Головокружение от успехов - 90 лет

ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ ОТ УСПЕХОВ – 90 ЛЕТ

1

Весной этого года исполнилось 90 лет со дня публикации в газете «Правда» статьи Иосифа Сталина «Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения» - 2 марта 1930 года. Так получилось, что она имела непосредственное отношение к моей семье и сохранялась бы долгие годы, как ценная реликвия, возможно,  рядом с иконами в красном углу нашего добротного калужского дома. Если бы дом и иконы можно было в то время  спасти, но хотя статья Сталина  появилась и считалась помощью для  большого числа крестьянских семей, моей это не помогло. Не помогло даже вмешательство Всесоюзного старосты Михаила Калинина. Она была разорена, утратила свое хозяйство, а главное,  напугана на всю оставшуюся жизнь, приобретя гибельное ощущение социальной, политической и человеческой неполноценности, и уже никогда не возродила былое свое благополучие и потеряла статус крестьянской, потеряла главу семьи и навсегда перебралась в город, где ее, малограмотную, безденежную, умеющую только пахать и сеять, не ждало ничего хорошего… И даже семейная икона Богородицы – наша реликвия, которую хранит уже третье поколение, - чужая: моя мать  маленькой девочкой подобрала ее на пожарище, когда в войну бежали из горящей Калуги.
Так о чем же была эта «спасительная» статья Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина? Темой являлась коллективизация сельского хозяйства в СССР. Предлагалось устранить «перегибы на местах», которые объявлялись плодом самодеятельности излишне ретивых исполнителей, трактовавших таким образом «генеральную линию партии» на сплошную коллективизацию. В статье Сталин делает вывод: «Коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным». Тут же на примере того, как проводилась коллективизация сельского хозяйства в северных районах СССР и в советском Туркестане, он указывает на нарушение принципа добровольности, допущенное на местах при организации колхозов, и игнорирование «разнообразия условий в различных районах СССР».
И. Сталин осудил действия местных властей, которые не были предусмотрены планами ускоренной коллективизации, в частности, преждевременное насаждение сельскохозяйственных коммун: «Не коммуна, а сельскохозяйственная артель является основным звеном колхозного движения, но в артели не обобществляются: приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и т. д.». Сталин обвинил «ретивых обобществителей» в «разложении и дискредитации» колхозного движения и осуждал их действия, «льющие воду на мельницу наших классовых врагов".
На следующий день, 3 марта, в передовице «Правды» появилась ещё одна статья: «Поворот к весенним работам» («Всякие перегибы среднего крестьянства подрывают смычку»), поддерживающая сказанное Сталиным днём ранее.
Вскоре постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 марта 1930 года «О борьбе с искривлением партийной линии в колхозном движении» действия партийных работников, о которых шла речь, были квалифицированы как «левацкие (читай – троцкистские –Т.Щ.) загибы», вследствие чего кампания коллективизации была на время приостановлена, а ряд низовых работников — осуждён. В марте—июне того же года начался массовый отток из коллективных хозяйств: к 1 июля в колхозах остался 21 % от общего числа крестьян. Тенденция выходов крестьян из колхозов была прекращена постановлениями VI съезда Советов «О совхозном строительстве» и «О колхозном строительстве», которыми были приняты меры по укреплению социалистической деревни. Постановление ЦИК и Совета народных комиссаров СССР от 13 октября 1930 года изменило критерии отнесения крестьянских хозяйств к кулацким, в частности, хозяйства служителей культа более кулацкими не считались.
Постановление от 14 марта 1930 года также предусматривало некоторое смягчение антицерковной политики. В частности, запрещалось ликвидация храмов и церквей, «фиктивно прикрываемая общественно добровольным желанием населения», а закрытие храмов допускалось «лишь в случае действительного желания подавляющего большинства крестьян и не иначе как после утверждения соответствующих решений сходов областными исполкомами»; была обещана строжайшая ответственность «за издевательские выходки в отношении религиозных чувств крестьян»]. Это дало результат в виде резкого сокращения массовых выступлений на религиозной почве с апреля 1930 года.
В 1950 году в журнале «Коммунист» подчёркивалась важная роль статьи в недопущении «искривлений» в колхозном строительстве и отмечался её позитивный характер в формировании советской деревни.
Однако после смерти Сталина ещё в советское время в 1964 году в журнале «Огонёк» писателями М. А. Андриасовым, А. В. Калининым, Е. Е. Поповкиным и А. В. Софроновым указывалось на то, что в данной статье он нашёл виновных в лице местного партийного руководства за перегибы, допущенные непосредственно им, тогда как действительная природа неурядиц в колхозном строительстве генсеком умалчивалась. Подобной точки зрения придерживается и ряд современных источников, в частности, Большая историческая энциклопедия С. В. Новикова]. Некоторыми современными историками высказываются предположения, что опубликование статьи было продиктовано опасениями власти возникновения крестьянских бунтов.]
В настоящее время заглавие статьи иронически цитируется как крылатая фраза, осуждающая необоснованные зазнайство, самообольщение, эйфорию; неспособность трезво воспринимать действительность из-за отсутствия самокритики.
2

Ну а теперь о том, что же произошло с моей семьей в далеком 1930 году? Глава ее был хорошим кузнецом и подковывал лошадей всей округе. Мой прадед Федор был человеком резким, по описанию близких, но лошадей любил и заводил их прямо в дом. Моя прабабушка Елизавета была удивительная женщина – красавица, высокого роста (что передалось впоследствии всем нашим детям в семье), умная, добрая и терпеливая. Она трудилась, не покладая рук – и в своем хозяйстве, и в доме у местной барыни – кухаркой. Умерла в войну от голода. Их единственная дочь – моя бабушка Анна – не любила ходить в школу (стеснялась) и так и не научилась сносно читать и писать. Но всю жизнь мечтала об образовании для детей и внуков. И вот что удивительно: даже то, что мы все получили добротное и бесплатное образование, которое дало нам возможность хорошо устроиться в жизни, в сознании бабушки никак не компенсировало материальные и нравственные потери в семье в 1929 - 1930 годах! До конца дней своих она не любила СССР.
Замуж  вышла в 16 лет. В 1928 году родился первенец, сын, мой дядя. В 1930-м, в феврале, – моя мать. И к этому времени у семьи, признанной середняцкой по причине наличия в хозяйстве двух лошадей и двух коров, всю животину свели со двора в общественное стадо. Двое грудничков остались на хлебной жвачке без молока. И огород пахать было не на чем. Вот тогда бабушка, взяв на себя роль старшей (в 21 год!), отправилась пешком в Москву, к Калинину – «за коровой».
Знала бы она, добравшись до столицы, до улицы Моховой, на углу которой стоял огромный и красивый дом под номером 7, что в соседнем здании - под номером 9 - через сорок лет будет учиться ее внучка, то есть –я! В доме, бывшем владении Пашкова, на факультете журналистики Московского государственного университета. Разве юная неграмотная бесправная крестьянка, семья которой впала в непроходимую нищету, причем на всю оставшуюся жизнь, могла себе представить, что необыкновенная «барская», нет, поистине великосветская, по «старым» понятиям, жизнь станет и ее судьбой? И именно здесь, в этом месте, куда она пришла с униженно протянутой рукой за милостыней, откроются врата благополучия для ее потомков вот уже в четвертом поколении!
Итак, пришла калужская крестьянка, молодая мать двоих младенцев, на руках которой остались теперь еще немолодые и никому не нужные, кроме нее, мать и отец (а супруг сбежал от нищеты в далекие края в поисках лучшей доли), на улицу Моховую в Москве.
В1961—1990 — она была частью проспекта Маркса  в центре Москвы. Улица берёт начало от Боровицкой башни Кремля, идёт на север, от неё слева отходят улицы Тверская, Большая Никитская (с домом Гончаровых и церковью, где венчались Пушкин и Натали) и Воздвиженка. Заканчивается у Манежной площади. Продолжением является улица Охотный Ряд, на которой, как известно, располагается Государственная дума. Нумерация домов ведётся от Боровицкой башни.
Получила название в XVIII веке по бывшей Моховой площади у Троицких ворот Кремля, к которой примыкала. По другим данным — Название XVII века. В старину здесь располагался торговый ряд, где продавали сухой мох для заделки щелей в деревянных домах, поэтому и улицу стали называть Моховой. «Моховая площадка» находилась на месте нынешнего здания Манежа.
В 1961 году улица была включена в состав проспекта Маркса вместе с Театральным проездом, площадями Охотный Ряд и Моисеевская. В 1990 году ей возвращено историческое название.
Здание, в котором находилась приемная Всесоюзного старосты Михаила Калинина, было перестроено в 1901 году из ранее существовавших строений Е. М. Скворцова второй половины XIX века для «Российского общества застрахования капиталов и доходов», открывшего в нём меблированные комнаты «Петергоф». Приемная Калинина размещалась здесь в 1919—1946 годах. Здесь же жил Лев Троцкий. Ныне в здании — приемные Президента и Государственной Думы Федерального собрания Российской Федерации.
3
Этот дом на углу Моховой и Воздвиженки в 1919 году стал известен всей стране. Сюда шли и ехали люди из Москвы, из Ленинграда, Перми, Оренбурга, Симферополя, из городов, больших и малых, из сел, ближних и захолустных. В дни приема москвичи часто видели Калинина, выходящего из Троицких ворот Кремля. Как пишут историки, до 1932 года еще жаловались на то, что кое-где власти препятствуют выходу из колхоза, а в 1933 году - на то, что не принимают в колхоз.
За годы существования приемной М.И. Калинина в нее обратилось около восьми миллионов человек. За это же время на личном приеме у Михаила Ивановича и его ближайших помощников побывал каждый восьмой заявитель. Говорят, что Калинин любил свою приемную, любил работу в ней: она так же, как поездки по стране, помогала ему чувствовать биение пульса жизни, зримо ощущать живой ход истории. В жалобах людей отражалась жизнь государства. Не случайно Михаил Иванович любил повторять: «На материалах приемной можно писать историю». Писалась в этой приемной и история нашей семьи. История, которая тогда хорошо кончилась, но уже не спасла.
В связи с сегодняшней эпидемией коронавируса – особое отношение к обстановке того времени в приемной. Чем-то она напоминает нашу нынешнюю – «масочную». Бабушка рассказывала, что просто так войти в здание было нельзя – на входе выдавали серый халат, тапочки и косынку. Все это нужно было надеть и тогда уже проходить в кабинет. Что она и сделала. Такая предосторожность была понятна – в глубине РСФСР еще разгуливали тиф и дифтерия, вши не были истреблены «поголовно». Ну и крестьянский запах конюшни и хлева… Он тоже не озонировал столичного сибаритского воздуха приемной.
В одном из кабинетов мою бабушку выслушали и записали ее горестный рассказ. И она отправилась обратно. Через несколько дней, когда она вернулась в Калугу, в еще свой родной дом, в хлеву уже стояла корова. Но одна. Вторую придержали, видимо, для «общественного счастья».
И семья, заклейменная середняцкой, засобиралась вон из родных мест. Продали и дом, и инвентарь, и корову-путешественницу. Потому что в семью пришел страх очередного «раскулачивания» и ссылки. А, может, и ареста за дерзкий поход моей бабушки в Москву с жалобой на местную власть. Униженная, оскорбленная и разоренная, семья сама себя лишила своей «малой родины», где жила , может, и век, и два, и три… Прадед, конечно, запил и принялся бить  жену Елизавету. Она не стала долго терпеть и посадила его. Дали ему три года колонии. Оказалось – к добру. Оттуда он вскоре прислал «приглашение» перебираться из съемной квартиры в городе к нему, на «тюремные хлеба». Две растерянные, обездоленные женщины, ожидающие от власти продолжения любых гонений за то, что владели еще недавно землей, домом и двумя крупными сельскохозяйственными животными, поехали в колонию. Где  смирных и трудолюбивых красавиц с детьми на руках встретили  вполне дружелюбно. Бабушка стала работать сестрой-хозяйкой, а Елизавета  сидела с детьми. Здесь, в тепле и довольстве,  семья прожила до самой войны. Как оказалось – лучшее время в ее жизни после революции! Прадед Федор, освободившись, присоединился к жене и детям, но вскоре умер «от сердца».
А колонию немцы разбомбили в 1941-м. Заключенные разбрелись. И опять семье пришлось бежать – теперь уже за реку Оку, в далекий лесной поселок под Москвой. По какой-то горькой иронии судьбы они снова попали как бы в колонию – в поселение, где жили и работали в руднике высланные сюда на поселение бывшие гулаговцы… Но здесь уже не было тепло, уютно и сытно. Их окружали злые и опасные люди, многие из которых – уголовники-рецедивисты. Здесь я родилась. Наша семья столько натерпелась среди этих высланных озлобленных особей, что и вспоминать не хочется. Но долгие годы моя бабушка, которая успела выйти замуж за политического репрессированного (а за кого еще здесь было выходить?), мечтала только об одном – доучить меня в школе и переехать в свой дом в деревне. Только этой мечтой она и жила и нисколько не дорожила никаким казенным жильем, которое ей время от времени предлагали. В конце концов, как только я покинула ее, она сумела обменять хорошую  комнату в коммуналке со всеми удобствами на частный дом в деревне. Здесь она и умерла через десять лет. Но до того успела еще помочь мне растить дочь, пока я училась в МГУ. Там, куда она приходила из Калуги за своей коровой к Калинину – на журфаке, что на Моховой, рядом с Кремлем. Удивительно, но бабушка сумела  привить неистребимую любовь к деревне моей дочери. И та через много лет купила-таки и себе дом с большим участком «райской» земли – на берегу моря и теперь благоденствует, утопая в экзотических цветах, среди обильных урожаев  южных овощей и фруктов.
4
Несчастье нашей семьи не стало постоянной ее приметой. Ум и хозяйская смекалка помогали постепенно выбираться из нищеты. Хуже было с ощущением опасности и социальной ущербности, когда перед любым начальством приходилось стоять, смиренно нагнув голову. Потому что у советской власти  головокружение от успехов не прекращалось аж до 1991 года. К примеру, крестили меня тайно, дома. Прямо как в первом веке нашей эры… Конечно, наша эра была эрой  сумасшедшего Никиты Хрущева, неуча и заносчивого безбожника. Злодея, который и в шестидесятые все еще продолжал отнимать  у крестьян и рабочих  домашний скот и плодовые деревья, лишая людей еды.
Вот что это такое было? Ответ до сих пор не найден. А я бы просто назвала это террористическими действиями власти против населения ради его убыли.  Мы знаем, что были такие же выверты и в Англии после Второй мировой войны, о чем сегодня там снимают очень обличающие красочные художественные фильмы. И там, как и в СССР, голодные люди прятали поросят в подвалах от инспекторов. Все это – итог всевозможных зловещих губительных программ определенных политических сил, как у нас, так и за рубежом. Главной целью которых было не только сокращение населения, ослабление его недоеданием, но и гибель самих стран. Такой губительной политической силой в СССР были троцкисты, к которым с дореволюционных  времен принадлежал «народник» и меньшевик Никита Хрущев. К сожалению, удаление его с поста генсека ничего не изменило, потому что и Брежнев был из той же политической когорты. И их продовольственные «программы» ( а не середняцкие и даже кулацкие частные хозяйства –Т.Щ.), можно сказать, были тем «оселком», на котором держалась идея развала СССР. Ведь смертельную опасность для страны представляли именно те, кто раскулачивал и сгонял население с традиционного многовекового места жительства без гроша в кармане, без средств к существованию под видом борьбы за советскую власть. Настоящими ее врагами были те, кто заседал в Кремле, кто издавал зловещие законы разорения крестьянских подворий, кто за пазухой таил «камень» истинной и долгосрочной программы уничтожения  государства. Перед кем потом семьдесят долгих лет ломал шапку ни в чем не повинный русский народ.  Но как это было рассмотреть и правильно оценить в конце семидесятых мне, пришедшей с дипломом МГУ на работу в большие газеты СССР?
Мое обучение в лучшем вузе страны, видимо, было определенным «приложением» к судьбе семьи. Меня выпустили из стен МГУ с защищенным перед компетентной комиссией экспериментальным  дипломом под названием «Проблемы Нечерноземья» , и я с конца семидесятых могла с полными журналистскими правами наблюдать за тем, что происходит в  советском сельском хозяйстве. Тогда же  заинтересовалась своей семейной «кремлевской» историей.
И вот что интересно. Когда моя бабушка переступила порог красивого дома на углу Моховой и Воздвиженки в Москве и надела на себя «защитные» серый халат, тапочки и платок, она и подумать не могла, конечно, что в этом же здании находится редакция газеты из категории  тех немногочисленных центральных периодических изданий страны, в главном из которых я отслужу»  шестнадцать лет – в газете «Сельская жизнь». А тогда, в тридцатом,  рядом с приемной Калинина располагалась ее предшественница, редакция «Крестьянской газеты». Все до одной задорные публикации которой были направлены против нашей семьи – образно говоря, разумеется.
Вот как определил М. И. Калинин в статье «Наше государственное строительство» («К. г.» № 1) круг задач газеты: «Газета должна освещать крестьянскую жизнь, практически помочь крестьянству разобраться в вопросах хозяйственных, земельных, судебных и др. делах. В газете должно быть уделено особенное внимание борьбе с должностными преступлениями и всеми темными сторонами деревенской жизни. Наряду с этим газета должна осветить крестьянству весь смысл происходящих мировых событий и их тесную связь с жизнью нашей Республики».
Газета обращалась к читателям: «Крестьяне! Пишите в свою «Крестьянскую газету» почаще. Пишите как живется, чем недовольны, что мешает устраивать свою жизнь, как хочется. Если вы недовольны кем-нибудь, если находите, что представитель власти поступает неправильно, то пишите, жалуйтесь, не бойтесь никаких последствий. «Крестьянская газета» вас не выдаст».
И не выдавала, может быть – до 1937 года. И наверное не случайно в 1939 году закрылась, когда на «уста» пришла пора власти наложить печать, забыв благие обещания.
11 ноября 1930 года в Москве проходило Всесоюзное совещание селькоров-ударников «Kрестьянской газеты», а 25 ноября состоялся Слёт селькоров-единоличников, посвященные колхозному движению. Ответственный редактор газеты, С. Б. Урицкий в статье «Борьба за колхозный прилив и задачи селькоров-единоличников» отмечал, что еще много селькоров находится вне колхозов, особенно в районах, где процент коллективизации пока невелик. До недавнего времени работу с селькорами-единоличниками проводилась недостаточно. Этот слёт должен помочь шире развернуть с ними работу, тем более, что в борьбе за коллективизацию место селькора всегда впереди.
В своих выступлениях делегаты слёта рассказывали о своей работе, заверяли редакцию, что в 1931 г. половина крестьянских хозяйств безусловно будет в колхозах. «Селькоры, — заверяли делегаты, — в колхозные ворота войдут первыми. Они должны вовлечь за собой всю бедняцко-середняцкую массу».
27 ноября 1930 г., встречая свою седьмую годовщину, редакция выдвинула лозунг «Бороться за трехмиллионный тираж» и объявила самомобилизацию 500 ударных селькоровских бригад в колхозах, 300 районных информаторов, 1000 селькоров-активистов, обязавшихся организовать отчетные читательские конференции «К. г.» в колхозах и селах. Эта кампания дала большой эффект, и по тиражу «К. г.» вскоре стала первой в СССР газетой-миллионером.
В 1933 году Центральный Комитет партии отметил, что «К. г.» была боевым активным помощником партии в борьбе против кулачества, за коллективизацию деревни, за социалистическую перестройку деревни и выпестовала десятки тысяч селькоров.
Историки пишут, что за 15 лет своей славной деятельности «Крестьянская газета» провела большую политико-воспитательную работу среди беднейшего и середняцкого крестьянства, готовя его к социалистической перестройке земледелия. О том, как «готовились» к этой перестройке в моей «середняцкой» семье, я рассказала выше – лишенные всего, отринувшие гордость и достоинство, добровольно жили в колонии среди заключенных за миску казенной похлебки.
1 марта 1939 года эта газета прекратила свой выход.
5
Место агитатора и пропагандиста среди сельского населения заняла газета «Беднота» - конкретная предшественница моей «Сельской жизни» (название присвоено в 1960 году –Т.Щ.). Она слилась в 30-е годы с другой газетой – «Социалистическое земледелие», предшественницей которой была «Сельскохозйственная газета».
Эти простодушные и откровенные крестьянские и красноармейские письма, присланные в «Бедноту» из самых глубинных деревушек и фронтов армии, вызывали большой интерес у вождя Октябрьской революции. В. И. Ленин подробно знакомился с ними и называл газету «крестьянским барометром». Ленин требовал от редакторов газеты информации, хотя бы раз в два месяца, о числе полученных писем, их содержании и настроении.
— Ведь это же подлинные человеческие документы! Ведь этого я не услышу ни в одном докладе! — говорил Владимир Ильич при встречах со своим учеником и соратником, редактором «Бедноты» В. А. Карпинским.
Через ее редакцию В. И. Ленин получал материал не только о письмах трудящихся. В ноябре 1918 г. редакция газеты получила годовой отчет Весьегонского партийного комитета и уездного исполкома о своей работе в виде небольшой брошюры «Год с винтовкой и плугом», написанной молодым сотрудником газеты «Известия Весьегонского Совета» Александром Тодорским.
Редакция «Бедноты» ознакомила с содержанием этой интересной брошюры и Владимира Ильича. Ленин весьма заинтересовался и вскоре посвятил ей известную статью «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов».
В. И. Ленин не только пользовался материалами газеты, но и сам туда часто писал и неоднократно выступал на редакционных совещаниях.
В ноябре 1918 года в Москве проходило совещание делегатов комитетов бедноты центральных губерний, созванное по инициативе редакции газеты. С огромным воодушевлением, делегаты и корреспонденты газеты встретили Владимира Ильича, который поделился с посланцами деревенской бедноты своими мыслями о перспективах развития советской деревни. Речь В. И. Ленина на совещании была напечатана в № 185 газеты.
Приветствуя «Бедноту» в связи с ее четырехлетним юбилеем, В. И. Ленин отмечал, что «газета потрудилась с честью и с успехом над тем, чтобы послужить интересам трудового крестьянства.
В том же номере от 26 марта 1922 года М. И. Калинин также подчеркивал, что «Беднота» много поработала среди крестьянских масс. Она раскрывала перед ними содержание всех этапов революции, указывала пути практической помощи и поддержки революции со стороны крестьянских масс и разъясняла глубокую заинтересованность крестьянства в проведении революции до конца.
«…Агрономы, опытники сельского хозяйства, химики, инженеры, самоучки — все находят место своим мыслям в «Бедноте». Эта газета должна быть энциклопедией крестьянства, его телефоном, телеграфом, почтой, наставником, духовником»,- писал он.
Она выходила  13 лет — с 27 марта 1918 года по 31 января 1931- го. С 1 февраля 1931 года  слилась с газетой «Социалистическое земледелие» в одну объединенную газету. Как пишут современные историки, это  было вызвано тем, что само крестьянство к тому времени существенно изменилось, перестало быть беднотой. Но такое определение, увы, не подходило моей семье, потерявшей как раз в это время все ради общественного социалистического хозяйства, переставшей быть крестьянской из-за реквизированных лошадей и коров и ставшей, по сути дела, бомжами. Так что Михаил Калинин, вернувший все-таки ради грудных детей нам одну корову, не спас нас и не изменил нашу судьбу, быстро и неотвратимо покатившуюся под откос.

6

Окружающие всегда говорили, что у моей бабушки Анны ужасный характер. Она нелюдима, скрытна и часто срывается на грязную ругань в отношении кого-то обидевшего ее. При этом  была фанатично верующей и молилась каждый вечер на коленях перед  спасенной на калужском погорелье иконой. Поскольку в убогом барачном жилище в «гулаговском» поселке ничего не было из нажитого в прошлой обеспеченной жизни, когда прабабушка Елизавета щеголяла по Ольговке (сейчас под таким же названием это просто одна из улиц на окраине Калуги-Т.Щ.) в подаренных ей невиданных барских платьях в благодарность за  умение готовить разносолы, то вся надежда была только на мастерство собственных рук. Этого умения было много: шить, вязать, вышивать, копать землю лопатой под огороды,  сажать и выращивать  овощи и картошку, готовить изумительные пышки… на свином топленом сале, - короче говоря, семья жила «ручным» хозяйством и оборванной не ходила. Как там уж бабушка управлялась без всяких выкроек, но обшивала всех. Меня она  этим своим немыслимым мастерством иногда доводила до слез. К примеру, однажды, когда мне было лет  десять, она сшила мне зимнее пальто на ситцевой цветастой подкладке. Но это не был 1918 год! И все советские девочки уж лет пятьдесят как носили  пальто на гладких подкладках из одноцветной темной саржи. А бабушка посадила пальто на  такой кусок ткани, какой ей Бог послал – копеек на двадцать… Я пролила море слез, но голубое (!) теплое добротное пальто, кстати, ладно сшитое, носила всю зиму, только в школьной раздевалке прятала  эту проклятую цветастую позорную подкладку внутрь. Девочки из класса меня презирали за этот, по их мнению, «стилистический» ужас.
Однако ужас-то был совсем в другом. Когда семья переехала в этот Богом проклятый поселок в 1941-м и поселилась в бараке под таким же номером, который остается за ним и поныне, однажды в комнату вбежал бандит, напяливший солдатскую шинель, и вырвал  из основания  швейную машинку «Зингер» -  кормилицу и спасительницу. И убежал, крикнув, что для нужд фронта. Ну чтобы следом не бежали. Бабушка всю жизнь горевала о той машинке и приговаривала: «И зачем она ему и фронту? Без  стола-то работать не будет все равно…» Другую швейную машинку она сумела купить только через двадцать лет! Когда вышла замуж за репрессированного бывшего
 
учителя с пожизненным запретом на профессию. Вот на ней она и сшила мне пальто на злосчастной цветастой подкладке.
Большая беда моей бабушки была в том, что она не только не умела писать и читать, но и считала деньги с  трудом. Из-за этого постоянно просчитывалась и наносила самой себе и всем нам ущерб. Однако безграмотность ее компенсировалась крестьянской смекалкой и хитростью, которую в народе так ненавидела и опасалась  всегда любая власть. Теперь-то я понимаю ее постоянное стремление, жестко осуждаемое моей матерью и дядей, выйти замуж за особенного мужчину. Дети-то ее осуждали, не желая впускать в семью чужого, а она думала так: если нет возможности иметь деньги для воспитания и обучения ребят, то нужно использовать «человеческий фактор»! И профессиональная «школа» пришла сама к ней в дом в лице второго мужа – мастера по пошиву обуви. Это была ценная специальность, а он выучил моего дядю шить не только тапочки из брезента, но и шапки. Что впоследствии  дало ему хорошие деньги на воспитание собственных троих детей, когда уже в семидесятые он шил и продавал шапки из ценного меха.
Но супруга-мастера вскоре забрали на фронт, где он погиб. Третьим мужем бабушки стал офицер Советской Армии, воинская  часть которого недолго квартировала в поселке. Он присмотрел себе красивую кареглазую тридцатидвухлетнюю женщину, нашу Анну, и предложил ей законный брак с тем, чтобы она смогла получать аттестат на продукты. И бабушка стала его законной женой буквально на несколько дней. Увы, и он вскоре погиб. Точнее, пропал без вести. А в связи с этим пропал и его аттестат – за «неизвестных» было не положено  давать пайки. И ее матери Елизавете вместе с моей будущей матерью пришлось идти побираться. Эти чужие милосердные «куски» дорого обошлись моей семье и мне, в частности.

       7

      По крестьянской традиции в семье особенно берегли мальчиков –будущих работников и кормильцев. Старались вырастить их достойными мужчинами, стойкими и физически, и морально. И хотя семья уже давно была раскрестьянина и взрослых в ней оставались лишь две женщины, поступали они вполне по-мужски:  моего дядю растили в тех же традициях, и побираться пошла моя  будущая мать. Ей было одиннадцать лет. Нищенство, хотя и считается библейской добродетелью, не дает  сил и отнимает достоинство и разум. Моя семья, разоренная и униженная в 30-м, упала на самое дно. И как бы не объясняли это падение войной, всеобщими роковыми бедствиями, факт остается фактом: моя будущая мать за время детского побирушничества и унижения приобрела характер маргинала на всю оставшуюся жизнь. Бабушка, понимая свою вину за случившееся, всю жизнь старалась ей помочь: покупала ей красивые платья и туфли, Отдала замуж за деревенского красавца-моряка после моего внебрачного и нежеланного появления на свет, забрала меня к себе на воспитание, чтобы нагульный ребенок «не колол глаза». Ничего не помогло. В тридцать лет спивающаяся мать покинула навсегда своих детей и мужа и уехала на край света за призрачным счастьем. Которого так и не нашла. Водка и разгульное поведение стали ее счастьем до конца жизни. И это был единственный такой случай в нашей семье.
          Но бабушка, хотя и ходила с опущенной головой, однако, имела свою мечту, ради которой жила. Она хотела вырастить меня и выучить на инженера, на начальника, который бы компенсировал все наши материальные и моральные семейные потери, начиная с 30-го года! Но как выучить жалкого ребенка-сироту, если сама неграмотная? И снова за неимением средств моя бабушка ловко  использовала «человеческий фактор». Ее так обуревала эта мечта, это желание вернуть утраченные уверенность и достоинство, стать равноценным членом (да черт уж с ним, раз нет другого!) советского общества, что она, почти не задумываясь, вышла замуж за своего последнего избранника – бывшего военопленного и репрессированного, потомственного учителя, очарованного ее красотой.
          У деда Юры (ему в то время было 47 лет, а бабушке 49 – молодые люди по нынешним временам!) в военном билете стояла короткая убийственная пометка: «не воевал»… И сегодня я думаю, вспоминая эту запись: а кто же тогда воевал-то – та самая пышнозадая, краснощекая тетка из военкомата, которая писала это позорное слово? Дед Юра попал в плен, раненый осколком в грудь, под сердце. И этот осколок ему никто не удосужился вынуть после войны, хотя он время от времени начинал «бродить» и выпирал из-под кожи, так что дед Юра в отчаянии много раз хватался за лезвие бритвы, чтобы самому его вырезать. Ну не считали нужным, видимо, в больнице возиться с репрессированным, тратить государственные средства на недостойного.
             Теперь я жила в новой семье, в которой уже двое людей ходили, низко нагнув головы, на каждом шагу ощущая, что неправы вдвойне, раз ко всем своим грехам против страны добавили еще и этот некрасивый грех непонятного дерзкого бракосочетания. Кстати, их документы целый год бессовестно мурыжили по разным кабинетам в поселковом Совете, изо всех сил стараясь, чтобы этот брак не состоялся. Но они все-таки зарегистрировались и прожили душа в душу двадцать пять лет – до смерти бабушки. «Царское» образование в семье потомственных учителей дало возможность деду Юре поступить до войны в Московский педагогический институт. Он был хорошим учителем, хотя и назойливым. Да, бабушка Анна, не имея денег, умела находить «человеческие клады». Так создавался наш семейный капитал. Который, вопреки всем несчастьям, оказался, в конце концов,  просто огромным. Вот такие мы, раскулаченные середняки…
            Теперь я часто думаю: ну чего добились люди, называвшие себя революционерами и большевиками, а на самом деле, хорошо замаскированные враги и революции, и русского народа, и самого огромного нашего государства, построенного не их кровью и  потом, а кровью и потом таких крестьян, как  мои прадед и прабабка, когда уничтожали не только хозяйство этих людей, но и их честь и достоинство, волю жить дальше, возможность растить детей? Прежде всего, они добились их ненависти к Родине, с которой обиженные и обобранные прожили до конца дней своих. И это – самое преступное и непростительное – воспитание ненависти народа к своей земле. Но эти враги не учли одного: обобранные и обессиленные ими люди все-таки нашли силы вырастить в себе и в детях это достоинство, несмотря на изнуряющие их годами ненависть, отверженность и отчаяние.
Не они готовили бунты и взрывчатку для террористических актов на заводах. А те, кто были детьми привилегированных чиновников и интеллигентов, государственных служащих, собиравшихся по ночам в благоустроенных квартирах на антигосударственные междусобойчики. У них были далеко идущие планы, которые распространялись и на их собственных детей. Очень многие из них шли учиться  на химические факультеты. После окончания вузов для них везде были открыты двери. Их принимали вне очереди в партию, назначали на руководящие должности на крупные  предприятия химии и металлургии. Эти профессиональные «химики», теперь я понимаю после знакомства с биографиями многих из «блатных», на самом деле в перспективе были террористами, которым в назначенное время поручалось взорвать к чертовой матери все это советское благосостояние. И пока моя обездоленная и загнанная в непреодолимую бедность семья ходила с низко опущенными головами, кланяясь таким вот начальничкам в пояс, они бегали, высоко задрав нос, получая все государственные блага – хорошие квартиры, машины, продуктовые пайки. В то время, пока мы с дедом Юрой в барачной каморке штудировали учебники около разогретой плохим углем печурки,они приглашали для своих отпрысков репетиторов. Но могли бы и не приглашать – места в вузах  таким были обеспечены заранее по спискам, я думаю.
      Эти скрытые террористы, изнывающие в ожидании времени Ч, были хозяевами жизни в таких маленьких поселках, как наш. Но что-то щелкнуло в Кремле, и заваливать страну в руины раздумали. По чьему-то негласному приказу началось колоссальное идеологическое разрушение, и химиков двинули в писатели, актеры и журналисты. Это произошло в хрущевские времена. Достаточно вспомнить театр МХАТ, который возглавил Олег Ефремов, перейдя вдруг сюда из нашумевшего «Современника», и вскоре труппа развалилась на две – имени Горького и имени Чехова. Ту, что имени Горького, возглавила Татьяна Доронина, а ту, что имени Чехова – Олег Ефремов.
      И как же невдомек было простому народу, что перед «великим» Ефремовым была поставлена задача  таким образом символизировать распад самой страны на части. Потому что другой причины раздела просто не было: и создатель МХАТа Савва Морозов, и Максим Горький, и  Антон Чехов, - были людьми не просто одного круга и одних убеждений и владельцы театра. Они были из семей старообрядцев, готовивших революцию на свои деньги, да еще родственниками (Морозов и Чехов, во всяком случае). Кто же этот пресловутый «буревестник» Горький, нам не известно и поныне. Но, внимательно прочитав все три биографии, я вдруг обнаружила, что в своей трилогии «Детство», «В людях», «Мои университеты» Горький использовал многие эпизоды  не своей биографии, а чеховской! Не потому ли так зверски пил Олег Ефремов на новой должности, что боялся разоблачения и ареста? И жил так – будто море по колено…


8

Время  раскулачивания нашей семьи в Калуге и визита бабушки Анны в приемную Калинина в Москве совпало со временем, оставшимся в истории как время борьбы с генетиками. И это было таким же мракобесием, как разгром крестьянских семей. Посмотрите, что натворили те, кто начинал строить новую великую страну на месте Российской империи. Снизу они выбили у нее из-под ног главную основу любого государства – многовековую традиционную крестьянскую жизнь, то есть, разбили наголову государственного кормильца. И сверху лишили сельское хозяйство страны возможности интенсивно развиваться в новом, прогрессивном направлении. Нищим теперь на долгие годы вперед предстояло нищенствовать, а умным погибать. Хитрым же – прославляться и набивать мошну государственными деньгами.
В 1928 году прежде неизвестный агроном Трофим Денисович Лысенко заявил об открытии новой сельскохозяйственной технологии — яровизации (использовании предварительного охлаждения семян злаковых культур перед посевом весной). В настоящее время техника яровизации находит применение в селекции растений, позволяя получать дополнительные поколения растений в селекционных камерах, фитотронах и теплицах, а также совмещать срок цветения растений, происходящих из разных регионов мира. В этом качестве она была поддержана Н. И. Вавиловым и другими учёными СССР и других стран.]
           Началась активная газетная кампания, в которой крестьянский сын Трофим Лысенко представлялся как гений из народа, самородок, совершивший революционное открытие. Он стал знаменитым и влиятельным.  Мало кто из представителей науки решался дать «политически некорректный» ответ о бесполезности или вредности яровизации, тем более что Лысенко поддерживали авторитетные учёные Мичурин [и Вавилов.
      19 ноября 1929 года в «Сельскохозяйственной газете» в подборке статей «Яровизация озими — новое завоевание в борьбе за урожай» был опубликован материал профессора Н. А. Максимова, в котором был дан анализ работ Лысенко.
        В том же 1929 году Лысенко выступил на Коллегии Наркомзема, где его вклад в решение продовольственной проблемы был высоко оценён наркомом Яковлевым, и была официально одобрена яровизация.
          В июне 1931 года Коллегия Наркомзема СССР вынесла директиву, о которой Лысенко впоследствии писал: «Плановое задание по опытно-хозяйственным посевам яровизированных яровых пшениц в 1932 г. было: по линии Союзного Наркомзема — 10.000 га, по линии Наркомзема УССР — 100.000 га».
        9 июля 1931 года Коллегия Наркомзема СССР предоставила в распоряжение лаборатории Лысенко ежегодные выплаты по 150 тысяч рублей на исследования. Также было принято решение об издании журнала «Бюллетень яровизации» под редакцией Лысенко.
        В 1933—1934 годах Лысенко вместе с доктором биологических наук Исаем Презентом начал наступление на генетику. Он верил в теорию Ламарка о наследовании приобретённых признаков и считал себя последователем И. В. Мичурина. По мнению Жореса Медведева, сам Сталин издавна был ламаркистом.
         В 1938 году Лысенко стал президентом ВАСХНИЛ вместо Н. И. Вавилова, пониженного в должности до заместителя. Классическую генетику стали публично именовать «фашистской наукой», началось политическое преследование учёных-генетиков. В конце 1930-х годов стали происходить аресты и даже расстрелы. Николай Вавилов был арестован по подозрению в антисоветской деятельности 6 августа 1940 года, приговорён к смертной казни (позднее заменена на 15 лет лагерей) и умер в тюрьме в 1943 году. Другие учёные также попали в лагеря, а некоторые — расстреляны (например, С. Г. Левит, И. И. Агол). Многие под страхом преследования меняли поле деятельности или присоединялись к кампании против науки.
                В то время наиболее массовой формой отступления учёных от нравственных норм был устный или письменный отказ от собственных научных воззрений и одновременно признание мичуринских догм, лженаучность которых была при этом для них очевидна.
             Некоторые этим не ограничивались и для укрепления своего положения или в целях карьерного продвижения разоблачали своих товарищей и учителей, обвиняя их в антимичуринских пороках. Иные шли ещё дальше, сочиняя на своих научных оппонентов политические доносы, зная, что они могут привести не только к их изоляции, но и к физическому уничтожению. Такая обстановка растлевала научную молодёжь и тем самым обеспечивала аморальный задел на будущее.
            А Лысенковцы объявляли себя сторонниками «генетики», однако под этим термином понимали исключительно свой «мичуринский метод», классическую же генетику именовали «вейсманизм-морганизм».
            Только после 1945 года, несмотря на тяжёлые последствия репрессий, генетика в СССР продолжала развиваться и перешла в наступление на «мичуринскую биологию», используя международные связи (А. Р. Жебрак, Н. Н. Дубинин):
          Однако в конце августа 1948 года началась большая «кадровая чистка». Главный идеолог гонений на генетиков, Исай Презент был назначен деканом на биофаках Московского и Ленинградского университетов одновременно. Более 100 генетиков были уволены, некоторые исключены из партии, покончил с собой в 1951 году Д. А. Сабинин. Все генетические исследования в СССР были практически прекращены.

                9


           Генетика начала постепенно восстанавливаться благодаря физикам-атомщикам, которые создавали лаборатории по радиационной генетике в своих закрытых институтах. Полное восстановление генетических исследований произошло только после снятия Н. С. Хрущёва в октябре 1964 года.
А тот, несмотря на его борьбу с культом личности Сталина, так же как и Сталин, продолжал высоко ценить Лысенко из-за его харизму «человека из народа». В надежде на реализацию обещаний «народного академика» огромных урожаев «ветвистой пшеницы» он поддержал деятельность Т. Лысенко и его главного идеолога И. Презента.
           В результате экспериментов Лысенко, при активной поддержке «идеологов от науки», получивших высокие звания и соответствующие оклады, был нанесён существенный ущерб советской экономике (например, по его инициативе в больших масштабах проводилось скрещивание племенных пород крупного рогатого скота с неплеменными)[.
      Табу на критику в адрес Лысенко сохранялось до начала-середины 1960-х годов, несмотря на реабилитацию Вавилова (посмертно) и других генетиков и постепенный рост числа публикаций, посвящённых генетике. В 1964 году была издана книга В. П. Эфроимсона (вторично арестованного в 1949 и вышедшего на свободу после смерти Сталина) «Введение в медицинскую генетику».
           В 1965, после смены власти и ухода Хрущёва, Лысенко был смещён со своих постов, а табу на генетику окончательно снято. Однако утверждают, что до самой своей смерти в 1976 году Лысенко оставался противником генетики.
        Вот кое-что из фразеологии лысенковцев. Академик АМН СССР Лепешинская (идейный биолог):
«Историческая сессия ВАСХНИЛ 1948 года своей победой материалистов-диалектиков над идеалистами показала, что идеология вейсманистов, менделистов и морганистов была явлением временным, что формальная генетика окончательно дискредитированаи ей нет возврата. Это была победа мичуринской биологии, развивающейся на основе учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина».
        «Учение диалектического материализма о взаимозависимости и взаимообусловленности, о непрерывном движении и изменении в природе, где всегда что-то возникает и развивается, что-то отживает и разрушается, вооружило идейно Мичурина и Лысенко и дало им возможность выйти победителями из борьбы с метафизиками и идеалистами, с последователями Вейсмана, Менделя и Моргана».
         «Лица, отстаивающие принципы формальной генетики, не в силах понять гениального указания Ленина о том, что „познание человека не есть… прямая линия, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов, к спирали. Любой отрывок, обломок, кусочек в этой кривой линии может быть превращён (односторонне превращён) в самостоятельную, целую, прямую линию, которая (если за деревьями не видеть леса) ведёт тогда в болото, в поповщину…“»
       Член-корреспондент АМН СССР П. В. Макаров:
«Набор генов в хромосомах, по утверждению вейсманистов-морганистов, определяет все особенности организма, его внешний вид, поведение, характер и т. д. Гены существуют от начала жизни, они неизменяемы и непознаваемы, а могут со временем только утрачиваться. Морганисты пророчествуют, что неизбежна близкая гибель живого вследствие растрачивания „генного богатства“, или генофонда. По их мнению, все свойства любого организма, в том числе и человека, роковым образом, фатально, предопределены теми генами, которые он получает от своих родителей при слиянии яйца с живчиком, то есть в момент оплодотворения. Для того чтобы воспрепятствовать распространению вредных генов, надо регулировать браки, лишая людей с „неполноценной“ наследственностью возможности иметь потомство. Потерпев полный провал в сельскохозяйственной практике, в выведении новых пород животных и новых сортов растений, вейсманисты-морганисты с благословения своих боссов усиленно занимаются человеководством, выполняя самую грязную, реакционную роль. Они подводят теоретическую „основу“ под расистские измышления империалистов, стремятся оправдать политику истребления народов, колониального гнёта, невероятной эксплуатации трудящихся. Вейсманисты-морганисты обосновывают разделение людей на расу господ и расу рабов. Первые сконцентрировали в себе полноценные гены, вторые — второсортные и самой природой навеки обречены быть на положении эксплуатируемых. Морганисты высказывают сожаление, что их „наука“ не была известна раньше, тогда можно было бы своевременно вывести породу людей, лишённых столь тягостных для эксплуататоров свойств, как стремление к свободе, человеческому существованию, социализму»

                10


Сегодня, конечно, смешно воспринимать тексты о руководящей роли в развитии сложной науки – генетики в СССР вождей марксизма-ленинизма. Но было бы действительно смешно, когда бы не было так грустно. Наша страна отстала от  Запада в этих научных изысканиях на десятки лет. Только в восьмидесятые годы прошлого столетия начала действовать генетическая лаборатория – филиал Ленинградской Академии Наук – в колхоза имени В.И. Ленина (!) в Тульской области, где председателем был Герой Социалистического труда В.А. Стародубцев (в 1991-м – член ГЧП). В этой лаборатории работали над разведением голландской породы дойных коров путем искусственного осеменения отборным материалом. Телятки  «на выходе» получались один к одному – как семечки в подсолнухе. В этом хозяйстве благодаря селекционной работе со стадом получали рекордные надои молока.
          В эти годы  произошло крестьянское «дежавю» - коров с маленьких ферм  стали сгонять на большие  животноводческие комплексы, горячим инициатором которых был В.А Стародубцев. Но как он ни старался продвинуть свою идею, как ни помогал, мало у кого в хозяйствах из этого получилось что-то путное. Старые беспородные коровы не могли привыкнуть к механизмам,  без привязного содержания травмировались. Кроме того не хватало кормов для стационарного содержания.
       Мы все знаем, чем закончились эти запоздалые эксперименты и высокомерие  кремлевских тугодумов  в прошлом веке. Пустыми прилавками магазинов и развалом страны.
       Но и сегодня мы сильно отстаем от Запада в разработках и внедрении высоких технологий и становимся незащищенными перед теми, кто создает  умные программы и может использовать их против нашей страны, против ее населения. Однако нынешняя власть осознает такую возможность и  старается  участвовать в научной «гонке» за прогрессом. Но тут возникает опасность наделать в спешке ошибок, отдать все на  откуп корпорациям, которые  не проявят должной осторожности в создании того же искусственного интеллекта. Об этом сегодня много говорят и пишут. Население стало  гораздо грамотнее, нежели  оно было в начале прошлого века, и, имея доступ к информации, беспокоится за свою судьбу. И это правильно – тема высоких технологий должна быть открыта настолько, насколько это возможно и необходимо для познания и самозащиты.
       А на днях из Америки пришла информация о том, что умер сын Никиты Хрущева – Сергей Никитович. Он застрелился. Может быть, не выдержала душа непосильного груза тайн, которые он, ближайший помощник отца, нес в себе. Ведь мы до сих пор так и не знаем, кто на самом деле был Никита Хрущев и чего он в действительности хотел  от страны и от народа. Что стояло за деятельностью этого странного человека и его сподвижников, предавших его. Но, как говорится, не будем печалиться. Потому что живой котенок всегда лучше мертвого Наполеона.



Иллюстрация: Марк Шагал "Корова"