ЗАЯЦ

      Скошенная, засыпающая в скором предзимье степь, с каждой минутой всё больше погружалась в пасмурную осеннюю ночь. Со всех сторон по темнеющему горизонту накапливались и обступали её хмурые тучи, грозившие принести и сюда, на пашню, слякотный сентябрьский дождь. Поэтому-то Григорий и не бросил допахивать последнюю клетку, хотя уже стемнело, рабочий день закончился, бортовой «ГАЗон» пришел из поселка и давно ждал лишь его одного на полевом стане бригады. Все другие, пропыленные и голодные трактористы тихо матерились, покуривая в кузове, ожидая эту «Пашу Ангелину». Но хоть и ворчали, но всё же понимали – у парня жена в этом году в мае родила первенца-мальчишку, вот и старается молодой мужик поработать, перевыполняя все положенные нормы, чтобы принести домой зарплату побольше, повесомее – ведь теперь он не просто муж, а ещё и отец, семью кормить надо!
      Старенький ДТ-54 приподнимая нос и надрывно рыча, вздымал густую холодную пыль над пашней, упорно тянул свою рабочую лямку – четырёхкорпусной плуг. Он как будто отломившийся от огромного карандаша самодвижущийся грифель, жирными черными линиями раз за разом заштриховывал скошенное поле, подрезая жесткую стерню и выворачивая вверх мощными лемехами и отвалами плуга мертвые корни недавно скошенной пшеницы. Опускающаяся ночь и покрытое свинцовыми тучами небо будто старались помочь ему побыстрее закончить работу по этой покраске светлых недопаханных остатков полей, заливая всё вокруг сумрачными, с каждой минутой всё более меркнущими красками позднего осеннего вечера. Но гусеничному трактору и его трактористу было не до художественных красот – мощные фары ярким лучом прорезали густеющую темноту, показывая, что впереди была ещё работа, пусть и осталось её не так уж и много. Хоть Григорий и торопился домой, но распахать до конца это поле, закончить с ним, было надо. Конечно же, душа его рвалась к жене и сыну, да только знал он, что сынок уже тихо спит зайчиком в своей зелёной качке, а Маруся всё равно дождется мужа, нальет теплой воды в умывальник, подаст полотенце и накормит его жареной картошкой, томящейся сейчас на уголке ещё не остывшей кухонной печки.
      Приехав почти два года назад на целину с молодой женой, у Григория почему-то сразу не заладилось с работой. А если уж честно, опешил он от размаха целины, от ответственности, захлебнулся и не смог поначалу прокашляться от накатившей волны самостоятельной, неопытной жизни в чужом краю. Был и страх, было и отчаяние. Хватался парень то за одно, то за другое, а то вообще приходилось сидеть дома месяцами – не находил себе постоянного применения в совхозе, да и с начальством частенько спорил по своей молодой горячности и глупости. Но этой весной, перед тем как подошло время рожать его Марусе, в очередной раз предложил умный директор Григорию работу: взять старенький трактор. Был тот трактор не такой чтобы уж и старый, честно говоря, а больше не рабочий, заброшенный, стоявший сломанным ещё с прошлой осени. Не стал отказываться будущий отец, да и жена крепко насела: как семью-то дальше держать будешь, сидя дома да глядючи в окошко? Как часто такое бывает и, как говорится в народе, слишком уж «долго запрягал» Григорий. Но вот, видно, и запряг наконец – пришло время! Всё лето головой вниз, копаясь в своем ДТ, провел молодой тракторист на машинном дворе, чумазый от мазута и гари, в замасленном комбинезоне, пропахший соляркой и тем тракторным духом, который нельзя ни с чем перепутать.  Добывал, где правдами, а где и неправдами вечно недостающие запчасти, не стесняясь звал стариков подсказать и помочь. Обнаружил Григорий вдруг в себе, что нравится ему копаться в дизельном двигателе, что получается у него хорошо разбираться со всеми этими не знакомыми ранее жиклерами, форсунками и плунжерами! Но наладил-таки он свою «дэтэшку»! И теперь, сидя за его рычагами, со сладкой усталостью вспоминал пахарь как в первый раз после оглушающего треска «пускача», пыхнув едким облаком дизельного дыма, громко рявкнул стальной застоявшийся зверь, покорно перешел на утробный ровный рык, содрогаясь всем корпусом словно от неукротимого желания поскорее приняться за работу. Соскучился он по полям, по целине, по напряжению от работы своих железных мышц, преодолевающих сопротивление вольной степи, её земли, по тому, как покоряется она его силе, превращаясь в смирную хлебородную пашню. А вот сегодня, уже подуставшие оба к вечеру, натрудившись за день, повернули тракторист и его трактор на последнюю, освещаемую желтыми фарами полосу невспаханной стерни. Поторапливался, знал Григорий, заждались его мужики в бригаде, ругаются конечно, хотят домой. Но уже скоро…
       Вдруг откуда-то из-под лязгающих гусениц высоко выпрыгнул и понесся в луче света перед трактором некрупный, видно ещё совсем молодой серый заяц! Григорий даже вздрогнул от неожиданности, так резко выскочил косой! Да и не мудрено – с утра, почти целый день в одиночестве, лишь равномерная дрожь и убаюкивающий рокот машины, и ни одной живой души вокруг. А тут заяц! Видимо пригревшийся, примостившийся на ночлег в случайно оброненной во время уборки охапке соломы, серый едва не оказался раздавленным гусеницами железной махины! Он побежал вприпрыжку, большими скачками от трактора от его фар, по самой дальней границе этого света, но не убегая вперед, в темноту, не покидал освещенной полосы непаханой стерни. Заяц в любой момент мог бы отпрыгнуть в сторону, в пашню, и исчезнуть во мраке почти наступившей ночи. Но, видимо, эта угольная, бездонная темнота по сторонам была для него ужаснее лязгающего, рычащего, изрыгающего удушающую копоть светящегося чудовища! Сходя с ума от страха, косой вдруг остановился в луче света, встал на задние лапы, замахал перед собой коротенькими передними и отчаянно закричал так, что было слышно даже в кабине. Крик его был чем-то похож на кошачий, только более частый, более обреченный. Но больше всего заячий голос походил на клекот, нет, даже не клёкот, а крик хищной степной птицы! Григорий не стал останавливать машину, понимая, что зверёк всё равно не даст раздавить себя гусеницами. Осознав, что угрожающая стойка и истошный вопль не смогли остановить грохочущего, светящего страшными глазами монстра, заяц припустил снова по степи. Но опять, только в луче тракторных фар, не сворачивая с освещенной полосы земли. Серый ещё пару раз останавливался, крича и воинственно размахивая лапами, и снова трусливо срывался в бег.  К ужасу зайца, эта последняя полоса жнивья в конце сходилась тупым клином, окруженным и справа и слева, но что самое страшное и впереди, черной пашней. Добежав до самой вершины светлого клина стерни, очутившись на последнем «безопасном» островке не вспаханной земли, косой обернувшись к надвигающемуся трактору, снова встал в полный рост и в отчаянии завизжал пуще прежнего! Не желая больше мучить, пусть и невольно, ушастого зверька, Григорий остановил машину, спрыгнул вниз, и показывая косому, что окружающая черная земля вовсе никакая не смертельная бездна, отошел на его виду от трактора в сторону, в пашню, окликая и посвистывая. Затем громко хлопая в ладоши, направился в сторону серого трусишки, который вереща и размахивая перед своей мордочкой передними лапами, казалось, бил себя по губам издавал звук, похожий на тот, когда играют в бирюльки! Но как ни дрожал от страха зайчишка, а всё же увидел, косой подлец, понял наконец своим невеликим умишком, что не так уж и страшна окружающая его тьма! А как только понял это, то тут же прекратил вопить свою заячью предсмертную песню, присел перед прыжком и, исчезая ещё в полёте, растворился во мгле осенней степной ночи….

      «Мы думали ты пашешь, а ты зайцев по степи гонял полночи! Гришка, ты всё ж таки того косого обязан был изловить, да ещё под эту закуску минимум две пол-литры «белой» в качестве компенсации за ожидание поставить!», – смеялись основательно проголодавшиеся мужики, трясясь в кузове бортового «пятьдесят первого» ГАЗона, направлявшегося в поселок. Улыбался и Григорий, почти не слыша товарищей, сонно клюя носом не смотря на ухабы полевой дороги и промозглый ветер в открытом кузове грузовика. И виделось ему в сладкой полудрёме, что повстречавшийся сегодня в степи молоденький заяц, ещё зайчонок почти, спит сейчас в ногах у его маленького сына в зелёной кроватке-качке…