Чуфаровский пиун. Легенда

   Писатель Сергей Аксаков родился 200 с лишним лет назад и был ровесником Пушкина. Род Акасаковых был старинным, очень разветвленным, и все помещики, ему принадлежавшие, были людьми знатными и богатыми. Одна из бабушек Сергея имела поместье в Башкирии, и когда Сережа был еще совсем ребенком и приезжал к бабушке в гости, то она часто рассказывала ему на ночь всякие истории, которые были больше похожи на сказки, чем на правду. И вот однажды она ему поведала:

  - Наш род ведет свое происхождение не только от русских, но и от тюрок. Когда-то кто-то из славянок вышла замуж за богатого татарского бая. Родила ему детей, те - внуков. Потом они все забыли свой татарский язык, окончательно обрусели и прозвище бая стало их и нашей с тобой общей фамилией. Именно с той древней поры мы все - Аксаковы. И наша фамилия Аксаковы - это от тюркского слова "аксакал". Аксакал переводится как "белобородый", потому что у тюрок "ак" - это "белый", а "сакал" - это "борода". И у них считается, что у стариков борода становится белой тогда, когда они не просто прожили много лет, а когда они достигли наивысшей мудрости! Если мужчина еще не стар, то его зовут карасакал - то есть "черная борода". Но и не всякий старик с белой бородой становится аксакалом. Так зовут только самого мудрого и чаще всего очень богатого старика в ауле. Если же старик стал уже с белой бородой, но все равно глупый и никем не уважаемый, то он никакой не аксакал и носит презрительную кличку Шал! Это означает, что над ним все смеются, ни в чем ему не доверяют, ему можно поручить только, как собаке, лишь караулить дом, и он - в точности как собака: разносит сплетни. Потому что глупые старики становятся как пустозвонные бабы - болтают всякие слухи и собственные выдумки без умолку, как собаки беспрестанно на всех лают! И еще мне в этом "шал"  постоянно слышится слово "шакал" - есть тут какое-то странное внутреннее созвучие... Наверное, оно совсем не случайное. Ты сам-то как думаешь?

  - Да, похоже, что именно так, - соглашался с бабушкой Сережа.

  - Ну и вот...- продолжала она. - У русских эта кличка Шал со временем переделалась в прозвище - Шалый. То есть глупый, безумный, шальной, совсем уже дурак! А потом кличка переросла уже и в фамилию, и всё такую же - Шалый. Вот как, внучок! А мнение мудрых аксакалов всегда уважали и все в ауле старикам строго подчинялись. Решение аксакалов называлось ясак - то есть как бы сокращенное от "аксакал". После изгнания татаро-монголов из России многие татарские аулы у нас на Руси так и остались. Никуда они не делись. Их жители не захотели никуда уходить. А их никто и не выгонял. Русские не вмешивались в жизнь тамошних татар, но взамен требовали, чтобы татары отныне подчинялись основным законом царя - служили в нашей армии, платили все положенные налоги, слушались полиции. Если татары на это соглашались, то они подписывали ясак и такие аулы начинали зваться ясачными или ясашными, то есть "договорными". И таких бывших аулов вокруг великое множество! Многие из них стали уже совершенно русскими, но старые названия ясашных так и остались. Их много и у нас в Башкирии, и у вас там, в Подмосковье.

  - Расскажи еще что-нибудь про наш род и про тюркские обычаи, - просил Сережа свою бабушку.
 
 И она с большой охотой подчинялась, потому что очень любила своего послушного и доброго внука:

  - Наше поместье находится в Башкирии. Башкиры - это такое особое тюркское племя. Когда-то оно было самым обычным и ничем не выделялось из соседних племен: так же все пасли скот, пили кумыс, кочевали, радовались и горевали... В общем ничего особенного. И так проходили века и века... Люди постоянно рождались и умирали, и стариков уже лет через 20 после их смерти никто из молодых и не помнил - потому что  нечего о них было особенно вспоминать... А когда сюда пришел Чингисхан, то никто с ним и не подумал воевать, потому что были слабее хана, и все местные племена влились в его орду. И вот как-то раз Чингисхан во время очередной войны среди прочих всадников заприметил очень находчивого и смелого парня. И за его подвиги назначил его командиром большого отряда. И дал ему прзвища Башка - то есть самый умный и главный среди всех! Вот так дети и все остальные потомки этого сначала самого простого всадника стали башкирами. А слово "башка" стало не только тюркским, но и русским и означает теперь "голова". Башкиры живут и здесь, у Каменного пояса, и дальше, за Уралом - в Азии. Азия называется так совсем даже не случайно. Она в сто раз больше и раздольней Европы. Азия - это и Сибирь, и еще это и Китай, и Индия, и Турция, и Персия. Азия - это вообще основа земли! А мы, Россия, самый холодный край в Азии. Мы и есть край Азии - самая его краюшка, как у хлеба - горбушка... И называется эта земля Азией не случайно - она - основа всего!

   - Как так? С чего ты это взяла?

   - А из названия, милок. Из самогО же слова. Потому что какая первая буква в нашей азбуке? Это - "аз". Вот так и Азия - это первая и самая главная часть всего мира! Основа основ!

  - Да, да! - радостно воскликнул Сережа. - Я тоже недавно читал очень умную книгу, и там было написано, что в честь буквы "аз" называется даже наш воздух!

 - Как это так - воздух?! - удивилась бабушка. - Воздух - он и есть воздух. Он так и называется - воздух. И больше никак. Никакого "аза" в нем нет!

 - Нет, есть, бабушка! - переубеждал ее внук. - Воздух состоит не только из кислорода, но еще из газа азота. Причем азота в нем гораздо больше, чем кислорода. Потому что кислород на огне взрывается! И наши легкие, которыми мы дышим, просто сгорели бы прямо внутри нас, если бы вокруг был один кислород. А не дает ему всё вокруг сжигать именно газ азот. Он - основа всего. Потому и назван тоже в честь первой буквы "аз" - азотом.

  Бабушка искренне подивилась обширным познаниям своего совсем еще маленького внука, погладила его по голове и продолжала рассказывать:

  - Ну и вот... Азия огромна! Народов в ней и всяческих языков - тьма невиданная! И тем не менее все эти народы объединены, потому что имеют одинаковые легенды. И вот одна из этих легенд рассказывает, что жил то ли в Индии, то ли в Китае, то ли на совсем уже южных  островах среди шоколадноцветных людоедов один волшебник. У азиатских народов такой волшебник называется - маг. А в Европе - магистр, потому что самые первые магистры умели ртуть превращать в золото и были самыми настоящими волшебниками! Ну и вот... Была у того мага кровь не простая, а тоже - волшебная. И одному хану вдруг ни с того ни с сего показалось, что маг хочет занять его место и сам стать ханом. Испугался он! Закричал: "А ну! Привести сюда этого пройдоху!" И еще хану хотелось узнать, действительно ли у мага кровь необычная. И тогда хан выхватил свою кривую саблю и отрубил магу голову! Брызги крови расплескались по всей степи. Именно с тех самых пор  и появился здесь необычный красный цветок. В честь мага его так и назвали - мак. Он источает аромат, от которого люди теряют голову! Но этот аромат быстро проходит - как только мак отцветет. И тогда люди научились сохранять этот аромат надолго - они стали из коробочек мака выделять сок, сушить его а потом нагревать на слабом огне. Курить его. Этот высушенный сок называется опиум - то есть "пьяный, опившийся ум". И вот когда запах мака из опиума возрождается, тот кто решается его понюхать, впадает в мир волшебных магических грёз! Из которого не хочется выходить уже никогда! Многие люди так привыкают к этим грезам, что хотят жить в них отныне постоянно! Да так и умирают, нюхая этот волшебный и такой опасный, страшный аромат...  Ну и вот... Нечего и говорить, что мак стал секретным цветком. О нем быстро узнали и в Европе, и хотели разводит мак уже и там, но продажа семян мака была строжайше запрещена! Всем, кто пытался продать семена приезжим чужакам , хан приказал рубить головы безжалостно! А чтобы вытянуть из европейцев деньги, хан вместе со своими мудрецами придумал хитрый обман: он распространил слух, что опиум добывается из тюльпанов. И все в Европе этой глупой сказке тут же поверили! И луковицы тюльпанов стали стоить бешеных денег! Сами же европейцы тут же и придумали, что цветок тюльпана похож на восточный ханский тюрбан. Значит, тюльпан - это именно ханский цветок! Будто бы его выращивают только во дворце. Другие говорили, точнее, тоже сами же сочиняли, что тюльпан назван так в честь имя девушки Чулпан. Но всё это, конечно же опять глупость и наивные сказки. На самом деле Чулпан - это не девичье имя, а в переводе с татарского - "утренняя звезда". По-русски говоря, Венера, "планета любви". Но и это не совсем так. Просто ранней весной, когда тает снег и степь на несколько дней вдруг наполняется водой, то всё в ней перед летней засухой мгновенно расцветает! Буквально за одну ночь! И тогда там, где еще вчера вечером была голая земля и рыжая сухая трава, вдруг появляется сплошной ковер живого огня! И тюльпаны - самые крупные и красивые цветы среди миллионов других! И кажется, что желтые и красные тюльпаны - это звездное небо, вдруг упавшее на землю!

  - Как красиво придумано! - восхищался Сережа. - Умеют же у вас на Востоке сочинять! Ну прямо как средневековая "Тысяча и одна ночь"! Тысяча и одна сказка!

  - В Европе имеются сказочники не хуже китайских или тюркских, - усмехнулась в ответ бабушка. -  И они умеют присочинить к восточным легендам ТАКОЕ, что, услышав, только ахаешь!..

  -  А что именно сочинили наши европейцы, что получилось красивее ваших магов и опиума? - поинтересовался Сережа.

  - Да уж напридумывали!.. - вздохнула бабушка. - Когда европейца поняли, что восточные купцы с тюльпанами их надурили и никакой опиум из них не получается, то вскоре они все равно достали семена мака и стали добывать опий сами. А сказку они про всё это придумали такую: что дескать существует то ли в России, то ли еще где необычный цветок, в котором опиума столько, что он буквально капает на землю, как мед из сот. И этот цветок так и называется - опиум. А сокращенно - пиун. Или же по-иному - пион. И по ночам этот пиун якобы самоцветится и сияет ярчайшими красками! И якобы охраняет этот пиун чудище престрашное! Оно все дни и ночи лежит на клумбе, где этот пиун растет, и нюхает его беспрестанно и от этого периодически сходит с ума! И всякого человека, кто этот пиун-цветок сорвет, чудище тут же разрывает на части и съедает!

  -  И что же было с этим пиун-цветком дальше? - спросил Сережа.

  - А вот продолжения я и не помню... - призналась бабушка. - Припоминаю только, что  будто бы все-таки сорвал этот пиун какой-то странник-купец, корабль которого занесло к чудищу на остров штормом. И всё... И больше никаких подробностей... Эту сказку я услышала, когда была такой же маленькой, как ты сейчас, потому и не запомнила ее...

  Зато маленький Сережа эту необычную сказку про волшебный пиун запомнил навсегда... И вот через несколько лет он приехал погостить в другое имение, уже к другой своей бабушке. Поместье располагалось в Симбирской губернии, в огромных и непроходимых лесах, которые соседствовали с лесами уже другого края - мордовского. И в тех мордовских лесах жили люди, которые во многом отличались от русских людей: и имена у них были другие, и сказки совсем-совсем инакообразные - на русские или восточные ничуть не похожие...

   Дом второй, симбирской, бабушки располагался в центре большого села, которое называлось очень странно - ЧуфАрово. И стоял барский дом на красивом холме, из которого, как в сказке, вытекало в разные стороны сразу 12 ручьев. И места вокруг были дикие, малоисхоженные - страшные!.. В лесах и речных поймах водилось зверья и птиц несметное количество! И заблудиться среди этих просторов или утонуть в болотах было делом пустяковым. Так что далеко от дома Сережа и не уходил - боялся. Друзей у него среди деревенских ребят быть не могло - все-таки Сережа был знатным, хоть пока еще и маленьким, барином! И водиться ему с простой босоногой крепостной пацанвой было не к лицу. А чтобы он, сидя целыми днями в одиночестве, не скучал, домочадцы приставили к Сереже свою ключницу Пелагею. Эта ключница была знаменита среди местных женщин тем, что в молодости она влюбилась в их сельского кузнеца, а тот во время пугачевского восстания, когда вокруг сумятица и вольница началась, взял да и сбежал от своего помещика на волю, в южные земли. И юная Пелагеюшка бесстрашно утекла прочь вместе со своим любимым тоже! И добежали они вдоль по всему по Поволжью аж до самОй Астрахани! Там и обвенчались. А в Астрахани, став  свободной, Пелагеюшка кем только ни работала. Одно время была даже нянькой у пятилетнего племянника самогО персидского шаха, который как раз в то время гостил в русских землях! А поскольку была Пелагеюшка всегда дюже любопытной и к чужим словам чутко прислушивалась, то она легко изучила множество местных наречий и наслушалась у тамошних народов целый короб всяких-превсяких сказок. И все их благодаря своей цепкой крестьянской наследственной памяти запомнила. И прожила на ставшей ей родной чужбине 20 лет. А когда овдовела, то от одиночества вдруг заскучала по местам, где родилась и выросла, и перестала прятаться от полиции под чужим именем. И когда бывший ее помещик с помощью полиции ее все-таки разыскал и Пелагеюшку опять вернули к прежнему ее хозяину, то строго ее наказывать не стали - потому что она порассказала барину и его детям о своих приключениях столько чудес, что ей ее бегство тут же милостиво простили и даже поручили отныне быть в их поместье главной сказочницей! И теперь Пелагеюшка часто по вечерам пряла пряжу - руки у нее были заняты, а язык - свободным. И тогда вокруг нее рассаживались и совсем малые дворовые крепостные дети, и седые старики со своими старухами, и Пелагеюшка рассказывала им то, что она услышала в диковинных южных землях у чужих народов. А там говорили и на персидском языке, и на осетинском, и на турецком - всех и не перечесть! Смешение народов! Самый натуральный Вавилон! Но и местные симбирские да чуфаровские крестьяне тоже были все совсем даже не простые. Они тоже были многие нерусские, и особенно много среди них было эрзян. И язык у них, и обычаи, и сказки были тоже свои особые - эрзянские, мордовские, совсем-совсем не русские...

  Вот именно эта Пелагеюшка своими рассказами и приохотила Сережу вслушиваться в родную русскую речь и находить в ней бриллианты и сапфиры, рубины и белые, как русские снега, блестящие жемчуга!

  - Пелагеюшка, - спрашивал ее Сережа, - а вот расскажи-ка ты мне, почему тебя все здесь колдуньей кличут? Тебе это не обидно?

  - Да что ж тут обидного-то, батюшка ты мой барин, - отвечала ему она. - Это ж наоборот - мне как бы награда такая особая! Уважение! Ведь кого по злобе знахаркой кличут, кого ведьмой. И все таких боятся! А меня - наоборот даже. Любят! Приваживают! Да и не кличка это вовсе, а как бы звание какое, что ль, народное. И кличут меня все не "эй, Пелашка, подь сюды!" А - обращаются ко мне с придыханием! Дескать - колдунья! Важный чин! Да и всё тут!..

  - А ты и впрямь умеешь колдовать?

  - Ой, матушки! - испуганно отвечала Пелагеюшка. - Ну зачем мне, мой ты свет молодой барин, это надо? Ведь колдунья умеет не только лечить, но и на тот свет людей отправлять... Травы всякие ядовитые да заговоры зловредные знает. А я ничего, кроме своих сказок, и не ведаю. Пряду себе зимними долгими вечерами пряжу... А пряжа эта из овечьей шерсти... А овцы всё лето по лугам бродили... Ветра им всякие напевы и сказанья со всех стран приносили... Вот все эти нАговоры в овечьей шерсти и запутались... А я из этой шерсти вытягиваю себе одну ниточку, и все эти запУтанцы в одну сказку ладно у меня и складываются... А потом соткут наши умелицы из этих скАзанцев тебе накидку на твое  одеялко - накроешься ты этим славным да мягким одеялком да с моей накидочкой - вот и придут к тебе ночью все сказки, которые я в эти ниточки вплела... Красота и невидаль! И будешь ты спать тихо и блаженно! Аки святой! И никто здесь вокруг так ладно и складно говорить не умеет -  одна только я! Вот поэтому меня все тут колдуньей-колядуньей и называют. Я как бы рождественские сладкие колядки людям напеваю - радость и счастье в их дома круглый год зазываю! Хотя в выплетании сказительных узоров нет ничего сложного. Просто уж уродилась я такой - чужих разговоров расплетательницей... Милостивый наш Боженька меня такой-этакой с самого моего изначала призадумал... Видать, так надо мной позабавиться решил... И спасибо ему, что он тАкушки сделал!

  - Как ласково ты говоришь: матушки, такушки... Так у нас в Москве никто никогда не говорит.

 - Ну а что ж ты хочешь, батюшка ты наш, Сереженька, это ж Поволжье - царство Божье! У нас тут всё не по-человечески, а по-Божьему да по-отечески! Всё с ласковой присказкой да с протяжной припевкостью... Одни у нас, как у вас в Москве, акают, другие - завсегда только окают. А все вместе мы всё равно один народ - русские! Как у нас тут говорится, заакаю я или заокаю, а всё равно уже не изменишь Русь широкую зеленоокую - хитрая она и ленивая, гордая да игривая! И сказки любит придумывать - чтобы меньше ей работать и зимой раньше спать завалиться...

  Вот так всё бесконечно рассказывала и рассказывала Пелагеюшка своему маленькому барину, а сама всё пряла да пряла, тянула нитку из шерсти да тянула и часто всякие присказки в свою песенную речь вставляла:

  - Крутись, крутись, веретёнце, как земля и как солнце. Прядись, прядись шерсть, приноси нам с Серёженькой добрую весть...

  - А не объяснишь ли ты мне, почему наше село так странно называется - Чуфарово? - как-то раз спросил ее Сережа.

 - Охо-хох... Как не объяснить, барин... Ничего в этом названии странного вОвсей и нетушки. А потому так округа наша зовется, что живет в наших симбирских да соседних эрзянских да мордовских лесах да болотах баба Яга-смурная тереньга.

 - Какое странное у нее прозвище - тереньга. Что оно значит?

 - А то и значит, что на лесном, чащобном, эрзянском языке болотная топь - это тергеньдавкс, а по-нашему, по-русски, получается просто и ясно - тереньга.  И вот сидит себе эта самая баба Яга-смурная тереньга у себя в велень кудо (в избушке, значит) на сараз пильге (на куриных ножках). Старая она уже совсем стала - опельгенная - это по-мордовски, по-нашенски, обезноженная, значит... Ходить-шастать по лесу - поясницу ломит! Только в ступе летать и может, помелом махать да воздух под ступу поднавёрстывать! И, как я, она тоже целыми днями прядет. Да только не пряжу, а из трубы черную сажу! И прядет она не нитки, а ядовитую злобу-хворобу да людям смерть да убытки! Сидит себе и всё - молчок. А то вдруг завоет себе под нос-крючок! Завопит: 
 Сижу, пряду свою пряжу.
 Не на подарок, не на продажу -
 А добрым людям жизнь гажу!..
  Вот так гундосит сама себе день, другой. Скучно! Никому никакое благойстэ (зло, значит, по-мордовски) не приносит. Надоело ей так прясти - костями трясти! Ну, тут и находит на нее тошнаямо - это так говорится опять же по-эрзянски да по-мордовски. А по-русски, оно выходит, что, значит, тоска неимоверная ее обуяла! Сельгемс (плюнула) она на такую жизнь! И нечем ей саму себя эльнемс (развеселить). Трясина вокруг непроходимая! Безлюдина - нелюдимая! Ширь - неохватная! И жизнь здесь нескладная!.. И обитают в тех лесах не всадник и не пеший, а один только леший! Да еще страх-страховный, да еще ужас греховный! А трясина по-эрзянски это - пезнака. А в трясине этой водится лишь похожие на маленьких крокодилов тритоны (на эрзянском - ведьметьказы). Да еще раужо педлейки (по-нашему, по-русски, то есть, черные пиявки). С ними не повеселишься! А за топью-пезнакай лишь карчвирь - бурелом -  да новая пезнака и снова карчвирь... Вот и выходит, что сплошь пезнака и карчвирь - дожди, болота, сырь... Да еще медведь - овто. А дальше - уж и незнамо кто... Голодные волки - вачо мушкай - воют! Страшный, гиблый сеське пандо-чирей (край)... Сеське - это по-ихнему "комар". Ну, то есть, получается, что он сосёт, значит... А "кровь" по-ихнему, по-эрзянскому - "верь". Получается, почти как по-русски: если я тебе верю, то, выходит, мы с тобой становимся людьми одной веры - христианами, стало быть. Во как! Ну, значится, взяла Яга-тереньга волшебное чавачамо - зеркало, глянула на себя, а в нем отражается, какой она в молодости была: вся дугай - красивая! Киське (кожа) ловонь (нежная), ашо (белая)! Черть (волосы) ашинька, по-нашенски - блондинка! А теперь пря чертне стясть дубушки (волосы стоят дыбом)! И стала Яга шержев (седая) пря (голова)... И не рожа, а - мукоро (задница) какая-то! Тьфу на нее! И срамно про такое и говорить-то!

  - А как на эрзянском будет "борода", знаешь? - вдруг спросил Сережа.

  - Почему же не знаю. Как раз очень хорошо знаю. Это будет "сакало".

  - Невероятно! - аж закричал Сережа. - А по-тюркски "борода" - это "сакал". Получается, что почти одно и тоже.

  - Получается, что - да... - задумчиво ответила Пелагеюшка.

  - Но почему же - так? Ведь тюркский и эрзянский языки совершенно разные, а некоторые слова в них - одинаковые. А? Что скажешь?

  - Ой! Охо-хохушки... - тягуче вздохнула Пелагеюшка. - А вот что тебе, молодой барин, на это сказать, и сама не знаю и не ведаю... Это теперь одному только Богу известно... - И она по привычке изрекла очередную свою присказку, - уходи скорей, зима, наступай масленица! Указуй нам, где правда, а где напраслица...

  - Какой все-таки странный этот язык - эрзянский... - изрек задумчиво Сережа.

  - Не то слово, барин! Уж такой заумный да заковыристый, что ажно зубы ломит, когда его запоминаешь! Да что ж тут поделаешь... Зато сказки на нем рассказывать - одна прелесть, да и только! Бывает, ничего и рассказывать не надо - знай только в сказках русские слова по-эрзянски говори, народ и хохочет! И далее меня рассказывать просит. А я тому и рада! Мне ведь - что? Я за мои сказки денег не беру - мне лишь бы народ немного повеселить. А язык у них очень гордый! Эрзяне себя любят - о! Самовлюбленные до краёв! Вот , скажем, почему они себя зовут "эрзя", ты не задумывался?

  - Нет, - признался Сережа.

  - А я у их стариков намеренно про это порасспрашивала. И они мне порассказали... Что "ар" - это был такой древний народ. И "ар" у них означало "земля". И до нас от них так и дошло слово "аратай" - крестьянин, стало быть. Я поначалу подумала, что это слово только эрзянское. А когда я жила в Астрахани, то и узнала, что - нет. Не только эрзянское. У них там, в жарких странах, это "ар" везде и всюду. И  персы - раньше они себя называли будто бы "парсы". Это значит, ведущие свой род от самогО Бога! А у нас "парсуна" - это икона. То есть всё сходится одно к одному! Дальше еще загадочнее... Есть такая маленькая страна Армения...

  - Да. Знаю, - откликнулся Сережа.

  - Ну так ведь и они тоже - "ар"! И столица у них - Эребуни. Тоже - "ар"! И еще есть народ такой - азербайджанцы. Так ведь и они - "ар". И Аравийская земля - "ар"! И арабы - "ар"! И даже евреи - хоть и немного переделанные, а и всё равно - "ар"! А еще на Востоке ручей это "арык" - то есть вода опять таки на "аре" - на земле. Ну и вот... И себя эрзянцы чтут очень высоко! Даже выше всех на земле! Мордовская гордость! У них жизнь - это "эрямо"! Чуешь? Эрзя - эрямо... А богатсвто - это "эрьме". Почти одинаково звучит-то. Так ведь?

  - Да, - соглашается барчук.

  - Вот и получается, что они, эрзя, - это и есть самый главный, самый живой народ на земле! А "эряза" по-ихнему - это: весёлые, румяные! -  прекрасные, то есть! А "богатый" - это "козя" или же, по-другому, "ярмаков"!

  - А, может, "эрямо" - это вовсе и не "жизнь", а - "ярмо"? - усомнился Сережа.

  - Ну что же... Может и  так... Кто ж их, бывших язычников, теперь разберет... Только вот мне самой кажется, что ярмо - это поначалу было вовсе никакое не тягло, а опять же "ар" - земля. Приспособление, чтобы на быках пахать. Раньше ведь не на лошадях, а именно на быках пахали. И на Востоке до сих пор это так - я сама картинки в Астрахани у хозяина видела. А женщина у эрзей - это "ава ломань".

  - Ава... ава... - шепчет вслед Сережа. - Все равно что у католиков обращение к Богоматери - "аве Мария"!

  А Пелагеюшка всё рассказывает:

  -  Языческая богиня любви у эрзи - Анге.

  - Почти как наш "ангел"... - изумляется Сережа.

  - Вот то-то и оно... Загадка... А "воля", "свобода" у них - "оля". И никакого начальства эрзяки над собой не терпят! И начальник или барин у них это одно слово - "чиряз". Чиряк, значит! Болезнь. Наказание! Когда от боли ни повернуться, ни охнуть!

   - Ну так что же про Ягу-тереньгу дальше? Рассказывай давай! - напомнил Сергей.

  - Ну что же... Можно и про тереньгу, мне это совсем не в тягость, а в большую радость. А дальше вот как было... Глянула она, Яга эта проклятая на себя в то самое зеркало-чавачамо да как увидела - ЧТО тама!.. Так и напал на Ягу гнев да кеж (злоба)! И начала она кроямс (материться), ну то есть, получается, нехорошими словами всех вокруг крыть! Да на людей ужакстомтыця (ужас) наводить! Например, лежит у матери в люльке эйкакш (грудной ребенок)... Ну, то есть, он всё время еще под себя какает... ничегошеньки не понимает... И вот Яга потошкамс (пошепчет), поколдует! Скажет: "Чуфырь-чупырь-пупырь-упырь!" Глянь! А в люльке уже и не дитя лежит! А там - мехень ляд-вардо-идемевсь (чёрт мохнатый) копытами теребит! Сиську требует! Ава ломань (мать), конечно, в ужасе! Кричит! Волосы на голове своей рвет! А Яга знай себе от счастья хохочет! И страшный голос у нее - как баяга (колокол)! На весь лес он рыкАчится! Такая вот гадина! Или вот другая ее забава: несут кулозь (мертвеца) на калмазырь (на кладбище, то есть).

  - Да-да, Пелагеюшка! - опять восклицвет Сережа. - Это слово - калмазырь - мне очень даже знакомо!

  - Откуда же оно тебе знакомо, солнышко ты моё? - сомневается та. - Слово это очень редкое, эрзянское. Оно только в наших симбирских да мордовских местах известно.

  - Так ведь мы, когда сюда из Москвы ехали, то деревню Калмаюр проезжали. А Калмаюр, как я понимаю, от "калмазырь" образовано.

  - Хм... Скорее всего, именно так... - соглашается с ним сказочница. И продолжает свою ёвкс (сказку). - Ну так и что же дальше-то?.. А вот что... Опять потошкамс Яга, потошкамс... опять прошепчет своё страшное: "Чуфырь-чупырь-пупырь-упырь!" Глянь! А мертвец-то из кандолазта своего (из гроба) и стямс (и встал)!

   - Кандолазт... - шепчет Сережа. - На "кандалы" похоже. Только кандалы - железные, а гроб - деревянный. А по смыслу одно и то же выходит: в кандалах человек - как в гробу! Как все равно что смерть к нему пришла!

   - Да, - соглашается с ним нянюшка-баюшка, - очень похоже... Какой же ты у нас молодец! Смышлёныш! Малый да ранний - чуткий до преданий! Ну и вот... Сельмензэ (глаза) у него, у покойника-то этого самого, конвсть (закрытые), а он яла теке (все равно) юргомс-кельнемс-якамс (ходит-бродит)! Ужас!!! Паз вий (божья сила)! А знаешь, как "злой" по-эрзянски?

  - Как?

  - Не поверишь, "благой"! Благой ломанось - это у них "злой человек".

  - Ну, чудеса! - не верит своим ушам Сергей. - Узнал бы про это наш знаменитый академик Ломоносов, он бы со смеху помер бы!

  - А "Бог" у них - "паз". Похоже на наш "Спас, Спаситель". Да-а... Много они у нас наших, русских, слов к себе перезАняли. Да и как же иначе? Мы же их, нехристей, язычников проклятых, крестили. Людьми сделали! А кто они до нас были?

   - Кто?

   - Лесной народ. Чудища безграмотные да мохнатые!..

   - Ну и что же дальше? - поторапливает Пелагеюшку Сережа, возвращает ее на прежнюю историю про Ягу.

  -  Ну и вот... Ври, Веремей, языка не жалей - слушай, Настя, про чужие страсти... А баба Яга вновь на весь лес баягачит (от смеха заходится-колоколится)! Вот в честь этого ее колдовского заклинания "чуфырь-чупырь-пупырь-упырь!" наше Чуфарово так и названо, милок ты мой маленький барин, золотце ты моё самоварное! Вот такушечки!..

 - Это что ж такое получается! - возмущается Сережа. - Христианское село - а названо в честь языческой старой ведьмы! Ее антихристовым заклинанием, что ли! Позор-то какой! И куда местные батюшки только смотрят! Почему императору нашему челобитную протестную жалобу не подадут?!

  - Охо-хох... Ну а что ж тут теперь поделаешь... - вздыхает сказительница. - Давно так прозываемся... С беззвестных времен... С Ноева ковчега - со всемирного потопа... Не нами так названо - не нам теперь и менять! Это уже навсегда! Как говорится, от потопа - до всеобщего гроба, до скончания веков, то есть! Вот ведь как... И таких нехристьских названий здесь многое множество! Всех и не перечесть! И одно страннее и чуднее другого. Тут не то что ведьмино заклинание, тут их мордовские деревни и "покойник", и " мертвец", и могила" названия носят... Только не по-русски, а по-эрзянски. Да еще по-чувашски. Одно слово - глухомань... Э-хе-хе... - тяжко вздохнула Пелагеюшка, - Не царское вам величество, а антихристово язычество... Вот взять, скажем, недалекую от нас речушку КарлА - это по-татарски. А по-чувашски - Хыррла. Вот, как думаешь, почему она так зовется?

  - Не знаю... - отвечает Сережа.

  - А потому так, что от татарского "кар" - "снег", то есть. И получается, что вороны кричат по-русски кар-р, а татарам слышится - "снег... снег..." И оно неправильно! Бессмысленно! И, значит, вороны по-татарски должны кричать "кар-ра! кар-ра!" - "черный". Потому что "кара" - это и есть у них - "черный" .

  - Да. Я знаю, - подтверждает Сережа.

  - Ну и вот... И получается, что "кар-ра кар-р" - это "черный снег"!.. Уже по-русскому.

  - Красиво! Поэтически! - восторгается Сережа. - Из ничего ты, Пелагеюшка, целую поэму сочинить можешь!

  - Или вот взять совсем другой случай - хоть соседнее село Тагай. Откуда у него такое прозвание, а? - спрашивает она Сережу. - И сама же объясняет. - А оттуда... Это уже не по-мордовски, а по-татарски. Еще при монголах появился в здешних местах бай не бай, а невесть кто - в общем маленький ордынский хан не хан, а так себе - маленький ханчик... И звали его как раз так, как надо - Тягай. Всё, что ни увидит - знай, всё себе в свои лапы загребущие тянул! Тварь - наипоследнейшая! Вот поэтому и запомнили его имя - Тягай. Тянет, значит. Ворует! Грабит! А кличку-прозвище он получил - Бездежский. Во как! Так с той поры то село и зовется - Тягай. Или же Тагай - это одно и то же. Память народная - она ведь, милок мой, батюшка наш, прочнее иного камня! Камень - и тот водой точится... И при том очень быстро. А народ как назвал что-нибудь подле себя, так оно тысячу лет и хранится, хотя нигде и никем не записано! Или вот взять, скажем, нашу речушеньку Барыш. Все думают, что она от слова "деньги, прибыль" так зовется, верно?

 - А разе нет? - спрашивает Сережа.
 
  - Конечно, нет! И вот почему не так. Названа она так не по-русски. А опять же по-татарски. Потому что от самого своего начала течет наша речушка себе всё прямком да прямком к самОй матушке Казани. И тут близ нашего Чуфарово возьми да и сделай она резко поворот к вам, к Москве. Вот этот самый поворот по-татарски словечком "борылыш" и зовется, что и означает оно то самое - поворот, значится. Вот этот татарский борылыш со временем у русских и стал - Барыш. А от  татарского ига и появилась у нас потом в сказках страшная Баба Яга - ее имя и есть переделанное татарское "иго"! А баба была поначалу вовсе и не бабой. А - дедом! Потому что татарское слово "дед" - это и есть "бабай"! Вот оно как! Да... Или взять, скажем художника Васнецова. Ты думаешь, его фамилия образуется от имени Василий или от нашего русского слова "весна"?

  - А разве нет? - удивляется Сережа.

  - Нет, конечно! А имеется такое красивое эрзянское слово "васенце" - "первый", значится. Васнецов - он ведь кто? Он - самый наипервый из всех русских художников расхудожник! Про народ картинки свои рисует. Да ведь как еще и рисует-то - залюбуешься! Всё там красиво! Празднично! Как на пасху! Вот потому он и есть - васенце!
 
  - Бабай... Тагай... Борылыш... - шепчет завороженно Сережа... Нравятся ему все эти непривычные эрзянские, да тюркские, да чувашские словечки-присказки, которыми в изобилии напичканы легенды, поведанные Пелагеюшкой.

  - Ну хватит на сегодня, батюшка ты наш, Сереженька, - говорит ему нянюшка. - Пора тебе и на бочок и баиньки. И добавляет свою очередную стихотворную народную присказку, -
Поворачивайся, барин ты наш, на правый бочок,
И к тебе во сне придет добрый старичок -
Расскажет свои небылицы,
Интересные и для мальчика, и для девицы...
Но не ложись на бочок левый -
Тогда во сне придет страшная дева -
Распустит седые свои космы,
И сон будет страшный и грозный!
И станешь ты тогда во сне кричать!..

 Но совсем не хочется спать Сереже. Чутко он прислушивается к каждому произнесенному Пелагеюшкой слову, ищет сокрытый в них второй, тайный смысл. К этому его приучило и образование, которое он получает в гимназии. Там тщательно и упорно изучают древнегреческий язык - он в ту пору среди дворян был очень популярен. Стихи раннего Пушкина просто перенасыщены именами всевозможных греческих богов! Вот и Сережа тоже по привычке находит в русских словах греческие корни и опять спрашивает няньку:

  - А что ты мне, моя милая Пелагеюшка, скажешь на такое: у здешней моей бабушки двоюродный брат носит имя Димитрий. Размышляю я, что оно произведено от имени древнегреческой богини Деметры. Она была богиней земледелия. И у нее было много прозвищ. И одно из них было - Мекона, что по-русски означает "маковая". Греки ее часто рисовали с цветами мака в руке. Мак - это тоже  символ плодородия. Но и в то же время символ бога сна - Гипноса. Другая моя бабушка, которая живет в Башкирии, мне рассказывала, что на Востоке из мака делаю опиум. Он ввергает людей в вечное блаженство и сон, который незаметно перерастает в смерть! И еще она мне говорила, что у нас, в европейской России, помимо мака есть еще и тайный цветок - пиун называется. Будто бы из него опиум капает, как из сотов мёд. Что ты можешь сказать на это? Есть ли среди местных сказаний легенда про пиун?

  - Как про такое чудо сказке не быть, - с готовностью ответила ему Пелагеюшка. - Конечно, есть!
 
  - Ну-ка, ну-ка, расскажи!

  - С превеликим удовольствием, барин! История эта давняя да и впрямки очень уж необычная... Аж мне самой интересно ее всякий раз рассказывать бывает! Только очень уж она длинная да странная. Ее рассказываючи да слушаючи, мы так с тобой и до утра не заснем.

  - Ну и ладно, - что за беда. Не заснем - и не надо. Ночку проведем с пользой!

  - Ну, коли так, то  паз-Спаситель, Бог с тобой... слушай... - и она сначала принялась как бы опять ворожить:
Крутись, крутись, веретено...
Темная ночка, не заглядывай к нам в окно.
А заявись в наше оконце
Румяное доброе солнце!
 Ну и вот... Живут близ Волги, в низовьях, но только на другой, более малой, чем Волга, реке, на Дону, необычные люди, и прозывают их - казаки. А произошло это прозвище от татарского опять слова "кара" - черный - да еще слова "зак" - "закрывать", "граница", то есть. Это означает, что русский царь казаков намеренно поселил там, чтобы они были для турок черной грозой и закрывали от них границу нашей земли. И был среди этих самых донских казаков буйный смутьян-атаман Степан Разин. Мне баится, что ему такую кличку дали потому, что кто-то в его роду раньше разиней-простофилей был... И вот прослышал он, Разин-то тот самый, Простофилин, что в наших эрзянских краях залегает где-то в глубине, но неведомо, где: то ли в земле, то ли в воде - золото! И ажно в преогромном его количестве! Оно и понятно. Тут совсем не трудно было и ошибиться. Потому что "золото" у эрзян - это "сырьне". "Зерно", "хлеб", значится. Ведь наши эрзянские, симбирские да самарские, края - самые что ни на есть наихлебные! Землица у нас - чернозём на чернозёме! Зимы - снегУщи! Сугроб сугроба толще да гуще! И летА с частыми дождям, не иссушающие. С Оренбурга да Астрахани кыргызские страшные мертвые суховеи до нас редко долётывают. А казаки и по-русски-то плохо балакают, а уж эрзянский для них - это и вовсе хрен тёртый! Слезы из глаз, а не язык! Но уж раз втемяшилось им в голову, что "сырьне" - это золото, то и направились они прямиком к нам. А у нас тут и впрямь что ни название - то "сырьне" или что-то на него похожее: тут тебе и Саранск, и река Сура, и село Сара. И Засарье тоже есть... И во всем этом казакам только богатство и слышится! Они даже свой, казацкий, новый клич для захваченных купеческих кораблей придумали. Слышал, поди: "сарынь на кичку!" То есть: золото из трюмов - наверх! На общий делёж!

   Вот так прошелся Разин по всей Суре, да только золота-то и не нашел нигде! Разозлился! И пошел он тогда с Суры уже на Волгу нашу матушку. Потому что Волга от слов "великая воля" образовано. "Велик вылк" у эрзян вовсе не "большой волк", а именно - "воля и Волга"! Ну и что же дальше? Да... - задумалась Пелагеюшка... А потом вновь начала ворковать-ворожить, -  крутись, вертись, веретено, как заведено... Сказывай сказку, Пелагея, - крути словечки, силушек своих не жалея! Ври-сочиняй - да всё про красную весну да светлый май! Ну, тут и опять прослышал Разин, что есть дескать на нашей Волге такой пиун-цветок, который на золото указывает: мол, где пиун этот растет - там оно, золото, стало быть, и закопано. И стал Разин со всей своей бандой этот пиун искать. И опять берет город за городом! Село за селом! Урозань буе за урозань буе! Урозань - это значит "русское". А "буе" - село. По-эрзянски.

  - Урозань - Рязань... - догадывается Сережа.

  - Верно-верно, - соглашается с ним Пелагеюшка.

  - А буе - это... это... - задумался мальчик, - да ведь это же село Буинск! Что ближе к Казани. Мы и его проезжали, когда сюда ехали.

  - Наверное, так, - не спорит с ним нянька. Ну так что же про простофилю Разина-то?.. А вот что... Крутись, крутись, пряслице - молоти напраслицу... Баю-ворожу я Сереже - чтобы ему интересно было тоже...  Прошелся он, наш милок-голубок, атаманский ходок, почти по половине Волге - от Астрахани аж до нашего Симбирска. Многих купчишек по пути опять же пограбил, немало крепостей пожег! Да только тень эйстэ аламо толкось - мало толку! Пиуна-цветка-то так и не сыскал... Опять осерчал Разин! Кричит на своих казаков: "Зря, что ли, мы столько верст исходили, столько вод избороздили-изволновали, чтобы какого-то волшебного цветка не сыскать?! А ну, казаки! Все чтоб шашки наголо! Всем врагам - секир башка!"  Да только уже поздно ему было орать-то! Ну, тут, значится, у нас, в самОм нашем славном граде в Симбирске, его самогО и всех его казачишек и того сАмого... И обломали! Кончилось у нас прямо здесь его уцяска (счастье)! И началось сплошное орма-риске(горе-печаль)!.. Погромили наши стрельцы-удальцы их всех, кара-чёрных, нАголову! А сам Простофиля-Разин был многажды прямо возле стен симбирского нашего кремля ранен! Истек он, бедный, кровью, стал безумен да и скомандовал всем: всё, мол! Хорош воевать! Айда к отступлению! Ну, тут и положили верные казачки, братья по грабежам, его всего окровавлЕнного в ладью да и пустились все в обратный путь - к своему шайка-лейка-перебандитскому Дону-перезвону, чтоб потом прямиком в гости к самомУ турецкому царю Додону... И вот плывут себе они, плывут... А по дороге прихватили волжского знаменитого нашего сказителя СУрожа-Епифания. Сурож - это его имя такое. А Епифаний - это прозвище. И означает его такое прозывание не что иное как тайное обозначение того, что он родом из нашей Епифании - так нынешний наш Волжский Ставрополь прозывался. И вот играет этот Сурож-Епифаний атаману Разину на гуслях, былинки всякие величальные ему тут же про него же сочиняет. Ластится к нему, значит. Золотишка себе побольше заработать на том хочет... Ну, тут его Разин и спрашивает:

   - А нет ли здесь у вас, на вашей проклятущей, огромной, как море, Волге, такого тайного всем известного пиун-цветка волшебного?

   - А то как же! Как такому волшебству у нас да не быть, в нашей-то глуши да тиши, - отвечает Сурож-Епифаний. - Еще да как есть такой. Наша жизнь неспешная - чудо наше здешнее!

  - Ну и где ж он?

  Ну, тут Епифаний и поет ему свою былинушку - им же самим сочининушку:

   - Как на Волгушке да на славной волюшке да всё гуляют светлы волнушки - славят нашу мирну долюшку! Ай, да как и есть на волжской посерёдушке да на островке, да в тамошней дубовой рощужке, ой, да тайная-секретная пещерушка. И ведет она прямёхонко да в подземное царствушко. И управляется в том царствушке чудушко-юдушко премохнатое. Мохнатущее да длиннолапУщее. И охраняет оно пиун-цветок денно-нощенько. А кто тот пиун-цвет разыскушечки да сорвутушки, тот на вечный свой век богатым и счастливым да и станюшко!

   - Ну и как же эту самую пещерку в то самое тайное подземное царствушко разыскати? - интересуется РАзинюшко.

  - Да очень простюшко, - отвечает ему Епифанюшка. - А нужнюшко бросити в Волгушку красну девицу-раскрасавицу! Ой, да и как пойдет она прямёхонько да и на свадебку к чуду-юдушке. И как увидит чудушко ее красОтушку, то он и взвоет от радости полным своим звериным рыком-голосом! Тут-то его по его рёву разыскать-словити и можнушко. И пиун-цветок сорвать и стать на всей земле самым разбогатеющим!

   Услышав про такое, хоть и был Стенька Разин вязан-перевязан и истекающ кровью, а вскочил он, зло схватил княжну персидскую, раскрасавицу-молодушку, которую с собой постоянно возил как жену свою и рабыню одновремЕнную, да и бросил ее в Волгу! И утопла она, бедная, тутушко же!.. Потому что была вся золотом да тяжелыми камнями да жемчугами с головы до ног украшена да обвешана. Но так и не взвыл от радости Чудо-юдище... Не обозначился... Не раскрыл, где тайное волжское обиталище его сокрывается...

   - Что же, выходит напрасно Разин утопил княжну? - спрашивает Сережа.

   - Получается, что так, - подтверждает Пелагеюшка и баюкает его, - Ну а теперь спи-засыпай, моё золотце. - И сама же первой, сидючи перед его кроваткой, и заснула...

   Но не спится Сереже... Всё думает он и про пиун-цветок, и про чудо-юдо пещерное... А когда он вырос, а потом стал уже и старым, то и вспомнил эту сказку Пелагеюшкину и написал по детским воспоминаниям да со своими прибавками новую-иную-подобную сказку. И назвал ее "Аленький цветочек". И прославила эта самая главная в жизни Сергея Аксакова маленькая сказка его громкое имя по всему миру и на веки вечные!

   На веки вечные - да всё про края волгоречные! Да про дела тайные, сердечные. Да про были-сказки беспечные...