Карпов, золотце! Глава 8

Весь день дома не было интернета. Звонки в офис провайдера не помогли. Ничего сделать не можем, у нас здесь показывает, что интернет у вас есть. Наверное, помеха с вашей стороны. Вы точно подключили роутер?
Точно подключил. Я подозревал, что это за помеха.
Весь день провел в стиле начала нулевых, когда интернет не вошел еще в каждый дом, а телевизор уже тогда начал терять репутацию. Много читал. Перед ужином сходил на спортивную площадку во дворе соседней школы. Понял, что растерял все накопленное за годы хождения в зал. Тут, к сожалению, не как с велосипедом. Подтянулся десять раз и чуть не умер. Брусья пошли куда лучше - пятнадцать раз. Пробежал пару кругов по стадиону. Пока бежал, за мной следила стая бездомных собак. Какая-то новая стая, сформированная не из детей и родителей. Самые разные псинки лежали в траве, поднимали головы, когда я пробегал по виражу мимо них. Но бежать следом они не думали: слишком жарко.
Вернулся домой и читал до самой ночи. В тот период я читал Пелевина. После прочтения внутри оставалось чувство, какое зарождали пары по философии на втором курсе: безумно интересно, а делать-то с этой информацией что?
Когда включал будильник на телефоне, уже понимал, что проснусь ночью. Может даже здесь будет Лена и она увидит чудеса, которые Паша сотворил с телефоном. Под одеялом было жарко, без одеяла по ногам сквозил ветер, через щели в балконной двери. Укрыть только ноги - варварство, если уж укрываться, то всему. Никаких полумер. Все или ничего! Принцип работающий как с одеялом, так и с натриевыми каналами в клетках живых организмов. Ровно по такому принципу я поступал в университет. После школы я отправил документы в один единственный ВУЗ. Даже второй факультет я указал только потому, что этого требовали правила. Те, кому я об этом говорил, спрашивали: что бы я делал, если бы не поступил? Ничего. Все или ничего, я же уже сказал. Ровно поэтому я подал документы только в одну ординатуру в одном вузе. Второе направление написал, точно также - этого требовал порядок. Что делать если не пройду? Ни-че-го.
Уснуть не получалось. Подушка казалась жесткой, одеяло жарким, а простынь липла к телу. Провозился так с час, боролся с жарой  путем перекладывания конечностей на еще прохладные места. Собственные мысли казались слишком громкими , решил хотя бы последние приглушить. На моем ноутбуке в тот момент не было ничего подходящего. Только кучи текстовых документов и несколько РПГ-игр, в которые было приятно окунуться на непродолжительное время: буквально неделю спустя, когда я замечал за действиями персонажами четкие алгоритмы, они вызывали настоящее отвращение. Я взял ноутбук Лены. Открыл папку «Фильмы». Много всего. Как ни странно, в основном ужасы. Под визги женщин и детей уснуть трудно. Тогда прибегнул к самому надежному средству, которое усыпит среднестатистического мужчину не хуже галотана.
Включил случайную серию «Секса в большом городе». Сюжет меня не интересовал, мне нужно было слышать какой-нибудь бубнеж возле уха, чтобы заглушить бубнеж по другую сторону барабанной перепонки и стенки черепа - мой собственный.
Пока сон не навалился, я просто смотрел. Сериал - эскапизм в чистом виде. Четыре подруги, - у Лены была, пожалуй, только одна подобная подруга, - только и делают что ходят по кафе, магазинам, свиданиям, чаще всего с внешне привлекательными мужчинами, у которых какая-нибудь пакость обнаруживается не под рубашкой или в трусах, а в скорее в характере. Серия закончилась слишком быстро, сон не успел даже подступить к векам. Я включил автовоспроизведение и через три серии начал проваливаться. Сначала я упускал части разговоров, затем выпадали целые сцены, наконец, я ощутил, что поток мыслей развивается сам. Перестал заниматься рефлексией, чтобы не спугнуть наступающую дрему и пустил все на самотек.
Миг спустя, - субъективный миг длился пару фактических часов, - я очнулся. Открыл глаза. Я лежал на боку, одеяло зажал между ног, подушку я почему-то сдвинул к краю дивана. Фонари за окном заглядывали в комнату, заливая ее рыжим светом. Типичная картина для глубокой ночи, но кому же понадобилось сверлить в такое время?
Перевернулся на спину. Протер глаза. Звук сверления перерос в звон.
- Конечно, - сказал я, - ну что там?
 Я потянулся за телефоном ровно в тот момент, когда он начал опять вибрировать, и так вышло, что он сдвинулся ровно настолько, чтобы я коснулся его только кончиком пальца. Я потянулся опять но взял чуть левее, и промазал, а когда коснулся его началась новая вибрация и я только потянул один его угол, отчего он прокрутился.
- Твою мать, - выругался я на корейский гаджет.
Пришлось встать. Телефон вибрировал и звенел, но экран ничего не отображал. Взял устройство, держал его специально экраном вниз, и лег с ним в кровать. Не спешил читать. Вибрация не прекращалась, звон, следующий за ней - тоже. Так мы и лежали вдвоем. Я сжал его в руке, а руку спрятал под подушку. Пролежал так минут пятнадцать, пока не ощутил, что уже мозг начал вибрировать в черепной коробке. Вспомнил, что зарядки у меня оставалось около десяти процентов. Пролежать в заблокированном состоянии до утра, чтобы на последнем издыхании сыграть мелодию, он мог, но вибрировать так, на протяжении двадцати минут - вряд ли. Даже стало интересно, на скольки процентах он это вытворял. Достал его из-под подушки и посмотрел на экран.         
Дорогой Карпов Александр.
Я вздохнул. Но делать нечего - читать уже начал. Кстати, вибрация тут же прекратилась, но осознал я это ближе к концу сообщения.
Вы невероятно мне помогли. Приятно, что Дима обрадовался услышанному. Очень рада, что он вспомнил о нашем детском уговоре, который я выполнила, хоть и с опозданием. Павел рассказал мне, что Диму похоронили на другом кладбище, но мы с ним точно встретимся после бюрократии небесной канцелярии - это уж без сомнений. Уверена, он будет рад. Не так, конечно, если бы мы с Вами его не предупредили, но все же. А то, что вы с Викой поругались - так это ничего. Она у него шумная девочка. Всегда такой была, пожалуй, теперь и будет до конца. Вы очень мне помогли, а потому мне неловко просить вас о следующей услуге...
Следующей? Каким образом я оказался вовлечен в исполнение предсмертных желаний чужого мне человека? Я даже не успел осмыслить свой вопрос, как продолжил читать, словно глаза сказали мне: «Хватит отвлекаться».
Так вышло, что у меня остался еще один друг на Вашем, Александр, свете. Я точно не могу сказать, где он и что с ним, но Павел сказал, что он непременно еще жив. Не знаю, откуда в нем столько уверенности. Если это так, то я уверена, что он сейчас в еще менее завидном положении, чем был Дмитрий Евгеньевич, когда вы познакомились, ведь у него хотя бы была дочь. А потому я бы попросила Вас, если не затруднит, приютить моего последнего друга на Вашем, Александр, свете. Павел заверил меня, что это ненадолго, к сожалению для меня, но к счастью для вас. Будьте добры, разыщите Степу и позвольте ему пожить с вами. Если Павел прав, вы лишь скрасите последние мгновения его жизни. Он снова ощутит себя любимым, ощутит себя нужным - разве не это счастье для любого живого существа, Александр? Он жил со мной до самой моей смерти, а из-за того, что она была столь внезапна, я не успела договориться о нем хоть с кем-нибудь. Думаю, вам стоит начать поиски с моей прежней квартиры. Пишу адрес: улица Спортивная 48/б квартира 18. Код от дверного замка «5-8-1-3», если не поменялся, но наш замок славится постоянством. Тройку заедает - давите посильнее. Спросите соседку, знает ли она что-нибудь про Степу. Думаю, она его прибрала, хоть ненадолго. Заранее благодарю, Александр. Не думала, что найдутся еще такие отзывчивые люди, готовые помочь человеку даже после смерти. Кстати, запаситесь большим числом газет. Благодарю Вас за участие.
С уважением Антропова Нина Васильевна.
- До свидания, - прочитал я вслух. - Хрень собачья!
- Что?!
Я чуть не упал с кровати. Все это время около меня стояла Лена. Она не включила свет, когда вошла в комнату. Я посветил на нее экраном телефона. Лицо у нее было такое, будто бы перед ней лежал незнакомый мужчина, который забрался к ней в кровать, и ладно бы хоть красавец из рекламы мужского шампуня или пены для бриться, но вместо него лежал потный, щурящийся от света телефона, двадцатичетырехлетний переподросток недомужчина. Не мог понять, что она так скривилась, пока не проиграл в голове последнюю сказанную фразу, которая еще эхом звучала в мышечной памяти языка и губ.
- Что ты сказал?
- Лен, я же не тебе.
- А кому? Я тут десять минут с тобой говорила, и ты хочешь сказать, что «До свиданья, хрень собачья» было не мне адресовано?!
- Да я тебя вообще не слышал!
Как же я сглупил. Уже после сказанного я решил, что лучше было бы выкручиваться исходя из того, что это сказал ей, ведь тогда это была какая-никакая, но реакция на ее слова, пусть и упущенные мной. Я же выставил все так, что ее монолог длинной в десять минут я вообще не слышал. Будто для меня ее вовсе не существовало. Но я ведь действительно ее не слышал. И разве прошло десять минут? Я так долго читал сообщение? Тут же перед глазами возник весь текст целиком. Смысл явился не по кусочкам, а как огромный снежный ком, упавший на голову с крыши. Найти Степу, искать по адресу Спортивная 48/б квартира 18, код от двери «5-8-1-3», спросить соседку.
- Саш, ну ты вообще охренел!
Я понял, что все это время она опять что-то говорила, но что - осталось для меня загадкой.
- А?
- Ты, ****ь, издеваешься?!
- Нет, просто... голова другим занята.
- Твоей девушки не было целый день дома, а ты даже не спросил, где она была. Ты мне ни разу не позвонил. Хрен с ними со звонками, ты даже сообщение не написал! А вдруг я была на вписке, где меня пускали по кругу. Ты об этом не подумал?
- Нет, - честно ответил я.
- А вообще о чем ты думаешь, Саша? О чем?! В твоей голове вечно не хватает места для нас, только ты родимый. Какие-то твои загоны. Твои тараканы. Там нет места для меня? Молчишь? Ты всегда молчишь. Закрылся в этом немом панцире и сидишь. Мне больно, Саш. Больно от всего этого. Ты знаешь, что я плакала сегодня?
Я вспомнил, как она однажды плакала из-за фотографии щенка, который просто лежал, положив морду на лапки. Он не страдал, просто лежал.
- Ты очень сентиментальна.
- А ты нет. Ты у нас человек рациональность. Как же это задолбало...
Она вышла из комнаты, прихватив халат. Включилась вода в ванной. Спустя двадцать минут она вернулась, я за это время трижды прокрутил в голове сообщение. Каждый раз я вспоминал его точь-в-точь. Когда я включил телефон, чтобы проверить на месте ли сообщение, оказалось, что он разрядился.
Высушив голову, Лена легла в кровать. От нее пахло гелем для душа со вкусом шоколада. И еще персиком - это, вроде бы, крем для лица.
- Ты вкусно пахнешь, - сказал я, не зная зачем.
Она хмыкнула.
- Где ты была?
- У Насти. Теперь тебе интересно стало?
- Я знал, что ты не наделаешь глупостей, Лен. Ты не из тех, кто ходит на вписки. Ты намного умнее.
- Иногда мне кажется, что ты вообще не знаешь какая я.
А она права, подумал я и все равно придвинулся к ней.
- И что ты теперь хочешь?
Я знал, что она не может уснуть на спине. Однако лежала она именно так, хотя ругаться больше не собиралась. В голосе пропала язвительная интонация, говорила она плавно, пусть и с некоторым жаром в словах, но это звучало скорее как призыв, нежели агрессия. Она больше не чеканила каждое слово, будто закладывая в него двойной а порой тройной смысл. Когда она настраивалась на ссору, слова летели отрывчато, точно выстрелы из полуавтоматической штурмовой винтовки.   
Иногда наши с ней отношения напоминали мне тонущую лодку, в который мы стояли оба. Мы то метались к ведрам, чтобы вычерпнуть накопившуюся воду, то забирались на разные борта, готовы спрыгнуть, но никак не могли этого сделать, ведь считали, что плыть в одиночку не сможем, хотя здравый смысл говорил об обратном. Иногда у нас выходило убрать большую часть воды, и, казалось бы, тут-то отношения должны пойти на лад, но мы лишь сильнее могли различить поломку - огромную дыру, выеденную косяком пираний, которых мы сами подкормили.
- Чего тебе надо? Обнимаешься теперь?
Я слышал, что она улыбается. Хоть и отталкивает меня, но только затем, чтобы раззадорить. Завести.
- Я зла!
Уже нет, думал я. Теперь мы хотели одного и того же. Зачерпнуть побольше воды и выплеснуть ее за борт. Пятнадцать минут спустя мы легли на мокрые простыни. Я еще сильнее ощутил зияющую пропасть между нами.
- Надо на почаще ругаться, - сказала она. - Так секс выходит более чувственным.
- Куда уж чаще, - зевая, сказал я.
Она возмутилась, но я уже ничего не слышал: после секса сон наваливался сто пятидесяти килограммовым борцом сумо. Лена повысила голос, а я слышал эхо собственного храпа - последний признак сознания, готового оторваться от головы, и не мог разобрать ее слов. Не хотел.
На следующее утро я вспомнил о ночном сообщении. Поискал в телефоне следы - ничего. Паша снова наколдовал. Гребанный кладбищенский Мерлин. Зачем вся эта ернуда? К чему это представление? Я решил, что Паша таким образом пытается создать ореол таинственности, чтобы некоторые, как говорил профессор топографической анатомии, дремучие крестьяне решили, что с ними действительно говорят с того света. Но я не дремучий крестьянин. Шесть лет медицинского университета! Где уж тут быть дремучим...
Ночное сообщение, как по заказу, промелькнуло перед глазами, или скорее перед затылочными долями головного мозга. Степан. Он должен скоро умереть? Но откуда это знает Паша. Получается, он, действительно, разузнал что-то о Степане. Так чего же он сразу мне не сказал? Еще важнее, почему же он сам этого не сделал? Приютил бы человека в своем сарайчике.
Тут я сам понял, что несу полнейшую чушь: умирающи человек, который скоро отправиться на тот свет должен доживать дни в сарае на кладбище. Чтобы из окна сразу присмотреть себе будущее и последнее «койко-место». 
Идея пришла сама собой. Так легко, будто караулила за углом, как мышонок Джери, с занесенным над головой металлическим предметом больше его самого в десять раз. Я ведь могу помочь устроить его в хоспис. Теперь там другие порядки. Всех душегубов уволили. Дело пошло на лад. Если раньше фраза «хоспис - это про жизнь» звучала, как насмешка, то теперь устройство отделения паллиативной медицины действительно приближалось к желаемому.  Я все еще общался с Гошей, он мне и рассказал, что в конечном счете изменения, спровоцированные моим выступлением на научном кружке, пошли на пользу всем, кроме главврача, старшей сестры и еще пары приближенных. Я позвонил ему и спросил,  что нужно для того, чтобы человека определили к ним. Он оставил мне инструкцию. Спросил, зачем мне это надо, и не собираюсь ли я устроить новый переворот, но я успокоил.
- Пока нет.
- Хорошо. Пока мы с тобой не общались тут столько всего случилось. У нас теперь еще пара отделений открылась. Глава департамента сама когда-то работала в это сфере и теперь взялась за устройство хосписов. Один уже открыли. За пару месяцев, представь! Можно же, когда хотят. Вообще, я подумал, что это типичная ситуация, да?
- Какая именно?
- Ну, помнишь, говорили, что когда министром была акушерка - строили перинаталки. Когда пришла невролог - инсультные центры. Выходит, на местном уровне это тоже работает.
- Выходит, что так.
Гоша пригласил меня выпить пива вечером. Я согласился. Тот наш конфликт разрешился вполне мирно. Я решил, что несмотря на то, что он принадлежал совсем к другому виду людей (членоцефал), это бросалось в глаза только при контакте с женщинами, поэтому мне стоило лишь оградить свою девушку от его притязаний. Я верил, что этого достаточно. 
Так как после того, как мы оба съехали с общаги, мы еще ни разу не пересекались, я спросил, где он живет. Я только знал, что живет он далеко от центра, у своей девушки. Он сказал, что она скоро уедет к родне в деревню, и мы сможем выпить пива у него дома.
- Погоди минутку, - сказал он. Я слышал, как он спросил ее напрямую, когда она уедет, чтобы он мог спокойно попить пива. Она сказала, что в пятницу - то есть завтра - и на все выходные. Это он мне и сообщил.
- Давай адрес.
- Спортивная...
- Погоди...
- Ты писать разучился за месяц?
- Нет. Спортивная? Улица Спортивная?
- Да. Это просто в ****ях, Сань. Тут одни старперы живут, ну, собственно, Танюхе моей квартира досталась как раз от бабки. Прикинь, да, на работе бабки и тут бабки.
- Ладно, что там дальше?
Он назвал мне адрес. Не тот, что фигурировал в сообщении от Нины Васильевны, но тот факт, что совершенно случайно я должен был оказаться в другом конце города, на той же улице, что и в сообщении, настораживал. Соовпадение с хосписом, куда меня отправил преподаватель, теперь вот это... Еще чуть-чуть и я готов был поверит в мистику происходящего. Будто кто-то подстраивал события таким образом, чтобы мне не приходилось менять планы, ради выполнения загадочных поручений, передаваемых через Пашу. Будто бы кто-то устраивал все так, чтобы я это сделал мимоходом. Раз тебе все равно в ту сторону, так почему бы не... Только вот, что действительно цель моей поездки на другой конец города? И разве уже я решил, что помогу некоему Степану?
- Эй!  Ты записал, нет?
- Да, да. Записал. Во сколько подъезжать?
- Часам к шести, думаю нормально будет. Тебе как?
- Подойдет.
В приложении я посмотрел, где находятся оба адреса. Гоша жил в двадцати минутах ходьбы от адреса из сообщения. Раз уж все так складывается, почему бы и не заехать, справиться о Степане. Может уже некому помогать. Вдруг Паша опоздал с этим поручением на год, и теперь соседка даже не поймет, о ком идет речь. Но раз уж по пути - заеду. Тем более, что процесс определения человека в хоспис оказался не таким уж и трудным. Вопрос двух дней, пусть даже трех, с поправкой на приступ бюрократической лихорадки, который в России поджидает на каждом углу, как все тот же самый Джерри с занесенной над головой лопатой или крышкой от мусорного бака. 
Я сказал Лене, что поеду к одному приятелю, чтобы помочь кое-что сделать. Она решила, что помогу с ремонтом, хотя я ехал помочь ему расправиться с тремя литрами «Трое в лодке».
Выехал я заранее, чтобы успеть заглянуть по адресу из сообщения. От моего дома до улицы Спортивной не ходил прямой автобус. Пришлось выйти воле ЦУМа. Будто бы власть решила, что негоже простому человеку перемещаться по периферии города - он ведь так не увидит места где можно оставить заработанные на двух работах деньги! Он же так обойдет стороной все главные отделения банков, где ему обязательно нужно взять кредит, на который он рядышком - какое совпадение! - купит большущий телевизор, чтобы из него ему насрали в глаза и уши. Двойное проникновение в цифровой век куда изощренней.       
Приложение подсказало, что выйти мне следует на остановке Потанина. Однако метка скакала по разным частям города, так что пришлось прибегнуть к такому варварскому способу, уже позабытому, а оттого неловкому. Я спросил водителя, где эта остановка. Он сказал, что тормознет. Так и сказал:
- Тормозну.
И тормознул. Не знаю по каким ориентирам он это сделал, но я вышел из автобуса на тротуар, где даже не было выемки под автобусную остановку. Как и ее самой. Даже знака за худыми кастрированными тополями не поставили. Либо все и так знали, где эта остановка, либо она никому уже не нужна. Улица Потанина пересекала Спортивную, видимо, это какая-то тонкая отсылка к тому, что Потанину до спорта было перпендикулярно. И хоть названия улиц были разными, лицо у них было одно. Я даже пошел не в ту сторону, пока не сверился с табличками на домах. Метка в приложении по-прежнему указывала на другой конец города. Вся окраина одинакова, убеждало оно меня, но я сам рос на окраине и понимал, что это вранье.
Улица Спортивная не имела к спорту никакого отношения. Вдоль узкой дороги стояли двухэтажные дома. Некогда желтые, зеленые и красные, а теперь серые, серые и серые с редкими неотвалившимися островками краски, которая держалась только на... Бог его его знает на чем. Наверное, на том же, на чем держались и козырьки подъездов, от железобетонного каркаса которых остались только тощие прутья, обернутые сорняком. Из стен домов торчали старинные антенны-чебурашки. Из чердаков вылетали голуби, описывали круги над выходящими из подъездов бабулями и возвращались обратно, не получив ничего. Во дворах только бабули и ходили. Даже на примере моей семьи я заметил, что мужчины не доживают до преклонных лет. Все они курили и пили, конечно, только по праздникам, а праздники они отмечали каждый день. Отмечали тот факт, что у них еще есть деньги на водку и сигареты. Подумал, что вместо заявленных полутора литров, выпью литр.
В одном из дворов я обнаружил интернат. Здание за высоким забором из железной сетки, очень похожей на пружины из раскладушек, используемые в детских садах. «Веселый край» прочитал я. Только ничего веселого за забором не было. Возможно ли в принципе веселье за забором?
Прошел еще через пару дворов, ограниченных двухэтажными домиками. Из-за обилия бабушек каждая клумба цвела. Каждый подъезд словно участвовал в выставке цветов. Возле каждой хоть как-то организованной клумбы ютилось по бабульке. Каждому цветку по шмелю, каждой клумбе по хозяйке - правило которое соблюдали свято. Некоторые хозяйки широко расставляли ноги, чтобы наклониться, другим не приходилось, ведь они в таком полунаклоне жили ни первый год из-за искривления позвоночника. И опять не одного деда. А где деды? На кладбище. Кто-то в хосписе. Лишь одного я встретил, пока шел к дому 48б. Он стоял возле угла дома и мочился на него. Он обернулся, посмотрел на меня сквозь толстенные стекла очков. Не уверен, что он хоть что-то увидел. Закончив, он пошел куда-то через кусты, а костыль оставил у стены дома, на которую только что помочился.
- Вы забыли костыль! - крикнул я ему.
- Иди на ***! - крикнул он в ответ.
Со стороны клумб послышался смех старушек.
Дошел до нужного дома. Он ничем не выделялся из окружение, разве что на одном из балконов стояла клетка с попугаями, рядом с ней сидел белый кот. Он смотрел на птиц без интереса и иногда дергал ухом, отгоняя шмеля, который принял кошачий орган слуха за неизвестный и своенравный бутон. Над последним подъездом маркером на уровне моей груди кто-то обозначили номера квартир. С тринадцатую по восемнадцатую. На железной двери висел замок. Мне таким пользоваться не приходилось. В моем подъезде деревянную дверь сменила дверь на магните с домофоном. Теперь я видел упущенный элемент эволюции. Звено, прошедшее мимо меня.
- Пять, восемь, один, три... - тройка не нажалась. - Три! - надавил я сильнее.
Дверь открылась. В подъезде свет не горел, но с такими огромными окнами необходимости в этом не было. Да и этажа было только два. Уверен, жильцы могли найти квартиры наощупь, обойдя все ямки и неровности ступенек, не раскрывая глаз, пораженных катарактой.   
На первом этаже приоткрылась дверь одной из квартир. Никто не вышел. Из темноты квартиры на меня смотрело привидение: женщина с белыми, растрепанными волосами, в такой же белой сорочке. По всей сорочке некий художник рассыпал рисунки всех цветов, какие только смог выдумать. Хорошо, что тот шмель занят кошачьим ухом и не видит этого поля обмана.
- Добрый день, - поздоровался я с привиденьем. Оно не ответило, что ожидаемо. Но и не набросилось - что подозрительно.
- Все в порядке? - просил я стража подъезда.
- Герман? - спросил она.
- Нет, я не Герман, - сказал я и закрыл подъездную дверь за собой. - А кто такой Герман, это ваш?..
Дверь тихо закрылась.Что-то брякнуло. Надеюсь, это были не кандалы, а дверная цепочка. Но звук получился очень громким. Даже слишком. Все потому, что в подъезде больше не было звуков. Вообще. Я даже замер. Остановился на первой ступени. Прислушался. Никаких звуков. Будто я оказался в вакууме. В нашем подъезде с Леной вечно слышны голоса соседей, плачь детей, лай собак. Когда плакал соседский мальчик, я слышал, как его успокаивал отец: он начинал кричать, словно индеец, но от этого ребенок плакал только громче. В третьем подъезде на улице Спортивной дом 48б - звуков не было. Казалось, что вот-вот в левом нижнем углу моего периферического зрения появится значок в виде перечеркнутого динамика. Я покашлял. Только для того, чтобы убедиться, что звук может распространятся в этой густой среде, в замершем времени и неподвижном холодном пространстве. Кашель долетел до второго этажа, ударился обо все углы, залетел во все щели в стенах и вернулся ко мне. Шаги мои разносились, как мне казалось, по всему дому. Бабушки в тот момент, должно быть, смотрели с ужасом на свои чашки с чаем, по которым расходились круги. Сами они давно передвигались в режим стелс - не отрывая ног от земли, разве что стоны могли выдать приближение пожилого ниндзя. А тут кто-то ворвался в их сонное царство, кто-то настолько наглый, что посмел подняться на самый второй этаж и постучать...
Я бы позвонил, но вместо звонка из крохотной пластиковой коробки торчали два проводка. В фильмах машину заводили путем замыкания похожих двух проводков. Я побоялся проверять свое предположение о работе звонка. Постучал. На первом этаже опять зазвенела цепочка и скрипнула дверь. Мне никто не открывал. Я постучал еще раз. По ту сторону мякнул кот. Щелкнул замок, за ним другой, за ним еще один и еще
- Кто там? - послышался голос.
- Здравствуйте. А... я... скажите, пожалуйста, Степан живет у вас?
- Кто?
- Степан. Он у вас живет? Мне сказали, что он может быть у вас.
- А кто сказал?
- Антропова Нина Васильевна.
- Чав-о-о-о?
- Это что-то вроде части ее завещания. Запаздавшей части. Она просил, чтобы я позаботился о Степане.
Дверь приоткрылась. Из квартиры выбежал белый кот - тот самый, что дразнил шмеля розовым ухом на балконе.
На первом этаже тоже скрипнула дверь. Кот побежал по ступенькам вниз. Я услышал тихое «Герман?» и дверь закрылась.
- Ну вот, - сказала пожилая женщина, язык не поворачивался называть ее бабушкой, - теперь его силой не отберешь. Вы, значит, за Степаном. За Степашкой? Ну он, знаете, давно тут не живет. Я его отдала. Уже год где-то или чуть больше. Нет, точно - год! Ко мне тогда пришел Кефир. Тот, который только что убежал.
- Думаю, он забежал к той бабушке с первого этажа.
- Понятное дело, куда ему еще деваться? В общем не помогу я вам, Степана тут нет.
- Вы сказали, что отдали его - это что значит?
- Ну, то и значит. Отдала. Все его вещи взяла в одну руку, его самого в другую и отдала девушке той.
- Взяли в руку и отдали девушке? А Степан это...
- Он, знаете, последнее время гадил посреди комнаты, и ослеп на один глаз. Еще и кричал постоянно. Жизни с ним не было. Я его кое-как год передержала, но с меня хватило, он и на попугаев кидался. Точнее на звук. Бегать-то он не бегал, но хромал, как мог. Бился об углы стола, на котором клетка стояла.
- Он что, кот?
- Собака. Эта, китайская такая... лицо на пельмень похоже...
- Мопс что ли?         
- Во! Так и есть. А вы думали, кто он?
- Ну, мужчина.
- Так он и не девочка. Не сучка, как бы. Пацан и есть. Не знаю, как там у него теперь с причиндалами, а то он писал через раз. Но каждый мимо газетки. А гадил он вообще...
- Посреди комнаты.
- Точно. Я думаю, молодой человек, что он уже того. Помер поди.
- Что ж. Хорошо, спасибо.
- Вот уж не за что, - сказал она и закрыла дверь.
Степан оказался собакой - да еще и мопсом. Вот это поворот. Я стоял на площадке переваривая информацию. Глаза невольно поднялись и я увидел дверь, обитую черным кожзамом, с круглыми блестящими шляпками в глубинах швов. Дверь поседела от пыли. На стенке почти у самого пола кто-то нацарапал «А+В=Л», чуть выше «Арина супер!!!». Я подошел ближе. Взялся за ручку, похожую дно граненного стакана. Глупо было ожидать, что дверь откроется,  она и не открылась. Ногой я подвинул коврик перед входной дверью. А вдруг там был ключ. Понял, что творю что-то нелепое и уже развернулся, когда дверь позади открылась.
- Вы чего делаете?
- Смотрел на дверь.
- Зачем это?
- Просто, думал.
- А, ну тогда ладно. В общем я вот что нашла.
Соседка протянула мне кусочек бумажки. Похоже, вырванный из записной книжки. На нем мелким круглым почерком кто-то оставил номер сотового телефона и подпись Екатерина. Больше ничего.
- Что это?
- Я ей отдала Степу. Она из этих. Из полотеров, - сказала она и улыбнулась, - ну как их зовут, скажите... Лезут везде и денег не берут.
- Волонтеры.
- Да! Она тут целой бандой таких руководила. Помогала собак отлавливать, когда они к нам с Потанина прибежали целыми стаями. Она мне номер оставила: я тогда еще управдомом была. Вот ей и отдала Степана. А ты, смотри, какой умный попался. И породу эту пельменемордую знаешь и волонтеров. Ты же не из родни Антроповой, а то я бы тебя видела тут прежде. Так кто ты?
- Александр.
- Вот как? А Антроповой-то ты кто?
- Можно сказать, что я ее помощник.
- А-а-а. Ничего не ясно, но и Бог с тобой, помощничек. Позвони по номеру, может тебе скажут, что там со Степаном, но я думаю, что он того, - соседка провела большим пальцем по горлу, слишком привычно для женщины подобной наружности. - Но ты позвони. Всякое же бывает, да?
- Это точно. Спасибо.
Когда я проходил мимо квартиры с приведением, цепочка опять звякнула, дверь приоткрылась, выбежал кот и побежал обратно на второй этаж.
- Герман? - спросила женщина кого-то. Точно не меня. Будто бы она его не искала, а видела перед глазами, но не могла поверить, что вот он, наконец явился. Я оставил ее наедине с грезами и вышел на улицу.
Посмотрел на балкон Нины Васильевны, который обделил вниманием прежде. Застекленный, чуть ли не единственный такой в доме. Крепление железных штырей, между которыми провисли бельевые веревки ослабло, отчего сами железяки смотрели в сторону земли, будто антенны насекомого. Через стекла я увидел шкаф, прикрытый не дверцей, а куском тряпки. Через дыру в тряпке выглядывали ряды банок, в некоторых еще что-то было. На шкафу стоял трехколесный велосипед. У меня был подобный в детстве. Только тот красный, а мой был черный с цифрой восемь на раме. Не знаю, что она означала, но только так мы и отличали велосипеды во дворе - по номерам - ведь у всех они  были одинаковые. Окна самой квартиры не показывали ничего. Шторы скрывали внутренности квартиры, как брюшина скрывает содержимое брюшной полости. Что за больная ассоциация? Полупрозрачные желтые шторы напомнили мне ткань человеческого организма. Настоящая профдеформация. Хотя шторы также участвуют в поддержании домашнего уюта, как брюшина участвует в поддержании органов брюшной полости. Но как и в случае с брюшиной всем ясно, что находится за шторами. В случае с квартирой Нины Васильевны - точно. Тьма, спертый воздух, пыль, которая просачивается в квартиру через щели в балконе, ведь других источников пыли там больше нет. И пустота - ее там больше всего.
Спустя двадцать минут я пришел к Гоше. Жил он на первом этаже, поэтому его лысеющую голову я увидел в окне кухни. Он заметил меня, когда разглядывал пивной бокал держа его точно перед предзакатным солнцем.
Квартира оказалась большой, слишком большой для двух человек. Три комнаты, не считая кухни. В самой дальне он устроил мастерскую, откуда пахло деревом, клеем и краской. В других комнатах пахло также, только чуть слабее. Спали они с девушкой на раскладном диване, кроме которого в спальне больше ничего и не было. В зале у них стоял еще один диван, который был в разы удобнее, но к их сожалению не раскладывался в двухместную кровать. Я никогда не жил так низко, поэтому, глядя в окно, ощутил, что все еще нахожусь на улице, только смотрю на все через стену с окном, которую в любой момент могут обойти.
- Да. Херово это, - сказал Гоша, проследив за мои взглядом. 
- Ты о чем?
- Первый этаж. Ты же сто пудов думаешь, что тут жить херово.
- Не совсем. Я думал, что нет ощущения, что я в квартире. Особенно, когда возле окна проходят люди. И как вы тут без штор живете? Квартира без штор - как живот без брюшины. - Впечатление от штор в квартире Антроповой еще не отпустило.
- Ты куда так заговорил, а? В меде учился что ли?
- Было дело.
- Штор только тут нет, да мы здесь и не сидим особо. Когда надо свет включить - уходим на кухню или в спальню. Тут и делать особо нечего.
Гоша принес два стула и широкую доску из комнаты-мастерской. Из-за пятен белой краски, доска выглядела как предмет абстрактного искусства. Такое смело можно повесить на стену и говорить все, что это «Далматинец». Известная работа того-то такого-то года. Я сказал об этом Гоше.
- Или «Алматинец». Уверен, что человек, подкованный в искусстве, смог бы любое название оправдать. Лишь бы ценник шестизначный присобачить.
Говорили мы долго. Мысль цеплялась одна за другую. Говорили в основном о планах на будущее. Гоша говорил смело - его такие разговоры только мотивировали. Я же старался говорить ровно столько, чтобы не казаться скрывающим что-то социопатом. От раскрытия собственных планов я ощущал настоящий спад упадок сил. Как только я говорил кому-то, что собираюсь сделать то-то и то-то - все. Никакого желания воплощать задуманное не было. Будто бы мозг принимал сказанное вслух за половину действия, и оставлял он ровно столько мотивации, сколько нужно для половины дела, тогда как еще не выполнен ни один процент. Затем распросы: «Как твои дела с?..», «ну что, сделал уже?..», «когда ты наконец?..»  Как-то я сказал Лене, что хотел бы пойти в секцию джиу-джитсу, которая открылась недалеко от общежития. Ее особенно повеселил тот факт, что кимоно, или как его называют сами джитсеры - ги, стоило шесть тысяч рублей. Она рассмеялась и сказала, что парни всегда так: поведутся на внешнюю атрибутику, но дальше пары занятий не зайдет. Даже не стал спрашивать откуда у нее такая информация. Желание окончательно пропало, когда она спросила меня: «Ну как, привезли твой костюмчик или нет?». Так я продолжил ходить в общажную тренажерку, изредка поглядывая схватки по грепплингу и джиу-джитсу на ютьюбе. Поэтому, когда я решил написать книгу в стиле славянского фентези, полный уверенности, что первый же мой роман будет обречен на успех, я ни с кем не делился. Книгу я так и написал в атмосфере полной секретности. Написание заняло около года, с перерывами. Иллюзия, что я пишу великую книгу, пропала на первых пятидесяти страницах. Ближе к концу я уповал, чтобы она получилась хотя бы читаемой. Но я ее написал. Так, как считал нужным, как было возможно в тот момент времени. Даже выложил на одном сайте. Даже получил восемь отзывов - все положительные. Записал этот факт в пользу того, что книга оказалась читаемой. Ни о какой публикации речи не было, хоть я и отправил ее в несколько издательств, но это сделал, руководствуясь принципом: «Чем черт не шутит!». Моей книгой черт не шутил, он обошел ее стороной, брезгливо фыркнув. Наверное оттого, что я сделал одним из героев лешего, а не черта. Извини, черт. Может однажды...
- Мне нужно отлить.
Гоша ушел. Особенностью мужских посиделок всегда была открытость. Открытость, нарастающая по мере опьянения. В том числе это касалось дверей в туалет. Из-за такой мелочи, как нужда по-маленькому, никто не закрывал дверь. Не знаю, как происходят подобные встречи в женских кампаниях, но в мужских я заметил определенный паттерн, будь то абсолютной неприятие закрытых дверей, желание ехать в клуб по достижение определенного градуса в корви, желание изменить второй половинке по достижению большего градуса, желание очистить кишечник по достижению еще большего градуса, дальше организм давал сбой и желания кончались, кроме самого главного желания, но оно шло не от не от сознания, а скорее от самой физиологии тела: желания выжить. «Хватит пить!», - кричал организм и дергал за рубильник. Уж не знаю в кого, но мой внутренний рубильник срабатывал еще до этапа едем в клуб. Я был очень этому рад. Эта особенность практически не давала мне шанса вытворить что-нибудь нехорошее.
- Поехали в кальянную, - сказал Гоша, который к тому моменту выпил два литра «Трое в лодке», вместо положенных полутора, ведь я выпил всего литр, отдав остаток ему.  Кальянная, кстати, встречалась иногда, как заменитель клуба. В случае с кальянной рубильник работал еще быстрее. От двух затяжек меня уже тошнило, так что я отказался.
- Ладно. Я пока ссал о чем-то думал...
- Неужели?
- Да. Я вообще люблю это дело.
- Какое именно?
- Что?
- Да.
Гоша рассмеялся.
- Что ты несешь?
- Херню.
- А, я вспомнил, что хотел спросить.
- Про кальянную ты уже спросил.
- Понятное дело. Я хотел спросить, завел ли ты собаку?
Я не был сильно пьян, но решил, что неправильно его расслышал, ведь не могло быть такого совпадения. Мы не говорили ни о каких собаках, кроме, разве что сучек в скриптонитовском смысле. Откуда же пьяная голова Гоши родила такой вопрос.
- Собаку?
Должно быть удивление слишком сильно исказило мое лицо, потому что Гоша выпучил глаза и смотрел на меня.
- Со-ба-ку... - медленно повторил он. - Знаешь, твари такие. Лохматые, с хвостами. Фас, аппорт, ю ноу?
- Ай ноу, но почему ты об этом спросил?
- Помнишь, когда мы кактус поставили в общаге? Пупсиплута, - так мы назвали кактус совместив две собачьи клички. - Ха-ха, прикинь, выговорил. Мы же тогда говорили о том, кого бы завели.
- Да, ты сказал, что хочешь аквариум размером в стену.
- А ты сказал, что заведешь собаку. Как только съедешь с общаги - тут же заведешь. Ты съехал, где собака?
Слишком сильные совпадения могут вызывать чувство предопределенности происходящего, что в моем случае вызывало не мурашки, а настоящий муравьиный марш по спине и затылку. Будто сознание не знает, как это все уложить вместе не прибегая к паранормальщине, отчего нервная система перегружается и находит выход лишь в такой вот реакции в виде пилоэрекции. А я ведь действительно так говорил. Слово в слово. И как его пьяный мозг извлек на поверхность то, что было два года назад? Незначительную фразу, брошенную только ради того, чтобы как-то обозначить свое присутствие в разговоре. Тут я понял, что мой мозг изобилует подобными воспоминаниями. Классификация бета-блокаторов - нет уж. Стадии развития рака шейки матки - мимо. Топография подмышечной впадины - вряд ли. Строчка из песни, которую услышал однажды из мимо проезжающей машины - вот оно. Это мы запомним на всю жизнь!
- Нет собаки, - сказал я.
- Наврал?
- Получается. Где аквариум?
Гоша оглянулся. И пожал плечами. Тут он открыл глаза шире и указал пальцем в темный угол комнаты, - свет мы так и не включили, сидели в полутьме, - указал, как настоящий провидец или сумасшедший. Я даже обернулся.
- Что такое?
- Там! Там будет аквариум, - сказал он.
Ближе к девяти часам, когда Гоша выпил полбутылки коньяка, припрятанной от жены, - прятал он его по той же причине, по какой мой дед прятал бутылки из темно-зеленого стекла от бабушки, - а я окончательно протрезвел после литра пива, мы стали прощаться. Он хотел проводить меня, но я настоял, чтобы он остался дома, потому что после его проводов мне придется вести его обратно домой, чтобы затем все равно идти до остановки в одиночестве.
- Да все будет намано, - заверил он. - Ща, штаны натяну и пойдем.
Он ушел в спальню. Пятнадцать минут я пялился в синий экран телефона, читал новости, какие произошли с моего последнего выхода в интернет: дтп, изнасилования, убийства - все как всегда. Старый добрый мир не поменялся. Попав в дофаминовую ловушку, я успел забыть, что собирался ехать домой. Напомнила об этом мне новость о том, что женщина убила мужа, превысив тем самым допустимый предел самообороны. В комментариях шла война. Ультрадикалы давили левых числом. Левые отбивались развернутыми сообщениям с соблюдением всех правил грамматики, ултрьтраправые слали их на три буквы. В бан. И еще кое-куда. Я подул на ладонь, понюхал. Вроде как запах пива пропал. Лена своим носом не учует, подумал я и улыбнулся. Скажи я ей так, она бы целый час вертела носом перед зеркалом. Верный способ нейтрализовать ее на время. Очень жестокий, но верный. Тут же понял, что для того, чтобы Лена могла или не могла почуять от меня запах пива, я должен быть в непосредственной близости от нее, а я находился в другом конце города, хотя еще каких-то двадцать минут назад я планировал покинуть улицу Спортивную. Что-то меня держало на диване перед импровизированным столом, усыпанным крошками от чипсов. Я взял щепотку крошек. Пряный вкус заполнил рот. Сколько же там глутамата, если столько вкуса от каких-то крошек? Тут же рядом стояла бутылка коньяка. В темноте ее словно бы заполняла нефть. Как вообще Гоша пьет это. Тут и вспонмил, что держало меня на диване, пусть и удобном: Гоша, который ушел надеть штаны и так и не вернулся.
- Гоша! - крикнул я. - Гош! Гошан! Гошандрий! Гошпади! - кричал с интервалом в несколько секунд. Кричал в тишину, в темноту коридора, - Гоша, равно как и я, переехав в собственное жилище, понял, что свет не бесплатный и не включал его без веской необходимости. - Ты жив? Гошан!
Пришлось идти за ним. На улице стемнело, пришлось включить свет, чтобы не напороться на пилу, сверло или еще какой-нибудь инструмент, жаждущий вспороть мне стопу.
- Гоша, ты там эти штаны шьешь что ли? -  включив свет в спальне, спросил я.
Гоша лежал поперек кровати. Домашние штаны он снял - они лежали на полу, справа от него. Другие штаны лежали по левую руку - он их так и не надел, но указательным пальцем он крепко держался за карман. В этом жесте было все его стремление проводить меня, но рубильник сработал.
- Гоша, - спросил я уже тише. - Ты жив?
Он что-то пробубнил.
- Чего?
- Свет, - скзазал он и повел ногой в мою сторону. - Свет выруби.
Мало того, что за него теперь платил сам Гоша, так он еще и бил по глазам - что вдвойне напрягало хозяина квартиры.
- Я домой пойду, Гошан.
- Давай.   
- Тебе бы дверь закрыть.
- В окно...
- Хочешь чтобы я лез в окно?
- Ключ в окно. Закрой меня и брось обратно... в окно...
- Точно?
- Я так уже делал... - последнее слово оборвалось на храпе. Гоша выжал все ресурсы на последнюю в тот день беседу. Я закрыл его и бросил ключ в окно кухни. На самих окнах были решетки, и первый раз я попал точно в один из прутьев. Второй бросок оказался удачней. Ключ звонко упал на пол и прокатился вглубь комнаты.   
Дошел до остановки, точнее до того места, где я решил, что ей самое место. Из-за поворота показался автобус, но он проехал мимо, никак не реагируя на мои жесты и крик. Прошел чуть подальше, где пушистые тополиные ветви не так сильно свисали над дорогой. Минут десять стоял, побрякивая монетами в кармане. Обнаружил клочек бумажки с телефоном некой Екатерины. Пока записывал номер в телефон, не заметил, как подъехал автобус.
- Ты едешь, друг? - спросил водитель.
- Да, да! - я забежал в салон. Дописал телефон. Решил тут же позвонить. Хотя бы узнать, что там со Степаном. В голове не было никакого плана. Чистая экспрессия, подогретая литром пива.
После пары гудков звонок сбросили. Я посмотрел на время. 21.30. Еще рано, чего они там?
Позвонил еще раз. Остатки алкоголя разогнало по крови прогулкой до остановки, отчего я стал каким-то бесцеремонным.
- Ты задолбал меня, честно... - сказал голос. Мне он показался приятным. Даже очень. Смысл слов я не сразу понял. Не сразу воспринял их на свой счет. Списал на то, что услышал обрывок прежнего разговора, который оборвался на моем звонке.
- Ну и чего молчишь, пьяница? Тебе сказать нечего?
Тут я маленько обалдел. Екатерина оказалась экстрасенсом?
- Здравствуйте, - сказал я.
- Ой! Вы не Саша?
- Саша... - ответил я и съежился от мурашек, что опять устроили на спине парад в честь очередного совпадения.