Стройбат, ага. 5. Плац

Цикл рассказов, историй и баек

Внимание! 18+!

Часть пятая
ПЛАЦ

Праздник для солдата…

     - Сколько звёздочек у меня на погонах?
     - Две, товарищ прапорщик!
     - А сколько их на погонах генерал-лейтенанта?... А чем отличается капитан первого ранга от полковника?.. А старший лейтенант?.. А капитан-лейтенант?.. – Рыжий старшина, не без лукавинки в голосе, проверяя, всё ли в порядке с парадной формой, ещё непривычной для вчерашних новобранцев, утром, в день принятия присяги, ещё и экзаменовал каждого по очереди.
      - Я обещал: всё, что положено, и  устав знать будете? И сегодня этим не кончится!.. Ремень поправь, красавчик!.. Та-ак… А почему сапоги плохо начищены? А я сказал: плохо!... Та-ак… И вопросов будет и будет ещё… У меня их много… Галстук висит, поправь!.. И у меня в роте номер со «здравия желаю, товарищ два майора сразу!» - не пройдё-о-от!.. – прямо не к торжественному принятию присяги будто готовил он солдат, а женихов к свадьбе: чтобы всё, как положено!
      - Во, краса-а-авец! – редко, кому, но  всё же дарил Рыжий оценку, не найдя, к чему придраться.
      Солдаты, как первоклашки, не понимая до конца - а чего столько суеты-то? – сдержанно выполняли наставления и указания командиров. А те – будто действительно сами экзамен сдавали. Чуть ли не трясся от волнения лейтенант Григорян. Даже Деев, другой летёха, вроде, спокойный и рассудительный, сегодня тоже немного напряжён. А ротный – тот вообще был, как ртуть – не сидел на месте.
      - Как будто любимую дочку замуж выдаёт! – комментировал настроение ротного один.
      - Колым, значит, нехилый светит… - вторил ему Второй. Он на то и Второй, чтобы вторить…
      - Женихи готовы, показывайте невест! – попытался продать шутку подороже Первый.
      - Ты погромче, ротному так скажи – он тебе быстро даст понять: жених ты, или невеста! – осадил его Второй…
      День был солнечным. Всё прошло торжественно, как положено. Главный критерий: офицеры, говоря ещё негромко, после проведённого мероприятия, но заулыбались. Сдали экзамен, женили роту! Ну, теперь!..
      Сашке, как навязчивая мелодия, засевшая в мозгу, весь день вспоминалась слышанная от одного из сержантов, ещё в «карантине», фраза:         
      - Ты ещё возненавидишь гречку, даже если раньше её любил… потому, что гречневая каша в армии – всегда на завтрак по воскресеньям и праздникам. А праздник для солдата – как свадьба для лошади: голова в цветах, а задница – в мыле… Да что там задница, весь в мыле будешь!
        Вот и сегодня с утра на завтрак была гречневая каша. Начало сбываться пророчество! В «парадке» летним днём было жарко. Пот щекотал струйками спину. Потом – и не только спину. Стоять неподвижно было всё неудобнее.  А тут – опять этот комар… Падла!  У Сашки был не очень правильный позвоночник. Так – вроде, красавчик, а в военкомате разглядели – и в нестроевые направили… Обычно он сам не вспоминал о своей спине, а тут – пришлось, побаливать начала…
      Но про спину он, конечно, в ежедневных  письмах своей любимой Зайке писать не будет. Про гречневую кашу – тем более.
      Не все в роте прониклись атмосферой торжественности и праздника. Кто-то не мог понять: зачем тогда учили наизусть текст присяги, если его откровенно по бумажке в красивой папке надо будет зачитывать? - А то, что это – на всю жизнь? - А ну и что, так не понятно, что ли?
      Кто-то после окончания процесса даже в увольнение пошёл. А кирпичники в этот день – на вторую смену. Только переодеться успели.
     Как вбиваемые гвозди, в головах эхом отдавались фразы из текста присяги, очень даже удачно ложась в рабочий ритм.
       - …вступая в ряды Вооружённых сил... принимаю присягу и торжественно клянусь… - налегал на лопату Джума.
       - …быть честным, храбрым, дисциплинированным воином… - пробирался сквозь сажу Васька.
       - …беспрекословно выполнять… все воинские уставы и приказы командиров… и начальников… - кряхтел, толкая свою вагонетку, Серёга.
       -  …клянусь …всемерно беречь воинское и народное имущество… - вздыхал над сломавшимся электро-каром Агранович.
       - …с достоинством и честью… - повторял вновь и вновь трудно выговариваемые для себя слова Худой (который Худайбердыев).
      А ещё он с ухмылкой вспоминал, как один из умников-сослуживцев, готовясь вместе с ним к экзамену от Рыжего старшины, попытался над ним  посмеяться. Он задавал вопросы, показывая на погоны, что на стенде, в «красном углу ротной избы»:
      - А это?
      - Капитан! – отвечал Худой.
      - А это?
      - Майор! – без запинки выдавал Худой.
      - А это? – вдруг спросил умник, внезапно указав не на стенд, а на портрет генерального секретаря, висевший  на самом видном месте.
      - Это – Самый-Самый Главный Полковник! – гордо нашёлся Худой.
     Ну, пусть должность не очень правильно по-русски сказал… И чего было глупые вопросы задавать?.. Кто ж не знает-то? Так не понятно, что ли?


Полковник, Город и Объект

      Город имел свои особенности и достопримечательности. Но в отличие от путеводителей и архивных планов, кои наверняка имеются в каких-нибудь кабинетах, в сознании всех обитателей военного городка центром Города была не площадь у Дома Советов, а их плац. И главным в этом городе был не тот, кто «по бумажке» главный в Городе, а их Полковник.
      Он служил в строительных войсках давно. С самого начала. Он отдал стройбату всю свою жизнь. И, похоже, не только жизнь. Он умудрился послужить стройбату даже после смерти. Пожалуй, никто не был настолько компетентен в вопросах военного строительства, как Он. Он знал по собственному опыту, как обеспечить приезд новобранцев, как и что нужно сделать, чтобы до минимума сократить всякую неуставщину и безобразия в казармах, как организовать строительное дело, как устроить направленных под его командование офицеров и адаптировать их к специфике стройбата. С последними бывало не менее сложно, чем со вчерашними школьниками или зэками. Он ведал, как находить общий язык с местным партийным и гражданским начальством. Он, помимо всяких директив, а порой и в обход их, искал и находил понимание у местного населения, где бывали его строительные батальоны и отряды. Он имел смелость и мужество доказывать в больших штабных кабинетах  целесообразность военно-строительных войск, когда немалое количество генералов и маршалов не хотели этого признавать. «Есть инженерные войска, есть железно-дорожные, есть даже трубопроводные – вот и пусть справляются!». Говорят, что стройбат не раз чуть было не расформировывали, но, послушав Его, вновь оставляли. Пока. Шептались, что его заветной мечтой было создать первую в стране гвардейскую военно-строительную часть. Он настолько был этим увлечён и поглощён, что те, кто в курсе, лишь гадали: «когда именно?». Никто не знает, когда именно, но то, что сугробы после зимы растают – знали все. Никто не знает, когда и в какой именно день, но каждый солдат знает, что дембель неизбежен! Вокруг его имени было уже столько слухов и легенд, что даже само имя его как-то всё реже упоминалось. Оно уже было как бы ни к чему. Достаточно было того, что он – Полковник! Наш Полковник! Не каждому такое… И он обязательно станет Генералом! Вопрос только – когда именно?
        Город далеко не сразу принял на своём теле, в своих границах эту неспокойную Дружину, это странное войско. Были слухи и домыслы, сплетни и пугалки. Про массовые драки бывших зеков в солдатской одежде, про пьяных солдат без погон, про какую-то странную любвеобильность военных строителей по отношению к местным вдовушкам и молодухам. Ещё бы! Ведь многие из них не видели женщин не два года, а гораздо больше, вернувшись из мест, не столь отдалённых! Потом – про то, что среди солдат стройбатовской Дружины были и знаменитости, что из числа спортсменов, музыкантов, актёров. Тех, о которых сплетничали: сел, мол, - за разбой, за драку, за дебош. Как в песне Высоцкого. А тут – отсидел и призван в стройбат, вон он, вместе с узбеками траншею роет, в нашем-то Городе!
       Не меньше, чем среди простого населения, между партийными и хозяйственными начальниками, что на-заседались в больших кабинетах, пошли ходить уже не слухи, а легенды. Сначала - о Полковнике. Он, небольшого росточка, создавал вокруг себя такую ауру, что даже им, опытным игрокам в подковёрные манёвры, досконально знакомым с правилом «короля играет свита», быстро становилось понятно, с кем они имеют дело. Он внушал авторитет быстро и безоговорочно. Умея справляться – и с бывшими зэками, и со вчерашними отличниками столичных элитных вузов, уж с ними-то, чинушами, он умел себя поставить так, что прислушивались. Очень даже. Постепенно, Город принял и Дружину Полковника. Стены и фундаменты домов и дворцов, заводов и стадионов были крепкими и надёжными. Как были крепкими и многие семьи, созданные на основе солдатской любви. Потому, как создававшие их солдатики были уже не мальчиками инфантильными, а мужичками постарше, да с намерениями посерьёзнее. Город становился сильнее и спокойнее с этой Дружиной.
      То, ради чего всё затевалось изначально, имело сложное название. Не всякий даже чиновник умел его сразу выговорить безошибочно, а что уж взять с простого смертного? Посему быстро прижилось слово «Объект». Объект был очень-очень секретным, но все про него знали. Потому, как полгорода на него работало. Не только стройбат. Объект был секретным, но о нём только  и говорили. Те, кто не могли быть допущены внутрь Объекта, передавали другим – не военную тайну, а впечатления. На Объекте, ещё до окончания строительства, создавалось Нечто. Это «Непойми-чего» было – то ли самолётом сверх-огромным, то ли космическим кораблём, но похожим на самолёт. Фотографировать – нельзя, зырить – нельзя, вопросы задавать – тем более. Прямо мифический, сказочный такой герой, как будто…
       - А что Руслан?
       - Дембель, практически!
       - Уедет скоро?
       - Не-а, Руслан – полетит!
       Что? К чему? Какой Руслан? Куда полетит? Бред, или показалось?.. Да, конечно, конечно показалось!  Тем не менее, даже ни разу не видя это Нечто, ни разу не побывав внутри Объекта, многие, отслужив и уходя на дембель, считали своим долгом побывать перед отъездом рядом, хоть и на расстоянии, но постоять в свой Самый Главный Солдатский Праздник и отдать честь Тому, ради чего всё…
      - Говорят, там внутри достраивают такую Дуру, типа самолёт такой особенный, у неё аж хвост - с девятиэтажное здание! – секретничал один.
      - Ага, а я слышал, что на этой Дуре можно все наши десять отрядов посадить, да вместе с командирами и бульдозерами, и – одним махом, хоть в Антарктиду! – соперничал с ним в знании тайн другой.
      - В Антарктиду? Да ну, сопли морозить! Зачем? – спорил Первый.
      - Согласен, в Антарктиду – не обязательно. Можно – на Камчатку или в Сибирь! – не унимался Второй.
      - В Сибирь – и нас всех? Опять? Туда в столыпинских вагонах по этапу возят, на хрена на этой Дуре? – выдавал железный аргумент Первый.
      - Да…Пожалуй, ты прав…Нас, да на этой Дуре, да в Сибирь – не обязательно… - признавал поражение в споре Второй.
      - И зачем она тогда? – терялся в догадках Первый.
      - А вот и хрен её знает… Военная тайна, ага… - заключал Второй.
      На том и договорились.


Стоглавые драконы

       Город ещё только начинает просыпаться.  Нахмурившись и делово ворчат первые автобусы, развозя самых ранних на смену. Капризно потягивается зорька, словно раздумывая: быть утру, или не быть. А может, ладно? Да нет, пожалуй, пора… Ветер со стороны Реки, освежающий и прохладный, напоминает: пора, пора! Утру – быть! Для Природы каждое утро – Праздник. Были бы петухи – они бы давно своё пропели, прокукарекали бы… Но это – Город, тут  петухов, вроде, нет.
      Вопли дневальных, с разницей в доли секунды: «Рота, подъём!» - и зашевелилась солдатская масса. Полуголые по пояс тела в кирзовых сапогах, выбегая на плац, ёжась от слишком-слишком свежего ветра со стороны Реки, выстраивались в ротные прямоугольные когорты. Формируясь в более чёткие геометрические фигуры, эти стоглавые драконы, потаптываясь на месте, ждали «отмашки» одного, в погонах со звёздами. Чего он ждёт, гад? Пора бы уже, ведь холодно! Сам-то, падла, одетый! Осень уже, не май месяц! А тот, который в погонных со звёздами, да в одёжке тёпленькой, явно не наигрался в детстве. Он сейчас исполняет Роль! У него сегодня праздник – он при исполнении, он – при власти! Он – сама важность! Он чего-то ждёт. Наконец, когда стучащие зубы голых по пояс стоглавых драконов на осеннем ветру вот-вот – и превратятся в звериный оскал, он, наконец, даёт заветную отмашку: «бегом марш!».
      Стоглавые драконы, один за другим, нога в ногу, поскакали в сторону КПП, на свой привычный маршрут, бегом вокруг военного строй-городка. Драконы в привычном, согревающем темпе, набирали энергию предстоящего дня и обменивались между собой свежайшей информацией:
     - Вот гад, а? Все – как люди, не заставляют ждать и мёрзнуть, а этот, сволочь, в игры играет!
     - Ну, дура-а-ак! Ведь накажем же! Ведь опять кудахтать будет, крыльями хлопать!
     - Ой, нака-а-ажем, ага!
     Никаких перекличек и обменов членораздельными фразами! Стоглавые драконы давно научились общаться между собой вот так, на бегу, без слов. Когда люди – голова к голове – там нужны порой слова, и то – не всегда. А эти чудища, эти звери, практически сказочные, не нуждаются в такой ерунде, как слова, составленные в предложения. Они понимают друг друга в утреннем беге, в дыхании сотен тел, без этих условностей. Когда сотня борзых и задорных собирается в нечто единое, слова становятся необязательными. Они, слова эти самые  – порой лишь инструмент для утверждения чего-то, что пригодится потом. Не понятно? – А послужите, побегайте, помёрзнете и погрейтесь под счёт: «раз-раз-раз-два-три-и-и! и-раз-раз-раз-два-три-и-и!». Вот тогда и…
     Утро обещало интригу. Даже немного скучноватую:
     - Ну, дура-а-ак, полу-у-учит своё, ну ведь было уже, когда же он что-то понимать начнёт?.. Ну, дура-а-ак!..
     Интрига нарастала и после пробежки. Она зрела на завтраке. Она топталась от нетерпения на утреннем общем построении. Каждый из стоглавых драконов готовился и хотел проявить что-нибудь новенькое, своё. Ни капельки не возражая, если кто-то окажется более активным и сноровистым. Ревности – «кто вперёд» и «кто круче» - между драконами не бывает. Это – не детишки в песочнице, это – звери посерьёзнее!
     Утреннее построение, как ему и положено, готово. Драконы стоглавые стоят, ожидая предсказуемого, ритуального. Этот ритуал каждый день имеет свои особенности. В зависимости от того, кто и как руководит ритуалом. Кто-то из ответственных и главных на этот день проводит мероприятие делово, буднично, без лишнего и необязательного пафоса. Поздоровались со стоглавыми  драконами, услышали в ответ: «здравия желаем, товарищ…», выдано привычное: «офицеры, ко мне!», поговорили там о чём-то, несомненно важном, и – вперёд, по местам, за работу, товарищи! А кто-то –вот так, как сегодня. Драконы не злились особо. Кто он для них? – Букашка смешная! Но наказать – стоит! Чтобы не забывался и не заигрывался. Взрослый ведь дядя, а ведёт себя – как дитятко, дорвавшееся до любимой игрушки, как дурак за свадебным столом, когда и замечание сделать некому. Значит – надо дать знать. Не в первый раз уже – тем более, лучше запомнит!
      Готовность к возмездию за неоправданное ожидание утренней отмашки, за слишком долгое стояние на холодном ветру достигало предела: пора! Дитятко в больших погонах, наслаждаясь властью, как сексом, любуясь собой, играя в парад, приготовилось, вдохнув в себя побольше воздуху. Стоглавые драконы – тоже. Дура-а-ак, неужели не понимает? Ну, так ему и надо!..
       - Здра-а-а-а… - не всем ведь слышно даже этого наполеончика, а туда же! Он ещё не так давно стал подполковником, а уже может во время такого вот мероприятия услышать собственными ушами, как сотни и стони прокричат в его честь: «здравия желаем, товарищ ПОЛКОВНИК!». По уставу положено именно так.
      И вот, на высоте вдоха  многих и многих стоглавых драконов, когда это заветное для него «здра… жела… товарищ ПОЛКОВНИК!» вот-вот прогремит на общем выдохе, откуда-то – да кто же его знает, откуда именно? – ветер же с Реки - вона какой! – пронзительно и внятно, совсем не торжественно, очень даже буднично – донеслось:
       - Здорово, начальник!
      Никто и никогда не скажет, кто именно посмел такое произнести!
     … Всё! Даже, если кто и хотел бы сделать вид, что не услышал это, не заметил, не смог сдержаться! Кто не расхохотался – просто прыснули. Ожидаемого, пафосного и торжественного, как и хотелось  бедолаге-дураку с большими погонами – увы, не вышло.  Испортили ему персональный Праздник Чванливого Самолюбия. Наказан! Вместо: «Здравия желаю, товарищ полковник!», на общем построении услышать ехидное: «Здорово, начальник!» - от неизвестно, кого, да под общий смех, это больно!
      Какое-никакое, но приветствие всё же прозвучало, хотя бы с флангов, формально – диверсии политической, вроде нет. Какая такая диверсия? Да ладно! Вы слышали? Мы – нет… Заигравшийся «в солдатиков» нарцисс-самодур – закукарекал было, захлопал крылышками, начал было пищать-верещать: «Кто? Кто?! Я найду! Стоять!..». Да поздно уже. На работу пора!  Офицеры, будто и не заметили на фоне утреннего ветра, чего-то особенного. Приветствие же, какое-никакое – прозвучало… Кто-то по инерции дал сигнал музыкантам – заиграли марш. Пора на работу! Стоглавые драконы, гораздо более чётко и слаженно, чем обычно, промаршировали – и мимо кукарекающего дурака, ими наказанного за утреннее, и мимо главной трибуны строй-городка, и мимо музыкантов, более мажорно, более задорно, чем обычно, играющих марш, подмигивая землякам. Тем - тоже после последних аккордов на работу, наравне со всеми.
      Почему «дурак, не в первый раз уже»? – Так бывало и раньше. Пусть не дословно то же самое, но подобное. Драконы  очень тонко чувствуют тех, кто выходит к ним на построение в качестве главного на этот день. Деловых и серьёзных – слушают так же серьёзно. А  таких вот – запросто наказывают. Примерно – вот так, делая из них посмешище, раня и травмируя их нездоровое самолюбие. Бывало, кто-нибудь из таких пытался устраивать разборки, найти  зачинщиков, наказать виновных. Но ему сами коллеги-офицеры давали понять: не того калибра тема, не теперь, на работу надо! Объект строить – дело государственное, это откладывать нельзя. Да и сам Полковник, говорят, имел такую позицию в этом вопросе: не слушают тебя солдаты – сам виноват! Ему самому, почему-то, ни  разу такое «приветствие» на общих построениях слышать не доводилось.   
      Минуя КПП, стоглавые драконы рассыпались на мелкие группки и рассаживались в автобусы и машины-развозки. Утро обещало быть добрым. Но бодрым оно уже состоялось!  Светало.   


Парад

https://stihi.ru/2020/07/25/4460

      - Пара-а-ад – смирно!
      Командирский голос, усиленный аппаратурой с динамиками, торжественный и серьёзный, вмиг сдул остаточную суету – и в рядах построившихся, и на балконах ближайших многоэтажек, где с нетерпением ожидали зрелища. Все, включая тех, что на балконах, выполнили команду, замерли.
      - К торжественному маршу…по-ротно-о-о…на одного линейного дистанции…
      Даже редкие и мелкие дождинки, а вместе с ними – осенние ноябрьские листья, из последних, оторвавшиеся от своих веток, будто бы тоже прилетевшие поглазеть на это зрелище, словно замерли на долю секунды. Непонятные слова, непривычные звуки и интонации, непривычная обстановка -  ну разве это не любопытно?
      - Первая рота прямо, остальные – напра-во…Равнение направо…шаго-ом-м-арш!
      И – началось! Что-то похожее на построение и развод, что бывают здесь, на этом плацу, каждый день. Но – другое. Гораздо более громкое, важное, волнительное даже. Зрителей ведь с балконов – не проведёшь, они на что попало глазеть не будут!
      Такое бывает в мае и в ноябре, в дни политических праздников. А ещё – во второе воскресенье августа, в День строителя. Каждый из таких дней имеет свои особенности. Сейчас все в шинелях. Солдаты – в одинаковых, как  и положено по уставу. А офицеры – не совсем. Им ведь не каждый год обмундирование выдают. Вот и видно, кто и откуда, из каких войск, оказался в стройбате. И по цвету, и, тем более, по эмблемам в петлицах – как в картинной галерее: засмотришься! И танкисты  бывшие, и связисты, и даже морпехи и десантники – кого только нет! Из прапорщиков – многие из внутренних войск. «Дубаки» бывшие, то есть – надсмотрщики. Не секрет, что кого-то в стройбат направляли – как в ссылку, в наказание за какие-то грехи. Весной и летом – ещё красочнее. Там, на мундирах, у некоторых и ордена виднелись. «Красную звезду» не разглядит лишь слепой! Афганистан прошли уже многие из офицеров. Стоглавые драконы, эти живые существа, состоящие из многих душ и умов, но представляющие  в подобных ситуациях нечто единое, как будто даже со свом сознанием, словно обменивались между собой, делились, общались на своём языке:
      - А это – наш ротный, с орденом-то!
      – А это – наш, мы его не  особо жалуем, под руку ему лучше не попадаться, но сегодня  он – самый лучший, батёк наш!  - как-то принято было в городке  особо заслуживших уважение командиров называть не «батя», в именно «батёк».
      Как на ладони были все шагавшие офицеры. Сегодня они почему-то гораздо более заметны, чем на ежедневных построениях. Хоть и сам этот парад правильнее считать праздничным тожественным построением – нет ведь военной техники, нет оружия, тем не менее, обстановка и атмосфера – как на Главной площади!   
      Шагает лейтенант Григорян. Если летёха Деев – из «пиджаков», вечно спокойный и рассудительный, призванный на два года после института, то Григорян – кадровый. Он сразу, с первого дня, для роты стал как бы прозрачным: с ним всё ясно. Он – как ребёнок, свято верит во всё, что делает. Его эта наивность аж улыбку вызывает. Вдобавок, ему явно с трудом даётся русский язык и он от этого комплексует. Он больше всех волновался в день принятия присяги. Он и сегодня – как на экзамене. И кто же ему может двойку-то поставить? И всё же. Над ним, таким наивным  в своей серьёзности, даже не издевались особо, так, подшучивали и передразнивали иногда. Но беззлобно. Потому как он явно не игрок в штабные игры и интриги, он – из тех, кто говорит, что думает, а это порой  дорогого стоит.
      Своего капитана, командира роты, ни кирпичники, ни все остальные в роте, особо не жаловали. Кличка у него некрасивая и обидная – не просто так. Его нервно двигающаяся челюстёнка не вызывала симпатии. А уж рукоприкладство у многих зародило ответную злобу.
     Рыжий старшина был даже незаметным на фоне других. Он и не стремился выделяться. А вот «фазанов», то есть пижонистых и стремящихся выделиться – среди офицеров тоже было. И даже не важно – больше или меньше, чем среди солдат. Кто-то был одет аккуратно, но без каких-либо «прибамбасов». А кто-то – даже с явными нарушениями, патруля на них нет! И фуражки у них с особым стоянием тульи, само так не выгнется, сто пудов, но зато - как смотрится! И сапоги – как на картинке. Есть разница – просто офицерские сапоги, и – с особым лоском, который – ой, как постараться надо, что бы его создать! Сами они это делали, или нет – кому какая разница?
     Кроме «фазанов», есть среди офицеров и свои «чушки». Таких тоже порой сразу видно. Один из них – Визгливый прапор, тот, что собственной тени боится, а уж  тем более – своих солдат. Его сразу именно так и прозвали. Это - бедняги, что не служат, а страдают, мучаются. И этот парад для них – не праздник, а очередное наказание. Если для Григоряна это – экзамен, но он его явно сдаст и будет очень рад, то для таких, как Визгливый прапор, это - беда…
      Для тех же, которые «фазаны», парад - это же подиум, ярмарка, конкурс! Чего конкурс? – А всего! Им всё в кайф – и себя показать во всей красе, и солдатиков своих. Как игрушками во дворе перед пацанами похвастать, ага.
     Один из таких, майор с невыговариваемой фамилией, всегда имел довольный вид и надменный взгляд. Он на всех так смотрел. Для него всё вокруг – как будто бы потенциальная добыча. Только вот не хищник он, не лев и не волк. Как бы какое другое животное… Классическое, обзывательское? – пожалуй, нет. Козёл - всё же, животное мудрое и гордое. Хоть и воняет. А от этого всегда пахло дорогим одеколоном. Он всегда был холёный, выглаженный, чистенький! Особенно – перед начальством. Он не стеснялся откровенно прогибаться перед старшими по званию. Бог дал ему высокий рост и он в таких случаях сгибался буквально! И что про него в это время думают подчинённые - ему явно плевать. Однажды он, вот так вот, лебезя и заискивая, пришёл на построение своего подразделения в сопровождении военного прокурора. Тот держал речь по поводу солдатских грехов, указывая на одного из недавно провинившихся. И добавил в конце своего спича: если что – обращайтесь, мол, товарищи военные строители!  Типа, стучите, что ли? Ага… Прокурор ушёл, а этот – отвёл провинившегося солдатика за спины стоящих по стойке «смирно», что-то нашептал ему негромкое. Все знали, как он наслаждался возможностью поглумиться над тем, кто не будет сопротивляться, потому, как сам виноват. А потом все отчётливо услышали хлопок, как от «воркушки», удара ладонью наотмашь. И – звук упавшего тела. Мразь! Так откровенно, нагло показать всем, «кто в доме хозяин», «кто здесь – закон»! Таких – не судить, таких – как Кощея наказывать надо! … А может… может, показалось? – Да, конечно, конечно показалось! Ну, мало ли? Со спины же не видно… С кем не бывает? И давайте, не будем, ага? Тем более, что никто никому ничего не скажет! Стукачей же нет!..  Слава мрачная о таких была на весь городок. Их знали в лицо. Таких разных. И тех, кто удостаивался уважительного, хоть и с оглядкой, звания «батёк», и – таких вот…
      Шагали – рота за ротой, «по-ротно» ведь была команда, чётко и звонко чеканя шаг. Звон придавали ещё и подковки металлические на каблуках солдатских сапог.  Их достать в городке было  - не проблема. Особый шик –  подковки с припаянными победитовыми набойками. Сейчас, днём – не видно, а ночью – совсем другое дело: идёт такой солдатик, а у него из под каблуков – искры летят! Другие шиковали иначе: прибивали подковки не плотно,  а так, чтобы они как бы слегка болтались, что и было причиной громкого звона, как от  кавалерийских шпор. Вышагивающая рота с такими «прибамбасами» была, как особо грозный стоглавый дракон. Когда зашагали, когда услышали звон, ротный со старшиной переглянулись: ну, всё, нам – хана!.. Закружились – и прозевали, недоглядели, недо-шмонали, не запретили, не отвинтили… Полковник накажет!  А стоглавый дракон шагал от этого ещё более гордо и задорно!
      Плац, утоптанный за годы службы многих уже поколений призывников, дотянувших в этом городке до дембеля, по-своему принимал этот парад. Сколько он их видел на своём веку! Он был тренировочным полем для этих стоглавых драконов. Он был лобным местом для некоторых их них. Он был пятачком, который принимал их перед утренней пробежкой, был и стартовой площадкой перед отправкой на смену, а однажды – навсегда, домой. Он встречал их после ночных походов. Кто-то называл это марш-бросками. Какие в стройбате марш-броски? Нет их в стройбате, конечно. А походы, достаточно регулярные, всегда – в ночь с субботы на воскресенье, зимой – километров на двадцать, летом – бывало и побольше. Бывало и на пятьдесят, – так это разве марш-броски? Ни тебе полной выкладки с оружием и рацией, ни тебе пробежек по болотам. Просто прогулка. Раз в месяц, иногда – в полтора. Даже бегом - лишь часть маршрута. А так - пешком. Правда, прогулка. Ага, особенно – после смены-то… Зачем? – Всем было известно: для здоровья и дисциплины! Главное в таких мероприятиях – чтобы ни одна сволочь не осталась в казарме. Среди офицеров, кстати, тоже. Полковник такое ввёл, говорят, с простой целью: после таких прогулок, когда до шконки бы только доползти, в подразделении до самого понедельника – ни самовольных отлучек, ни драк, ни пьянок, ни каких других безобразий. И офицеров, говорят, он так в тонусе держал. Чтобы не забывали, что они – в армии, ага…
      Подходя к трибуне с командованием управления, почётными гостями, уже проходя мимо музыкального взвода, стоглавые драконы ещё больше выпрямлялись и устремляли орлиные взоры направо, как и  велено, по команде, с громким: «и-и-и-и-р-р-раз!».
     Не каждая военно-строительная часть имеет свой музыкальный взвод. А тут, когда в городке их, этих стоглавых драконов, целых два десятка – по четыре в каждом отряде, а их, отрядов – целых пять, да в другом, втором стройгородке – столько же, то - надо бы! Особенность этого музыкального взвода – в том, что в нём не просто музыканты. Некоторые, кстати, даже с  дипломами из консерватории! Но уважали их драконы не за эти дипломы. И не за то, что иные из музыкантов отсидели своё за грехи ещё до армии. В том числе и те, что с дипломами, кстати. Дело в том, что они – пахали наравне со всеми. А потом, когда у нормальных солдат было личное время, эти – репетировали. Да уж, знать бы, кто так распорядился: бывшего студента консерватории – направить на завод железо-бетонных изделий, ломиком махать… А потом, вечерами и по утрам, да на параде – играть на трубе. И ничего, держались. Да ещё и на эелектро-гитарах в военном ансамбле по праздникам играли. В их репертуаре были все самые свежие, модные и громкие хиты.  Сейчас был и их праздник. Они в эти марши свою душу вкладывали с каким-то особым, только им понятным рвением.
      Почти на каждом таком параде в качестве «линейных» стояли «красначи» из комендантского взвода.   Те самые, о которых ещё в «карантине»… Этих, в отличие от музыкантов, не любили и не уважали. Было за что. И плац этот не раз принимал плетущихся, еле живых, похудевших, когда их приводили после отсидки по аресту на гауптвахте. Эти самые «красначи», потому как имели погоны красного цвета, как мотострелки, основную службу несли на «губе». С оружием в руках охраняли стройбатовцев. Хошь как хошь, но это – факт. Для обитателей обоих строй-городков была своя «губа». Её называли «Заречная». Потому, как – на другой стороне Реки. Для солдат  из других частей, не стройбатовцев, попасть в «заречную губу», было худшим наказанием, страшнейшим из возможных ужасов. Это – «хуже ада». Как будто бывали там, в аду этом, ага…В Городе была и гарнизонная. Туда отправляли, если своя была переполнена, либо – если попался служивый патрулю гарнизонному на том берегу. Та, гарнизонная, была для стройбатовцев – как санаторий. Потому, как там всё – чётко по уставу. А на своей бывало люто. Чтобы долго потом не хотелось туда попадать ещё раз! Похудеть за несколько дней, будучи «на губе», под арестом – не проблема. А вот вернуться в солдатской одежде, стёртой почти  в лоскуты, в ноль - от многочасового ползания по-пластунски, да по бетону… Шагистика, сон на холодном полу, недостаток времени на какой-либо отдых и приём пищи по-человечески – тоже не всё. Там могли и очень даже побить. Оттуда на самом деле не все живыми возвращались… «Красначи» - сами, говорят, не все лютовали. А вот начгуб, прапор Гармошко – был, как настоящий тюремщик. Его, по слухам, дембеля отлавливали, били, заставили однажды пачку «Примы» съесть. Один раз даже жену его как-то вычислили, поймали и наголо побрили. Беспредел, конечно, не вызывал этот факт одобрения у солдатского сообщества. Но это – по поводу способа наказания за лютость. Жену-то за что? А то, что прапор Гармошко его, наказание, заслужил – то безусловно.
        В День строителя, что во второе воскресенье августа, некоторым вручали почётный знак: «Отличник военного строительства». Небольшой такой, некрасивый, неброский, несуразный даже, но – очень ценный! Даже офицеры его носили на груди – и то немногие. Для солдат же он был – как орден. Не «за штурм», конечно, не «за оборону», не «за взятие». В стройбате – иные подвиги. Но тоже – дорогой ценой. Кто там не был – не поймёт. Медаль за труд – это про другое.
     А ещё этот плац помнит и знает, что такое «плечо товарища». Перед каждым таким парадом неизбежны репетиции. Даже на уровне небольшого строй-городка. Чтобы – «ни сучка, ни задоринки»! Чтобы «ножка в ножку», как в танце военного ансамбля песни и пляски. А то, что кирпичники не спали уже не первые сутки, то это и есть то, о чём говорилось не раз: «трудности армейской жизни», которые каждый подписался с гордостью переносить. Отмазать от репетиций парада своих подопечных офицеры даже не пытались: дело ведь политическое! Сначала нарастала раздражительность и озлобленность. Крепкий чай, тем более чифир – не помогали уже совсем. Потом – запредельная усталость, отупение. Падали некоторые, в самом прямом смысле. В результате приходилось поддерживать друг друга буквально: плечо к плечу – и поплотнее. Так больше шансов, что не упадёшь. О выполнении  плана в такие дни уже не было и речи.
     Но уже на самом параде прошли – достойно и гордо!
     Вот такой парад. Будто под лупой, всё и всех показавший. Особенно – для уже знающих, что почём и умеющих видеть. Тут – действительно, парад Гордости и Достоинства, для тех, кто это проявил. И, одновременно, ярмарка «фазанских замашек», причём – и офицерских, и солдатских.  А также - галерея фельетонных персонажей и  кунсткамера «чушков».   Как на  ладони!
     Отшагали, отгремели – и подковками по плацу, и солдатское «Ур-р-ра-а-а!» проорав, как положено, троекратно: «два коротких, один – раскатистый». Развлекли зевак на балконах. По-навозбуждали эротических фантазий у девочек, девушек и дамочек. Разошлись по своим казармам. Вот и весь парад. А ощущений Праздника – оставалось, и немало. Как эхом, звенящим – и в ушах шагавших, и во вздохах видевших это гражданских, и в осеннем ветре, уносящем свои впечатления дальше, на другой берег Реки, в Город.
      Плац как будто опустел. Как будто, ведь по нему ещё скакали ноябрьские листья, налетевшие не только от соседних деревьев. Некоторые действительно припёрлись издалека. Как  будто правда, чтобы посмотреть на такое. Только немногие из них остались лежать, как приклеенные, под впечатлением от многих солдатских сапог. Большинство – словно пытались повторить то, что видели, то ли подражая, то ли передразнивая стоглавых драконов, прошагавших тут ещё минуту назад. И – как бы бурно обсуждая что-то на своём шуршащем, листопадном языке, увлечённо споря и ссорясь. Разыгрались, гляди-ка!..