Стройбат, ага. 10. Самоволочка

Цикл рассказов, историй и баек

Внимание! 18+!


Часть десятая
САМОВОЛОЧКА

В самоволку - строем!

    Ох, не всегда и - ох, не всё в солдатской жизни умещается в рамки устава. Разные дела бывали за забором части. А увольнительную получить не всякий раз можно или просто бывает некогда. А надо – срочно. И одно дело – просто сгонять в городской магазин, «туда – и обратно», хотя и это было чревато. Другое – позволить себе немного свободы. Той, запретной, а оттого – ещё более, порой, сладостной. Тем более, если там, например, амурные какие дела наметились… Устав не велит, а гормон играет, своё требует!  Самоволка – это не дезертирство, не покидание части, это именно намеренное «туда – и обратно», а через час ли, к вечеру ли, или к утру – уж по ситуации. Разное бывало.
       Самое простое – сигануть через забор. Забор очень высокий. Но подручные средства и плечи  друга – всегда рядом, стоит лишь захотеть. Меры предотвращения таких безобразий тоже всегда совершенствовались. Был период, когда надёжным средством было бритьё солдатских голов наголо. Гигиена, опять же. Лысым ходить после Олимпиады было совсем не модно. И самим служивым некомфортно, если, переодевшись в гражданскую одежду, знакомясь с местными девушками, вечно надо было выдумывать истории «почему, да как». Да и патрулям «своих» виднее было уже издалека у кинотеатров и на городских улицах: лысины блестели, как мишени.
       Был период, когда мерой предотвращения самоволок был сам забор. В самых «проходных» местах его сверху посыпали крупным битым стеклом, посаженным на бетон. А ещё – смазывали солидолом на полметра сверху. И руки, и другие важные органы и члены своего молодого тела порежешь, если вздумаешь перелезть, и гарантированно извозюкаешься в солидоле, да так, что долго-долго отмываться потом будешь. В таком  виде – уже не до приключений, точно. Эта мера была недолгой. То ли средств на солидол не хватало, то ли «непроизводственных» травм деликатных стало больше, то ли «там, где надо» признали это перебором с идеологической точки зрения.
      Но голь на выдумки хитра и солдатская смекалка на многое способна. Нашлись те, что удумали ходить в самоволку… строем, практически официально, с флажковым, через КПП!     Собирались  в группу, иногда – из разных подразделений. Чаще – из числа отпахавших в ночную, но желающие днём взять от жизни своё.  Могли и в воскресенье – тоже ведь бывали дежурные смены и всякие внеурочные работы. Строились, как положено. Шли в час пик, когда большинство направлялись на работы. Пристраивались в хвост за другой, внешне – такой же, реально идущей на работы группой. Сзади – такая же, тоже - на какой-нибудь реальный объект. Главное в этой конспирации – будничность и обыденность. На работу же! Идущий во главе этого «отделения» отрапортовал скороговоркой стоящему на КПП что-то невнятное, не забыв в конце чётко произнести собственную реальную фамилию:
      - Нмое отделение тртой роты сркпртятого отряда нпрляется нсмену в арбкрбртейный цех зддрмонтного завода, ответственная швмтртскабрпчей дыкдыкдыккова, мыйддыр отделения военный строитель Прстнов!
         Можно было и короче… Но так – для важности. Прошли, как по маслу, без вопросов. Сколько их, этих цехов и заводов, куда направляется та, или иная группа на работы… Чёткого и поимённого контроля входящих и выходящих через КПП до поры не велось. Отмечали лишь формально, кто и куда, да зачем – писали в журнал, как слышали. До поры…
        - А теперь по-нормальному и выговаривая каждую буковку, повтори, что ты там сморозил скороговоркой, что нас пропустили. – ехидно поинтересовался один.
       - Я честно сказал: немое отделение тёртой роты сорок десятого отряда направляется на смену в арбузо-литейный цех заборо-ремонтного завода, ответственная – швея-мотористка буровых печей Евдокия Кулакова. Ну, и в конце – ты слышал: мойдодыр отделения - военный строитель Простнов. – перевёл ему на членораздельный и внятно-понятный язык другой.
       - Это - песня! Аккорды спиши, ага…
      Однажды прокатило. Потом ещё раз. Ну, и началось! Кто-то поделился с дружками из соседней роты или отряда. Тема пошла в тираж. Перестали даже упражняться в остроумии насчёт места работы («Стой-вагон-кураж-деталь», «Комбинат изнурительных материалов», «Зной-бандаж-конструкция» и т.п.), да не потому, что фантазия иссякла, а поняв, что называя реальные учреждения и реальные подразделения – так даже надёжнее: точно вопросов и уточнений не будет! Около КПП  в таких случаях солдат поджидал транспорт. Некоторые направлялись строем и дальше: может, до объекта рукой подать… Эти – проходя квартал, рассыпались по хазам, где у них были знакомства и заготовленная гражданская одежда. Шли – кто в кино, кто по знакомым девицам, а кто – даже не переодеваясь, на берег Реки. Иногда, в хорошую летнюю погоду так и шли строем – прямо к Реке, не переодеваясь. Там всё было – и знакомства, и девушки, и приключения. Патруль, опять же, до поры, шарил чаще по городским улицам, да вокруг кинотеатров. Чтобы так нагло: строем, да пляж – и не предполагал никто. Вот, наивные! До поры...
       В условное время собирались, как положено, в тот же строй и – вновь, через КПП, как ни в чём не бывало. Только немного нетрезвые. Ну, уж это – само собой. И с работы ходили такие же. У многих был в запасе метод солдатской дезодорации: если выпивали не так давно, и «выхлоп» от алкоголя был ещё не из лёгких – сбивали запах семечками, жвачкой (если была в наличии), луком-чесноком, а ещё – глотком подсолнечного масла. Не ленились и держали в заначке сосуд со спасительным средством. Иногда выручало. Главное – шли довольные и приятно уставшие. Ещё бы: ударно ведь потрудились, да и поделиться есть чем!
      До поры так и было. Всем подпортили малину не в меру расшалившиеся однажды самовольщики, умудрившиеся, мальца перебрав «андроповки», подраться между собой, как детишки в песочнице. Ох уж, это сравнение с детишками в песочнице… А что делать, когда так оно и… Усмирять и отлавливать этот детский сад приезжали сначала – милиционеры, а потом – комендантский взвод. Долго смеялись офицеры солдатской смекалке, выяснив во время дознания, как именно и в который уже раз организованно сбегали в самоволку эти шалуны. С тех пор номер больше не проходил. А жаль, хороший был номер! Кому – как, конечно…


Аллё, мама…

       Эта история обросла многими деталями и подробностями по мере того, как со смехом передавалась из уст в уста. И уста - не только солдатские. Кажется, рассказал её сначала Андерсен, вроде – от первого лица. Но по характеру и степени самоиронии – вполне мог и Серёга. С ним, первым рассказчиком, был – ну точно не Славка, так как у него характер не такой, как в истории. Больше похоже на Генку. Но вполне мог быть и Шамса…Ну пусть уже, справедливости ради, будут они: «Первый» и «Второй», как те самые, «которые – хоть где», да  чтобы не обидно было никому…
      Начиналось всё, как обычно. Выбрались, переоделись, направились в центр Города. У кинотеатра начали выглядывать «добычу».
      - Глянь, вон две стоят, ничего себе, хорошенькие тёлочки, а? – задумчиво заметил Первый.
      - Ага… обе… ничего себе… - не стал возражать Второй.
      - Подкатим? – посоветовался Первый.
      - Начинай! – фактически сдался Второй.
      Ну, Первый и начал. Сперва – сделав  вид, что обознался, как ни в чём не бывало, заговорив с незнакомками, назвав их по именам. Потом – со вполне как бы искренним смущением извиняясь, но, продолжая щебетать, как бы уже пройдя основной коммуникативный барьер. За ошибку, что обознался, незнакомки сразу простили, кинувшись уговаривать его, чтобы не расстраивался. Дальше – пошло-поехало, как по накатанной лыжне. У них ведь давно всё отработано: Первый – болтун-балагур, начинатель и детонатор ритуала знакомства, а Второй – носитель внушительной фигуры и уверенности на лице, а так же – главный реализатор основного действа, ради чего всё и… Хоть и неразговорчивый, ага…
       Посмотрели киношку. Поели мороженку. Первый щебетал без умолку. Второй его молча поддерживал, лишь иногда делая поддакивающие жесты, или меняя многозначительные выражения лица на ещё более неоднозначные. Незнакомки, которые уже стали очень даже знакомками, сами пригласили в квартирку. Квартирка оказалась весьма культурненькой. Даже слишком: Второй уже на входе унюхал, что здесь не то, что минетами не пахнет, здесь – даже выпить не нальют! Пока Первый пел соловьём про поэзию Серебряного века, перемежая свои трели ещё и строчками из вагантов, Второй начал постепенно напрягаться, всем своим видом давая понять товарищу: «здесь – динамо!». Первый эти  сигналы уловил. Но остановиться уже не мог: знакомки наперебой подхватили тему менестрелей и просто так соскочить с неё - было бы для него выше сил человеческих. Уж чего-чего, а поговорить и получить внимание собеседниц у него ведь уже получалось! Второй явно начал рыскать глазами: ищет! – Чего? - А чего-то… Не того, что с собой прихватить – ещё чего? – а повод для достойного возвращения из самоволки он ищет! Не уходить же просто так, несолоно хлебавши! И – эврика! – Нашёл! Первый сам был в нетерпении: чего же там удумал его дружок?
       - Девушки! А ведь у вас, я вижу, телефон есть! А позвольте, я позвоню? – выдал, как мог, всё своё красноречие Второй.
       - Да, конечно, без проблем, звоните! – ответили ему динамистки.
       - Это кому же ты, чертяка, звонить-то собрался, а? – спрашивал Второго смешливым взглядом Первый.
       - Вы поймите, я только подниму трубку и скажу, где я, только и всего! – продолжал, будто не услышав разрешения, Второй.
       - Звоните, звоните! – любезно повторили динамистки.
       - А то мама… мама волноваться будет… понимаете, она всегда волнуется, если я позже обычного прихожу… а я не хочу маму расстраивать… я только скажу, где я  - и всё! - не унимался внезапно и без остановки заговоривший Второй, будто и не слышавший данного ему уже дважды разрешения.
       - Интересно: «мама» - это твой ротный, или начгуб Гармошко? – ехидно и молча щерился Первый, уже начинающий догадываться, что этот чертяка удумал.
       - Вот правда-правда, только подниму трубку, и скажу маме, где я! – продолжал Второй.
       - Да поднимайте уже трубку и скажите маме, где Вы! – ещё шире улыбались динамистки.
      Дальше действо длилось всего три секунды. Второй поднял трубку телефона И НЕ НАБИРАЯ НОМЕРА, громко сказал:
      - Аллё! Мама? Яублидей! – и, положа трубку на место, решительно направился к выходу. Первый – за ним. А куда ему было деваться?..
      По пути Первый колотил Второго по всем попадающимся под руку частям тела, задыхаясь от смеха. Второй пытался держать серьёзный вид, почти не защищаясь от дружеских тумаков товарища, зато – с гордым и довольным видом: динамисткам дан урок! Вечер прошёл, хоть и без секса, без выпивки, да зато – не без происшествий и анекдотов! Всё хоть не впустую!
     Отдышались, отсмеялись, вышли к остановке. Времени оставалось до вечерней поверки – как раз доехать на автобусе на ту сторону Реки. «А то мама расстроится!».
      Автобуса что-то долго не было. Толпа ожидающих скучала. Погода была – ни ветерка. На Реке такое бывало редко. Главное – тихо! Даже очень. Шёпот – и тот за несколько шагов слышен. Первый начал замечать, что Второй не насытился, не успокоился, ЕМУ МАЛО! Интрига, ага…
      Всё, Первый – наговорился, нащебетался, пришло  время Второго, его выход! Тот, оглядевшись  вокруг, нашёл среди ожидавших автобуса, самую-самую серьёзную, явно работающую в НИИ или  в библиотеке, неопределённого возраста. Как будто товарищу своему закадычному, буднично и  вполголоса, но так, что слышали все вокруг, он задал ей простой такой вопрос:
      - Ты ссать хочешь?
       Никто из стоящих рядом не поверил в реальность происходящего. Она – тем более! Она же – явно их тех, кто не просто никогда в своей жизни не произнёс слова «жопа»! Она наверняка даже не знает, что это такое! Потому что рядом  с такими  подобных слов никто не произносит: язык не повернётся! У всех нормальных. А Второй – он из стройбата, ему-то что?
      - Не-е-ет! – сказала она. Но не в ответ ему, она – отреагировала на Происходящее, она заявила Всей окружающей Реальности: ТАК БЫТЬ НЕ МОЖЕТ!  С НЕЙ ТАКОГО НЕ МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ НИКОГДА!!! ВСЁ ПРОИСХОДЯЩЕЕ – НЕПРАВДА, НЕ-Е-ЕТ!!!
       А ему – это как раз! Он, ни секунды не медля, не оставляя шансов для сомнений у всех, кто это слышал, добавил:
      - А я – хочу! Ещё как хочу! Постой тогда на стрёме, я за остановку зайду, а то неудобно ведь, видишь, народу вокруг сколько?...
      Всё! Даже те, кто попытался бы сдержаться ради приличия – и они рассмеялись вслух. Потому что это выше сил человеческих: удержать возникающую эмоцию, да в этих, спонтанно, казалось бы, возникших условиях. И поскакали каблучки по асфальту… А как же автобус?.. – Цок-цок-цок…
       - Ну, ты и сволочь! Я знаю, кто такой «кандей», знаю, кто есть «халдей», знаю слово «балдей», но это – глагол. А ты – злодей Ублидей! Ты сам себе погоняло предложил, Ублидей! – смеясь, говорил потом Первый Второму.
       - За что ты её так? Ведь она же  - такая культурная, такая воспитанная… А ты - жлобина!.. Злодей Ублидей! – не унимался Первый.
       - А пусть знает! Она – не эльфа бестелесная, не кукла магазинная, она – живая, она – женщина! – отвечал Второй.
       - А тех двоих – зачем же так, а? Они – даже вагантов знают! Поди, сидят до сих пор в той квартирке с раскрытыми ртами, в трансе, в шоке, в немой сцене… - продолжал Первый.
       - А ты уверен, что с раскрытыми ртами и в трансе? Да они, поди, сейчас ржут не меньше нашего! А хочешь – вернёмся прямо сейчас и проверим? А? Слабо?
       Но автобус уже подвозил их к нужной остановке, недалеко от КПП. Посему - слабо, конечно!


Как встретишь Новый год, так и...

       Как стал Серёга санинструктором, так и понятие «самоволочка» для него почти стёрлось, потеряло значимость. Потому как достать заветную бумажку, дающую право выходить, куда надо, было гораздо проще, чем когда он был простым военным строителем. Всё, ради чего совершались самовольные отлучки, было и так почти свободно доступно. Лафа, да и только! Да и надобности уже такой не было, сама должность как бы делала своё дело: не до шалостей. Вроде того. Хотя…
       Общаясь с сослуживцами из музыкального взвода, к которому Серёга теперь был формально прикреплён, он нередко сопровождал их в разных официальных и неофициальных мероприятиях. Иногда – по форме, как сопровождающий санинструктор, на выезде с шефским концертом. А иногда и на шабашки, то есть – то же самое, но по негласной договорённости. Значит – в самоволке. Земляк Коля Фокин среди музыкантов был лицом авторитетным. А так как Колёк был ещё и по возрасту самым старшим, то он и вёл себя взрослее, старался следить за тем, чтобы по возможности любая их шабашка была хоть как-то обеспечена прикрытием в виде нужной бумажки-разрешения. А тут – Новый год! После героической битвы за урожай прошедшей осенью с музыкантами из стройбата завязали тесное знакомство молодые лидеры одного из колхозов, что неподалёку от Города. Приглашали не раз в свой сельский клуб, оставались очень довольны концертом и танцами под живую музыку военного ансамбля. Вот и на встречу Нового года пригласили.  И концерт, и танцы после него прошли очень душевно, без безобразий, без драк и конфликтов. Девушки, обнимашки, шампанское, конфетти и совместные фото – почти до самых курантов! Под таким впечатлением и вернулись в свой городок. Буквально без нескольких минут полночь, миновали КПП. Серёга помог музыкантам быстренько разгрузить аппаратуру, попрощался с сослуживцами, с пожеланием счастливого Нового – дембельского! - года и отправился в свой лазарет. Было очередное распоряжение: «ночевать в расположении роты», да кто ж его соблюдать-то будет, да в такой-то день? Это и грехом, нарушением не могло считаться…
          Идти – всего метров двести. Серёга и шёл, как плыл, будто бы на приятной волне полученных за вечер впечатлений: в ушах ещё звенела музыка, на губах – вкус шампанского и губной помады. Было, с кем из местных девушек потанцевать и пообниматься…
       И вдруг, уже в самый момент, когда по телеку наверняка куранты начали бить, когда уже кто-то в Городе начал ракетницы выпускать и орать с балконов, Серёга услышал строгий окрик:
      - Эт-то что ещё такое? Солдат, ко мне!
      В голове пронеслось мигом: по голосу – это же, вроде, дежурный по  управлению! Сегодня дежурит тот самый, вредный подполковник, что кроме всего прочего, ещё и мастер спорта по бегу! И… шампанское! Запах уже не спрячешь! Палево! На губу в Новогоднюю ночь?! Ну, уж нет! Серёга рванул бегом, насколько мог, резво и решительно. Подполковник – за ним. Так и встретили оба Новый год: на бегу.
        Достав ключи от перевязочной заранее, Серёга влетел в нужный подъезд нужного здания и одним привычным движением закрыл за собой дверь на ключ. И – замер… На первом этаже были помещения лазарета – перевязочная и аптека Ольги. Всё, что выше – расположение роты другого отряда. Вбежавший за ним преследователь остановился у двери, за которой стоял, не дыша, Серёга. Он всё понял: тот – прислушивается. Хитрый, гад! Он не раз говорил, Серёга слышал про это, что, мол, санинструкторы в лазарете – как коты ленивые, их, мол, гонять надо. Если кого и стоило бы, то Серёгу с Генкой – точно гонять не надо, они пробежки почти не пропускали, за физической формой своей следили. Вот и сейчас – своего рода дуэль: подполковник, мастер спорта, замер, насколько мог, после преодоления стометровки с гаком, в надежде, что бегун-беглец, если это санинструктор, спрятавшийся от него за этой дверью, не выдержит и выдаст себя громкой одышкой после внезапной пробежки. А Серёга держался! Ни звука! Хватило дыхалки! И это – несмотря на год вдыхания сажи на кирпичном заводе, несмотря на пачку «беломора» в день! Его преследователь, не выдержав первым, вновь задышал и уже не спеша двинул наверх: искать беглеца в роте. Пошумев там, явно найдя, к чему придраться (ещё бы, в такую-то ночь!), он потом спускался с угрозами:
      - … И учти: я ещё зайду! Я проверю!
      И ещё раз постоял около двери в перевязочную. И чего он, хотелось бы знать, надеялся услышать на этот раз?  - На этот раз у Серёги было не менее сложное испытание: выдержать и не рассмеяться вслух над дурнем с полномочиями дежурного по управлению. Но он выдержал и второй раунд этого поединка: кусая сжатые кулаки, чуть не плакал от смеха молча. Ушёл подполковник без добычи…
       Говорят, как встретишь Новый год, так и… Прошлый Новый год Серёга сам напросился в наряд, с одной лишь целью - иметь право в нарушение устава, крикнуть в нужный момент: «Рота! С Новым годом!». Сейчас – Новый год на бегу… Что бы это всё значило?  Встретит он ещё, обязательно встретит Новый год в уютном и тесном кругу семьи, да под ёлочкой, да с бокалом – уже законного, не запретного - шампанского…Но только не скоро: ещё не один раз он его встретит так же, как и сейчас, как бы на бегу… Только в роли дежурного будет уже он сам, а в роли «самовольщиков» будут души спешащих покинуть этот мир… Но он же не мастер спорта по бегу, он – медик, а значит – точно догонит, не позволит самовольно склеить ласты раньше времени! «Если и так, то не в моё  дежурство!» - частая присказка многих его коллег. Как встретишь Новый год, так и… Мистика? – А то, ещё чего! Никакой мистики! Предсказуемая закономерность. А разве не так?


По-братски

     За многие месяцы службы кирпичники знали друг друга не просто «насквозь». Они знали, если не всё, то многое - про семьи друг друга, «про маму, папу, дядю, тётю, про всю домовую книжку». В кавычках – потому, что эти слова - часть цитаты из выражения, которое сморозил однажды Худой (потому что Худайбердыев), когда плохим словом вспоминал ротного, после общения с ним в канцелярии: «я его маму, папу, дядю, тётю, бабушку, дедушку, всю его домовую книжку ипать не хотель, сцука…». Знали не только потому, что успели многое порассказать вечерами или по пути на завод. Потому, что уже научились чувствовать друг друга. Слов могло быть мало, но что такое для Аграновича его проблема с матерью, которая его наверняка ищет и наверняка найдёт, знали все. Не надо было повторять, чтобы быть в курсе, что такое гордость за брата-афганца для Рустама. Особо не показывал, но все видели и понимали, что такое медицина для Серёги, который к концу первого года начал по ней заметно тосковать, как по брошенной по глупости невесте. Значимые и болезненные темы друг друга, ощущал, так, или иначе, каждый.  Взвод был ведь давно уже, как один организм. И особо чувствительные точки пульсировали для всех почти одинаково. Потому что не были они особо оригинальными, эти самые точки. У каждого было что-то своё, если не такое же,  то что-то похожее или просто хорошо знакомое. Либо – уже ставшее, как своим. Не чужие стали друг другу за время службы.
      Так, Джума, вместе со своим «колхозом», не просто познакомили заочно весь взвод со всей своей деревней. Их степной посёлок Мустаево, благодаря полевой почте, уже тоже знал пол роты, как своих. Знали в Мустаево, кто такие и что из себя представляют – и Горошко, и Васька, и Худой (потому что Худайбердыев).
      Однажды Рустам свалил на пару часиков за забор. Ну, надо было, чего? С кем не бывает? Удачно, вроде, свалил, даже в солидоле не извозюкался. А тут к нему брат-афганец приехал. Навестить, значит. Давно ведь не виделись, ага. Он писал, что может приехать, но когда конкретно – не написал, так уж вышло.
      И?.. Ура, значит, к Рустаму брат приехал, на КПП ждёт! Ротный уже увольнительную писать… А где Рустам-то? А?.. А – нету Рустама… Ай-я-яй!.. Ну, значит, ждёт Рустама не радостная встреча с братом, а жаркое знакомство (в который уже раз) с начальником гауптвахты. Уж прапор Гармошко свое дело знает, ага…
       А вечером, в час поверки, стоит, значит, Рустам, как ни в чём не бывало, в строю. Как тут и был. Красивый такой, трезвый даже. Только фингал под глазом. Сам, значит, тихо  так стоит, а фингал – как Бони М из динамика… Ротный никуда до вечера не уходил. Ждал. Увидел Рустама. Смотрел ему молча в глаза. Долго и пристально. Челюстёнкой только двигал. И ничего не сказал! И никакого дознания, «откуда, мол, фингал?», «где Вы были, дорогой товарищ военный строитель?». И вообще никаких вопросов. И никаких последствий. И никакой гауптвахты. А какой фингал? Нет, не видел. Сумерки, наверно были, вечер же…И самоволки – никакой. А? Какая самоволка? – Вот же он, солдатик-то, на месте, целёхонький, ага!..
     Всё-превсё было понятно не только ротному.
     - Брат? – сочувственно любопытствовали кирпичники.
     - Брат… - сердито, но гордо отвечал Рустам.
     Как оно было на самом деле? – Какая кому разница? Может, брат-десантник нашёл Рустама. Чего там искать-то, проблема что ли - найти человека в Городе, с населением – в полмиллиона, всего-то? Может, встретились они нос к носу «на хате». Мистическое совпадение? Какая ещё мистика? - Предсказуемая реальность, никакой мистики! Просто мест таких, которые «на хате» - не так уж много рядом со строй-городком. Там и комнату приезжим сдают, там и укромное место предоставляют, «для переодеться в гражданское, когда очень надо». Вот и встретились братья…Вот и поговорили…
     - Чего говорил-то? – не унимались сослуживцы.
     - Да то же, что и ротный: чтобы служил нормально, да чтобы рапортов всяких, да заявлений больше не писал про Афган. Он, мол, за меня там всё сам сделал…
     - Так и сказал?
     - Так и сказал. Только по-своему.
     - По-башкирски?
     - По-братски.