Стройбат, ага. 2. Добро пожаловать!

Цикл рассказов, историй и баек

Внимание! 18+!


Часть вторая
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Первое испытание

       Рассвет только грозится своим появлением, а сумерки лишь подчёркивают  настроение: подбирается тревога и ожидание чего-то неотвратимого и непонятного. Огляделись. В одной группе оказались: Сашка, Серёга, Васька, Джума, но уже не со всем своим колхозом, а только с тремя из шести. Разлучили односельчан! Но всё-таки: более половины друг с другом уже знакомы!  Основных зачинщиков той бучи, что произошла на чужом вокзале, среди них нет, может, не слишком строго накажут…
      - Где же вы теперь, друзья-однополчане?.. - проскулил строку из песни один.
      - Дан при-каз ему на запад, ей  -  в другую сторону… - как прогавкал вполголоса в ответ другой…
      Как? И эти здесь?! - А куда бы они делись-то?  Это же – не «те двое, что снова тут, как тут», это просто «пара таких же, они - хоть где!».
      Сопровождал их рыжий прапорщик, с усами, как в кино, большого роста и с огромными ручищами. Он сразу сказал:
       - Так, ребятки, я – ваш старшина. Будете меня слушать беспрекословно. Я это констатирую, а не предупреждаю и  не прошу. Привыкайте!
       Рыжий старшина сам собой уже внушал и силищу неимоверную физическую и какой-то мистически спокойный пофигизм. Офицер с погонам капитана, как потом выяснилось, их командир роты, был тоже среди встречающих, но отваливший сразу куда-то, как-то суетно предупреждал:
       - Успейте, а то…
       - Да ла-адно, не опоздаем же, а это – не беда, полезно даже…
       Знать бы, куда или к чему успеть надо, и что это такое, которое «не беда, полезно даже»… Ждать оставалось недолго…
       Везли куда-то через весь город. Город оказался большой, красивый. В утренних сумерках он показался ещё и чистым. Везли в маленьком автобусе. Рыжий старшина неохотно отвечал на вопросы, но вполне себе мирно улыбался в усы. От него не было ни единого сигнала о предстоящей неприятности. Он всю дорогу, как потом и выяснилось, это ему свойственно в принципе, приговаривал негромко, будто себе под нос, всякие успокаивающие и обнадёживающие прибаутки. Например:
         - Ничего, ребятки, скоро будем дома. Недолго, правда, но точно будем. Уже сейчас можете настраиваться и начинать привыкать: вы – дома, то есть – в армии. Добро пожаловать, ребятки!..
       Проехали внушительный и длинный мост через большую реку. Свежий утренний ветер добавил бодрости невыспавшимся путникам. То ли  путь через весь город, то ли бурчание себе под нос Рыжего (так он им теперь и останется), а может, и всё вместе, постепенно успокоило всех. Расслабились.  И вот вам: приехали! Забор, КПП (контрольно-пропускной пункт), солдат на входе. Вышли из автобуса. Пошли, куда вёл Рыжий прапорщик. Он вёл по военному городку, о чём красноречиво говорили плакаты, стенды соответствующего содержания, разметка на плацу и многое другое, чего разглядеть пока не успели, но уже начинали проникаться. Чем? – Сказанным Рыжим старшиной: «всё, вы – в армии, ребятки!».
      И вот он, на тебе: рассвет! Солнце ехидно начало выползать из-за горизонта: а ну-ка, кого это сюда на два года привезли, что за фрукты? Откуда? Кто такие?
       - С доб-рым ут-ром, тё-тя Хая, ай-я-яй! – попытался полушёпотом (на всякий случай, типа - не будить лиха) пропеть, в попытке сострить, один.
       - Салям алей-кум, ка-ме-ра шеста-а-ая… - откликнулся другой…
       - …и никто не уз-на-а-е-е-ет, где мо-гил-ка моя… - продолжал ёрничать первый.
       - Хай миднайт денсер, ага-ага… - не отставал от него другой.
       Как накаркал! Ну вот и получай, танцор, мать твою!.. В момент, когда компания во главе с Рыжим остановилась около нужной казармы,  сзади послышался мерный гул и ритмичное шуршание. Это за ними следом, через КПП стали вбегать  большие группы солдат с голыми торсами. Многие из них были заметно расписаны татуировками. Кирзовые сапоги одновременно шкрябали асфальт десятками, сотнями ног, что придавало этому бегу особую тональность. Никакие гусеницы трактора или танка не способны задать такой тон. Таких групп оказалось много. Да им конца-краю нет! И что тут начало-о-ось!.. Пробегая мимо новобранцев, каждая из этих сотен приостанавливалась с  диким гиканьем, оглушительным улюлюканьем, нечеловеческими воплями, из которых самое членораздельное было:
      - Салабоны, вешайтесь!
      Стайка новобранцев, как напуганных цыплят, прижималась друг к другу и слабому подобию заборчика у подъезда, входа в нужную казарму. А Рыжий, падла, не даёт команду войти внутрь! А эти – прибывают и прибывают! Они, видно, возвращались с утренней пробежки. А их – сотни и сотни! Ор становился всё оглушительнее и громче.
      - Салабоны, вешайтесь!!!
       Ещё чуть – и ведь размажут, разотрут по асфальту, как кирзовый сапог – зелёную соплю! Ужас! Свист, хохот, аплодисменты, гримасы, а главное – это садистское:
      - Салабоны, вешайтесь!!!
      Первым хоть как-то сумел взять себя в руки Васька. Он посмотрел на Рыжего и мгновенно сообразил: Рыжий – спокоен! Если бы ситуация была действительно угрожающей, он бы себя так не вёл! Он же, гад такой, ещё и улыбался себе в усы, а встретившись с Васькой взглядом, подмигнул ему вполне приветливо и жестом показал: мол, нормально всё! На какое-то мгновение Ваське показалось, что Рыжий – это тот самый дед, который точно так же подмигнул ему и показал похожий жест там, на чужом вокзале, когда буча с сержантами была. Васька тут же передал полученную поддержку товарищам:
      - Чуваки! Не ссать! Смотрите: ведь не бьют, даже не приближаются! Не ссать, чуваки, мы – в зоопарке!
      Васькино: «мы – в зоопарке!» оказалось очень эффективным. Кучка новобранцев перестали друг за друга прятаться, а некоторые даже заулыбались. Это ещё больше развеселило очередную толпу, которая заулюлюкала ещё громче, но уже откровенно одобрительно. Мол, молодцы, так и надо! Особо  очаровал их, наверно, добродушный, низкорослый и улыбчивый  Джума. Его улыбающаяся морда кого хочешь заразит ответной улыбкой! Васька почему-то вспомнил слышанное не раз: «Не бойтесь, собачка не кусается! А лает – это она вас  так приветствует!». Толпы – примерно по сотне каждая, задерживались около новобранцев не более нескольких секунд, в гиканье и хохоте сменяя друг друга. Общего между ними было только «салабоны, вешайтесь!». Дальше они разбегались по своим подъездам и ныряли в свои казармы. Ещё пару вдохов, пару капель пота от напряжения и волнения – и плац опустел. Только сердца новобранцев пока с оглушительным боем стучали и начали было выбираться – у кого из под пяток, у кого – из мошонки. Душа-то – она со страху прячется, куда успеет… Тут Рыжий, видимо, выполнив какую-то, только ему известную миссию, скомандовал войти внутрь. Уже внутри он чуть громче, чем по пути от вокзала, произнёс:
      - Ну вот, ребятки, как уже говорилось, вы – дома! Добро пожаловать в армию!
      Ну, ничего себе, встретили, ага…
 

Чем пахнет армия

         После первого глотка впечатлений от «зоопарка», пришла волна гораздо более спокойная, но ощутимая и запоминающаяся, пожалуй, на всю жизнь: запахи от новенькой выданной армейской одежды, от портянок, сапог и от собственного пота, который уже с первого же дня лился по разным, многочисленным причинам и весьма обильно. Вместе с новыми и врезающимися в память запахами, пришли и удивления, опрокидывающие ожидания и стереотипы.
         Началось с самой формы. Где погоны? – Нету! Форма защитного цвета, вроде – военная. А без погон! Это стройбат, ребятки! – голос Рыжего старшины. Это называется «всо», то есть – военно-строительная одежда. В отличие от такой же аббревиатуры, но крупными буквами: ВСО, что значит «военно-строительный отряд», нечто вроде батальона. Пилотка со звёздочкой, ремень со звёздочкой, сапоги солдатские, кирзовые – вы в Советской Армии, ребятки!
         Сразу же выдали для примерки и второй комплект одежды, называется «хэбэ», то есть – «хлопчато-бумажная», но уже с погонами. Это – для чисто военных мероприятий: тренировок, стрельб и многого другого. Стрельбы, оказывается, тоже будут. Хоть  и не так часто, как в других войсках. У каждого в руках оказалась иголка с ниткой. – Два года с ними расставаться не будете, ребятки, привыкайте!
       Первые попытки самостоятельно подшить собственный подворотничок, с изнанки на пилотке выжечь хлоркой с помощью спички свою фамилию и инициалы, номер отделения и роты, номер отряда – это вам не крючочки-пуговки на лифчике у подружки на свидании расстёгивать, ребятки! Как первоклассники, выводили буквы и цифры, высунув язык и «сопли – пузырями». Форму с погонами сдали сразу обратно старшине. Далее – общий урок общения с портянками.
        - Двадцатый век…в космос летаем… и – портянки… - умничал один.
        - Эх, лап-ти, да лап-ти, да лап-ти мои… - подпел ему другой.
        - Одна голова – хорошо, а два сапога – пара! – поддержал шутников одним на двоих, вполне себе дружеским подзатыльником, Рыжий старшина. Никто ни разу не видел его кулаков, никого ни разу он со злом не ударил. Но его огромные ручищи, как лопаты, причём, совковые,  и в лёгком похлопывании были весьма внушительным аргументом.
         - Урок по портянкам будет один, прошу внимания и понимания, ребятки! Шутить можно сколько угодно, но к сведению: с сегодняшнего дня ходить и бегать будете много. В солдатских сапогах носки только больше ноги натрут, а носков у меня для вас не будет, пока парадную форму не примерите! То есть – до самой присяги.  Сохранить ноги здоровыми помогут  лишь портянки. А их надо уметь заворачивать!  Показываю один раз!
       Соврал, конечно: показывал терпимо и много – всем вместе и каждому в отдельности. Терпения у него хватало. Столько новых навыков за один день: подшивание воротничка, чистка сапог, одевание портянок… Стыдно сказать: такая, вроде мелочь, а даётся практически каждому не так уж и просто…
       Рыжий старшина ходил от одного к другому, поглядывая, как тот справляется с нехитрой солдатской наукой «содержания себя в форме», при этом приговаривая:
       - Всё, ребятки! Прошла пора верить в Дедушку Мороза, прошла пора верить в Доброго Волшебника, пришла пора начинать  верить в себя!
       Его голос был одновременно и успокаивающий, и тонизирующий: не захочешь, а начнёшь прислушиваться. А он, как специально, говорил негромко, как будто себе самому под нос, давно заученные фразы:
       - Теперь – я ваш Дедушка Мороз, буду раздавать вам  подарочки из своего мешка. Ещё узнаете, какой это подарок – новые портяночки! А взамен от вас мне будут нужны не стишки, а знание устава! Уж я-то прослежу, чтобы вы его учили добросовестно! Это вам не история с географией, кое-что как «дважды два» знать будете!
       Далее его монолог был уже более похож на диалог с самим собой, или неизвестно, с кем, так как он, вроде, задавал вопросы, и тут же сам на них отвечал:
       - Вопросы есть? – тут же, не останавливаясь, сам: - Никак нет! – Правильно, молодцы! На вопрос о том, есть ли вопросы – не должно быть никаких вопросов, правильный ответ только один: «никак нет!». Каламбур? Какой ещё каламбур? Никаких каламбуров! Это – армия! Добро пожаловать в армию, ребятки!      
       Следующим удивлением было то, что размер одежды практически у каждого был не свой, у всех – великоват. Зачем так-то? Что за шутки? Это – издевательство! Нарушение прав человека!
       - Ничего, ребятки, я просто так ничего не делаю, - бубнил монотонно Рыжий старшина. – Очень быстро, как только начнём «отбой-подъём» изучать, так и поймёте, что одежда на размер больше – ваше спасение, форсить и пижонить будете через годик, а пока – слушайтесь и учитесь!
       К Рыжему старшине вскоре присоединились сержанты. Они и выглядели старше, хоть «по календарю» были младше некоторых новобранцев, и держались так уверенно, что невольно начнёшь доверять и прислушиваться. Как и Рыжий, они терпеливо разъясняли, помогали, направляли.
        «Отбой-подъём» - в самом деле, оказался первым предметом, на котором  сразу стало понятно, что времени терять не стоило: разъясняют – надо усваивать, иначе – себе же дороже!
        Вот и ещё одно удивление: ехали – думали, «в нестроевые войска», только лопатой, мол, махать будем. А тут – муштры и шагистики, оказывается, - ох-ох-онюшки!
        «Дом родной», как говорил Рыжий старшина, покинули в тот же день, как только переоделись в «всо». Быстро и оперативно новобранцев отвезли в «карантин»: место где-то на другом конце Города, где, как предупредили, придётся провести всё время до принятия присяги. «Карантин» - он же «курс молодого бойца». В «карантине» уже обитали почти месяц «аборигены»: новобранцы с Севера. Если Васька с компанией приехал в команде, где их было двести сорок человек, то северян приехало сразу – аж четыреста! Если среди «степняков» многие были судимыми, хоть и условно, то северян почти всех забирали прямо из «зоны». Они первые недели в этом «карантине» не привыкали к трудностям армейской жизни, а откровенно вдыхали воздух свободы. «Армия – уже не крытка!». И что, удивлялись они, у вас был лишь один инцидент с сержантами на вокзале? – У нас они были всю дорогу!
      Они же поделились собственным опытом, который ещё «оттуда»:
      - Ну и что, что стройбат! Хоть и не десант, не танковые войска, главное остаётся главным, как в «крытке», как в танке: не бздеть, не ссать и не сдаваться!
      Посмеялись и поделились собственным опытом от процедуры «салабоны, вешайтесь!». Оказывается, командиры не приветствуют (потому-то ротный и поторапливал Рыжего старшину ещё на вокзале), а сержанты и некоторые прапорщики специально делают так, чтобы новобранцы прошли это испытание. «Для иммунитета полезно».
     И то, что Васька вовремя нашёлся и крикнул тогда своим: «не ссать, мы – в зоопарке!», это – удача. Сумели удержаться – молодцы! А то ведь бывало разное. И обоссывались со страху, и бежать порывались. А куда? Забор-то высокий, с непривычки не перемахнёшь. Да и куда убежишь-то?   
     И старшина, и сержанты, и «бывалые с Севера», хоть и на разный лад, делились информацией о важности содержания себя в порядке и чистоте во всех смыслах.
      - Так что, гигиена в армии, как и дисциплина: должны быть «на пятёрочку»! – не унимался Рыжий старшина. Напоминаю: чистота – залог чего? – правильно, ребятки, молодцы. А ещё: тяжело в учении, легко - … Ага, молодцы! И пусть уж лучше от вас воняет пОтом, чем говном, а тем более – мертвечиной!
      Спорить никто и не пытался. Каждый зато подумал: «где-то я это уже слышал… в кино, наверно…». Да уж… А когда это кино кончится? - Явно нескоро!


Дедовщины нет!

       Довольно быстро выяснилось, отчего сержанты были такими выдержанными и терпеливыми. Они сами поделились на первом же перекуре: от того, как пройдёт «карантин», на который их назначили, зависит и то, как скоро и успешно они пойдут осенью на дембель. То же относилось и к сержантам-покупателям, сопровождавшим их от военкомата. У них стимулом было увольнение после того, как команда доедет до части. «Дембельский аккорд» называется. Уехать домой на месяц-полтора раньше – сами узнаете, как это важно!

       Следующая новость от сержантов вообще обескуражила: дедовщины не будет! – Как? Совсем? – Никак! Ни разу! Потому, как «ей, дедовщине, объявлена война и приняты самые радикальные меры». - Какие же? – Элементарно: в вашей роте все будут служить из одного призыва. Дедов нет – и дедовщины нет! А дюжина матюков от нас, да пара подзатыльников по ходу дела – это же не дедовщина вовсе, не так ли, ага? Нам портянки стирать не придётся. Ну, разве что по сопатке – и то, за дело и по поводу! Ха-ха-ха!
       - Ух ты ж! Ух ты ж-ки! – выпучивал глазищи один.
       - Ничегошеньки, день хорошенький! – потирал ладонью свежевыбритую лысину другой.
       - Замёрзнешь, ежли поведёсси, поплачешь и соплёй утрёсси! – одёргивали «аборигены».
       Они уточняли: муштра – и в «крытке» была, и тут будет! Потому,  как она – верное средство для командования контролировать всех и сразу. А отсутствие дедовщины, как таковой – не повод радоваться. Будет всё то же самое, просто в ином виде!
        - Чем дальше в лес… - хмурился, слушая их, один…
        - Тем своя рубашка – ближе к телу! – заключал другой…
        - То же самое, - продолжали «бывалые», - просто в виде «землячества» и «семейственности». Землячество – это кучкование на основе знакомства по месту проживания до армии. Там, где не хватает земляков – кучкуются по другим  признакам, объединяясь в «семейки». Слышал слово «мафия»? – Это же по-итальянски и есть «семья». Так везде по тюрьмам и казармам: держаться вместе, если что – своих в обиду не давать, всю добычу – в «общак», общий котёл то есть. От него же – и поддержка, когда надо. А кто не успеет приобщиться к какой-либо кучке – того запросто замордуют и зачуханят под любым предлогом и по любому поводу. Умей или учись быть в коллективе! И умей отличать коллектив от толпы. И умей выбирать компанию! «Если друг оказался вдруг…», «На медведя я, друзья…»... Одиноким волком тоже можно, но в таком варианте выживают лишь очень сильные. И между группами-кучками неизбежно будут войны и стычки. Возраст  солдатский такой, таковы особенности жизни в условиях казармы, как и в тюрьме. Законы природы никто не отменял.
        - Волков бояться – в зоопарк не ходить! – хорохорился один…
        - Зубов бояться – в рот не давать! – лихо поправлял его другой…
        - Вы – не на плятках в девчачьем общежитии! Всё, вы – в армии, ребятки! – тут же вспоминалось эхом и нахлобучивало обоих сказанное Рыжим старшиной…
      Сержанты соглашались с «бывалыми» по поводу предстоящих неизбежных войн между группами. Эксперимент под названием «Дедовщины нет!» явно будет успешным лишь отчасти и более формально. В их призыве тоже было немало тех, кто «оттуда», хоть и поменьше. И национальный состав у них был немного иной. Но войны между группами тоже были, причём независимо от национальностей или срока призыва. Они вообще в приватных беседах не скупились на информацию и делились тем, что знали.  Ещё они заранее рассказали, из каких краёв скоро привезут новеньких и чего примерно от них ждать. Короче, скучно явно в ближайшие времена не будет, будет разное, в том числе и интересное! Не игра в «Зарницу», конечно, но и не «ужас-ужас». Главное – от самого многое зависит, и это внушает оптимизм. Он ещё многими пока не растерян. Многими… Пока…Вдобавок,  чувство юмора и способность вспомнить Васькино: «…мы – в зоопарке!» - сразу оценено, как важнейшее профилактическое средство от многих бед! И сержанты, и «бывалые» это только подтверждали.
       Так-то оно так, только даже после коротких доверительных бесед, к коим допущены были лишь немногие из новобранцев, как по школьному звонку, как по секундомеру, как напоминание, что «дедовщины нет, а субординацию в армии никто не отменял», звучала команда:
      - Строиться!


Устав и понятия

       О том, насколько в стройбате сильны или нет так называемые «понятия», насколько пропитана жизнь солдата – военного строителя тюремными и уголовными порядками, наверно не стоит судить по одному случаю. Но случай тот, всё же, во многом показательный. Вряд ли такое могло произойти в какой-нибудь части из других родов войск в Советской Армии…
       Серёга, Васька и компания услышали эту историю ещё от сержантов в «карантине». Рассказывали о ней и солдаты из другой роты, что работали с ними потом на кирпичном заводе в другую смену. Серёга потом слышал её в подробностях от обитателей лазарета, став санинструктором. Якобы, это произошло не в их отряде, но в их строй-городке, год или два назад. После принятия присяги начали вчерашние новобранцы привыкать к казарменной жизни. Утренние  пробежки, построения и поверки, муштра по выходным, гласные и негласные конкурсы строевой песни, их особенности, а ещё - свой, особый шарм солдатской моды и отличие от «фазанства» – это далеко не всё по-настоящему только армейское, что-то - чисто стройбатовское. «Шконка», «мойка», «шмон», «стукач», «чушок», «западло» и многое другое – то, что солдат узнавал, пополняя свой лексикон. И поди, порой, разбери – из уголовной фени это новое слово, или чисто солдатское. Но вот выражения «ответить за базар»,  «ответить за наколочку» - уж точно не армейские.
       Фамилия его была – то ли Кожаев, то ли – Кашаев, может – и Кашеев. Очень созвучно с «Кощеев». Он и сам был не прочь называться «Кощеем», ему это даже нравилось. С таким «погонялом» он будто бы был более могущественным и даже непобедимым. Как будто… Кощей быстро освоился уже в «карантине». Осмотрелся, пригляделся, приценился, прицелился. И – стал утверждать, где и как мог, своё влияние и свою власть. Насколько это было возможно. Где – показывал силу и умение унижать и подавлять. Он умел. Выделял тех, которые не определились и не присоединились к какой-нибудь группе. Таких действительно проще подавлять, особенно – если неопытные. Выделял и тех, которые борзые, но не явные лидеры, в  ком чувствовал способность «шакалить» и «шестерить», которые действуют, ориентируясь на более сильного. Он и предоставлял им возможность прятаться за своё лидерство, как бы под своё покровительство, под свою ответственность и авторитет. Получалось. Постепенно  он подмял под себя большую часть роты. Вошёл во вкус. Начальство всё видело, но, как водится,  имело с ним «негласный договор»: «главное – чтобы в подразделении в целом соблюдался порядок!». А о безобразиях ведь как бы и не говорилось. Ведь «стукачество» было самым презренным грехом! Он не просто подавлял и унижал, он позволял себе творить то, что называлось «беспредел» в самых разных его проявлениях.
     Очень, наверно, хотелось бы сказать, что в роте, мол,  накопилось желание и готовность дать ему отпор. Увы, в реальности всё произошло несколько иначе. То ли информация какая пришла в отряд «из прошлого», то ли вычислили его те, кто «в теме», из знающих не только устав. Вычислили, приглядевшись к мелочам и деталям  - в повадках, в манерах, в словах…Скорее, и то, и другое было. Собрались между собой те, которые не самые заметные, но очень опытные по жизни разной, видевшие всякое и ведавшие многое… Не позвали они им обиженных и опущенных, подавленных да раздавленных, а только его одного, на разговор серьёзный. Да позвали так, что отказаться от разговора этого он не посмел, да и не мог бы уже.  Что там происходило, да как – никто из участников не рассказывал. Не принято. Главное – результат. А результат для Кощея был совсем нежелательный. В переводе на общечеловеческий можно сказать так: «ему пришлось признать, что он, скрывая что-то там из своего прошлого, не имел права занимать статус, который пытался обозначать, не имел права занимать ту нишу, на которую замахнулся». Короче, ответил за наколочку… Не убили. Даже не опустили в парашу в прямом смысле. Только – ритуально. Ему и того хватило! Низвергли, то есть. Сломали Кощею его ржавую и гнилую иголочку. И из лидера он моментально стал самым распоследним изгоем. Так, что к нему даже приближаться  боялись. Буквально! Бывшие «шестёрки» - опасаясь разделить его участь. А битые им – ещё пуще того, потому, как и наказания за общение с ним страшились, и его самого. Ведь  последствия его побоев были слишком свежи, как и знание о его умении эти побои наносить… Умел ли он драться – никто не знал, а вот то, что бить умел – знали.  Вот, что значит «стать неприкасаемым»! Наука была для многих, и главный урок – урок ответственности: «за дела отвечать придётся, рано или поздно!».   И не зря такое узнавали ещё в «карантине». Для кое-кого это было предупреждением. В том числе и для тех, кто, прибыв «оттуда», подумывал себя проявить, воспользовавшись неопытностью новичков. Беспредел чреват расплатой! И рассуждения с морализаторством, мол, «по закону можно было, надо было под суд, в дисбат его!», на самом деле, как бы так сказать…не состоятельны. Потому, как и после дисбата с него, рано, или поздно, был бы спрос. А ещё, при всём при этом, шакалы и шестёрки так и остались таковыми, даже без своего главаря. И зачуханенные им – тоже не перестали в одночасье быть таковыми. Изменить свой социальный статус, единожды его обозначив, позволив по отношению к себе творить беспредел, будет очень непросто. Это – уже пример ответственности перед собой. И об этом стройбат напомнит ещё не раз. Устав и понятия не пересекаются, они не могут быть тождественны, но кое-где не противоречат друг другу. Это – стройбат. Вот ведь как…