману Красному и Мстиславу, например, почести воздают. Как они поганых полчищами косили. Зачем им подвиги Ярослава Осмомысла на Дунае? Настоящие подвиги…

- Эй, певец, спел бы хоть что-нибудь! – вернул Ходыну к действительности один из мужиков. – Я тебе сбитня налью.

- Что твой сбитень. Мне бы поесть…

- Это уж как споёшь! По нраву придёшься, так и закуской не обижу.

Ходына сел на скамью, положил инструмент на колени, вытянул уставшие руки и начал со вздохом:

- Песнь о гибели Изяслава, сына Василькова.

Если бы Ходына не закрывал глаз во время пения, он мог бы заметить, как постепенно сонные лица сменялись зевающими, а зевки тихим шепотком. После слов «сам под червлеными щитами на кровавой траве мечами прибит» вдруг услышал громкий звук опустившейся рядом с ним кружки со сбитнем. И никакой закуски. Слушатели же оживлённо беседовали.

Только Ходына не был уверен, будто они обсуждали судьбу Изяслава, сына Василькова.

И тут – снова громкий шум, радостные возгласы. Ходына чертыхнулся.

«Этот человек преследует меня!» - зло подумал он, глядя на Бояна, важно заходящего в кабак и со вниманием принимавшего щедрые дары посетителей. Он ведь ещё и не спел ничего!

Когда старик пел, Ходына заткнул уши. Старика надолго не хватит – скоро можно будет продолжить размышления.

Через два часа Ходына убрал пальцы от ушей. Сделал глоток сбитня. И к своему неудовольствию заметил: Боян направляется прямиком к нему.

- Угощайся, - предложил старик. Ходына фыркнул. – Да будет тебе, у меня столько всего… И не съесть одному.

«Ну так ты подавись», - снова со злостью, не глядя на Бояна. Но от еды не отказался.

- Всё мечтаешь создать песнь на века? – подтрунивал. Это легко, когда ты многого добился. – И как успехи?

Ходына не затруднился с ответом. Разве и так не ясно?

- Слушай, друг, мне иногда во сне великие деяния снятся. Утром окуну голову в чан с водицей холодной, да слова сами начинают складываться. Ты так тоже попробуй.

- Да не снятся мне подвиги. Всё лезет таблица какая-то, да я не разберу в ней ничего – буквы там басурманские.

- Плохо дело, - Боян надкусил луковицу и сморщил лицо. – Ещё такой способ есть. Выйдешь в сад зелёный, раскинешь руки – красота. Сядешь под кустик или под дерево, любуешься Русью-матушкой, так и польются стихи.

- Я с прошлого раза под деревья не сажусь, - Ходына потирал голову. – Вот такое яблоко да прямо по макушке мне! Аж звёзды увидел…

- Всё-то тебе не по душе, друг мой сердечный. Хочешь любви народной, так погляди на них, проникни в душу им и скажи, чего им всем нужно?

- Сказок твоих, больше ничего. О старом, о былом.

- А почему тоскуют-то они по старому? Чем им новая жизнь не люба? Отчего князья былого милее им князей суздальских аль волынских? Отчего у того молодца на красной рубахе «Русь» вышито? А тот вон старые монеты бережёт с изображением князя Владимира? Ты им в душу-то загляни, да потом так спой, что мои песни для них потешками покажутся.

- Не воскресишь уж Русь прежнюю…

- Нет, как не воскресить отца мудрого. Но разве живые дети его не называются братьями?

                ***

Небо хмурилось.

Ходына остановился, прилёг под дубом, пожёвывая зелёный стебелёк.

Небо пугало грозным видом и бескрайностью. Наверное, оттуда он и это дерево кажутся ничтожными точками. А Боян всегда пел, как солнце да месяц за князей русских переживают, тоскуют. Глупость какая…

Ходына уловил далёкий приглушённый топот. Сюда ехал отряд! Певец вскочил, поправил одежду и на всякий случай спрятался.

К счастью, Ходына разглядел новгородские стяги и несколько курских. Можно выйти из укрытия.

- Куда путь держите, молодцы? На кого войной идёте?

Угрюмым молчанием встретили его слова первые ряды всадников. Обратил внимание на странника только сам князь, со скучающим видом перекидывающийся репликами с огромным, похожим на быка, тоже родовитым воином.

- Эй, бродяга, не Ходына ли ты? Помнишь меня?

- Ваших милостей вовек не забуду, светлейший князь! – поклонился певец. Игорь никогда не отказывался послушать песен о подвигах братьев своих, только Ходыне не сиделось на месте. Мало ему славы, дальше Путивля не идущей. – На кого храбрые полки свои ведёшь, княже?

- Да ты иди с нами, к вечеру и поговорим. Ты нас повеселишь - мы тебя.

Ходына не отказался. По крайней мере, накормят.

Перед заходом солнца разбили лагерь. Всё с тем же угрюмым молчанием дружина князя Игоря сидела у костра. Песни про внуков Всеславовых, посеявших смуту на земле Русской, никому настроения не улучшили.

- Чёрное солнце видели, - старый вояка посвятил Ходыну в суть дела. – Только, значит, выходить собрались на поганых половцев, а тут как тьмою накрыло! Не к добру, ой, не к добру…

Ходына промолчал. «Ещё один думает, будто солнцу есть дело до наших передряг». Он пошёл к Игорю. Тот не выходил из палатки. Думу думал.

- Люди недовольны.

- За советом я могу и к брату обратиться. Спой. - Игорь палочкой рисовал что-то на земле.

- Я всё никак понять не могу: ты хороший человек, Святослав тоже неплохой, остальные – ну, разные, конечно, люди есть… Но между вами-то, добрыми князьями, отчего непонимание? Зачем малыми силами на половецкую рать идти?

- А что ты предлагаешь? – Игорь прекратил художества. – Братья мои чести себе добыли, богатств. Кто обо мне вспомнил? Или я хуже всех?

- Голову сложишь ты на поле брани.

- Быть тому! Всё лучше, чем в безвестности сгинуть.

Ходына затих. Эх, видать, одна и та же у них с Игорем проблема.

- Все беды наши, стало быть, оттого и идут. Не хочет никто просто ходить под синим небом. Каждый лучше всех себя мнит.

Игорь хмуро посмотрел на певца. Мотнул головой и прогнал его прочь.

                ***

У реки Каялы снова встретились им полки половецкие.

Лица дружинников Игоря трудно было назвать просто угрюмыми.

Ветер дул со стороны реки. Беспросветные тучи заполонили собою небо. Косой дождь стучал по шишакам и стекал под кольчугу.

- Это твоя Ярославна в Путивле плачет, - быкоподобный воин, который, как понял Ходына, приходился Игорю братом, усмехнулся. Ходына запомнил его слова. Красиво сказано.

Игорь вышел вперёд. Пришло время обратиться к дружине с последним словом. Половцев оказалось намного больше, чем при первой стычке. Никому не уйти. Конец близок. И это всё? О таких ли подвигах мечтал он, юнцом представляя себя на княжеском престоле? На такую ли войну должен был вести за собой людей?

Воткнул меч в землю. Опустил голову. Помолился.

Теперь вперёд!

«Изопьём водицы из Каялы-реки!» - Игорь выдернул меч, вскочил в седло и помчал на врага. Дружина хмуро двинулась вслед.

Ходына с уютно устроенной и к тому же высоко посаженной ветви берёзы с интересом наблюдал за сражением. Ему не за что там терять голову. Водицы испить он и в другом месте может.

Полки встретились. Точнее, половцы обступили русские полки со всех сторон.

Долго бились. Ходына с трудом различал в дальней копошащейся массе своих и чужих. Слышал только, как постепенно всё тише становится звон мечей – кончается битва.  Несколько отрядов половцев уже прекратили сражение и без дела стояли. Ходына сильно сомневался, будто они в добровольный плен сдались. Стало быть, проигрывает Игорева сторона.

Потом он и самого Игоря увидел. Душа в пятки ушла – князь к его берёзке половцев вёл. Те, едва заприметив «птичку» на дереве, засмеялись, хитро сощурившись.

- Вот он сидит, - Игорь показывал на Ходыну. – Наш певец земли русской.

- Ага, пе-вец, - словно проверяя слово на вкус, отозвался половец. – Мы таких зовём полумуж.

- Имеете в виду, что он наполовину мужчина, а наполовину бог? – Игорь вспомнил прочитанную в детстве книгу о пророке, которому Серафим дал возможность слышать глас неба.

- Нет, - протянул половец. – Просто наполовину мужчина.

Остальные половцы снова засмеялись, и их усы нервно дёргались.

- Видишь, Ходына, мне ничего не удалось, - горько молвил Игорь, не обращая внимания на шутки недавних врагов. – Я проиграл. Не знаю, чего хочу просить у тебя… Петь про бесславное поражение? Уж лучше вообще не петь! Только чудится мне, будто ты сможешь создать нечто такое, сможешь понять мою душу, как свою понимаешь…

- Нэ-нэ, пойдём, друг, - половец поманил Игоря обратно. Князь бросил умоляющий взгляд на певца и повиновался приказу.

Ходына остался на дереве. Сидел, свесив ноги и болтая ими в воздухе.

«Спеть про Игоря? Но кто поймёт его странные мысли? Спеть про то, чего жаждут люди русские? Но как оправдать поход княжий? Эх, непосильную ношу взвалил я на плечи свои».

Ходына спрыгнул с дерева и пошёл туда, откуда с утихшим ветерком, казалось, доносился голос Ярославны, жены Игоревой. Ходына вдохнул глубоко вечерний воздух и решился:

«Нет, не песнь начну я творить. Надо так, чтоб каждого на слезу прошибло. Красиво надо. Пожалуй, замахнусь на Слово».