Искры костра

В один из дней середины лета на лесной поляне сидели трое мужчин. Солнце уже катилось к закату, и они, набрав в лесу хвороста, зажгли костёр. Ночная мгла подступала всё ближе, и люди время от времени, не спеша, подбрасывали в огонь очередную партию сучьев. Тьма на время пряталась за ближними кустами, но затем вновь надвигалась, словно утверждала свою неотвратимость. Огонь жадно пожирал хворост. С каждой новой порцией искры костра с шумом поднимались вверх и, вспыхнув ещё раз, гасли во мгле. Некоторые из них, словно вобрав в себя силу земли, ещё долго горели на фоне тёмного неба. А породившие их дивный свет угли костра подёргивались серой плёнкой пепла.
Мужчины, которые сидели у костра, были ещё молодыми – лет по двадцать пять – тридцать. Они смотрели на огонь и молчали. Возможно, эти трое и хотели о чём-то поговорить, но теперь каждый уже определил свой путь и решил поступать по-своему. За время скитания по лесам и весям у них накопился немалый запас ценностей, и его лучше было сохранить до лучших времён. А так как пути их расходились, ценности решили закопать в лесу, подальше от чужих глаз.
Шёл 1925 год. Советская власть укрепляла свои позиции, и те, кто не вписывался в новую реальность, были вынуждены приспосабливаться к существующим порядкам или уходить за кордон. В противном случае их ожидали репрессии. Самый старший из мужчин, Тимофей, выразился определённо: «Вы помоложе – может, у вас что и выйдет. А я остаюсь в деревне. У меня жена, дети – куда мне от них? Здесь моя родина… А там что будет?» Глаза его влажно заблестели, и одна слезинка выкатилась и упала на бороду, не по возрасту рано начавшую седеть.
Михаил, брат Тимофея, который был по возрасту чуть моложе его, словно очнулся от задумчивости и сказал: «Я вот тоже решил остаться. Чай, не убьют всех-то… Кто же тогда землю будет обихаживать? А то, почитай, никого и не останется!»
Лишь Александр молчал. О своём намерении он не распространялся. Да и зачем? Мотал себе на ус. На войне он видел всякое – и как за границей люди живут, и какие порядки готовит своему населению советская власть. Александр ведь учился в земской школе и, в отличие от многих своих ровесников, умел и читать, и писать. Ему было всё равно, где жить. Был он сиротой, рос у бабушки, и его всегда тянуло к старшим ребятам. Вот они и брали его с собой на дела, не всегда праведные. Да и сам он был пареньком весьма способным. Пользуясь тем, что бабушка не понимала стоимости бумажных денег, Александр (которого простодушная и добрая бабушка всегда ласково называла Сашенькой) ловко подменивал купюры, тем самым приобретая авторитет у своих старших приятелей. Незаменимым Сашенька слыл и в разных шалостях и забавах. Когда он был ещё совсем мальцом, старшие ребята снимали с него штаны и, предварительно постучав в окно, подносили к нему его задницу, при этом хохоча, как лошади. Зато его охотно катали на санках и зимними вечерами забрасывали на крышу дома, где он, взяв стекло, закрывал трубу дымохода.
Однако начинало светать. Пройдя вперёд по дороге, они увидели огромный дуб – вот около него и решено было закопать ценный запас. Мужчины выкопали яму, разложили по горшкам сокровища, завалили тайник землёй и тщательно скрыли следы своей работы. Там же, возле дуба, они решили не трогать запас, пока не соберутся все вместе. А после этого расстались: Александр держал путь на запад, а Тимофей и Михаил отправились в родную деревню. Что и как с ними произошло, мы узнаем через много-много лет после того памятного дня…
А сейчас давайте погрузимся в события 1980-х годов. В то самое время, когда доселе процветавшие колхозы и совхозы приказали долго жить. Разорённые церкви стояли без кровли, подставляя пустые глазницы окон дождям и метелям. В настроении людей чувствовалась растерянность. «Как же так – думали они, - строили, строили – и оказывается, что всё зря». Простому человеку было не понять: как же так? Продукты дают по талонам, а месяц назад в лесу нашли целую гору мясных деликатесов!
Вот как раз в это время в селе Михайловка и произошло событие, которое люди потом обсуждали не один месяц. Дело было летом, накануне Петрова дня. Однажды к местному храму подъехало несколько машин – да таких, каких в этих местах отродясь не видели. Из головной машины кортежа вышел пожилой мужчина лет восьмидесяти, а то и более, в добротной дорогой одежде, а из других автомобилей – мужчины и женщины, видимо, сыновья с жёнами, и все вместе они пошли на кладбище. Уж что они там делали – неизвестно, только после посещения могил машина прибывших в село гостей ездила по окрестным деревням и собирала местных жителей. Людей усадили за богато накрытые столы, и пожилой мужчина, которого звали Александром Ивановичем, обратился к ним с речью. «Давайте помянем, односельчане, наших родных, - сказал он. И пояснил: «Я ведь тоже родом из этих мест». Многие из сидевших за столом людей с недоумением посмотрели на него: как же так? А с другой стороны: такие продукты и вино – задаром? Мало того: каждому, кто оказал честь пожилому гостю, выдали ещё и по пакету с продуктами. Словом, в деревне был праздник. А привезённый по этому случаю батюшка отслужил молебен.
Эта история, всколыхнувшая скучноватую деревенскую жизнь, дала пищу для пересудов ещё не на один день. Версии происхождения невесть откуда взявшегося земляка выдвигались самые разные. Каждый рассуждал на свой лад, а где здесь правда и где вымысел – не понять. Но все сходились в одном: с этой историей что-то не чисто. И вот что удалось узнать.
Начало нового, двадцатого столетия не обещало позитивных перемен. После отмены крепостного права сознание людей пребывало в растерянности, и многие воспринимали свободу как вседозволенность. Она проявлялась образованием различных кружков и союзов. Царская власть пыталась отрегулировать отношения с народом, но разгул свободомыслия всё ширился и привёл к революции 1905 – 1907 гг. В ещё не окрепшем самосознании народных масс зрело понимание, что царский трон закачался, и при определённых условиях самодержца можно сбросить.
Начавшаяся первая мировая война способствовала проявлениям бунтарских настроений людей на фронте и в тылу, подогреваемых россказнями о жизни царской семьи. Значительная часть воевавших солдат была из деревни, поэтому для них самыми привлекательными были лозунги о мире, земле и свободе. В силу обозначенных причин, а также неудач на фронте, многие солдаты, поддавшись на уговоры, пробирались в свои деревни, прихватив с собой оружие. Всё, чего они хотели, им обещали.
Вот и в село Михайловка тоже прибывали с фронта солдаты. Принесённое с собой оружие они прятали на чердаках и в сараях и с радостью впрягались в понятную им работу: пахали, сеяли, убирали урожай, ухаживали за скотиной. Такие крестьяне, достигшие своим трудом определённого уровня зажиточности, не хотели признавать советскую власть, и когда в 1919 году была введена продразвёрстка, они приняли её в штыки. По всей стране прокатились восстания, бунты. Крестьяне никак не могли понять: как же так? Обещали землю – а получилось, что паши, сей, а другие придут и увезут всё подчистую? И вот в селе Михайловка произошли события, о которых пойдёт речь. Записаны они со слов старожила, но, возможно, он что-то и напутал.
…Братья Михаил и Тимофей были мужиками хозяйственными. Придя с войны, они наладили производство крупы, покрыли дома железом, и жизнь их пошла своим чередом. Но захлестнувшая крестьянство волна недовольства продналогом накрыла и их. Братья возмутились несправедливостью поборов и решили: хлеба не давать, никакой поддержки фронту. Они организовали из местных мужиков свою дружину, чтобы собираться вместе и решать, как быть в той или иной ситуации. Вот так и получилось, что когда в село приехал обоз с красноармейцами, мужики на общем собрании разоружили их и, связав, отправили обратно.
На это советская власть отреагировала моментально: на недовольные деревни был организован военный поход, в ходе которого над бунтовщиками учинили расправу. Горстка недовольных крестьян, плохо вооружённая и малочисленная, не могла противостоять регулярным частям. И, как результат, всех бунтовщиков, попавших под горячую руку, расстреляли, а остальные разбежались и спрятались на время.
Назначенные властью новые руководители старались не вызывать гнев народа. А в это время к оставшимся в живых недовольным стали присоединяться всё новые люди. Объединившиеся противники власти стали называть себя освободителями. Примкнули к этой организации и братья – Тимофей, Михаил и Александр. Старший, Тимофей, был мужчиной крепкого ума – он стал заместителем командира; Михаила определили в разведку, а младший Александр, несмотря на возраст, командовал небольшим отрядом.
По вечерам заговорщики обычно собирались где-нибудь за деревней или в лесу, а ночью проводили акции: поджигали дома активистов или нападали на небольшие милицейские участки, чтобы завладеть оружием. А днём они, как не бывало, работали на покосе, молотили, сеяли, а то и просто ходили по селу пьяными. Местные жители побаивались «освободителей» и не доносили на них. А некоторые из милиционеров даже, случалось, пили вместе с ними самогон и брагу, а потом выдавали им липовые документы, благодаря чему многим из участников бунта и удалось уцелеть.
Лишь после 1925 года, когда карающее кольцо вокруг восставших сузилось, некоторые из недовольных их бесчинствами стали сдавать своих односельчан КГБ. Настигла эта участь и Тимофея с Михаилом. В один из августовских дней в избу Тимофея постучали. На пороге стояли трое незнакомых людей в кожаных куртках. Один из них спросил хозяина: «Вы Тимофей Миханов?» - «Да», - ответил он. – «Собирайтесь».
Жена заголосила. Проснулся и отец Тимофея, который, стараясь казаться невозмутимым, сказал, обращаясь к сыну: «Ты, Тимоша, не робей. Разберутся – отпустят». Подобным образом был взят и Михаил, той осенью собиравшийся жениться.
Проведённые аресты нанесли большой урон организации взбунтовавшихся крестьян. Село Михайловка как будто вымерло. Люди боялись остановиться на улице, чтобы поговорить – мало ли, донесут куда следует.
Вот в такой тревожной обстановке и проходила коллективизация. Каждый старался оставаться в стороне от событий и не высказывать собственного мнения – да и кому оно было нужно? Люди понимали,  что всё уже решено: страна встала на свои рельсы и надо двигаться вперёд, не сходя с них. А в таких делах, как говорится, уже не до сантиментов.
Ну, а что же произошло с Александром после того, как он, расставшись со своими братьями, поехал на своём коне Орлике искать счастье в дальних краях? Данное братьям слово для него было пустым звуком, а доверчивость он всегда считал глупостью. Поэтому младший из братьев поступил так, как привык поступать с детства. Рассудив, что если знают двое – значит, знают все, Александр вернулся, раскопал спрятанные сокровища и взял свою часть – или столько, сколько он под этим понимал. Это богатство, теперь единоличное, он спрятал в самом, как ему казалось, надёжном месте – в могиле своего отца. «Лучше покойника его никто не сохранит!» – думал он, в душе смеясь над братьями.
Закончив работу, Александр в весёлом настроении отправился в направлении западных границ – навстречу своей мечте. Вначале он пробрался в Польшу, а оттуда на корабле вместе с барыней и её гувернанткой они переехали в Голландию. Барыня была из дворянского рода. Молодой и весёлый Александр как нельзя кстати пришёлся ей ко двору, да и гувернантка ему нравилась.
Так началась жизнь Александра на чужбине. Постепенно он освоил чужой язык, и хоть говорил на нём скверно, но его можно было понять. Барыня была не избалованной и не доставляла ему больших хлопот. Поэтому у Александра оставалось много времени для того, чтобы заниматься любимым делом – охотой. Его интересовало всё, что с ней связано.
Постепенно Александр вошёл в круг местных охотников. И даже приобрёл в их среде авторитет, поскольку, живя до 25 лет в деревне, знал не понаслышке лес и повадки зверей. Его стали замечать и приглашать на охоты. На одной из них он познакомился с русским из Канады, который и перетащил его в эту страну вместе с женой (той самой гувернанткой). В Канаде у них родились дети – два мальчика и девочка.
Как бы то ни было, а зов крови (иначе – чувство родины) присутствует в каждом из нас. Прожив где-нибудь всю жизнь, люди на старости лет едут туда, где родились, и хотят, чтобы их похоронили на родной земле. Во время своего проживания за границей Александр открыл своё дело и сколотил неплохое состояние, став хозяином охотничьих угодий. Он уже нанимал людей для организации охот, которые приносили ему немалые прибыли. Своим детям Александр с женой Анастасией дали хорошее образование, что позволило им стать уважаемыми и востребованными людьми.
Словом, на пороге приближавшейся старости Александр был счастлив и доволен жизнью. Лишь одно не давало ему покоя: с возрастом он всё чаще вспоминал своё село, видел во сне бабушку, которая его воспитывала. И какая-то необъяснимая тоска по родине давила ему на душу и не давала дышать – хоть волком вой. Каждый раз, слушая сообщения из Москвы, он приходил в волнение и потом долго не мог успокоиться. Ему хотелось всё бросить – и на животе, обдирая колени, ползти в то место, которое было главным в его судьбе. Ползти туда, где тебя, может быть, убили бы или посадили на 10 лет.
Он гнал от себя эту неразумную, неправильную, мешающую ему жить и дышать тоску, но она не отступала. Не однажды во сне он снова видел взлетающие в ночное небо искры костра, своих попутчиков, а также как и где он спрятал остатки сокровищ. Часто он рисовал своим сыновьям на хорошей лощёной бумаге план местности, где находится могила отца, и объяснял, как туда проехать. Они понимающе смотрели на него и клятвенно заверяли, что всё сделают так, как он говорит. А говорил он следующее: «Когда придёт время, и если до тех пор клад ещё не будет найден, вы всё, что там есть, отдадите на помин усопших односельчан и на нужды храма». Так Александр и продолжал жить – в мечтах о встрече с родиной.
Ну, а что же происходило в те далёкие времена на его родине? Когда забрали Тимофея, его брат Михаил затаился и теперь встречался со своей возлюбленной только по ночам. Его невеста, которую Михаил ласково называл Дуняша, очень тяготилась своим нелегальным положением. С одной стороны, у неё есть жених, а с другой – с ним нельзя даже по улице пройтись. Она вся извелась по причине такой несправедливости, а Михаил, как мог, успокаивал её, говоря, что всё, мол, образуется. Но время шло – и ничего не менялось. Не знали покоя и родители, которые предупреждали сына: «Ты, Михаил, поостерёгся бы! А то ведь теперь у нас есть в деревне милиционер. Он всё чего-то вынюхивает и частенько ходит за самогонкой к самой болтливой женщине на селе – Клавке».
Клавка была из местных, давно жила без мужа и была известна тем, что привечала мужчин, приманивая их самогоном, а может, и ещё чем. Вот она-то и положила глаз на бравого служителя правопорядка, да заодно и нашёптывала ему о том, что происходило в деревне. Односельчане её, конечно, недолюбливали. Но куда денешься, если она дружит с милицией?
Так и случилось, что в один из приходов милиционера Клавка сообщила ему, что брат арестованного Тимофея, Михаил, по ночам встречается с Дуняшей. Результат этого доноса не замедлил сказаться: Михаила арестовали и увезли в район. Как потом рассказывали односельчане, Дуняше перед этим приснился сон. Ей снилось, будто они с Михаилом идут по цветущему лугу, а навстречу им – военные. Дуняша в испуге взглянула на суженого, а вместо него рядом с ней идёт другой, не знакомый ей мужчина. Она вскрикнула – и проснулась. Она рассказала этот сон Михаилу, а он только посмеялся над ней, сказав: «Дуня, нас с тобой никто не разлучит!» - и обнял её за плечи.
Но оказалось всё по-другому. Хоть и любила Дуня Михаила, но как жить с человеком, провинившимся перед законом, как растить детей? Вот так однажды, проплакав весь день, Дуня и Михаил расстались. Ей надо было выходить замуж, а его ждала неизвестность.
Клавдия, сделав своё чёрное дело, какое-то время продолжала спокойно жить. Но и у неё начались неприятности. Кто-то натыкал в стену сарая, где содержалась корова, иголок с вдетыми нитками. И, как результат, вскоре сдохла корова, а через некоторое время сгорела баня, якобы из-за отскочившего уголька.
А местные уже теперь власти стремились упрочить своё господство, перетаскивая на свою сторону всё больше людей. Так, некогда крепкие хозяйственники, видя происходящее, трудились спустя рукава. Зато дома – кто валял валенки, кто рыл колодцы или делал рамы и двери. А часть населения, правдами и неправдами получив в сельсовете бумагу, уезжала – далеко или не очень. Во всяком случае, в начинающую пустеть Михайловку письма приходили почти со всей страны.
Незадолго до начала Второй мировой войны в родную деревню вернулись Тимофей и Михаил. Люди, конечно, их побаивались. А особенно – колхозные активисты. И когда в 1937 году вдруг узналось (откуда – до сих пор неизвестно), что братья якобы причастны к исчезновению сокровищ некогда возглавляемой ими банды, то Тимофея снова арестовали и, по сведениям старожилов, якобы допытывались у него о месте захоронения клада. Может, это и так, а может, по-другому, но остававшийся пока на свободе Михаил проверил схрон. И обнаружил, что у дуба, где были закопаны сокровища, всё изрыто. Он подумал – и решил, что это, пожалуй, самое лучшее. А то что-нибудь найдут – и начнут допрашивать: откуда взял, да как, а там и срок дадут.
Михаил, вернувшись из тюрьмы, не застал в родном селе свою Дуняшу. По разговорам, она уехала в Москву и нанялась там в няньки, а затем вышла замуж за офицера и уехала на Дальний Восток. Но – что делать? Нужно было продолжать жить. И Михаил женился на сироте – дочке убитого во время восстании Фёдора, которого помнил как мужчину крепкого телосложения с прямыми, начинавшими седеть волосами.
Анфиса стала Михаилу хорошей женой – очень послушной и работящей. В детстве девочку часто называли «дочь врага народа», и лишь вмешательство её деда Егора поставило в этой травле точку. А произошло следующее. Домой к дедушке Егору однажды прибежали его внуки – Анфиса и Иван. Анфисе тогда было лет 10, а Ивану – 12. Со слезами на глазах дети пожаловались: «Дедушка, нас в школе обижают, не дают прохода. Всё кричат: «Ваши родители – враги народа!» Разве мы в чём-то виноваты? Помоги нам, дедушка!»
Выслушав внуков, дед Егор начал собираться: надел свой лучший костюм, новые чёсанки (валяные сапоги) и пошёл в школу. Школа находилась неподалёку от деревни, рядом с речкой. Она была построена ещё до революции, то есть дед Егор в молодости её и строил. Школа так и называлась раньше – земская школа.
Войдя в школу, дед снял картуз и пошёл к двери с табличкой «Директор». Статная фигура и окладистая борода придавали пожилому мужчине сходство со сказочным богатырём. Постучав в дверь и услышав ответ, дед вошёл в кабинет и увидел сидевшего за столом мужчину, которого он помнил с детства. Его отец приходил к нему перезанять денег на учёбу сына Кольки, и Егор выручил его. А ещё он помнил, как озорной мальчишка лазал к нему в сад за яблоками. «Вот он теперь какой, Колька! - подумал дед Егор. – Важный, сидит за столом, в галстуке».
Увидев деда Егора в своём кабинете, Николай вскочил, как школьник, и стоял, раскрыв рот. А дед Егор всего-то и сказал: «У нас в селе Михайловка испокон веков сирот не обижали. А тебе как директору пора бы навести порядок».
Сказав это, дед Егор вышел, не прощаясь. А опомнившийся директор выбежал за ним вслед и, понимая свою вину, начал извиняться и уверять, что порядок он обязательно наведёт. Кстати, слово он своё сдержал: после этого случая жалоб от внуков дед больше не слышал.
Так до поры и жили люди в селе Михайловка – прошлым и будущим. Наступивший 1941 год перепутал все их планы. Главным и самым важным для каждого стало: «Всё - для фронта, всё - для победы!» С этим люди вставали, с этим ложились спать, и не только в Михайловке, но и по всей стране…
Наступившие послевоенные годы были далеко не простыми -  нужно было поднимать хозяйство, побеждать голод и разруху. Но в народе крепла надежда на новую жизнь. В колхозах появились трактора, машины. Хозяйства объединялись и строили на селе электростанции. И уже через пять лет Михайловку было не узнать. Новая поликлиника, через год – новая школа, а там и клуб, библиотека, детский сад. Строились новые дома для колхозников, а когда проходили выборы, в село обязательно приезжал буфет с большим ассортиментом доступных на тот момент продуктов. Кроме дефицитных сосисок и колбасы, сюда привозили жигулёвское пиво и газированную воду «Крем-сода».
Только как-то непонятно - куда всё это ушло? И материальный мир захлестнул мысли людей – им надо было приобретать всё больше и больше. Их неокрепшее сознание отдавалось этому вещизму, и люди жили, даже не задумываясь: а зачем, а кому это нужно? И как результат – духовный крах, о чём и писал М. Булгаков в своём произведении «Собачье сердце»: разруха-то в головах, а не где-либо ещё…
А отчего это произошло – всем понятно. Порочная человеческая природа – она всё равно даст о себе знать, сколько её ни скрывай и ни прикрывай самым красивым одеялом. Похоть плоти, зависть очей и гордость житейская… И если не бороться с этими пороками, то непременно произойдёт разрушение: сначала – сознания народа, а потом и тела, т. е. духовных скреп. Может быть, поэтому, а может, по другим причинам, но мы видим то, что видим. Вместо села Михайловка теперь – населённый пункт; все строения, в том числе и школа, давно распилены на дрова и сожжены. А появившиеся дачные участки не внушают оптимизма, так же, как их владельцы-временщики: прилетели, как скворцы, в марте – и в октябре улетели назад.
А что касается событий, произошедших в с. Михайловка, то они изложены по рассказам старожилов – возможно, они что-то и путают.
Через два года после посещения Михайловки важными гостями в селе произошли некоторые перемены. Во-первых, не понятно, на какие деньги и как, но за короткое время был восстановлен местный храм. Во-вторых, на сельском кладбище был похоронен мужчина, гроб с телом которого привезли из-за границы. Да и ещё поговаривают, что будто бы собираются открыть музей истории села Михайловка, но доподлинно об этом пока ничего не известно.
Вот так и происходит, что в дни великих потрясений люди, как искры костра, разлетаются во все стороны. А потом они всю оставшуюся жизнь с неизбывной тоской хотят вновь вернуться в прошлое, но, увы, это невозможно.