История одной уборки

(Из Армейского цикла)

Рота ушла на завтрак. В казарме остались «уборщики». Дежурный по роте, старший сержант Клешня, парень с лужёной глоткой и пудовыми кулаками, предупредил:   
- Я - курить, через пять минут вернусь, марафет не наведете – всем глына! 
Командир отделения «уборщиков» ефрейтор Шиншилов засуетился:
- Быстренько, быстренько, ну чего, чего встали, чего встали?
В его распоряжении находилось пятеро военных строителей: четверо из которых, "приблатнённые", ничего не делали и "черт" Евинский. "Черт" выполнял всю грязную работу: собирал мусор, мыл пол, выкручивал тряпку; остальные четверо выравнивали кровати, расставляли табуреты и по очереди ходили менять воду для мытья полов. 
- Евочка, я тебя убью, я тебя убью, – то и дело повторял Шиншилов, подгоняя Евинского. – Быстрей, быстрей.
Менять воду подошла очередь Кирилла. Он взял ведро и направился в умывальню. Там, у открытого окна, курил Клешня. 
- Когда альбом сделаешь? – спросил сержант. 
- До конца недели. 
- Не дразни меня.
- Никак нет. 
Кирилл был художником в части и пообещал Клешне быстро оформить дембельский альбом, но намеренно медлил: держать горластого сержанта на крючке было выгодно. В данной воинской части сложилась особая иерархия. Военные строители делились на три категории: «блатные» - те, кто ничего не делал; «приблатнённые» - те, кто почти ничего не делал; и «черти» - те, кто выполнял всю работу. Права и обязанности не обуславливались ни сроком службы, ни земляческими отношениями, ни лычками на погонах. Господствовал культ воровских понятий. Доставшаяся от земляка должность художника части, сама по себе, не гарантировала Кириллу благ. Увольняясь в запас, земляк посоветовал:
- Чтобы жить по-людски, нужно себя зарекомендовать. 
- Это что, всем харю бить? - уточнил Кирилл.
- Хы-хы-хы, по тыкве всем не настучишь, если ты, конечно, не Брюс Ли. Думай. Единственное, что скажу: не прикасайся к тряпке, а то будешь драить полы до дембеля. 
Кирилл внял совету земляка и упрямо пошёл в отказ от грязных работ, держал удар и был оставлен в покое. Из-за интеллигентности Кирилл не стал «блатным», однако должность художника части позволила манипулировать «блатными»: кому-то оформить дембельский альбом, а кого-то и отшить, сославшись на вездесущее око начальника штаба; кому-то сделать татуировку почти без боли, а кого-то и понервничать заставить. И хотя Кирилл служил только первый год – служилось уже неплохо. 
- Евочка, я тебя убью, я тебя убью, – повторял Шиншилов.
Кирилл поставил ведро с чистой водой перед Евинским и вернулся к выравниванию кроватей по ниточке. В этом ему помогал Сметанин. Они протянули белую нитку от первой кровати к последней и, не спеша, принялись поправлять постели по ней. 
- Евочка один не управится, – заметил Сметанин.
- Ты хочешь помочь ему? – осведомился Кирилл.
- Нет. 
Кирилл познакомился со Сметаниным ещё на призывном пункте. Судьба распорядилась так, что попали они в одну учебку, в одну роту, в один взвод и даже, в одно отделение. Сметанин утомлял Кирилла навязчивым желанием дружить. После учебки Кирилл надеялся навсегда распрощаться с земляком, но судьба имела своё мнение на сей счёт. «Кирюха, братан, нам повезло: мы снова вместе! – лез обниматься Сметанин, узнав о результатах распределения. – Ты не рад?». Через день после прибытия на новое место службы приехала мать Сметанина. Она нашла общий язык с начальником штаба, и сына назначили помощником киномеханика. Из Кирилла она выудила обещание – не бросать друга в тяжёлой ситуации. Впрочем, таких ситуаций со Сметаниным не случалось: никто не хотел связываться с начальником штаба.

Как ни старался Евинский, но одному явно не под силу за пять минут вымести и вымыть казарму. Бедолага ефрейтор это понял, прекратил его поторапливать и уселся на табурет. Скрипнула дверь в умывальню. Шиншилов вскочил. 
- А где близнецы? – шёпотом спросил Сметанин.
- За веником ушли, – ответил Кирилл.
- Вдвоём?.. Гады. 
Позвякивая подковами новеньких сапог, с обточенными, заострёнными носками и сплющенными в «гармошку» голенищами, показался Клешня. 
- Шиншилов, сука, я не понял?! – Сержант подошёл к табурету, на котором только что сидел ефрейтор. 
- А что я могу поделать? – запричитал тот. – Этот один ничего не успевает, эти полы не моют; я не знаю, что делать.
- Сам мой.   
- Я? Нет!
- Тогда заставь других. Вон Сметана смотри, за кроватями ныкается, он – салага ещё, пусть моет. Давай. 
Шиншилов заколебался:
- Сметана?
- В уши долбишься? Прочистить? 
Шиншилов набычился и, глядя исподлобья, пошёл на салагу:
- Сметана, давай, слышал, слышал?
- Что?
- В уши долбишься?! Бери тряпку!
- Я не буду мыть полы!
Ефрейтор остановился в трёх шагах от него:
- А кто тогда будет мыть?
- Не знаю.
- Тряпку бери!
- Отстань!
- Что?!
- Что слышал!
Раздался треск – Клешня всадил с носка по табурету, и тот, кувыркнувшись, врезался в стену и разломился. Клешня зарычал:
- Достали вы меня своим петушиным базаром. Сметана, бери тряпку. 
- Не буду.
- Писюрван, смерти ищешь?   
Сметанин отрицательно помотал головой. 
- Тогда в последний раз говорю, либо будешь мыть полы, либо... будешь мыть полы.
- Нет. 
Клешня скорым шагом направился к Сметане:
- Материнским передком блат пробил и в масле катаешься? 
- Маму не трожь!
Клешня наотмашь всадил Сметанину увесистую оплеуху. Тот дёрнул головой и попятился.
– Ну, где твой начальник штаба?! Гнида! Думаешь, он тебя спасёт? – Сержант влепил ему ещё одну оплеушину и еще одну и, продолжая избивать, загнал в угол казармы. – Сука! Не будешь мыть полы?! Не будешь?! – Клешня вошёл в азарт. Сметанин раскраснелся от тяжёлых пощёчин, из глаз покатились слёзы. – Никто тебя не спасёт! Никто! Будешь, чмо, мыть полы до дембеля!   
- Оставь его.
Клешня застопорился на полудвижении. Кирилл ополоснул тряпку в ведре и принялся мыть пол, двигаясь навстречу Евочке. 

Эпилог. Под конец службы Сметанин признался Кириллу, что тогда готов был сдаться, если бы Кирилл не взялся за тряпку.
- Я – за тряпку? – переспросил Кирилл.
- Ты не помнишь? Да ладно, не ври. Ты спас меня тогда. Я благодарен тебе по гроб жизни. 
- Я никогда не прикасался к тряпке. Ты что-то путаешь.