Гл. 41. Зависшее состояние

Глава 41. Зависшее состояние.

Он опять напоролся на тот же сук, что и год назад. В ситуации, которая, ну никак не предвещала опасности. Опять завис в неопределённости. И что же дальше? Ответа не было…
Почему так получается? Он же никого не трогает! И ни на что не претендует. Просто – старается выполнять добросовестно свою работу. Вот, «инструмент» собственный придумал и смастерил, чтобы  самому пользоваться, а заодно, – и сотрудникам вручил, и учит, как его правильно применять. Хочется, чтобы результаты работы были видны, а не так… чтобы, просто, пустой труд уходил в какую-то ненасытную прорву.  И чтобы отдача от него не аукалась удручающей неудовлетворённостью и не возвращалась назад в виде выговоров, инициированных Технической инспекцией. Чтобы не стыдно за труд свой было и чтобы польза от того, что он делает, тоже заметной была. Нормальные человеческие желания. Всего-то – ничего…

И ещё! Он хотел работать спокойно, никому не мешая и не обращая внимания на то, что находится за пределами его обязанностей и компетенции. Не реагировать на всё, что его непосредственно не касается и не бередить напрасно душу из-за пустяков. Не высовываться там, где не просят. Просто, решил поберечь свои изрядно потрёпанные руководящей работой нервы. Решил заниматься чисто своим профессиональным делом, впредь избегая встрясок и потрясений, чтобы хватило сил доработать до пенсии, времени до которой совсем немного осталось.
Не получается! Присосался Генерал из-за Про-граммы к нему как клещ. Кажется, всю кровь выпьет! Но ведь Программа не для Генерала – лично, готовилась! Совсем – не для него! И что теперь…

Штольц, конечно, очень сильно расстроился из-за конфликта с Генералом, но всё же, не так, как в первый раз, полтора года назад. Ощущения, что всё пропало, оборвалось в один миг – не было. Как-то – всё, утряслось же тогда! И сейчас, даст бог! – утрясётся!
Он практически не спал всю ночь. И весь следующий день находился во взбудораженном состоянии. Оставаясь наедине сам с собой, держал себя в руках, не паниковал, но до конца избавиться от волнения не мог. И всё, за что пытался браться в тот день, валилось из рук. Изнывал от ожидания Штольц, но никто ему не звонил, никто не беспокоил, а сам он не предпринимал никаких упреждающих действий.

– Может быть, всё как-то утрясётся без последствий, – робко, в глубине души, вспыхивала искорка надежды. – Скрыться из глаз, затаиться, замереть, как будто и нет тебя больше! Всё-таки, Новый год на носу, может быть в предпраздничной суматохе и забудет о нём Генерал... – надежда вспыхивала и гасла. Безнадёжность перевешивала:
– Ну, нет – это вряд ли! Ударил прилюдно по авторитету Генерала и всё обойдётся!? Нет, так не бывает. Слишком уж громким получился скандал. Реакция обязательно последует...
Посоветоваться бы с каким-нибудь влиятельным человеком! Но поддержки и тем более – защиты, ждать не от кого. Обращаться второй раз за помощью к Рыкову неудобно как-то. Да и не поймёт он, скажет:

– Что же ты ведёшь себя как маленький несмышлёныш. Неужели, ничему тебя, свой же, собственный опыт не учит? Играешь с огнём безрассудно!..
А больше и нет никого!
Да-а, незавидное положение!
– Будь что будет – решил Штольц и всё пытался гнать нехорошие предчувствия из головы. Но как их прогонишь! Куда от них спрячешься!
Как назло, сегодня, во второй половине дня, у Генерала плановое совещание и ему положено на этом совещании присутствовать. И никак нельзя проигнорировать это совещание.

Он пришёл пораньше, сидел за столом на обычном своём месте, чтобы занять себя чем-то, чиркал в ежедневнике ломаные линии, безобразил чистый лист, рисовал фигуры, заштриховывал их шариковой ручкой резким нервным шарканьем по бумаге.
Дверь в зал совещаний – напротив, была открыта. Подтягивались участники, рассаживались по свободным местам. Обычно, входящие окидывали взглядом присутствующих, здоровались. К кому-то подходили и обменивались рукопожатиями, кому-то перегибаясь через стол, протягивали руку, а с некоторыми просто обменивались приветливым взглядом, короткими репликами.

На этот раз никто со Штольцем не поздоровался, и если входящий натыкался на его взгляд, тут же суетливо отводил свой в сторону и, заприметив свободное место за столом, поспешно устремлялся к нему.
Появился Мережко и занял своё штатное место. Вслед за ним – Валов, выдвинул стул между Мережко и Штольцем, втиснулся в свободное пространство за столом, спиной к Штольцу, и тоже, «не заметив» его, начал что-то оживлённо с Мережко обсуждать.
Гремели выдвигаемые и задвигаемые стулья, слышались приветствия, обрывки разговоров. Кому-то было весело, кто-то сосредотачивался, настраивался на деловой лад. Ждали Генерала…

И вот, он появился в створе двери, перешагнул порог. И тут же его заместители встрепенулись, повскакали с мест и бросились ему навстречу. Здоровались с Генералом за руку, заглядывали ему в глаза. И вот уже Генерал пробился к своему месту во главе совещательного стола, но не садится, проявляет такт. Потому что теперь лично поприветствовать его устремились технари.
Первый – Мережко! Поймал протянутую руку Генерала, обхватил её бережно обеими ладонями, полусогнулся в поклоне, едва руку не целует, заглядывает почтительно Генералу в глаза, бормочет слащавым, елейным голосом:
– Асеке...

Боже! До чего противно на это смотреть со стороны! И вслед за Мережко, по очереди – Ларчев, Валов… полностью повторяют и движения, и позу, и интонации Технического директора. Кто говорит: – Баке… – кто: – Маке…
А спроси, что означают эти слова, если их перевести на русский язык – знать не знают!
Раньше, за первыми руководителями, предшественниками Генерала, такого не наблюдалось.
Как-то непроизвольно с приходом этого – нынешнего, возник и постепенно совершенствовался ритуал. Сначала Генерал, как и положено нормальному руководителю, входил в зал совещаний, охватывал присутствующих взглядом, произносил краткое приветствие и тут же, не дожидаясь реакции на него, ценя время, пристраивался в кресле, переходил на деловой тон и без раскачки включал всех в работу.

Потом, и начало этому положил Кубенов – управляющий делами, именно он начал вскакивать с выходом из-за стола, ловить Генерала у двери и приветствовать за руку. Вслед за ним эту инициативу подхватили Коммерческий директор Тулепов и Финансовый директор Сеилов – все из ближнего, к входной двери, ряда. Технари – располагаются в дальнем ряду, по другую сторону стола, им не сподручно и не по пути. Генерал может сесть за своё место, не доходя до них.
Поначалу Мережко проявлял выдержку, не трогался с места, переглядывался со Штольцем, кривил в саркастической усмешке губы, осуждая такое откровенное заискивание. А потом, сам перешагнул через себя, решил, что не гоже быть ему в стройной шеренге заместителей белой вороной. Надо и ему прилюдно жать руку Генерала.

– Баке… Маке… Асеке – слащавее, чем у казахов звучат слова из его уст при обращении, в том числе, и к равным ему во всём замам.
Особенно, при обращении к Генералу:
– Я весь ваш!.. – так и читается в глазах. Куда уж после таких телодвижений посметь, в чём-либо, возражать этому божеству…
Пример заразителен. И вот уже вслед за заместителями устремляются к Генералу начальники отделов и центров эксплуатации… Чугунов – технарь из технарей! Штольц его молодым мальчиком, только что окончившим ВУЗ, принимал на работу, пестовал, воспитывал, способствовал карьерному росту…
 
Но вот и он ждёт своей очереди пожать руку Генералу. Обезобразил мужское, красивое, русское лицо угодливой нерешительной улыбкой: а вдруг, не по чину решил коснуться едва ли не царской руки Генерала…
И заполошно сорвавшись с места, прибежал из глубины зала и пристроился вслед за Чугуновым начальник Центра энергетики и климатехники Батыршаев Айдын – молодой, горячий, пока ещё верящий в силу порядка и справедливости руководитель. Он нарвался на недовольство Генерала и страдает из-за этого от придирок Мережко. Технический директор открыл Штольцу причину. Оказывается, Генерал строит себе коттедж в Астане. Подоспела пора оснастить его электрической инфраструктурой, подтянуть энерговвод… Поручил управляющий делами Кубенов Батыршаеву работу, мол, пусть направит в командировку своих электриков на важный объект, а тот отказался!
– Это не входит в обязанности Центра – так и сказал!

В серъёзный конфликт вляпался Батыршаев.  Выговор недавно схлопотал. Но вот… пересилил себя, вежливость и учтивость проявляет…
Никогда не встаёт с места лишь женская половина Аппарата управления, он – Штольц, и разово приглашённые на совещания работники.
Как в жизни всё, оказывается, вращается по спирали – восходящей, нисходящей…
Штольц помнит «времена застоя», последние годы жизни Леонида Ильича Брежнева. Испытал на себе как затягивает людей стадный психоз. Он был тогда только что назначен на должность Главного инженера эксплуатационно-технического узла связи. Праздновали очередной День радио. Проводили торжественное собрание в огромном зале городского дома культуры. Слушали доклад начальника Областного управления связи. И когда в начале доклада прозвучало упоминание о Леониде Ильиче, захлопал кто-то в ладоши в первом ряду, и эти, редкие поначалу хлопки, тут же переросли в мощную оглушительную овацию. И вдруг, люди начали вставать…

– Ну, уж это зачем? – мелькнуло у Штольца в голове. Ведь принято было осуждать в последние годы культ личности! Такое показное почитание претило ему, тогда, совсем ещё молодому человеку, но все встали, и он – тоже… встал!
Ладно, Брежнев – руководитель крупнейшего государства, партийный лидер. Но… Генерал??? За какие такие заслуги перед ним заискивание? Что это? Восточная льстивость и угодничество перед лицом, обладающим властью?
Ладно – казахи! Но… Мережко, Валов, и вот – Чугунов…
А Генерал? Он пришёл на производство, которое в устоявшемся ритме работало до него, и будет работать после него. Это люди, над которыми он принял руководство, дали возможность почувствовать, что он может считать себя хорошим руководителем. И он, по-человечески, должен быть благодарным им за это. Он – им обязан, а не они – ему!

Что он, конкретно, сделал для этих людей, что – лично, сделал? В чём проявил талант руководителя? За что они должны быть ему благодарны? Заслужил ли он эту благодарность?
Ну да, он, по крайней мере, не мешает им работать. Это – ещё как посмотреть! А вот Штольцу – мешает! И как с этим быть?
Очень сомнительно, что заслуживает Генерал почитания, так нет же – мы уже превозносим его, превращаем в этакого доморощенного божка…
А ведь те, кто гнёт перед ним спину, готов целовать руки  и беспричинно, угодливо заглядывает в глаза, большей частью – его ровесники, и некоторые из них – даже старше его по возрасту. И за плечами многих из них вполне осязаемые позитивные результаты – их личной работы.

Наконец, все расселись по своим местам. Генерал насладился вниманием. Взял слово:
– Так… кто у нас сегодня докладывает? Очередь коммерческого блока?..
Совещание началось.
Штольц натянут как струна. А что если произойдёт такой вариант событий: – Генерал явно заметил его! И вот, сейчас обратится к нему и скажет:
– Вы, Виктор Васильевич, не умеете вести себя на совещаниях и потому, покиньте зал!.. – вот уж, позор будет так позор!
Он готов принять удар. Только вот, как он его выдержит? Сможет ли уйти молча? И… как медленно тянется время…
Но, уже Тулепов привлёк к себе внимание, громко, на весь зал, докладывает о результатах работы Коммерческого блока. И всё равно, ещё не факт, что оставит в зале заседаний до конца совещания Генерал Штольца, что не найдёт повода зацепить его...
 
Он сидел, надёжно прикрытый от глаз Генерала сидящими ближе к нему Мережко и Валовым, и не вникал в ход совещания. Рука старательно выводит буквы аккуратным почерком. Рифма, одно четверостишие… второе… звучат в памяти любимые песни из времён его молодости. Штольц возвращает себя в то время, в котором было ему особенно хорошо.
Ну а совещание? – оно, наконец, окончилось. Все соскакивают со своих мест, торопятся к выходу. Генерал тоже встаёт и не глядя в его сторону и не оборачиваясь, выходит вместе со всеми в коридор и скрывается из вида. Кажется, пронесло на этот раз, обошлось без эксцессов.
Он тоже не торопясь встаёт из-за стола идёт среди сослуживцев по коридору и не покидает его чувство, что все стараются держаться от него на расстоянии и чуть ли не шарахаются  в стороны. Ну вот, со вчерашнего вечера, до тех пор, пока не войдёт всё в нормальное русло, похоже, уготована ему участь изгоя…

И второй и третий день не добавили ясности. То, что наказание последует неизбежно, понимал Штольц. Только вот какое… и всё искал ответа на вопрос: а почему вообще конфликт произошёл? Ведь по ощущениям, пока он на презентации – уже даже не о Программе рассказывал, а по сути, анализировал, опираясь на неё, результаты ремонтного периода завершающегося года, – всё шло хорошо. И Генерал выглядел доброжелательным, слушал его с интересом, и по ходу, задал даже несколько уточняющих, в тему вписывающихся вопросов.

Всё изменилось, когда Штольц обрисовал удачно добавленный в Программу раздел с нормами выработки и раскрыл появившиеся в связи с этим новые возможности, как управления общим ходом ремонтного процесса, так и оценки конкретного трудового вклада отдельных работников в общее дело. Практически были затронуты, и прозвучало из уст Штольца в несколько изменённом виде: «управление процессами... «оценка персонала», а это ведь как мантра произносимые Генералом выражения. Это ЕГО направления разработки в его Программе! И именно Генеральская Программа по его замыслу должна в полном объёме обеспечить наиболее эффективное управление производством.
И вдруг, в сугубо технической Программе, Штольц вышел на разработку именно этих задач, жёстко увязав их с существующими реалиями и отталкиваясь от них! Похоже, в своей Программе Штольц реализовал то, чего так недоставало в Программе Генерала. Красиво – реализовал!

Правда, Программа Генерала претендует на управление «всем и вся», а Программа Штольца направляет в нужное русло лишь ход текущей эксплуатации линейно-кабельного хозяйства…  И всё-таки, для Генерала это – удар! Удар неожиданный…
Он ведь, далеко не глупый человек. Чувствуя сопротивление Штольца, и не очень надеясь, что произойдёт полное поглощение технической Программы своей, видимо поручил Юре Налимову и некоторым работникам, параллельно, переносить в свою Программу управления персоналом отдельные, наиболее удачные из неё разработки.

Штольц ведь подозревал это, но решил не заморачиваться. Опять потерял осторожность, самонадеянно позволил себе расслабиться, добавил и выставил без оглядки, нараспашку, новые наработки. И куда, спрашивается, торопился?
Понятно – куда. Уж очень хочется, чтобы связались, наконец, в единый, логически выверенный цикл процессы в его Программе. Чтобы задача, самому себе поставленная, была полностью решена. А потом, просто неторопливо совершенствовать на практике прописанные алгоритмы, нарабатывать статистику и дать возможность, тому же Техническому директору аргументированно, опираясь на цифры, доказывать в верхах необходимость внесения полезных корректив в подходы, определяющие степень удовлетворения эксплуатационных потребностей коллективов.

Он рано успокоился. Казалось бы – получил, что хотел. Ослабил интерес Генерала к своей разработке и получил возможность без дерготни продолжать воплощать в жизнь задуманное и довести его до успешного, логического завершения. Без навязывания, от кого бы то ни было, мешающих исполнению его замысла идей и решений. Благо, что Генерал перестал его беспокоить и сам он, тоже, особо не желал перед Генералом светиться. Придерживался житейской мудрости. Если ты сам не претендуешь на начальнические места, то от начальников разумнее держаться на расстоянии. Особенно от такого начальства, у которого непонятно что на уме и что он вообще может потребовать немедленно исполнить, не считаясь с существующими реалиями. Штольц понял, что Генерал  не будет помогать ему, продвигать Программу. Спасибо, что позволил применять её на практике в ходе производственного процесса. Больше ничего от него не требуется. Ну а когда Генерал попытался вмешиваться в разработку – получил отпор!