Красные гвоздики на окне

Поезд её жизни остановился на конечной станции. Дальше тупик. А обратно ехать нет ни смысла, ни желания. Всё когда-нибудь приходит к своему логическому концу.

Она сидит в своём привычном кресле, у окна, которое, вот уже десять лет, заменяет мир. Мир, в котором больше нет его.

Старый дневник с пожелтевшими страницами лежал на коленях. Она положила руки на его кожаную обложку и закрыла глаза. Каждый день она читает исписанные ровным почерком страницы, пытаясь между строк найти ответ на вопрос, который не смеет себе задать.

5 сентября.
Я взяла в руки его скрипку и почувствовала, как что-то кольнуло в кончики пальцев. По всему телу прошёл  электрический разряд. Я испугалась и положила её на место. Но я прикасалась к ней. К его скрипке.

16 сентября.
Он играл, как бог. Полный зал народа. Никто не дышал. Я следила за ними. Каждая пара глаз смотрела на сцену, где только он и скрипка. Жалкие людишки, они не знают, что взирают на совершенство.

10 октября.
Как он сегодня кричал на меня. Его прекрасное лицо исказилось от гнева. Любимый, не надо, тебе не идёт быть злым.

13 октября.
Он запретил мне приходить. Приказал не пускать  даже к воротам дома. Но мне удалось передать для него букет красных гвоздик. Они стояли на окне его комнаты, как алые капли крови разбрызганные по стеклу.

25 октября.
Я смогла проникнуть в сад. Глупый садовник не видел, что под кустом шиповника прогнили доски. Расцарапанное лицо и руки горели, но всё это ерунда. Я слышала, как он играет. Скрипка в его руках плакала и стонала, так же, как стонала бы я, прикоснись он ко мне. Его длинные, тонкие пальцы, гладили бы моею шею, нежно сжимая....

5 ноября.
Это произойдёт завтра. Он будет совершенно один. В огромном доме не будет никого, кроме собаки, которая любит меня. Ведь собаки не люди, они не предают. Джек не подаёт вида, когда видит меня за окном его спальни. Он только едва виляет хвостом, показывая , что  всё понимает.

6 ноября.
О, это было восхитительно.
Его усыпленное тело лежало передо мной. Такое нежное и родное. Хотелось прямо в спальне раздеть его и любоваться совершенными линиями. Но нет, надо спешить. Только безумно было  жаль Джека, когда он бился в предсмертных конвульсиях. Иначе я не могла. Прости, Джек!

10 ноября.
Он опять на меня кричал. Глупый и любимый. Требовал, чтобы я немедленно освободила его. Господи, какой же он красивый, когда злится. Но ничего, он полюбит наш с ним дом, и я выпущу его из подвала. А пока я могу любоваться его спящим телом, прикасаясь к нему губами. Вчера я целовала его длинные пальцы, такие нежные и красивые. Жаль, что приходиться его усыплять. Это для его же блага.

1 декабря.
Он наконец-то смирился. Перестал кричать и требовать. Я даже смогла положить его руку себе на грудь и он не убрал её. Какое это блаженство, ощутить теплоту его руки на своем теле. Он с презрением смотрел на мою блаженную улыбку. Но это ничего. Это пройдёт. Он полюбит меня так, как люблю его я.

5 декабря.
Мерзкий, капризный мальчишка. Разбил свою скрипку, чтобы не играть мне. Пришлось ударить его по  губам. Кровь потекла по подбородку, напомнив красные гвоздики на его окне. Хотелось её слизать, языком раздвинув сжатые от гнева губы. Но он сегодня будет наказан. Я не притронусь к нему.

7 декабря.
Этого не избежать. Он сам виноват.

25 декабря.
Ну вот и всё. Он мой и только мой. Было легко, даже легче, чем я думала. Слишком большая доза снотворного и он навсегда остался в стране грёз. Мой мальчик. Мой любимый, глупый мальчик. Тебе бы жить и жить вместе со мной. Любить и быть любимым. Но ты выбрал другое.

Она закрыла дневник и откинулась на спинку кресла. Устала, очень устала. Каждый день хранить тайну, поливать гвоздики на том месте, где покоятся его  кости, и не иметь возможности кому-нибудь рассказать о самой большой любви в её жизни. Всему есть предел.

Открыв последнюю страницу дневника она дрожащей рукой написала:
"Конечная остановка."

Острое лезвие едва коснулось кожи. Один лишь взмах и алые капли крови, как красные гвоздики на окне его комнаты, оставили след на последней странице её жизни.