Стройбат, ага. 15. Дембельская бессонница

Цикл рассказов, историй и баек

Внимание! 18+!


Часть пятнадцатая
ДЕМБЕЛЬСКАЯ БЕССОННИЦА

Есть многое на свете...

      Весной появилась в лазарете новенькая фельдшерица, прапорщик Марина. Бабёнка – не без достоинств, всё – при ней. И характер – тоже. Не Раечка, короче. Сразу, как могли, разведали: не замужем, есть сын дошкольник. На любые попытки к ней подкатить с намёками – отвечала, как бы полушутя, но тоном, не оставляющим вариантов для повтора:
      - Торона! – что означает: «осторожно!», это она сына своего цитировала. При этом – был жест: два растопыренных пальца. Если ладонью вниз – значит: «моргалы выколю!». Если ладошкой вверх – «яйца оторву!». Как-то неловко от такой перспективы – с выколотыми моргалами-то, тем более – если…
      Было дело: после отъезда Серёги, оказались в лазарете земляки – Колёк, Сашка и Васька. Они и раньше были между собой знакомы. Через Генку и его компанию почти все степняки в городке общались. Сашка – со своей воспалившейся ссадиной на груди после ржавого гвоздя. Васька – с досадным прыщиком в носогубной складке. Сам бы внимания не обратил, да его доктор, проходя просто мимо, разглядел – и в лазарет. Мол, это очень опасное место для гнойничка, оставлять просто так - опасно. Перед самым дембелем! Вот незадача-то! А Колёк – простыл где-то. С отитом, стреляющим, значит, ухом, в самый разгар весны загремел к докторам. Вот и повод для очередной хохмы: «у военного музыканта – всё стреляет, даже уши!». Зато – общались. Было, о чём поговорить – и между собой, и с санинструкторами. Боря уже тоже отвалил, родила ему жена второго. Генка готовился Серёгу догонять. Славка и Андерсен – тоже. Лёха – только осваивался.   
      А Марина оказалась очень даже доступной для «поговорить и пообщаться». Это про кобелиные подкаты она себя сразу поставила так, что, мол, бесполезно рыпаться. В беседе так однажды и сказала: «я – не объект для чьих-то хотелок, когда сама захочу – сама и выберу себе и кавалера, и мужа».
      Раньше Марина работала в гинекологическом отделении обычной гражданской больницы. Но откуда-то многое знала и умела такого, что диву давались даже видавшие виды санинструкторы.
      - Что, солдатик, головушка болит? А нету анальгина-то! А ты покажи пальцем, где больше всего болит… Ага… А давай, я тоже, своим уже пальчиком в этом  месте тебе надавлю…Отпускаю… Чуешь, где мой пальчик давил у виска? Вот, как будто дырка там – представь… Подыши через это место…Спокойно так подыши, ровно… Молодец…Молодец…Дыши…Дыши… Ну, живой? Меньше болит? Молодец, солдатик!
        Откуда она это знает? – Такому не учат в медучилище! – говорил Роберт. - Ведьма она! Точно ведьма!
       Как-то вечером, уже перед тем, как покинуть рабочее место, оставив лазарет на дежурного санинструктора Лёху, Марина разговорилась со степняками. Трепались. И «об этом самом», конечно. Весело, с шутками и прибаутками. Как обычно. И вышел как-то разговор на такую волну, которая «на грани и даже за…»: вспомнили про казарменных нимфоманок, про «хоровое пение», про носительниц клипс из пуговиц от ширинок кальсон солдатских, да курсантских.
      - А то ведь не знаю я про это всё, ага… И про девственниц профессиональных – тоже.
      - О! А это кто ещё такие?
      - Э, ребятки, да вы жизни не видели, одни кирпичи только…
      И рассказала вкратце, как современная гинекология обеспечивает то, что по-умному называется «рефлорация». То есть – возвращение девственности. Чисто анатомически.
       Громче всех охал Лёха:
       - Как?! Я уже который год был уверен, что знаю про это всё! А тут тако-ое!...
       - Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… - не в первый раз вставил Генка фразу из Шекспира. Вряд ли он сам его читал. Поди, от Андерсена услышал, и давай вставлять, где не попадя. В этот раз явно попал…   
      - Как, как… Так, Лёша, просто! Аккуратненько так кончики-краешки живой ткани надрезаются, кетгутом сшиваются. Раньше – вообще, и не заморачивались с этими кончиками, да с кетгутом, так, волосом и сшивали. Да, представь себе: боль, когда если что - настоящая, кровь – тоже настоящая, девочка, значит, настоящая!
      - А зачем?! – не унимался Лёха. И чего это он так возбудился?..
      - Ну… Здесь два варианта. Либо – женить на себе жеребца завидного, чтобы не отпирался. Как раз – курсантов перед окончанием училища так «на фату» ловят. Либо – когда любят очень парня-то своего. Вам, кобелям, не понять.
       Ха-ха…Только как-то не очень громко и не очень весело почему-то. Веселились больше от Лёхиной реакции - его медицинское самолюбие видите ли, задето: почему он об этом раньше не знал…
      И вдруг все, как один, встрепенулись: Зайка! Он молчал всё время, как Марина про это заговорила. Сидит – как мёртвый. Он – тут, а его как бы и нет…Плохо дело! Марина, оценив обстановку, скомандовала, как умела, негромко, но более, чем внятно и даже жёстко:
      - А ну, ребятки, сдрисните отсюда ненадолго! Мне поработать с ним надо.
      Вышли за дверь. Притихли. Все ведь всё понимают, отчего это он так и почему…
      За дверью Марина всё также негромко, но убедительно что-то говорила Сашке. Слышны были только обрывки фраз: «…ты же знал всё…не хотел верить…а тебе что важнее…что ты сам чувствуешь или что говорит кто-то?.. а то, что про женщину, кроме того, что она – либо млять, либо – курочка нетоптаная, никому не нужная – другого не говорят, не знал?...ты человеку поверил, или анкете, да ещё неизвестно, кем составленной, а?.. а за два года этих – неужели не стало понятнее тебе ничего, а?.. так ты любил, или в игры играл, а?!.». Далее был звук, похожий на шлепок.
      - Она его что там, лупит, что ли?
      - В чувство приводит…
      Вышла. Оглядела присутствующих.
      - Как же так-то? – спросил один.
      - А так, красавчик! Что, «довела, мол»? Ты это хотел сказать, да? В обморок никто не надумал ещё упасть, а? А то я могу ещё рассказать! Такое – мало не покажется! Тебе, кобелёк, поведать в подробностях, что девчонки на «вертолёте» чувствуют, а? «Вертолёт» - это кресло такое, гинекологическое в абортарии… - Марина явно возбудилась и завелась…   
      - Ладно – продолжала она, – когда на нём дурочки оказываются, вроде ваших казарменных нимфоманок… А ведь сколько таких, что влюбились, поверили, думают, что принца своего нашли… А принц – говнюк инфантильный оказался…Только и знает: сунул, плюнул и ушёл…Ему рыцарем быть мамка не разрешает!
      - Ладно, чего там! Наш Сашка не из таких! – прервал её гневный поток Колёк. – Делать-то чего?
      - А ничего не надо делать! – подумав секунду, сказала Марина. – Ничего! Совсем! Но рядом быть – обязательно. У вас, у каждого, поди, как раз бессонница наверняка дембельская – вот и подежурите по очереди. Часок-другой каждый. Просто – сидеть рядом, быть рядом, думать вместе с ним, вздыхать, молчать и всё такое. И ничего не объяснять, не рассказывать, молчать – и всё. Если сам заговорит – другое дело. Но не упускать его из поля зрения ни на минуту, пока сам не заговорит или не уснёт. Утром приду, пока, ребятки!
      Ушла. Делали, как велела. Сидели молча, по очереди. Дежурили. Сашка оставался, как неживой. Отсутствовал как бы. Как доской его огрели. Ступор. Все догадывались, что пройдёт это у него, не совсем с ума сошёл, не безвозвратно, по крайней мере. Только вот сейчас – лишь бы не натворил чего. Что суициднуть в таком состоянии может – знали. В каждой казарме про такое рассказывали. Один рядом с Сашкой-Зайкой дежурил, а и остальным не до сна как-то было. Думки на всех наскочили, как алкаши на пивной ларёк. Или ещё как… Не это важно.


Ничего не бывает зря!

      Да нет, он не склонен к мистике, не имеет привычки разговаривать  с неодушевлёнными предметами и всё такое… Какая мистика? Никакой мистики! Предсказуемая закономерность, ага… Просто знаки и сигналы окружающей действительности помогали ему вспоминать и  понимать. Они, эти знаки, просто участвовали в его внутреннем  диалоге с самим собой, своим прошлым…
      Получается, Город действительно узнал его. Без особой какой щенячьей радости, а так, как старого и хорошего знакомого. Ещё бы не узнать! Порывами освежающего сквознячка, а то и с холодными озорными снежинками, когда периодически открывалась большая уличная дверь, Город с ним как бы и разговаривал. Как-то не очень удобно он уселся, но пересаживаться поздно: больше свободных мест в зале ожидания практически нет. Впереди – часа два до его поезда, есть время повспоминать, подумать, пообщаться с Городом…
       Вспомнились сначала слова Рыжего старшины: «Ничего, ребятки, война – она может, кого из вас и сама найдёт!..». Вот ведь, а? Знал, или накаркал? В памяти стали всплывать обрывки информации, которые до него доходили после дембеля. Как там? - «До лихих девяностых была целая вечность, всего-то – несколько лет… Быстро пролетят, ага…».
     … Шнитке был убит через пару лет после армии. В очереди за водкой. Кому-то было совсем не до его шуток…
     … А Шамса – тот вообще и до дембеля ведь не дотянул: загремел-таки под пресловутый «андроповский червонец». С последствиями оказалось очередное его приключение…
     … Сразу после армии пропал где-то в Столице Андерсен. Ещё бы: сказочный город, ага…
     … Славка в тот интересный период, начавшийся после их службы, что поглотил целую Страну, видимо, что-то вовремя понял для себя. Он не сел и не попал под пули. Он при встрече с гордостью показывает фотографию сына, уже теперь взрослого.  Тоже – ну очень похож на Элвиса Пресли!
      … Олег Щелчок был убит очередью из «калаша» на какой-то «конференции по проблемам ваучеризации» местного масштаба. Не пригодились ему навыки жонглирования лопатой…
      … Колёк Фокин и после дембеля тяготился своей работой лабухом в ресторане. Как-то попалась ему информация о казачьей десантной бригаде рядом с их Степным городком. Устроился там контрактником. Во, как! – После стройбата – и в десант! Оказывается, так бывает. Как Колёк эмоционально рассказывал про свой первый прыжок в парашютом – даже Серёга не смог бы так красочно и увлечённо поведать! В какую горячую точку безвозвратно спрыгнул Колёк со своим парашютом – уже никто и не узнает. А может, ещё объявится, а?.. Как там: «в жизни всяко бывает, том числе – хорошее»?.. Было бы здорово!.. А история с его матерью закончилась так, как закончилась…
     …Лёха, Серёгин преемник, так за свои два года и не отметился ни разу ни в одной достойной анекдотов истории. После армии поступил в медицинский, уехал работать хирургом в какую-то глухомань и пропал там. Пропал так, как и пропадает до сих пор большинство его коллег. Поди, и сейчас пропадает - в операционной, не выходя оттуда сутками, неделями…Всю жизнь. Оттуда, говорят, просто так не возвращаются, ага…
      …Сам Серёга, хохмач и мастер рассказывать смешные истории про себя самого, всё-таки после дембеля не остановился сразу. Его настоящий дембель состоялся лишь через месяц. Месяц он был на кураже. Не то, чтобы сильно пьянствовал, нет, - просто гулял. Угощал, веселился и веселил. Рассказывал свои истории бывшим одноклассникам и однокурсникам, особенно – «про корнцанг», тут же и демонстрируя оставшиеся покоцанные купюры. И все одиннадцать тех самых надорванных сотенных бумажек он за месяц так и прогулял. Точку поставил выпускной банкет его бывших однокурсников, получивших дипломы врачей.  После ресторана все пошли, как водится, «зорьку встречать», на Бульвар. А это уже был самый разгар «сухого закона». Милиция никого на «место встречи зорьки» не пускала, во избежание массовых беспорядков. Ведь выпускные были в тот день одновременно во всех вузах, техникумах и школах Степного городка. Ну неужели все пошли бы домой, раз не пускают ТУДА?.. Нет, конечно, все спускались тут же, неподалёку, к реке. И уже там, на ночном пляже состоялась вакханалия, вместе с сатурналией и шабашем одновременно. Дрались, мирились, братались и знакомились. Все со всеми. Ну, и поди, вспомни  потом, где и на ком остались твои штаны, чья это на щеках губная помада и почему ты оказался непонятно где, да ещё босиком?.. Серёга наутро нашёл в себе мужество и решил: «или – или!». Тем утром он перестал пить,  сказал «стоп» куражам, прекратил курить. С этим, кстати, было сложнее всего. Но он помнил, что такое «канцерогенное действие сажи», которую – уже более года не работая на кирпичном заводе! – продолжал отхаркивать. Восстановился на третий курс медицинского института и начал, наконец, по-настоящему учиться. Говорят, не может остановиться в этом деле до сих пор: и институт окончил, и другой потом заочно (надо было), и диссертацию защитил, за другую сразу принялся. Другой, значит, кураж поймал…
      …Фима исполнил свою мечту, благо времена позволяли: он стал-таки бизнесменом! Разъелся, раздался, раздулся и…зазнался. Перестал даже замечать при встрече бывших сослуживцев. Его не убили, нет… Пусть живёт, ладно. Просто посадили. И, говорят, надолго. Где он теперь? – Да кто ж его знает? Хотя, кто бы сомневался? – Такой нигде не пропадёт…
     …Исполнил свою заветную мечту и Шталин. В первые же годы после службы сумел он укатить «за бугор». И уже там - тоже сел. И тоже надолго, в Союзе таких сроков не дают. Кто ищет – тот всегда…
     …Генка тоже после дембеля был на кураже. Гораздо дольше, чем Серёга. За несколько лет он не раз оказывался в реанимации на фоне этих самых куражей. Женился не раз. По стране помотался. Теперь – тоже в завязке, уже который десяток лет. Игнорирует он эту тему, короче, ага. А вот мата и крутых выражений в его лексиконе меньше не стало! Зато, с каким упоением он при встрече рассказывает о своих дочках и внучках!..
       Поток воспоминаний прервал очередной хлопок большой вокзальной входной двери и Город принял эстафету, рассказав своё. Просто чей-то рингтон на сотовом напомнил ему о возможности порыться в Интернете. Оказывается, Полковник так и не стал генералом. И гвардейской не стала его Дружина. Не до того стало в Стране. И Страны потом тоже не стало…Через пару лет – и самого Полковника… Но зато Город Полковника помнит! Хотят, вот, даже улицу его именем назвать. И Объект стоит. Хотя, получилось не так, как было задумано Тогда.
        - И что, значит, все – зря?... – поёжился он.
        - Как ты смеешь так думать?! – возмутился Город, обдав его новой холодной волной сквозняка и даже хлестнув по щекам несколькими долетевшими до него от входа колючими снежинками. – Не ты ли сам говорил и не раз, что ничего в этой жизни не бывает зря?! А ты сам – не стал ли именно тогда таким, каким стал? А стены из тех самых кирпичей – неужто сомневаешься? - стоят ведь! Да и Объект, пусть другой, не такой, как было задумано, - но ведь стоит! Не зря всё! Не зря!
        - А что Руслан? Он уехал? – кто-то слишком громко спросил рядом, как бы вмешавшись в его разговор с самим собой и с Городом.
        - Руслан улетел! Летает Руслан! – ответил так же громко кто-то другой.
        О чём это? К чему это? А может… Может, показалось? Да, конечно, конечно показалось! Ну, не будем отвлекаться… Летает, летает Руслан, неужели непонятно? Всё, идём дальше.
        - Прикинь, ага? «Андроповки» давно нет, а пиво стало дешевле и доступней молока! – сморозил один,  явно из тех дедков, что ещё не в маразме, потому как не разучился хохмить, устраиваясь рядом с ним на освободившееся место.
       - Узнал бы Брежнев – опять бы умер… - поддержал того другой, такой же.
       - Как? И эти - всё ещё здесь?! – изумился он.
       - А куда бы они делись-то? – ответил Город. – Вспомни: «это – не те двое, что снова тут, как тут, это просто пара таких же – они хоть где!».
       - У тебя «про Брежнева» - это, как сон кошмарный? – поинтересовался Первый.
       - Нееее…Кошмарный сон для меня – это когда меня снова в армию забрали! – ответил Второй.
       - Ой, мля-я!..
       - Прикинь? Я им там, во сне говорю: я же старый уже! Мне – шестьдесят лет! У меня внуки уже, я – дедушка!
       - А они?
       - Они – ржут! Как кони, ага…Ты, говорят, и есть - настоящий дедушка! И знаешь, в чём прикол? В том, что во сне я уже к дембелю готовлюсь, отслужил уже, в который раз – и опять ни за что! А кошмар в чём – знаешь? В том, что мне там, во сне-то, служится вполне себе нормальненько…
       - Кош-ма-а-ар!..Ты – точно настоящий дедушка! – поёжился Первый.
       - А ты своей старухе чего в подарок везёшь? – вопросом сменил тему Второй.
       - Я ей стринги новые… Для прикола. Ей, в её  шестьдесят – только прикалываться и осталось, ага!
       - А я своей – огурчик свеженький, без пупырышков, чисто покушать!
       - Кхе-кхе-кхе! – оценил сказанное Первый.
       - Поди, волнуются обе, пока ждут нас – видишь, погода-то сегодня: у-ух! – снова сменил тему Второй.
       - А ты позвони! Просто возьми трубку и скажи: аллё, мама…- непонятно, на что намекнул Первый…
      - О, нашу электричку объявили!
      - И Ле-нин та-кой молодой… - прогундел, пондимаясь, Первый.
      - Шоу маст гоу ооон!... – подбурдел ему вдогонку Второй…
……….
      А как и не уходили…


Обратная сторона дедовщины

      Уже не в первый раз встретились на лавочке, в курилке, перед рассветом, за час до подъёма. Выползали один за другим, даже уже и не подшучивая друг над другом по поводу этой самой дембельской бессонницы. Каждый молча курил и думал о своём.
      Васька успел за время пребывания в лазарете пообщаться и с Серёгой, который первым из всех земляков отвалил на дембель, и со многими другими степняками, в том числе и с теми, кого хорошо помнил с самого военкомата, а потом не видел целых два года. Как будто в задачник заглянул, в самом его конце, где ответы есть и где разгадки прописаны. Так и про себя самого - тоже. Уже несколько дней ходил под впечатлением после увиденного в очередной раз и хорошо знакомого с первого дня службы «зоопарка». «Салабоны,  вешайтесь!» - снова кучка новобранцев ёжилась с ужасом в глазах, пока орущая толпа улюлюкала и скандировала эту дикую фразу. Васька, наблюдая за происходящим, встретился взглядом с одним из них, наверно, так же, как когда-то с ним самим – Рыжий старшина. «Всё нормально, чувак, не ссы!» - дал понять ему своим жестом Васька. Салабон уловил его взгляд и, видно, тоже что-то понял, улыбнулся в ответ и заметно распрямился, явно перестав бояться. Ещё Васька заметил, как тот улыбнулся ещё кому-то. Значит, не один он поддержал того, кто оказался способным углядеть возможность и принять поддержку. И тогда только стало ещё понятнее и встало на своё место то, что слышано от Рыжего старшины много раз: «прошла пора верить в Дедушку Мороза, прошла пора верить в Доброго Волшебника, пришла пора начать верить в себя!». И тот дед на чужом вокзале, во время кипиша по пути в часть, и сам старшина в первый день Васькиной службы, и тот мужик на балконе, после драки с пьяными «гастролёрами» – это не один и тот же человек, как показалось Ваське на миг. Это - ТОТ, КОТОРЫЙ ЗАВСЕГДА РЯДОМ, если захотеть и приглядеться. «Каков ты сам – таков и мир вокруг тебя!» - вспомнилось ещё. Мистика? Какая ещё мистика? Никакой мистики, предсказуемая закономерность! А сейчас, только сейчас, уже перед самым дембелем, Васька сам оказался в роли того самого «деда». Пришёл и его черёд! Когда созрел до того, чтобы давать другим свою поддержку. Что значит эта поддержка, как и  цену ей, Васька уже понял.  И не раз! Как и подарок – то ли действительно Судьбы, то ли правда – Дедушки Мороза, - в его истории со  «стволом». И это – правда, «про поддержку». Казалось бы, всего-то…Не дедушка Мороз с волшебными подарками, и даже не старшина с его смешным мешком, в котором – новые портянки. Хотя… Порой, бывало, новые портянки от старшины были очень желанным подарком! И ещё. Ваську посещали осознания – одно за другим. Снова – про подарки и Доброго Волшебника. Он много раз слышал об этом раньше, но, как и многие, считал это байкой и россказнями, не веря в то, что это реально. Не сговариваясь, чем ближе к маю – тем чаще, они в столовой утром начали передавать свою миску с аккуратными солдатскими пайками масла на другой стол, молодым из другого отряда, совсем незнакомым салабонам. Молча, без всяких напутствий и пафосных речей.
     - Спасибо! От кого подарочек?
     - От Дедушки Мороза…
     - От Доброго Волшебника...
     - От неизвестного солдата…
     Почему об этой, обратной стороне дедовщины не принято писать и говорить? Васька тут же нашёлся с ответом на свой же вопрос: а чего тут говорить-то? Здесь говорить – бесполезно, это не умом понимать, это прочувствовать надо, дорасти до такого, побыть в этом. Да и дано, как видно, не всем… Во, как!
      А ещё Васька уже в эти дни, перед самым попаданием в лазарет, сам себя как бы поймал на оговорке: «когда на дембель, в гости к родителям приеду…». В гости? Получается, что так…То, что подспудно и незаметно зрело, стало проявляться. Никогда не поверил бы! Вызывали его. В управление, в Большой кабинет. Говорили очень недолго и очень вежливо. Вежливо поинтересовались и вежливо поговорили - о настроении, о родителях, о планах на будущее. Вежливо спросили:
      - А не хотите ли поступать в военное училище?
      - Я подумаю. – вежливо отказался Васька.
      - И это правильно! Обязательно подумайте! – вежливо обрадовались задававшие вопрос.
      На том и договорились. А потом – эта оговорочка. И тут Васька  начал понимать, что прав был Рыжий старшина. Вот ведь гад, а? Знал, или накаркал? Мистика? – Никакой мистики! Только – предсказуемая закономерность! Старшина был прав, хоть и дошло – аж через два года: он – дома, потому что он – в армии. Остался лишь вопрос: а как они, эти вежливые, его вычислили, почему не всех подряд, а именно его пригласили для вопроса о поступлении в военное училище? – Да чего там, поди, на лбу уже написано! – ответил сам себе Васька. А они наверняка в вопросах чтения «у кого чего на лбу написано» - грамотные, ага… Другой вопрос: в какое именно военное училище поступать? В его городе есть два: «лётка» и «зенитка». Лётчиком Васька никогда не мечтал стать, значит – будет пытаться поступить в «зенитку». Медкомиссию вот только пройти бы. Печень за два года ни разу не подводила, прыщик этот досадный – вообще теперь «архивная история», для журнала «Крокодил». Дыхалка бы не подвела – после сажи на кирпичном заводе. Служба в армии, хоть и в стройбате, даёт преимущества при поступлении, особенно – в военное училище. Это все знают. Курить только надо бросать! Обязательно надо!
       И ещё у Васьки обозначилась одна деликатная задачка, которую придётся как-то решать. Писать ему начала чаще его бывшая одноклассница Ирина. В классе пятом у них  были очень бурные отношения: он её за косички дёргал, а она его – портфелем по башке. Слёзы, жалобы, «Васька дурак!», «Ира – от слова «ирунда», «ира-дром», «ира-план», «иротика», и вообще – сама дура!». Очень интенсивно общались. А потом – забыли друг про друга. А сейчас  вот – письма начали писать… Дело в том, что тут, в Городе, Васька познакомился с другой девушкой. И – тоже Ирой. Сегодня, пока рядом с Зайкой дежурил, много мыслей пришло. В том числе и такое: если предельно честно перед собой – то, оказывается, понравилась местная Ира Ваське потому, что оказалась очень похожа на его бывшую одноклассницу. Так-то всё понятно, но решать эту задачку со своими девушками Ваське всё равно придётся. А курить – тем более надо бросать. Обязательно надо!   


Мысли о бренном

      Светало. Уже скоро подъём, а на лавочке – всё больше тех, у кого дембельская бессонница.
      Вышел Колёк.
       - Как там Зайка? – спросил один, а подумал – каждый из сидящих на лавочке. Колёк ведь последний рядом с ним дежурил.
       - Оттаял вроде, за ночь-то. Всё, больше не дежурим рядом с ним: нет надобности. Говорить постепенно начал, даже улыбнулся перед тем, как мне руку пожать. Потом – улёгся. Сейчас – спит… Я проверял. - ответил Колёк.
       -  Бедолага! – вздохнул один.
       -  Вот ведь травма какая у парня… - посочувствовал другой.
       Колёк возразил:
       - А то!.. Какая, на хрен, травма?  Это  мы служили два года и трудности переносили! А он – нет, правда, ты подумай! – все эти два года, как под кайфом, ни разу не уколовшись! Многие бы, честно говоря, тоже хотели бы так… Его же Ангелочки Любви все два года на крылышках носили! Он ведь даже не понял ничего, в облаках так и пролетал, Ромео наш!.. Да ему армия просто-напросто на два года медовый месяц продлила! Вот повезло чуваку! А ты: «бедолага!»… Везунчик он! Счастливчик!.. И никакая это не травма! То, что вчера произошло, он мигом забудет, как её, Зайку свою, увидит. Он всё слышал и всё знал. Просто верить не хотел. А Марина ему лишние и уже ненужные иллюзии, да установки пацанские своей информацией выбила. Ему же и на пользу! Ведь, если правда-правда, то он ещё до свадьбы для себя всё решил. И это – факт.  Просто глупости вчера мог натворить по запарке – это да. А с иллюзиями расставаться – это как с зубами молочными: хоть и неприятно, но даже полезно, если вовремя… А Марина – умница. Хоть и ведьма, ага…
       - Пожалуй, да… - не стал спорить Васька. А и никто не спорил.
       Колёк, докуривая свою «беломорину», думал уже совсем о другом. Ему письмо пришло. Мать писала: «Соскучилась я, Николка! Успеть бы хоть увидеть тебя…». А жена написала, что лечится мать. В плохой больнице, что на Гагарина. Онкология…
       Теперь разговоры «про мамкины пирожки» для него звучали в совсем другой тональности. Совсем другой…
     Вышел  Генка.
      - Что, старичьё?  Мучает дембельская бессонница-то? Мысли о бренном? – Генка явно от кого-то ещё услышал новое выражение и теперь им пользуется, как инструментом для подколок.
       - От такого же и слышу… - отозвался один.
       - На себя посмотри… - чуть позже отреагировал другой.
       Переброс беззлобными колкостями оказался вялым и ленивым, без продолжения, без былой задоринки. Молча докурили, посидели ещё, продолжая думать – всё о том же: каждый о своём. Скоро подъём, а никто уже не спит. Кроме Зайки. Что-то случилось, наверное, - со всеми вместе и с каждым по отдельности, что-то произошло – то ли, пока рядом с Зайкой дежурили, то ли – вообще за два года… Может, повзрослели? – Немного, ага…



Поэтические иллюстрации
к части третьей («Карантин»):
https://stihi.ru/2019/09/02/7269 ;
к части пятой («Плац»):
https://stihi.ru/2019/04/29/6726 ;
к части шестой («Казарма»):
https://stihi.ru/2019/04/13/4395 ;
к части девятой («Солдатская любоффь»);
https://stihi.ru/2017/02/24/4021 ;
к части двенадцатой («Командировка»):
https://stihi.ru/2020/02/23/5727 ;
ко всему циклу:
https://stihi.ru/2019/02/21/8384 ;
https://stihi.ru/2018/02/11/12445 .