По прозвищу Цинцинат

                Э. Богуш

                Г. Киев ул. Маршала Жукова
                д. 41/28 кв. 144 т. 0932703596

















П О          П Р О З В И Щ У


Ц  И  Н  Ц  И  Н  А  Т







(ТРАГЕДИЯ В 3-Х   ДЕЙСТВИЯХ)













                ПРЕДИСЛОВИЕ

                457 год до  нашей эры. Луций Квинкций  Цинцинат – реальная историческая личность Древнего Рима, периода  ранней Республики. Основой драматургии   стал творческий подбор фактов, изложенных историком Титом Ливием в своей работе «История Рима от основания Города».
       Автору пьесы хотелось заинтересовать своих современников историей Древнего Рима. Под воздействием кино и телевидения у многих создалось впечатление, что Рим – это беспредельная жестокость и купание в роскоши.
      Рим времен ранней Республики характеризуется тем, что в этот период закладывались основы будущего демократического устройства государства. Молодая демократия рождалась в прямом смысле в муках.
     С одной стороны, бесконечные войны с соседями, недовольными бурным ростом государства-выскочки, а, с другой стороны – внутренние распри на социальной почве, заставляли молодую демократию постоянно совершенствовать свое законодательство.
     Малейший застой в развитии грозил Риму уничтожением.
      Титаническая работа по развитию демократии дала свои результаты, – Рим стал огромным и процветающим, даже Александр Македонский не решился идти на его завоевание.
     Существует много версий развала Римской империи. Возможно, все они верны, но основной причиной, по версии автора, является отход от демократии. Любая диктатура: царь, император, Политбюро - хороша только для решения временных острых вопросов. Длительная диктатура создает больше проблем, чем решает их, и, в конечном итоге, ведет государство к самоуничтожению.
    За две с половиной тысячи лет от описываемых событий, человечество прошло тернистый путь. Здесь и длительное узаконенное рабство, и несмываемый позор за казнь великого праведника и учителя Иисуса Христа, и тотальные войны с целью уничтожения целых народов и культур, и бесконечные философские поиски решения всех бед.
     Только тогда, когда современная цивилизация объединила демократические принципы построения государства с христианскими принципами взаимоотношений между людьми, человечество обрело, наконец, путь выхода из глубокого и затяжного кризиса.


















ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА





Луций Квинкций Цинцинат – гражданин Рима

Корнелий Квинт                - римский сенатор

Рацилия                - жена Цинцината

Цезон                - сын Цинцината

Лукреция                - невеста Цезона

Марк Публий                - командир резервного легиона, легат

Гай Нафтий                - консул Рима

Луций Минуций                - консул Рима

Луций Тарквинций               - командир ударного отряда, легат

Начальник караула

Гонец Тарквинция

Перебежчик








ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


        457 год до  нашей эры. Дом Цинцината. Рацилия, его жена, готовит вечернюю трапезу. Дом скромный, но добротный. Входит сенатор Корнелий Квинт.
 

Корнелий: Хвала Пенатам, этим неутомимым богам домашнего очага, за то, что они берегут дом и семью моего друга и великого римлянина…

Рацилия: Входи, Корнелий, ты не на Форуме, а я не избиратель, так что говори проще.

Корнелий: Рацилия. Ты единственный человек в Риме, который имеет дерзость обрывать меня, предводителя римского Сената, на полуслове.

Рацилия: В отличие от других граждан Рима, я слушаю тебя в своем доме, это раз, и второе, я отлично знаю, зачем ты пришел. Так что оставь свое красноречие за порогом. Каждый раз, когда ты со своими сенаторами появляешься в этом доме, происходит одно и тоже.

Корнелий: Спешу обрадовать тебя, Рацилия. Ты ошибаешься. Сегодня я один, без свиты, и мне нужно просто поговорить с Квинкцием о неотложных делах.

Рацилия: Раз пришел, садись, ожидай его.

Корнелий: А где Квинкций?

Рацилия: У Квинкция Цинцината в жизни только два занятия: война и капуста. Так что, если он не в военном лагере, то возится у себя на огороде.

Корнелий: Да, да, я припоминаю, у вас хороший плодородный участок земли в долине Тибра.

Рацилия: Что? Корнелий! У тебя еще поворачивается язык назвать этот клочок земли участком! Цинцинат два раза был диктатором Рима! Оба раза он честно разделил все военные трофеи, два раза он, вместо того, чтоб придушить всех болтунов и дармоедов в твоем Сенате, досрочно складывал с себя полномочия диктатора! А что Рим? Как Рим отблагодарил его за это? Комиссия Сената даже не удосужилась дать ему землю на берегу Тибра.

Корнелий: Рацилия, я знаю, что в гневе ты можешь командовать римской конницей. Но не начинай все сначала. Хвала богам, что я на тебе так и не женился!

Рацилия: Боги здесь ни при чем. Когда появился Цинцинат, я перестала обращать на тебя внимание. А ты не  увиливай от вопроса.

Корнелий: Хорошо, хорошо. Для Квинкция мне ничего не жалко, но последний участок берега был распределен еще сто лет назад. А этих патрициев, владельцев земли, только тронь! Землю все равно не отдадут, но проблем Сенату добавят столько, сколько трибуны, эти никчемные защитники плебеев, и за десять лет не придумают.
     Рацилия, перестань давить на меня! Мне все эти диспуты и споры вокруг земли уже по ночам снятся. Думал, хоть в доме старого друга посижу спокойно.

Рацилия: Если женщинам нельзя выступать ни в Сенате, ни на Форуме, то где мне говорить, как не в своем доме? У нас с Квинкцием трое детей. Что мы им оставим после себя?

Корнелий: А где сейчас ваши дети?

Рацилия: Старший с консулом Нафтием сдерживает племена эквов, средний с другим консулом на севере, а младший разрывается между учебным военным лагерем, отцовским огородом и своей невестой.

Корнелий: Ах, да! Как же я забыл! В этруском квартале только и говорят, что красивейшая девушка Рима и богатейшая невеста Лукреция согласилась выйти замуж за вашего Цезона.

Рацилия: Надеюсь, ты не подумал, что он жениться на ней из-за денег?

Корнелий: Ну, что ты, что ты! Я знаю Цезона с детства, он не охотник за чужим богатством. К тому же все деньги отца невесты меркнут в лучах красоты этого божественного создания. Лукреция мне напоминает тебя в юности…   Как Цезон, счастлив?

Рацилия: Конечно! Не ходит, а летает от счастья. Но не все так просто.

Корнелий: А что случилось?

Рацилия: Говорят, предводитель «золотой молодежи», квестор Апий Клавдий поклялся храмом Юпитера, что Лукреция будет принадлежать только ему или никому.

Корнелий: Ну, мало ли, кто что болтает. Наверное, выпил лишнего вина, вот и куражится перед друзьями-патрициями. Женщина в Риме свободна в своем выборе. Даже отец не имеет права заставить дочь выйти замуж. Этот закон принят давно и достаточно суров к нарушителям.

Рацилия: Квинкций говорит, что более развратного и подлого человека, чем Апий Клавдий, не было в Риме со времен царя Тарквиния.

Корнелий: Не будем о плохом. Расскажи, как дела Цезона в военном лагере?
Не уронил ли он чести великого отца?

Рацилия: Тут как раз все в порядке. Говорит, что сейчас в лагерях отрабатывают новую тактику боя с укороченным испанским мечом. Говорит, что для северных племен, вооруженных в основном копьями, это будет полной неожиданностью.

Корнелий: А он не говорит, что эта новая тактика является военной тайной?

Рацилия: От жены Цинцината военных тайн нет.

Корнелий: Я чувствую какой-то приятный, и нежный запах распространяется по всему твоему жилищу. Ты кого-то ждешь к вечерней трапезе?

Рацилия: Лукреция обещала зайти, а так, только свои – Квинкций, Цезон, ну и ты. Куда ж теперь тебя денешь, красноречивый ты наш!

Корнелий: Рацилия, у меня к тебе просьба. Когда мы наедине, я готов простить тебе любое оскорбление, но умоляю тебя, если кто-нибудь появится, то попробуй уважать, если не меня, то, хотя бы, мою должность.

Рацилия: Солнце подошло к краю Холма. Квинкций скоро появится. Вот потому я и не вышла за тебя замуж. Уж очень ты робок с женщинами. Я слышала, ты перед своей Виргинией дома на цыпочках ходишь? Ну и ну! … Ты, от грозного голоса которого, дрожит половина римского Сената? А когда ты выступаешь в суде, преступники согласны с любым приговором, только бы ты скорее замолчал. Что происходит, Корнелий?

Корнелий: Не знаю… Когда боги делили таланты, мне достался ораторский, Квинкцию – военный. А с Виргинией – ты права. Моя семейная жизнь просто невыносима. Даже заседание Сената я продлеваю как можно дольше. Все думают, я забочусь о благе Рима, а я хочу прийти домой как можно позже. С каким бы удовольствием я ночевал в Курии.  Ладно бы одна Виргиния, но там еще две дочери выросли, и обе характером пошли в мать.

Рацилия: Хорошо тебе. Дочери хоть дома сидят, а сыновья – неизвестно вернутся из похода или нет. Неужели Рим не может жить без войны?

Корнелий: Ромул основал Рим, как военную крепость. Кто не  хочет воевать, уходит жить к латинским племенам. У нас с ними заключен союз: они нам продовольствие, мы им – надежную защиту. Думаю, наш латинский союз будет все время расширяться, и когда в него войдут все племена Италийского полуострова, то войны не будет. Но идея такого союза нравится далеко не всем, поэтому на нас постоянно и нападают.

Рацилия: Ох, не верю я тебе, что когда-нибудь не будет войны.  А вот и Цинцинат!


Входят Цинцинат и Цезон. Мужчины жестом приветствуют друг друга.

Цинцинат: Какой из богов шепнул тебе, Корнелий, что у меня на вечернюю трапезу ребра молодого барашка, тушенные в капусте? Раз ты сегодня один, без свиты своих сенаторов, то дела в Риме идут своим чередом?

Корнелий: О, Квинкций! Все как всегда! Консулы воют, преступников судят, честные граждане богатеют и радуются жизни.

Цинцинат: А некоторые сенаторы бегают по домам своих друзей и нюхают, – не жарят ли где молодого барашка?

Корнелий: Клянусь всеми храмами Рима, сам Юпитер не ушел бы отсюда, не отведав ребрышек, приготовленных твоей Рацилией.

Цинцинат: А что, Виргиния тебя не кормит?

Корнелий: И ты туда же! У нас еду готовит рабыня. Питаться этим просто невозможно.  (Рацилия берет кувшин с водой и выходит с Цезоном из дома.)
 Насколько успешен был твой труд сегодня? Надеюсь, боги земледелия помогли тебе?

Цинцинат: О, да! Мы с Цезоном закончили копать основной канал. По нему уйдут подпочвенные воды. Теперь, в период дождей и разлива Тибра, корни моей капусты не будут гнить, я же хочу еще…

Корнелий: (заметив, что они остались наедине) Квинкций, я знаю, как ты гордишься своими успехами в этом деле, благодаря тебе земледелие стало модно в Риме, но у меня есть одно маленькое и незначительное, по сравнению с твоими  овощами дело, которое не терпит отлагательства.

Цинцинат: Корнелий! Ты был бы не ты, если бы в твоей тоге не спряталось хоть одно маленькое дело. Я слушаю тебя.

Корнелий: Завтра прибудет корабль с оружием, которое мы тайно заказали в Греции. Ведь это была твоя идея вооружить несколько отрядов короткими испанскими мечами и специальными щитами.

Цинцинат: А почему оружие делали в Греции? Наши ремесленники не хуже!

Корнелий: А вот это уже моя идея. Нам это оружие обошлось гораздо дороже и дольше по времени, но для врагов это будет полной неожиданностью. Но не все так хорошо сложилось. Мои люди передали, что с этой партией оружия прибудет и наш заклятый друг – Солон. Это старая греческая  лиса давно ушла от дел, но что-то почуяла и хочет лично убедиться, чем мы тут занимаемся.

Цинцинат: А какое отношение это имеет ко мне?

Корнелий: Квинкций, я бесконечно преклоняюсь перед твоим военным талантом, но в политике ты полный невежда. Поэтому здесь командовать буду я.

Цинцинат: Если собрался командовать, то говори коротко и ясно, ты не в Сенате.

Корнелий: Ну, хватит попрекать меня Сенатом! Сначала Рацилия, теперь ты! Можно подумать, я только для себя стараюсь!

Цинцинат: Всё, молчу. Говори.

Корнелий: Только не перебивай меня! Я по-другому не умею. Так вот, мы и Афины -  два демократических государства, остальные – либо с царской формой правления, либо вообще находятся в диком состоянии. Демократия позволяет нам развиваться гораздо быстрее других. Но Афины стали на этот путь раньше нас, и нам приходится постоянно у них учиться. Как это ни прискорбно, но на сегодняшний день греки гораздо сильнее нас.
      Сторонники Солона в афинском Ареопаге думают, что рано или поздно Афины и Рим  вцепятся, как два льва, в глотку друг другу. Они с удовольствием, имея сейчас большее преимущество, придушили бы нас.
    Но, во-первых, так думают далеко не все греки, а, во-вторых, найти повод для войны очень сложно. У нас с Афинами нет даже общей границы. Но даже не это самое главное. Афины боятся далеко выводить свои войска, так как постоянно существует угроза нападения со стороны Персии.
     Есть только одна возможность, при которой Солон может осуществить свой план. Это, когда враждующие с Римом племена объединятся, и в этой войне либо одолеют нас, либо полностью измотают и обескровят Рим. Тогда небольшой греческий десант с легкостью расправиться с нами.
     Солон что-то слышал о планах наших врагов, вот и решил лично посмотреть, что здесь происходит.

Цинцинат: Хоть ты и просил не перебивать тебя, но я до сих пор не понял, какое я ко всему этому имею отношение.

Корнелий: А то, что формально Солон прибудет в Рим для знакомства с тобой. Весть о скромном и непобедимом диктаторе в отставке достигла Ареопага. Даже греки знают, что от одного твоего имени трясутся  колени у всех наших врагов!

Цинцинат:  Корнелий, я не справлюсь с этой дипломатией. Это ты можешь целый день убедительно говорить непонятно, о чем, а я…

Корнелий:  Ничего такого я от тебя не требую. Сегодня ночью все военные лагеря перенесут подальше от чужих глаз, и все, что этот старый мешок с греческими костями должен увидеть, так это тучные стада овец, огромные косяки гусей и грозного диктатора Цинцината, который среди всего этого изобилия мирно копает канаву на своем огороде. Неужели это так трудно для тебя?

Цинцинат: А что дальше?

Корнелий: А дальше? Говори с ним, о чем угодно, кроме войны. В конце, дашь ему немного семян своей знаменитой капусты, и пусть проваливает к себе в Афины. А чтоб ты не очень волновался, я все время буду рядом.

                Входят Рацилия и Цезон. За ними вбегает взволнованная Лукреция.

Рацилия: А вот и Лукреция! Но, что с тобой. Бедная девочка, ты чуть не плачешь?

Лукреция: Беда!  Из-за меня беда пришла в ваш дом!

Цезон: У нас все в порядке. Что случилось, кто обидел тебя?

Лукреция: Сегодня днем, когда солнце было в зените и на улицах никого не было, кто-то убил ликтора, охранника библиотеки Сената.  Прямо возле здания Курии. Апий Клавдий обвинил в убийстве тебя, Цезон!

Цезон: Какое глупое обвинение! Зачем мне убивать стража порядка? К тому же, я весь день был с отцом на его участке. Апий пылает к тебе такой страстью, что разум совсем отказал ему.

Лукреция: Он привел в суд двух свидетелей, плебеев, и они уже дали свои показания. Мой отец по своим делам был в суде, и сам все слышал.

Цезон: Не волнуйся!  Я легко докажу свою невиновность, а Апий еще ответит  за ложное обвинение.

Цинцинат: Цезон, думаю, не все так просто! Убийство ликтора одно из самых тяжких преступлений в Риме. Просто так на это, вряд ли, кто решится.

Рацилия: Корнелий, а ты, что молчишь? Ты же все законы знаешь, половину из них сам написал!

Корнелий: Боюсь, Квинкций прав! Теперь, Цезон, чтобы убедить всех в твоей невиновности, надо доказать, что те два плебея – лжесвидетели.

Цезон: Но я же весь день был с отцом!

Корнелий: Отец не может в римском суде свидетельствовать ни «за», ни «против» своего сына. Апий все точно рассчитал. Убрав Цезона, он опять открывает себе путь к Лукреции.

Лукреция: Я лучше умру, но никогда не буду женой Апия!

Цинцинат: Но, почему плебеи пошли на это? Они что, не понимают, обман рано или поздно откроется, и тогда ни один трибун не защитит их от праведного гнева римского суда.

Корнелий: Не все так просто, Квинкций. Здесь замешана большая политика. Дело в том, что уже несколько лет трибуны продвигают через  Сенат закон о раздаче земли на Авентийском холме. Этот закон даст плебеям право на получение земли практически возле стен Рима. А ты знаешь, что это такое! Получив землю, плебеи одновременно получают право служить в римской армии, и не только рядовыми пехотинцами, но и всадниками. Дальше, ты сам знаешь, в каких пропорциях делятся военные трофеи.

Цинцинат: Но у плебеев мало сторонников в Сенате, как им это удастся?

Корнелий: Каждый раз, когда Риму грозит опасность, Сенат объявляет военный набор. Но для набора необходимо согласие трибунов, а согласие они дают только в обмен на продвижение своего закона. На сегодняшний день закон «Об Авентийском холме» фактически принят. Осталось только объявить о нем. Плебеи готовы на все, только бы это скорее случилось.
     Думаю, Апий Клавдий вступил с ними в сговор, и в обмен на свою помощь, потребовал двух лжесвидетелей.

Цезон: Какой подлый человек! Я убью его!

Корнелий: Это ничего не даст. Тогда тебя точно осудят, и мы уже ничего не докажем.

Рацилия: Ну, что? Великий Цинцинат, защитить Рим для тебя легче, чем защитить собственного сына?

Лукреция: Это я во всем виновата! Простите меня!

Корнелий: Не плачь, дитя! Дело не в тебе. Видишь ли, право на жизнь, а особенно на хорошую жизнь, человек отстаивает в жестокой борьбе от рождения и до самой смерти. И не важно, кто перед тобой: вражеский воин, подкупленный судья, или просто негодяй, вроде Апия Клавдия, главное, чтоб человек был готов в любой момент вступить в эту борьбу. Иначе, рано или поздно, его превратят в раба без рода и племени.

Рацилия: Но, что нам делать?

Корнелий: По закону Рима любой гражданин имеет право, не дожидаясь суда, покинуть город и уйти в изгнание. Сейчас боги не на нашей стороне. Нужно подождать, и только тогда, когда обман откроется, Цезон сможет вернуться.

Рацилия: Цезон, поезжай в Тускул. В этом городе живет моя сестра.

Корнелий: Правильно. Тускул – верный союзник Рима. А я гонцом сообщу туда, что ты никакой не преступник. Пока тебя не будет, я организую сенатскую комиссию по расследованию этого дела. Нужно выиграть время.


                Цезон, Лукреция и Рацилия уходят.

Цинцинат: Рацилия! Бедная Рацилия! Она столько любви и нежности вложила в каждого нашего сына! А теперь, вместо того, чтоб няньчить внуков, провожает последнего.

Корнелий: Судьба всех римских женщин одинакова.

Цинцинат: Корнелий, хоть ты и утверждаешь, что я ничего не понимаю в политике, но кажется, ты не все сказал. Более того, я думаю, ты не сказал мне главного, зачем пришел.

Корнелий: Не хотел говорить при других. Ждал, когда останемся наедине. Теперь слушай. По твоему совету Сенат год назад создал отряд военных лазутчиков. Теперь у Сената гораздо больше достоверной информации, и она, к сожалению, печальная. Месяц назад нам сообщили, что восточные племена вышли из договора о перемирии. А семь дней назад пришла совсем плохая весть: северные племена вступили с ними в союз против Рима, и собрали огромную армию. Командует этой армией наш старый враг Гракх Калий. Только умелые действия наших консулов не дают, пока объединится двум вражеским армиям. Но силы не равны, и долго сдерживать Гракха консулы не смогут.

Цинцинат: Что намерен сделать Сенат?

Корнелий: Как только отправим нашего греческого гостя назад в Афины, будем объявлять дополнительный военный набор.  Даже, если оружие возьмут все взрослые мужчины Рима, врагов все равно будет намного больше. Положение серьезное, как никогда! На моей памяти Рим еще не сталкивался с такой огромной силой. Будем звать на помощь латинских ополченцев.

Цинцинат: Но ты не учел, что наши воины лучше обучены, более дисциплинированы. И еще у нас есть непобедимая римская конница.

Корнелий: До вчерашнего дня и я рассуждал так, как ты. А вчера пришло совсем мрачное известие: основа римской конницы, ее ударный отряд под командованием Марка Фабия попал в засаду и полностью уничтожен.

Цинцинат: Какая страшная весть! Я очень ценил этого храброго командира. Но как это случилось?

Корнелий: Лазутчик сказал, что отряд попал в хорошо расставленную ловушку. Узкая дорога между двух холмов была завалена камнями. Отряд оказался посредине. Склоны холмов были очень крутыми. Отряд спешился и пошел на прорыв, но силы были неравны.
     Больше года отряд успешно действовал на севере, не давая этим мародерам безнаказанно грабить наши земли. Но ты сам знаешь этих героев-патрициев. Победы вскружили им головы, и Гракх легко заманил их в засаду.

Цинцинат: Я слышал, что большинство отряда Марка Фабия были его родственники?

Корнелий: Да, древний и славный род Фабиев понес тяжелую утрату. Из взрослых мужчин остался только глава рода старик Квинт Фабий.

Цинцинат: Я когда-то служил под его командованием… ну, что ж, я все понял.

Корнелий: Да, Квинкций. Как только грек покинет Рим, Сенат в полном составе придет к твоему дому, и будет просить тебя, Квинкций Цинцинат, возложить на себя диктаторские полномочия.

Цинцинат: Корнелий, ты понимаешь, что говоришь?. Суд Рима готов приговорить моего сына к смерти, похотливый патриций не сегодня-завтра обесчестит мою будущую невестку… Сенат не в состоянии защитить меня от ложных обвинений и предлагает мне диктаторские полномочия? А Сенат не боится, что я после победы разверну армию и восстановлю власть царей?

Корнелий: Перестань Квинкций! Мы знакомы с детства, наши отцы воевали в одном легионе и погибли в одном бою, ради их памяти, ради будущего наших детей, ты этого не сделаешь!
   Квинкций, подумай! Растоптать молодую республику только из-за того, что какой-то подонок оклеветал твою семью?

Цинцинат: Диктатором может стать кто угодно!

Корнелий: Квинкций, я очень прошу тебя!
 Не время вспоминать обиды. Ты сам видишь, вражда плебеев и патрициев разрывает Рим изнутри, внешний враг вот-вот постучит в наши ворота. Первую проблему я беру на себя, но со второй только ты можешь справиться. Поверь мне! … Ну не могу я командовать армией, а поручить это кому попало нельзя! Ты же помнишь, при виде крови я тут же теряю сознание.

Цинцинат: Знаю, у тебя это с детства. Поэтому ты и в армии не служил. Но я никому не говорил об этом.

Корнелий: Ну, что поделать! Ни ты, ни я на службе у Рима не нажили большого состояния. Такая у нас судьба – тебе воевать, а мне – глотку драть…
       Долго мне тебя уговаривать?! Или хочешь, чтобы старый друг на колени перед тобой встал?

Цинцинат: (большая пауза) Хорошо …  Но учти, во время моей диктатуры я остановлю всю гражданскую жизнь в Городе, проведу тотальный военный набор. Суд и Сенат на время диктатуры распускаю. Остановлю всю частную торговлю и ремесла – только военные заказы и поставки. Ликторы перейдут в подчинение начальнику внешней стражи, которого я назначу. Раба наказать без моего разрешения и то нельзя будет! Ты понял!

Корнелий: Сенат примет все твои условия. Я гарантирую.

Цинцинат: Но, что нам делать с Лукрецией? Этот негодяй Апий не оставит ее в покое.

Корнелий: На какое-то время ее приютят в храме богини Весты. Весталки под особой охраной закона и этот мерзавец не посмеет к ней приблизиться. А теперь прощай.

                Корнелий уходит.

Цинцинат: (тяжелая пауза) Война! Опять война! Если бы кто знал, какой это огромный и тяжелый труд. Нет, просто умереть, идя в атаку не сложно, а вот победить врага! С каким бы удовольствием я сам, получив приказ, мчался на лошади, сметая всё на своем пути…
       Рим каждый раз ждет от меня чуда, как будто я сын Юпитера, и могу просить отца о чем угодно … Как им объяснить, что я такой же, как они все. Может, немного более удачлив, более решителен, трудолюбив, но это все! Никаких особенных достоинств у меня нет!

                Входит Рацилия.

Рацилия:  Ну, что? Корнелий добился своего?

Цинцинат: Ты о чем?

Рацилия: Квинкций, все  тайны Рима написаны у тебя на лице. У меня так мало радости в жизни. Я столько готовилась к вечерней трапезе с детьми! Ты есть будешь? Или пойдем просить богов, чтоб послали нам еще одного ребенка?

Цинцинат: (улыбаясь) Просить богов послать нам еще одного ребенка это приятное занятие, но требует от меня много сил. А где мне их взять, если я не съем приготовленного тобой барашка!



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

    Под тенью огромного дуба расположился командный пункт римской армии. Слева на сцене лежит  деревянная колода. Она служит походной кроватью и скамьей. Перед колодой ровный участок земли с нарисованным на нем планом местности. На сцене Цинцинат, в глубоком раздумье смотрит на план местности.


Цинцинат: Марк!

                Появляется Марк Публий.

Марк: Я здесь, диктатор!

Цинцинат: Чем занят Резервный легион?

Марк: Всю ночь мы строили укрепления из деревянных кольев. К утру древесина закончилась. Седьмая и первая центурия ушли на заготовку. Остальной легион на отдыхе.

Цинцинат: Как только доставят древесину, всех, включая командиров до ранга центуриона, на окончание строительства.

Марк: Среди командиров много патрициев знатных родов…

Цинцинат: Марк, не узнаю тебя! Ты разучился понимать приказы? Всех, кто откажется взять в руки лопату или топор, подвергнуть самой позорной казни. Все ли ты понял, Марк?

Марк: Да, диктатор. Все будет исполнено.

Цинцинат: О чем сообщают дозорные и сторожевые посты?

Марк: Так как в дозор солдаты идут прямо со строительства укреплений, то стараемся менять их чаще, чтоб не спали. Эта тактика оправдала себя. Южный сторожевой пост доложил о приближении неопознанного отряда. Конная сотня настигла этот отряд и уничтожила. Это была банда мародеров.

Цинцинат: Под видом дезертиров и мародеров могут быть и разведчики. О наших укреплениях не должен знать никто.
      Есть ли дезертиры в наших легионах?

Марк: Ни одного случая не замечено.

Цинцинат: Караулы должны следить не  только за проникновением в лагерь, но и за бегством из лагеря. Каждый наш солдат должен знать – его бегство – это смертный приговор его семье!

Марк: В своем легионе я лично огласил этот приказ.

Цинцинат: Какова полная численность нашей конницы?

Марк: Три тысячи сто двадцать один всадник.

Цинцинат: Чем они заняты?

Марк: Два больших отряда патрулируют дорогу на Рим, сопровождают продовольственные и фуражные обозы, остальные – в дозоре и на отдыхе.

Цинцинат: Кто контролирует дорогу на Альгид?

Марк: Сотня всадников под командованием моего брата Синкция.

Цинцинат: Солнце близиться к зениту. Скоро по этой дороге должен прибыть гонец от легата Тарквиция. Гонец должен принести очень важную весть. От нее зависит исход всей войны. Если до вечера гонца не будет, то к утру мы столкнемся с передовыми отрядами противника.

Марк: К вечеру укрепления будут закончены, а армия готова к бою.

Цинцинат: К утру вся конница должна быть в лагере. А теперь иди, отдай распоряжения командирам и курьерам.

                Марк уходит.


Цинцинат:  Один, опять один. Даже поговорить не с кем. (смотрит на ветви и крону дуба) Великое дерево, боги лишили тебя дара речи, но ведь слушать ты можешь, я знаю. Тебе много сотен лет. Наверное, еще Ромул отдыхал под твоими ветвями, и делился своими мыслями. Ты хранишь тысячи секретов. Когда-нибудь одному из людей боги разрешат поговорить с тобой, и ты расскажешь ему всю правду. Разреши, великое дерево, и мне поделится с тобой своей печалью. Мне очень важно сказать то, о чем я вынужден постоянно молчать.  Мои сограждане возложили на меня всю ответственность за наш Город и их жизни. Это очень тяжкий груз. Мне тоже иногда хочется расслабиться, попросить защиты, спрятаться от проблем, я такой же простой человек, как все. Но у меня нет на это права! На меня смотрит вся армия, весь Рим, и я должен быть тверже собственного меча.
    Римляне дали мне все мыслимые и немыслимые права, мне принадлежит жизнь каждого из них, но в обмен они отняли у меня одно единственное право, которое есть у каждого, – право на ошибку. Можешь представить себе, в какой кошмар превратилась моя жизнь! Только победа в этой войне может вернуть меня к нормальной жизни.
   Три моих сына ушли из дома на эту войну, и я ничего не знаю об их судьбе. Самое страшное на войне – это ждать известий.
    Когда враг рядом, и ты видишь его глаза, страх проходит, неизвестность остается позади, и ты делаешь ту работу, к которой готовил себя всю жизнь. Но ждать -  это невыносимо тяжело… . Ну вот выговорился, кажется, стало легче.
     Спасибо, великое дерево, что выслушало меня. Теперь, я должен  вернуться к своим обязанностям. ( садится на колоду и что-то чертит на плане местности).   
   Марк!

                Входит Марк.

Марк: Я здесь, диктатор.

Цинцинат: Марк, ты не первый год воюешь с нашими врагами. Скажи, как мы должны были поступить, выйдя с войсками из Рима?

Марк: (подходит к плану местности) Я думаю, что мы должны были сразу ударить  с запада  по лагерю Гракха Калия и освободить из окружения легионы консула Минуция. Затем, объединиться с армией другого консула, Нафтия, и дать решительное сражение.

Цинцинат: Твой план хорош, но он  слишком очевиден. Думаю, Гракх ожидал нашего удара с запада своего лагеря и хорошо к нему подготовился. А если учесть, что численность его армии более чем втрое превышает численность нашей, то успех твоего плана очень сомнителен и в случае неудачи, дорога на Рим была бы открыта.

Марк: Да, я не подумал об этом. Но разве был другой план?

Цинцинат: Он не только был, он есть и уже приведен в действие. Просто, раньше я никому даже тебе не мог о нем сказать. Я знаю, ты патриот и для тебя римская армия превыше всего, но какую оценку ты дал бы нашему противнику?

Марк: Их командир – очень умный и опытный воин. Достаточно вспомнить, как ловко он заманил в засаду отряд Марка Фабия. Опять же, он хороший организатор, раз сумел объединить все эти разрозненные шайки. Да, вот точное слово, которым можно назвать нашего противника – бандитская шайка. Они могут быстро собраться в одном месте ради большой добычи, но стоит им дать серьезный отпор, как они так же быстро разбегутся.

Цинцинат: Так было раньше. Теперь они значительно поумнели. Они втянули в войну все северные народы, заставили разорвать мирный договор с Римом восточные племена, а это было совсем не просто, поверь мне. Гракх долго готовился к этой войне. У него никогда не было такой большой армии. Теперь они не бандитская шайка, а хорошо организованная волчья стая, готовая сожрать главную добычу – Рим. Отступление консулов дало возможность Гракху захватывать все новые и новые земли. Это позволило увеличить его армию, но вот качество армии от этого только ухудшилось. Пока они побеждали, с дисциплиной проблем не было…  Именно, сейчас нам очень нужна победа, пусть временная, пусть промежуточная, но победа. Это внесет смуту во вражеские ряды, и, наоборот, поднимет боевой дух наших легионов. Такой победой должен стать сегодняшний утренний бой.

Марк: Тот легион, под командой Тарквиция, который ты отправил вперед, в одиночку должен одержать победу?

Цинцинат: Нет, прошлой ночью армия консула Нафтия получила мой приказ тайно сняться из своего лагеря и объединиться с легионом Тарквиция.

Марк: Но враг обнаружит исчезнувшую армию и кинется в погоню.

Цинцинат: В лагере останутся только разжигатели костров. Обман обнаружиться с рассветом, когда дело будет уже сделано. Нафтий и Тарквинций, объединившись, ударят с востока по лагерю Гракха, там, где он нас совершенно не ожидает. Освободив из окружения Минуция, вся объединенная римская армия отойдет сюда, за приготовленные нами укрепления.

Марк: Но, почему диктатор думает, что Гракх пойдет штурмовать наши укрепления, а не двинется на Рим другой дорогой?

Цинцинат: После нашего объединения враг тоже объединит свои силы, но это будет уже не тот наглый и безнаказанный хищник. С одной стороны, он обманут военной  хитростью Нафтия, с другой стороны, Гракх почти праздновал победу над Минуцием, а вместо триумфа получит удар, которого не ждал. Как думаешь, какие будут его действия?

Марк: Если наша армия отступит сюда, он сочтет это бегством и захочет реванша. Значит, кинется в погоню.

Цинцинат: А в результате  нарвется на наши укрепления, которые несколько уравняют силы.

Марк: Вот это да! Мне никогда не придумать такой хитрый план войны.

Цинцинат: Не отчаивайся, я уже стар, и кто-то из вас рано или поздно меня заменит. У тебя для этого есть все, что нужно. Теперь главное – дождаться гонца от Тарквиция. Я ему поручил командовать утренней атакой. Солнце уже давно покинуло середину неба.
     Что там за шум? Марк, узнай, что происходит?

                Марк уходит. Из-за кулис слышны отдельные слова и фразы :                «Оставьте меня», «Убери свое копье…» и т.д.


Цинцинат: Кажется, я узнаю этот голос. О боги, только не это!

                На сцену выходят Корнелий, начальник караула, и Марк.

Корнелий: Я гонец из Рима! Вы не можете так со мной обращаться. Квинкций, что происходит?
               
                Начальник караула бьет Корнелия рукояткой меча, тот падает.

Начальник караула: Как смеешь обращаться к диктатору, пока он не спросил тебя?

Цинцинат: Марк, кто это?

Марк: Он утверждает, что  гонец из Рима.

Цинцинат: Разве этот человек служит в нашей армии?

Марк: Нет.

Цинцинат: Так как же он может быть гонцом? Повтори приказ по лагерю!

Марк: Все посторонние лица, попавшие на территорию лагеря, должны быть уничтожены на месте.

Цинцинат: Караульный, почему не выполнили приказ? Надоело быть командиром?

Начальник караула: Диктатор, он утверждает, что его послала твоя жена.

Корнелий: Квинкций, неужели ты убьешь старого друга, так и не выслушав. Что передала тебе твоя жена?

                Начальник караула замахивается, чтобы ударить Корнелия.

Цинцинат: Оставьте нас одних.

                Марк и начальник караула уходят.

Корнелий: Ну, наконец-то! Я могу встать? Или мне можно говорить с тобой только лежа?

Цинцинат: Встань.

Корнелий: Как мне обращаться к тебе – великий диктатор, и тут же падать на колени? Или я все-таки могу назвать тебя Квинкцием?

Цинцинат: Корнелий, в этом лагере нет ни старого друга, ни Квинкция. Здесь есть только воинские звания – солдат, центурион, всадник, легат.

Корнелий: Ты по скромности забыл назвать диктатора.

Цинцинат: Пойми, ты не в Сенате, и даже не на форуме в Риме. Ты на войне. Твой юмор здесь неуместен. На войне побеждает тот, кто более беспощаден не только к врагу, но и к самому себе! Здесь даже я не могу отменить свой собственный приказ… Ну, почему, где бы ты не появился, Корнелий, там сразу начинается беспорядок! Даже не знаю, как мне быть.

Корнелий: Ладно. Пусть тебя не мучает совесть. Ради дисциплины и победы нашей армии, я готов умереть. Пусть отведут меня за тот холмик и убьют, только выслушай вначале.

Цинцинат: Куда ж я от тебя денусь, говори.

Корнелий: Рацилия передает тебе, что твой старший сын, Постумий. Прибыл в Рим с обозом раненых. Ранен в двух местах – в шею и в колено. Раны не смертельные, но пришлось поволноваться. Трое суток Рацилия не спала, пока миновал кризис. Когда я вышел из Рима, Постумий уже разговаривал. Рацилия понимает, как это важно для тебя, вот и послала меня с этой вестью. А заодно узнать, нет ли вестей о других детях?

Цинцинат: Нет. Я ничего о них не знаю. Если б не ты, я б и о старшем ничего не знал... Корнелий, подумай, разве это все, что Рацилия передала мне?

Корнелий: Ах, да, конечно! Я чуть не забыл самое главное! Жена также передает тебе, что она посыпала рассаду твоей капусты пеплом миндального дерева, как ты и просил ее, уходя на войну. Вот расскажи мне, хотя бы перед смертью, как ты можешь в такой напряженный момент, думать о какой-то дурацкой траве на своем огороде?

Цинцинат: Корнелий! Неужели ты не понимаешь простых вещей! Я тебе удивляюсь! Ты ведь политик, государственный человек, строишь долгосрочные планы! … Рано или поздно, эта война, как и все другие, закончиться, равно как  и наша жизнь. Пройдут сотни, тысячи лет. Возможно, Рим будет совсем другим, и о нас с тобой никто даже не вспомнит. Но люди каждый год, что бы ни случилось, будут сажать свои огороды, каждый год будут выращивать капусту, и благодарить того, кто подарил им этот новый, хороший, сорт.

Корнелий: Квинкций, преклоняю перед тобой колено. Признаю, ты велик во всем.

Цинцинат: Ну, хватит обо мне. Какие еще вести из Рима?

Корнелий: Наш знакомый, Апий Клавдий, в твой армию не попал. Служит в городской страже. Сейчас вся власть в Городе принадлежит начальнику внешней стражи, Квинту Фабия. Сенат распущен, суды закрыты, торговля разрешена только несколько часов в день. Комендантский час наступает с заходом солнца. Никому нельзя без разрешения ни покинуть Город, ни войти в него. Все улицы постоянно патрулируют караулы, за нарушение порядка – казнь на месте. Раненых из бедных семей в принудительном порядке распределяют в богатые дома. … Квинкций, таких строгих порядков в Риме никто из старожилов даже не помнит.

Цинцинат: Молодец, старик Фабий. Он в точности исполнил все мои распоряжения.

Корнелий: Но это слишком сурово. Рим не готов к этому. В знатных семьях начался ропот недовольства…

Цинцинат: Уж кто-кто,  а ты, Корнелий, не имеешь права упрекать меня за это! Кто как не ты, уговаривал меня стать диктатором! Весь твой Сенат валялся у меня в ногах, умоляя взять власть, и стать на защиту Города! А если нет другого способа спасти Рим, кроме тотальной диктатуры и отмены всех, абсолютно всех гражданских прав. Ну, я, во всяком случае, не вижу другого способа! Ты пойди, посмотри, изнеженные роскошью патриции роют у меня окопы, таскают бревна без сна и отдыха.

Корнелий: Извини, Квинкций, я и не думал упрекать тебя. Просто ты спросил – я ответил. Кстати, насчет порядка в Риме, ты тоже оказался прав. Дней десять  назад в Город пытались войти с отарой овец два больных пастуха. Если б не бдительность стражи, могла бы начаться эпидемия. Пастухи и овцы были сожжены. В огонь бросили даже копья, которыми их закололи.

Цинцинат: Квинт Фабий – единственный, кому я мог доверить Город.

Корнелий: Забудем. Может, я перед смертью и сгустил краски… Ведь не каждый день гибнешь от руки тех, кому сам доверил оружие.

                Входит Марк.

Марк: Диктатор, прибыл гонец от легата Тарквинция.

Цинцинат: Веди его.

                Входит гонец.

Цинцинат: Говори, гонец, с чем прибыл.

Гонец: Виктория! Виктория, мой диктатор! Легат Тарквинций кладет к твоим ногам свою победу!

Цинцинат: Расскажи о бое подробно.

Гонец: Покинув лагерь, наш  легион подошел  с востока к горе Альгид, где в окружении находился консул Минуций. Перед самым рассветом к нашему легиону присоединился со своим войском консул Нафтий.

Цинцинат: Согласился ли Нафтий выполнять приказы легата Тарквинция?

Гонец: Да. Узнав, что по твоему приказу утренней атакой командует легат, Нафтий полностью ему подчинился. С восходом солнца мы обрушились на врага. Впереди шел свежий, обученный новой тактике ближнего боя легион Тарквиция. Солнце слепило глаза врагу. Наш натиск был настолько сильным и неожиданным, что сам бой длился недолго. Вскоре началась настоящая бойня. Враг бросал оружие и в панике бежал. Окруженные войска Минуция, услышав шум боя. Ударили в тыл врагу, и вскоре мы соединились. Гракх, не понимая, что происходит, дал приказ отходить на север. Чтобы прекратить истребление своей отступающей армии, он бросил на нас свою конницу. По приказу Тарквинция, мы укоротили трофейные копья врага и встретили конницу тучей дротиков. У Гракха нет больше конницы, но он успел перестроить отступающую армию.

Цинцинат: Такого подарка от Тарквинция я  не ожидал. Что было дальше?

Гонец: Консул Минуций настаивал на преследовании армии Гракха, но, узнав, что объединенной армией командует Тарквинций, подчинился приказу, и сейчас вся римская армия походным маршем движется сюда, в твой лагерь.

Цинцинат: У тебя все?

             Гонец посмотрел на Марка, Марк отрицательно качнул головой.

Гонец: Все, диктатор.

Цинцинат: А почему ты так задержался?

Гонец: Все так обрадовались победе, что забыли сразу послать гонца. И только , когда войска построились к маршу, вспомнили об этом.

Цинцинат: Иди. Марк, позаботься о нем. После короткого отдыха пусть сразу скачет в Рим, там соскучились по хорошим вестям.

Корнелий: Ну, что, Квинкций, все идет, как ты задумал, и наши жертвы не будут напрасны?

Цинцинат: Корнелий? Ты все еще тут?

Корнелий: Не могу же я сам себя убить, а палача ты мне так и  не назначил.

Цинцинат: Какого палача? Пойдешь с обозом раненых в Рим. Так будет спокойнее.

Корнелий: Не пойму тебя, Квинкций, - приказ о моей смерти, который даже ты не можешь отменить, все-таки отменяется?!

Цинцинат: Я военные законы знаю не хуже, чем ты гражданские. По случаю победы я имею право помиловать двух приговоренных к казни. Но обещай мне, что ты каждый день будешь навещать Рацилию. Мало ли, что  ей понадобиться для лечения сына.

Корнелий: Если прикажешь, я могу даже поселиться у тебя дома.

Цинцинат: А вот этого не надо.

Корнелий: Как скажешь. Ты диктатор, тебе виднее, где мне жить.

Цинцинат: Перестань издеваться надо мной.

Корнелий: Да? А когда я был сенатором, сколько раз в день вы надо мной смеялись?

Цинцинат: Корнелий, уйди. У меня завтра решительное сражение, мне нужно к нему готовиться.

                Входит Марк.

Марк: Диктатор, Тарквинций шлет к тебе перебежчика. Он считает это важным.

Цинцинат: Введи его.

                Начальник караула вводит перебежчика.

Цинцинат: Что происходит в лагере Гракха Калия?

Перебежчик: Наши армии, северная и восточная, сразу после отступления объединились. Теперь у Гракха более шестидесяти тысяч пехотинцев. Командиры настаивают на немедленной атаке на ваш лагерь, они полны решимости разбить римскую армию. Свое утреннее отступление считают глупой случайностью, но часть армии взбунтовалась. Около пяти тысяч ушли на северо-запад, они хотят захватить Тускул.

Марк: (В ярости) Ты врешь! Ни один командир не отпустит дезертиров живыми!

Цинцинат: Уведите его.

                Начальник караула уводит перебежчика.

Цинцинат: Ты прав, Марк. Это не перебежчик, это посланец от Гракха. Слишком много он знает. Гракх сообщает нам, что его волчья стая будет грабить Тускул. Как ты думаешь, зачем он это делает?

Марк: Он хочет, чтобы мы послали помощь Тускулу. Пеший легион не успеет, значит, нужно посылать конницу.

Цинцинат: И остаться в завтрашнем бою без единственного своего преимущества… Марк, а что сказал тебе гонец, перед тем как ты привел его ко мне?

Марк:  Он сказал, что твой сын Клавдий храбро сражался и не получил ни одной царапины.

Корнелий: Квинкций! А как же Цезон? Ведь он сейчас в Тускуле!

Цинцинат: Корнелий! Уйдешь ты когда-нибудь или нет? Марк, уведи его немедленно.

                Марк и Корнелий уходят.

Цинцинат: Что делать, что делать? Спасая сына, я могу погубить Рим, спасая Рим, я могу лишиться сына. Нелепый выбор! Как я его боялся. Проклятая власть! Она лишила меня возможности стать рядом со своим мальчиком, хотя на это имеет право любой отец. Десятники всегда ставят в строю родственников рядом.
    О боги! Чем я прогневил вас? Нельзя так издеваться над простым смертным. Будь проклята эта должность, если я не могу прикрыть щитом моего мальчика!


        Появляется Марк. Видя состояние диктатора, не решается себя обнаружить.

Цинцинат: (успокаивается) Все, хватит! Завтра сражение. Нельзя перед боем быть в таком виде. Все … я прежний Квинкций Цинцинат. Марк!

Марк: Я здесь, диктатор!

Цинцинат: Вот ты и дождался своего часа. Завтра будешь командовать нашей конницей. По сигналу ударишь в тыл врага, и отсечешь ему путь к отступлению. Это будет решающий момент боя. Ты все понял?

Марк: Да, диктатор. … Разреши мне одну личную просьбу.

Цинцинат: Марк, что случилось? Мы на войне, какие личные просьбы?..
Ну, что у тебя?

Марк: Диктатор, позволь мне завтра после решительной и окончательной победы над врагом, не мешкая ни одного мгновения, отправиться с моим конным отрядом, навестить одного моего дальнего родственника в городе Тускуле. Я так давно не видел его. Думаю, родственник сильно обижается на меня за это.

Цинцинат: Ну, если ты так любишь своего дальнего родственника, то навести его. Отдай гонцам распоряжения, и как только прибудут консулы, всех ко мне. У нас еще много работы перед завтрашним боем.

                Марк, довольный, уходит.

Цинцинат: Кто бы мог, подумать, что у этого сурового воина под мантией легата бьется такое чуткое сердце. Наверное, он видел меня в минуту моей слабости. Ох, чувства на войне – непозволительная роскошь. Даже на минуту нельзя расслабиться.


               




                ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ


   Рим. На сцене ступени Форума. Видны несколько колонн и край портика.
Мимо идут празднично одетые люди. Отовсюду слышны победные выкрики «Виктория», «Виват великому Цинцинату», «Да здравствует республика», «Да здравствует свобода». От толпы народа отходят двое мужчин и две женщины. Один из мужчин это бывший начальник стражи военного лагеря Цинцината Флавий, второй эго друг квестор Апий Клавдий. В руках одной из женщин амфора с вином, другая держит глиняные чашки. Флавий веселый, Клавдий очень грустный.

Флавий : Терция, девочка моя, налей нам еще вина.

Клавдий от вина отказывается.

Клавдий : Откуда  эти гетеры?

Флавий : Отец подарил на все праздничные дни. Хочешь, выбирай себе любую. Для друга мне ничего не жалко.

Клавдий : Нет уж, спасибо, оставь себе.

Флавий : Никак не выкинешь из головы эту Лукрецию. Знал бы ты сколько из-за нее потерял. Глянь на меня. Я пошел на войну в двадцать три года, десятником. И то, отец купил мне эту должность, а вернулся командиром седьмой этрусской когорты! Сам герой войны легат Тарквинций вручал мне фаски центуриона. Я за несколько месяцев сделал карьеру, на которую у других уходят года! А ты просидел в городской страже.

Клавдий : Не твое дело!

Флавий : Не мое, говоришь! (Флавий резко повернулся к Клавдию ) А может ты забыл, как мы еще детьми играли в героев. Мечтали защищать Рим от варваров! Ты же был самый сильный, самый ловкий и умный из нас! Посмотри, в кого ты превратился! … (Флавий одним глотком выпил кружку вина) Ну, хорошо, я понимаю, выпили мы лишнего… ну, дал ты нам эту глупую клятву. Так из нас четырех кто был в тот вечер, остались только двое.

Клавдий : Как двое? А где Сикст и Луций?

Флавий : На Сикста упало огромное бревно, когда мы строили укрепления. Мы все были очень уставшие, кто-то не удержал и, … мне пришлось, как ближайшему другу избавить его от страданий…

Клавдий : А Луций?

Флавий : Это была уже четвертая атака. Мы стояли на правом фланге, Луций на мгновение отвлекся, хотел подтянуть ремень на правом плече, опустил щит и, … копье сабинянина проткнуло его насквозь… О, Апий, какой это был бой! Я б полжизни отдал, чтоб хоть на мгновение туда вернуться! Цинцинат командовал войсками едва заметными жестами, но мы понимали его, как если бы он говорил нам словами. Да, что там мы, наверно, лошади и те понимали его с полуслова. Едва он поднял вверх левую руку, конница, как камень из пращи выскочила в тыл врага. Такой бой бывает только раз в жизни. … Апий, друг, послушай меня, бросай свою Лукрецию. Через месяц консул забирает мою когорту на восток, будет большая добыча, иди ко мне десятником?

Клавдий : Знаешь, Флавий, чем отличаются знатные патриции от богатых выскочек?

Флавий : Это ты на кого намекаешь?

Клавдий : Успокойся ни на кого, просто знатный патриций если уж выбрал свой путь, то, не смотря ни на что, никогда с него не свернет.

Флавий : Ты опять за свое. (Терция вновь наливает ему вина и он пьет)… Слушай, друг, сегодня отец в честь нашей победы и возвращения живым сына-героя приказал принести в жертву сорок баранов. Будет огромный пир, приходи я всегда рад тебя видеть. 

Клавдий : Спасибо, Флавий, ты единственный друг, кто не предал меня, но мне надо идти, скоро стража начнет искать меня.

Флавий : Можешь на меня рассчитывать, я буду ждать тебя.


Апий Клавдий разворачивается и уходит. Флавий присоединяется к праздничной толпе. Звучат победные трубы. На сцену выносят носилки в которых сидит Цинцинат, и ставят их на верхнюю ступеньку Форума. За носилками несут личный орел Цинцината. Затем появляются консулы Нафтий, Минуций и легат Тарквинций, за ними  Корнелий, Рацилия и Лукреция. Слышен удаляющийся шум ликующей толпы. Цинцинат снимает с себя огромный золотой венок.

Цинцинат: Какой тяжелый венок. Я никогда не  только не имел, но и не видел столько золота.

Минуций: Диктатор, это подарок тебе от римского войска. Мы все, от пехотинца до легата гордимся тем, что служили в твоей армии. Где бы мы ни были, но стоит тебе позвать нас, и мы вновь преклоним колени перед твоим орлом. Весь Рим знает: «Цинцинат с нами, и мы непобедимы».

Цинцинат: Спасибо, Минуций, за твою пламенную речь, но ты ошибся. Я уже не диктатор. Утром я созвал старый состав Сената, и снял с себя диктаторские полномочия. Теперь я простой гражданин нашего Города.
        А почему командиры моих бывших легионов до сих пор здесь? Весь Рим отправился на Марсово поле смотреть военные трофеи. Без вас распределять трофеи никто не будет. А где Марк Публий? Он до сих пор не вернулся из Тускула?

Тарквиций: Диктатор! О, прости, Цинцинат! Пока ты принимал вполне заслуженный триумф от граждан Рима, и держал свою победную речь перед Сенатом, прибыл гонец от Марка. Марк  разбил отряд мародеров в Тускуле, принял почести от граждан этого города и вскоре вернется в Рим. Мы все здесь, чтобы вместе с тобой встретить его.

Цинцинат: Корнелий, а что Сенат решил делать с пленными? Их как никогда, много.

Корнелий: По решению Сената их ждет обычная унизительная процедура прохождения через ярмо. Затем им позволят поселиться в дружественных нам землях. Поэтому же закону через три года оседлой жизни нынешние пленники  смогут служить в римской армии, а впоследствии на правах плебеев поселиться возле Города.

Цинцинат: Это касается командиров тоже?

Корнелий: Перед законом Рима все равны! На первом же заседании Сенат рассмотрел еще два вопроса. Первый – о праздновании триумфа великого Цинцината, праздники продлятся семь дней, а второй – я тоже не сидел сложа руки, комиссия Сената, которую я создал, собрала неопровержимые улики и доказала невиновность Цезона. Оба лжесвидетеля сознались в своем преступлении. Теперь перед судом предстанет истинный убийца ликтора – Апий Клавдий. Как только ликторы вернутся к своим обязанностям, он будет тут же арестован.

Рацилия: Корнелий, помолчи немного.

Корнелий: Что случилось?

Рацилия: Я никак не могу дождаться своей очереди обнять мужа. Мне кажется, я единственная в Риме, кто еще не поздравил триумфатора.

Корнелий: (тихо, Рацилии) Я же просил тебя – на людях быть со мной по-вежливей.

Рацилия: Видит Юпитер, я терпела, сколько могла. (берет Лукрецию за руку и поднимается по ступеням). Пойдем, моя девочка, а то они снова заберут его куда-нибудь.

Лукреция: (вручает Цинцинату огромный венок из полевых цветов) Великому триумфатору, защитнику Рима, и победителю всех наших врагов от жриц богини Весты. А от меня лично… (смущенно смотрит на Рацилию)

Рацилия: Не стесняйся, говори, я с тобой.

Лукреция: А можно поцеловать триумфатора?

Рацилия: Мы его семья, нам не  только можно, но и нужно это сделать.

                Рацилия и Лукреция обнимают Цинцината.


Цинцинат: Спасибо, спасибо! Только теперь, в объятиях семьи, я чувствую себя дома. Как там наш раненый?

Рацилия: Уже лучше. Рана на шее зажила, а нога еще болит. Все рвался посмотреть на твой триумф, но ходить ему еще тяжело. Ждет, не дождется тебя дома. Хочет рассказать о своих подвигах. От Цезона никаких вестей нет?

Цинцинат: (мрачно) Нет. Но скоро здесь будет Марк. Думаю, Цезон прибудет с ним вместе.

Лукреция: Значит, Цезон скоро будет здесь? И нам больше ничего не грозит? Я пойду, прощусь с главной жрицей. Она была ко мне так добра. Скоро вернусь, и мы вместе встретим моего будущего мужа.

                Лукреция уходит.

Корнелий: Квинкций, как я тебе завидую! Теперь ты можешь каждый день любоваться на своих счастливых детей. (глядя вслед Лукреции) Не нужно бы ее одну отпускать. Караулы сняли, а ликторов еще не избрали. Представь себе, за время диктатуры в Городе не было ни одного преступления. Мы настолько привыкли к охране, что стали абсолютно беспечны. Но с завтрашнего дня Сенат полностью берет Город под свой контроль.

Рацилия: Квинкций, что с тобой? Ты никак не можешь расслабиться и нежно обнять меня? Ты что-то скрываешь?

Цинцинат: Мне не дает покоя не состоявшееся пророчество.

Рацилия: О чем ты?

Цинцинат: Накануне вступления в должность, каждый римский военноначальник должен посетить жреца авгура, и получить от  него благословение. Традиция авгурации очень древняя. Вот и я, перед тем, как вывести войска и Города, провел ночь со старым и мудрым предсказателем. За всю ночь старик произнес не более десятка слов, а перед рассветом вывел меня на восточный склон Палантина.
      Когда небо стало светлым, на горизонте показались три птицы, два орла, и один коршун. Глядя на полет птиц, старик стал рисовать на земле какие-то знаки. Когда птицы улетели, осталась строчка из букв, очень похожих на греческие. Затем показались еще две птицы, и авгур вновь стал чертить свои знаки. Птицы исчезли, и взошло солнце. Прочитав первую строчку понятных только ему знаков, авгур сказал: «У тебя будет только одна ночь для подготовки твоей победы. Какая это ночь, и что нужно делать, ты решишь сам». Глянув на вторую строчку,  авгур помрачнел, затем стер ногой все, что сам написал, и удалился.

Рацилия: Ты до сих пор не понял, о чем второе пророчество?

Цинцинат: Я решил, что должен погибнуть в этой войне, поэтому в решительном бою сам повел легионы в атаку. Но как видишь, стою перед тобой цел и невредим.

Рацилия: Нафтий, Минуций, Тарквинций! Как вы могли допустить, чтобы диктатор сам пошел в атаку?

Тарквинций: Рацилия, я выполнил все приказы Цинцината, и никто в Риме не может меня ни в чем упрекнуть!

Нафтий: Поверь нам, это было полной неожиданностью для всех нас! Несколько часов подряд вся римская армия, сидя за укреплениями, отбивала одну атаку за другой. Враг, как ни старался, не мог добиться ощутимого перевеса. Их атаки становились все сильнее и яростнее. Ров перед укреплениями почти весь был засыпан трупами. В легионах оставалось чуть больше половины солдат. Остальные – либо убиты, либо тяжело ранены. Каждый из нас отдавал этой битве все свои силы.
     Но сил оставалось все меньше и меньше. В самый тяжелый и решительный момент боя перед нашими оборонительными укреплениями, вдруг взвился  орел диктатора, и прозвучал сигнал к атаке. Я не поверил своим глазам – диктатор решил сам повести римлян в атаку! Мы все – я, Тарквиций, Минуций, оставили свои легионы на заместителей, и стали рядом с Цинцинатом. Когда солдаты увидели, что в атаку их ведет сам диктатор,  они воодушевились, и стали скандировать: «Цинцинат с нами, и мы непобедимы! Цинцинат с нами и мы непобедимы!»
      Враг вначале ничего не понял. Они как раз перестраивались для новой атаки. А когда увидели выстроенные римские легионы во главе с грозным диктатором, их ряды дрогнули. Мы одним решительным ударом обратили их в бегство. Конница отрезала им путь к отступлению. Все, кто сложил оружие, были помилованы и взяты в плен.

Минуций: Победа досталась дорогой  ценой, но твой сын Клавдий за один день прошел путь от солдата до субцентуриона.

Рацилия: Да, он прибегал домой, показать мне и старшему брату свои новые знаки отличия. Очень гордиться ими. Но он очень молод, ему всего девятнадцать, как вы можете доверять ребенку такую большую должность?

Тарквинций: Хорош ребенок!  Видела бы ты его в бою. Полное спокойствие, четкие команды, ни одного лишнего движения – вылитый Цинцинат. Я уверен, он обязательно станет легатом.

Рацилия: Это у вас в армии – он субцентурион. А у меня дома – ребенок.

Корнелий: Смотрите, к воротам Рима приближается облако пыли. Это наша конница вернулась из Тускула ( к консулам, мрачно) Марку нужна помощь.

                Консулы и легат уходят.

Цинцинат: Корнелий, как ты там что-то видишь? Я ничего не могу разглядеть. Если бы ты служил в римской армии, из тебя получился бы хороший дозорный.

Корнелий: Квинкций, ты как никто знаешь, что мне дисциплина противопоказана, я и армия – вещи несовместимые.

Рацилия: Корнелий, что ты там увидел? Почему ушли консулы?

Корнелий: Уже ничего не видно, облако пыли накрыло все. По закону – с оружием в Город нельзя, поэтому всадники остановились у ворот.

               На сцене появляются Тарквиций, Минуций, Нафтий и Марк.                Они несут носилки с телом Цезона. Носилки ставят на верхнюю ступень Форума.

Рацилия: Мой мальчик!(кидается к телу сына)

Марк: (становится на одно колено перед Цинцинатом) Диктатор накажи меня, я не успел. Никогда не прощу себя за это.

Цинцинат: Встань, Марк. Я теперь не командир тебе, я простой гражданин Рима. Я не могу тебе приказывать,… но скажи мне, как отцу, как это произошло?

Марк: Как только исход боя с Гракхом Калием был решен, я собрал всех оставшихся в строю всадников и мы двинулись на Тускул. В пути мы не сделали ни одной остановки, но все-таки опоздали. Мародеры уже несколько часов грабили город. Увидев наш отряд, они в панике бросились бежать. Я приказал никого в плен не брать.

Корнелий: Бедная Лукреция! Она еще ничего не знает. Пойду, найду  ее…

                Корнелий уходит. 

Марк: Цезон, не смотря на свои семнадцать лет, командовал обороной северных ворот. Его отряд отбил все атаки мародеров. Западные ворота пали первыми, и враг зашел ему в тыл. Под командой Цезона были такие же молодые тускуланцы, как и он сам. Свидетели рассказали, что Цезон сам обучал их всему, что знал. И они не подвели своего командира в бою. Обозленные такой упорной обороной, мародеры не пощадили никого из его отряда. Тело Цезона прикололи к воротам и  хотели поджечь, но тут подоспели мы.
       Ты можешь гордиться своим сыном, он не уронил чести великого отца.

Цинцинат: Марк, ты все сделал правильно. Мародеры не солдаты, они не имеют право на жизнь.

                На сцену выходит Корнелий. На руках он несет тело Лукреции. Корнелий опускает тело Лукреции рядом с Цезоном.

Корнелий: Я нашел ее мертвой на ступенях храма богини Весты, только один человек в Риме мог поднять руку на эту неземную красоту… Когда я шел искать Лукрецию, я впервые в жизни не мог найти нужных  слов. Они так любили друг друга, что я не знал, как сказать ей о смерти Цезона… Но боги таким жестоким способом избавили меня от необходимости что-либо говорить. Улыбка застыла на её лице. До последнего мгновения  своей жизни она была счастлива… Пусть, хоть  после смерти они будут вместе.
     Рим заплатил огромную цену за свою свободу. Рацилия, я знаю, что ты хочешь сказать, поверь мне, у Цинцината не было другого выхода. Я был там, на войне, в лагере диктатора. Квинкций сделал все, что мог, и я не знаю другого человека, который бы справился  с такой тяжелой ношей. Ты не можешь его ни в чем упрекнуть. Такова воля богов! Боги взяли свою жертву!

Цинцинат: Вот и сбылось второе пророчество старого авгура! Мудрый старик пожалел меня. А тебе, Рацилия, хочу сказать -  у меня был выбор, я мог…

Рацилия: Не нужно ничего говорить. Ты мужчина, ты отец, и если ты принял такое решение, значит, оно было единственно верным. Не мне, женщине, обсуждать решения диктатора Рима. Хвала Юпитеру, он оставил мне двух сыновей и мужа. В Риме много семей, где остались  только мать с маленькими детьми. Пол Рима ликует и празднует, а вторая половина оплакивает погибших. Так было и так будет.

Цинцинат: А теперь все уйдите! Оставьте нас с женой! Неужели вы не видите, гражданин Рима хочет проститься со своими детьми. Да оставьте же нас! Я никогда ни о чем не просил Рим, только Рим всегда просил меня! А теперь я прошу – уйдите. Я все-таки ваш бывший командир, и не хочу, чтобы вы видели мои слезы.

Все, кроме Цинцината и Рацилии покидают сцену. Цинцинат больше не может сдерживать свои чувства.



                Занавес