Вторая бутылка коньяка

Вторая бутылка коньяка

Круглый стол возглавляла бутылка коньяка. Несколько закусок выстроились в походном
порядке, но их набор не предполагал генерального сражения. Разведка, возможно, даже
глубокая. Хозяева в меру богемны и доброжелательны. Это мои давнишние приятели. В
последний раз я приходил к ним в гости еще в прошлой жизни. Но ведь надо с чего-то
начинать новую! Хозяин посмотрел мне в глаза и налил первую рюмку…

История после первой рюмки коньяка: Почему ты меня ни разу не поцеловал?

Её звали Весна Ударение на букву Е. Она появилась в моей жизни весной 1993 года.
Просто позвонил приятель с работы и сказал: «Ко мне подруга из Белграда приезжает. Я
не могу ее сейчас у себя поселить. А ты один живешь. Приюти девчонку, не пожалеешь».

Прикольное время эта молодость! Мне даже в голову не пришло спросить, почему Весна
не может пожить у приятеля. Надо значит надо. Вечером следующего дня уже толпился и
всматривался на прилете в Шереметьево. Приятель не приехал мне на помощь, просто
сказал: «Ты ее сразу узнаешь».

Весна оказалась дивно хороша! Когда она возникла со своей сумкой на колесиках, бур-
бур и суета встречающих и прочей публики на несколько мгновений как-бы подвисли.
Лица, улыбки, гримасы, чемоданы, таблички с именами остановились там, где их застало
явление Весны.
Сейчас самое время описать её внешность. Пожалуйста: огромные блестящие черные
глаза, копна черных волос, коралловые губы и жемчужная улыбка с ямочками. Ну, и
точеная фигура, конечно. Была еще масса превосходно сработанных природой деталей, но
сейчас, по истечении 27 лет, помню только вышеперечисленные.

Еще помню, как резко подрос мой собственный статус. Столько неожиданного
человеческого интереса к себе я не испытал бы даже явившись в Шереметьево голым! А
случилось-то всего ничего. Весна просто взяла меня под руку. И сразу несколько
таксистов распахнули двери своих колымаг.

Весна с видимым удовольствием поселилась в моей однокомнатной квартирке на
Кавказском бульваре. Я ей уступил свою постель. А сам устроился котиком на лежанке за
шкафом. Мне было коротко. Я ворочался и, видимо, беспокоил Весну. Она принесла мне
стакан ракии, погладила по щеке и сказала: «Спокойной ночи, друг мой». И я уснул.

Весна прожила у меня два месяца. Ее интересовало в столице все. Гречневая каша с
молоком, соседская кошка, метрополитен, ледоход на Москве-реке, выпуски «Вестей» по
РТР, демонстрации коммунистов… Весна объясняла это так: «Мне очень хорошо в России.
Я очень люблю русских».

Вечерами она готовила сербский ужин. Шопский салат, бурек, айвар, плескавицу… Я,
кстати, обратил внимание, как Весне удавалась шинковка. На кухне нож в руке Весны
смотрелся частью её прекрасного тела. Он сверкал и завораживал. А коротко
подстриженные ногти Весны, кажется, никогда не знали маникюра.

Моя гостья ни на секунду не покидала меня. Мы вместе шлепали по талому снегу за
продуктами в магазин или на рынок, гуляли по развалинам замка Екатерины в Царицыно,
в яблоневом саду Коломенского, по Красной площади, по Ордынке…

Когда я отправлялся на монтаж в «Яму», Весна следовала за мной непременно. И ее
пропускали запросто, несмотря на то, что она была иностранкой. Не возникало проблем с
проникновением Весны и в «Белый дом» на Краснопресненской. Мы иногда там обедали в
депутатской столовой.

За это время напряглись мои отношения с некоторыми девушками-коллегами. Например,
одна из них, прежде любезная, продюсер выпуска «Вестей» Марина Л., неожиданно
отказала мне в транскодере. В итоге, мой сюжет в эфире так и не появился.

Когда я подошел спросить у Марины, почему она так поступила, услышал в ответ только
змеиное шипенье. Впрочем, загадка, по-моему, разрешалась просто: Марина, хотя и
обладала классной задницей, но от нее периодически разило табачищем, как от
пепельницы. Весна же парфюмом не пользовалась, однако все время находилась как-бы в
неуловимом облаке легкого ванильного аромата. Наверное, продюсер «Вестей» просто не
выносила запах ванили.

Ну, а со знакомой официанткой в столовой «Белого дома», конечно, не повезло. Она
проносила мимо поднос с чаем. Глаза сделались у нее круглыми. Девушка ойкнула и
нечаянно опрокинула весь чай на мою несчастную нижнюю часть тела.

Потом я злобно кутался в подсобке в женский халат. Знакомая официантка растерянно
сушила джинсы утюгом, а её подруги под разными предлогами забегали
полюбопытствовать. Я слышал, как они кудахтали за дверью:
-Зинка - такая дурааааа!!!
- Это ты сама дура, и долговязый просто урод. Я бы ему весь чай вообще на голову
вылила!

Зато мою гостью очень хорошо принимал любой мужской коллектив. Несмотря на свою
ошеломляющую привлекательность, она ни разу не оказалась в центре назойливого
внимания, мужской агрессии или наполненных гормонами приколов. Я очень надеюсь,
что это характеризовало прежде всего уважительное отношение ко мне. Ведь мы везде
являлись под ручку.

Хотя, допускаю, что Весна обладала какими-то определенными качествами, потому что однажды один известный журналист решил проявить заботу:
- Если ты захочешь побрить себе ноги, я тебе помогу!
Весна внимательно на него посмотрела и улыбнулась. Журналист зарделся и смутился как
выпускница Смольного института, окруженная взводом юнкеров.

А как-то за полночь раздался звонок от Сергея Ш. Теперь таковых принято именовать
известными и авторитетными предпринимателями. А тогда просто Сергей Ш., из Казани.
- Я тебе дам самолет. Собери журналистов. Отправишься с ними по маршруту Москва-
Казань-Воркута-Благовещенск-Москва. Будет весело!

Прекрасное время! «Я дам тебе самолет». И дальше развитие главной темы 40-й симфонии
Моцарта! Тара-дам, тара-дам, тарада-дам…. Тара-дам, тара-дам, Тара-дам….
Я пригласил коллег из Los Angeles Times, Yomiuri, Danmarks Radio, EFE, Коммерсанта,
«Эха», «Комсомолки»… Конечно, взял с собой Весну, представив ее как корреспондента
Белградского ТВ. Не мог же я оставить ее одну в Москве.

Мы пестрой толпой забились в Як-40 и в сопровождении мордоворотов от Сергея Ш. полетели!

Среди нас не было никого старше 35 лет. Мы всю дорогу куролесили. Наиболее
запомнился ужин в Воркуте, потому что коллектив решил употреблять алкогольные
напитки до тех пор, пока не стемнеет. О, как мы заблуждались в полярный день!

Когда через несколько часов объявился Сергей Ш., он обнаружил лишь двух трезвых:
меня, потому что я отвечал за экспедицию и пропускал тосты, и Весну, которую просто
никто не смог перепить. Возле нее застыло несколько иностранных тел в самых
разнообразных позах, в которых их настигла последняя капля. Русские же уютно храпели
под столом.

В последний московский вечер я обратил внимание, что Весна грустна. Она задумчиво
приготовила Мучкалицу. Это такая разновидность гуляша. Открыла последнюю бутылку
ракии, зажгла свечу. Наконец, объявился мой приятель, попросивший два месяца назад
приютить В. Мы неторопливо поужинали. А потом Весна смотрела на свечу и пела
что-то грустное и доброе:

Тамо далеко, далеко ода мора
Тамо je ceло моje, тамо je Србиja
Тамо je ceло моje, тамо je Србиja
Тамо далеко, где цвета лимун жут….

Я спросил приятеля, о чем она поет. Он пояснил, что это песня сербских солдат,
тоскующих по Родине. Что-то типа «Прощанья славянки» для русских.

На следующий день перед паспортным контролем Весна погладила меня по щеке и
спросила: «Почему ты меня ни разу не поцеловал?»
Потом она не оборачиваясь ушла. И больше я её не видел…


- Так, почему ты её не поцеловал? - спросила хозяйка.
- Зная Сергея, - многозначительно улыбнулся хозяин, - могу предположить. Он видимо
решил, что она Богиня. А как ее поцеловать, если она Богиня. Ему это просто в голову не
приходило.
- Ну, да. Примерно так, примерно так, - задумался я в ответ Хозяину.
Хозяйка внимательно оглядела нас обоих и сделала несколько попыток подцепить
вилочкой маслину. Все неудачно.
- Бедная девочка, - трогательно шмыгнула она тонким римским профилем, - но Сережа-то
наш, просто садист какой-то. Поселил девушку за шкафом, а сам… Убила бы!

Хозяин - крупный телепродюсер, он немного рассеян. Видимо, рассказ оживил какие-то
страницы в памяти. И мне, чтобы поддерживать огонек общения, надо также
многозначительно смотреть куда-то вглубь себя, чтобы у всех остальных возникло
впечатление, что нас связывает некая тайна. Но так долго я не продержусь. Либо быть
тем, кого он знал больше 20 лет назад, либо… А кого же он знал?

- Слушай, а я помню, каким ты был классным и отчаянным журналистом, - чутко
подхватывает жена приятеля. Она справилась с маслинкой и решительно нацелилась на
вторую, – и ведь в великую эпоху жили. Сейчас многие вспоминают ее с ностальгией.
Свобода СМИ и все такое…

Приятель смотрит вопросительно, но благоверную уже не остановить:

- Все время перед глазами одна история, в 2000 году кажется случилась. Тогда по всем
мировым телеканалам показали картинку из Москвы, как журналист с риском для жизни
по карнизу дома перебирается. У него за спиной телекамера, и он, как кошка, на карнизе. Ну,
просто война и немцы! За кадром бубнили что-то о нравах российского бизнеса и
безумных русских журналистах, которые на все способны ради эксклюзива! Мне Влад
говорил, что этим журналистом был ты! Это правда? Неужели тебе не страшно было?

- Не страшно…хм… Да у меня выхода иного не оставалось, дорогая!
Хозяин дома понимающе кивает и, пару секунд помедлив, наливает по второй. Значит, я на
правильном пути.

История после второй рюмки коньяка: Журналистка времен позднего НТВ.

Ты права. Это произошло в феврале 2000 года. Я торопился организовать прямое
включение: в 14-ти часовые новости НТВ с места громкого корпоративного конфликта. В принципе, беспредел, конечно. Гринмейл, то есть корпоративный шантаж, рейдерство или захват собственности. Чья-то драма, трагедия, а возможно даже смерть.

Классическая отечественная история девяностых и начала нулевых годов.

В общем, зрителям пофигу. Им без разницы, кто прав, а кто виноват. Когда в телеке
начнется драка, они вяло станут разглядывать участников и под пиво делиться
впечатлениями, типа: «Ты смотри, вот длинный дает, как толстяку врезал!!! А менты-то,
менты… Как думаешь, менты вмешаются или будут просто смотреть?» Театр, цирк,
тараканьи бега….

За час до эфира я прибыл на точку. Угол Пятницкой и Овчинниковской набережной, офис
известного бренда. А там разгром и столпотворение.

Окна выбиты, хрустят осколки стекла, заметны следы массового мордобоя. Проезжая часть и перекресток запружены журналистами, зеваками и милицией. Взгляд выхватывает лица: недоумевающие, деловитые, скучающие, равнодушные. Лиц много, они подстать моросящему снегу. Мелькают «колотушки» (ручные микрофоны) с логотипами различных телеканалов, рации правоохранителей… От увиденного веет промозглостью и экзистенциальным кризисом. Все чего-то ждут.

А меня конкретно ждет ПТСка (передвижная телевизионная станция). Журналист, мордатый парень, выразительно показывает на часы. Мол, уже меньше часа до эфира, а мы ни в одном глазу, кого снимаем и как, непонятно.

Демонстрирую ему свое уверенное лицо, типа, все будет норм! И делаю попытку пробиться в офис через главный вход.

Это ошибка. Здесь, видимо, развернулось основное сражение. Двери сорваны с петель,
всюду битое стекло, стены забрызганы кровью. Дорогу преграждает детина с порезанной
физиономией и в камуфляже:

- Куды прешь!
- Мне к Б.
- Нам к нему тоже, но он забаррикадировался на втором этаже офиса и отбивает все
попытки партнеров завладеть документами компании!
- Так вы партнер!?
- Партнер, партнер! Не халявщик же!

Черт! черт! черт! Что же делать!? Набираю мобильник Б. Он хрипит мне в телефон:

- Я ранен, ранен! Мне пробили голову!
- А я вам говорил, что будет силовая акция!
- Лоханулся, брат, в следующий раз буду тебя слушать. Но я двоих уложил! Ох-хо-хо…
у меня снова кровища пошла, выручай, брат!
- Значит, эфириться будем?
- Будем, конечно. Но как ты ко мне так пройдешь?
- Куда выходит твое окно?
-На Пятницкую. Второй этаж…

Однако, который час?! Ух ты! Уже без пятнадцати два! Через пятнадцать минут
включение! А мы…

Опрометью вылетаю на улицу для рекогносцировки. Мля, а где в веренице окон на втором
этаже мой Б? Ах, вон он, маячит в крайнем окне. Делает мне страшное лицо и машет
руками. А кровавые бинты, плохо привязанные к голове, полощутся, как красные флажки
на ветру.

Меня разбирает смех. Совершенно не к месту вспомнился эпизод от Чарли Чаплина в
«Новых временах», в котором герой пытается передать дорожным рабочим красный
флажок, выпавший из их автомобиля. А потом обнаруживает, что за ним уже выстроилась
демонстрация американского пролетариата. Так сильны были в 20-х годах прошлого века
коммунистические настроения в США.

Итак, я должен максимально быстро забраться к Б. Причем, непременно опередив все
остальные камеры. Они пока делают вид, что дремлют облепленные снегом. Но я-то знаю,
как они могут мгновенно срываться с места и бросаться на добычу волчьей стаей.

На второй этаж только один путь: по водосточной трубе. А потом, прижимаясь к стене, по
карнизу, по карнизу! Интересно, ступня на нем целиком умещается?

Объясняю задачу мордатому журналисту с ПТСки:

- Всего 10 минут! Мне требуется всего 10 минут! Я сейчас забираюсь к Б. в окно. И пишу
там все, лайф, синхрон…Твоя задача блокировать сколько сможешь водосточную трубу,
чтобы другие камеры не добрались. Потом я к тебе с кассетой, успеваю к эфиру. У вас
эксклюзив, все остальные сосут. Давай камеру!

- Камеру? Ты с ней полезешь? А если грохнешься? С меня за камеру спросят!
- Значит, тебе картинка не нужна?
- Нужна!!!
-Тогда давай камеру!
- Эх….

Вешаю себе эту бандуру Betakam SP за спину. Оттягивает, конечно, зараза! Размашисто
осеняюсь крестным знамением! Ну, не подведи меня, водосточная труба!

…Потом много раз проезжал мимо этого особняка и всякий раз думал, а за что я тогда
цеплялся? Ведь у трубы нет ни одного колена.
Но тогда…, тогда физически ощущал, как на моей спине сходятся фокусы камермэнов других съемочных групп. Молчаливо ищут, преследуют меня, как лучи лазерных прицелов. Они-то в любом случае не проигрывают.
Если я грохнусь, то вот вам и экшен, есть что показывать. А если доберусь до цели, то вот
вам и протоптанная дорожка, набегут за мной как крысы…

Нога нетвердо ступила на карниз. Черт, он поуже, чем я предполагал. Часть ботинка
висит над… Могу перемещаться только плотно, прижавшись к стене, то есть, фактически
по ней ползти. В принципе, карниз второго этажа не так уж и высоко, если смотреть
снизу, метра четыре точно есть. Если правильно упасть, то есть вероятность
отделаться простым ушибом или незначительным переломом. Но камера за спиной
правильно упасть не позволит.

Я распластался на стене, раскинул руки: держи меня стена, пожалуйста! Ах, как радует
запах штукатурки! Это значит все в порядке, и я не упал. Я думаю о Чарли Чаплине и
маленькими порциями перемещаюсь к окну Б., как дождевой червь. Сначала выдвигаю
одну часть тела, потом за ней подтягиваю остальные свои члены. Ух!

Между тем, сквозь запах штукатурки отмечаю, что Пятницкая подо мной пришла в
движение. На меня показывают пальцами, свистят, гогочут, несколько старшеклассниц
радостно визжат, а две жеманные модельки из отеля «Балчуг» уговаривают фотокора «Коммерса»:

- Мужчина, мужчина, а вы не могли бы нас сфотографировать так, чтобы мы с ногами и
смелый мужчина на стене за нами?!

Моя спина уже полна тщеславия. Еще несколько минут на высоте, и она начнет
улыбаться, раскланиваться, ловить цветы от красоток в партере.

Но слава Богу, уже окно с Б. Морда у него ассиметрично расквашена, голова неумело забинтована, взгляд бессмысленный, тянет ко мне руки как-то заторможено. Б. дико и неравномерно улыбается. Судя по всему, его несколько раз уже стошнило. Очевидные признаки сотрясения мозга.

Снизу вопль: «Смотри что у него в руке! Снимай, снимай!»
Ну их на фиг! Перебрасываю тело через подоконник, и захлопываю за собой рамы. Вслед
звон, треск и вопли внизу: «Мля, мля…стекло!»

Но это уже не имеет значения. Я нажимаю клавишу REC! За окном возня, кто-то кричит: «Мля, НТВшники уже там. У них эксклюзив!!!»

Но это уже тоже не имеет значения…


- Ух ты! - жена приятеля явно впечатлена, - одной этой истории достаточно, чтобы снести
головы всем первокурсницам журфака. Какая-нибудь восторженная длинноногая дурочка
еще стихи напишет, типа: «Нас бросала молодость в сабельный поход…» Но все равно
круто! Такая преданность своему НТВ! Такой потрясающий инстинкт эксклюзива! Вот
это журналистика! Такого уж нет больше…
- Да при чем здесь журналистика, дорогая! Я работал на другом канале и НТВ терпеть не
мог. Дело совершенно в другом….
- Стоп! Стоп! Стоп! - вмешивается приятель, - не торопи события, любимая! О деле потом
поговорим. Давай, Серега, следовать законам драматургии. В любой пьесе всегда есть три
точки опоры. О непорочной любви ты уже рассказал, о зрительском восторге тоже, теперь
время чего-то эдакого. Может впечатлишь хозяйку чем-нибудь жестким?

Видимо, я как-то по-особенному сгримасничал в ответ. Хозяин дома принял изменения
моего лица за приятную улыбку и из горлышка бутылки забулькало в третью рюмку.


История после третьей рюмки: а тело еще не нашли….

Ну, что ж…. О жестком!
Я вышел ночью из офиса для разговора, который обещал обернуться просто потерянным
временем. Общение складывалось не очень приятным, но не более того. На мгновенье
что-то отвлекло мое внимание. Вдруг несколько вспышек озарили мой мозг, и я сразу
ослеп. Это кровь хлынула потоком.

Кровь, кровища… Она захлестала рубашку и превратила голубые джинсы в бурые….

Когда утром я вернулся в офис из травмопункта, то служба безопасности отказалась меня
пропускать. Я бы тоже отказал, потому что уходил респектабельный дядька, а вернулся
бомж с трех вокзалов. Ату его. Накричали на меня. А могли и добавить…

Здесь мораль и добрым молодцам урок: не реагируй в ночи на кошачье мяукание, если
собеседник неприятный.

Самое время забиться в норку и два-три дня зализывать раны. Но ведь вечером же
самолет!

За тридевять земель крупнейший горно-обогатительный комбинат подвергся нападению
рейдеров. Мне нужно было возглавить контратаку.
Хозяин - известный депутат Госдумы, богатейший человек. В таких случаях допускается
являться немного небрежным. Но не с разбитой же рожей!

Как быть?! Можно, конечно, отказаться. Но, во-первых, от предложений таких людей не
отказываются. И, во-вторых, тоже не отказываются.

Несколько часов я провел в размышлениях. Они давались мне тяжело. Не потому, что
решение не приходило, а очень сильно кружилась голова.

В конце концов позвонил Хозяину и заявил, что пал жертвой информационной войны.

К моему удивлению получил ответ: Прилетай!

На самом деле я выглядел так плохо, что пассажиры в самолете забились в другой конец
салона. Поглядывали испуганно и уважительно. Сопровождавший меня помощник и он
же оператор рассказывал нежной блондинке, что меня били 15 человек. Блондинка
верила, всхлипывала носиком. И под конец полета уже не убирала руки помощника-
оператора со своей коленки.

Должно быть ее доконали два черных джипа, принявшие меня прямо с трапа.

Из аэропорта нас привезли на промышленный гигант прямо в кабинет гендиректора.

Представьте: длинный дорогущий кабинет, стол с футбольное поле со всеми генералами
отрасли. Заводят под руки окровавленного человека.
Главный встает и говорит: Знакомьтесь, господа! Это наш новый пиарщик!
Откуда-то из района противоположного углового флажка раздается голос:
- А где тот, что на прошлой неделе?
Главный:
- Тело еще не нашли.
И видя, что моя голова валится на высокую грудь его секретарши: «Да не переживайте вы
так. Скорее всего просто забухал! И перевяжите его пожалуйста. А то он здесь все кровью
закапает!»

Несколько рабочих дней прошли в тумане. Постоянное головокружение. Перевязки,
планерки, съемки. А однажды я обнаружил себя в инвалидном кресле на трибуне,
установленной на городской площади. В ногах колыхалось людское море.

Оказывается, я потерял сознание прямо перед митингом, который сам и предложил в
качестве инструментария. Но спецы у Главного не растерялись и использовали меня в
качестве наглядной агитации против рейдеров. Вот, мол, смотрите, как супостаты избили
журналиста.

Потом была небольшая демонстрация рабочих. Несли лозунги «Руки прочь от….» Кресло
со мной катила в первых рядах медсестра с формами Памелы Андерсон. По-моему,
гениальная импровизация местных спецов. Кошмарову и не снилось.

А вот место, куда меня поселили, я запомнил на всю жизнь. Это был четырехэтажный
особняк, рассчитанный на четырех гостей. У меня номер метров сто. Спальня как в
Фонтенбло. Кровать от Марии Антуанетты. Обслуживали горничная, буфетчица с
официанткой, одна краше другой. Официантка, разглядывая мои бинты, шептала: «Какой
вы мужественный! Я хотела бы с вами поговорить об этом…»

В канун возвращения меня разбудил вкрадчивый звонок по внутреннему телефону. На
часах примерно половина первого ночи. В трубке узнаваемый шепот той самой гетеры,
что впечатлялась моей мужественностью:

- Откройте пожалуйста. У меня для вас информация.

Я доковылял до двери. В полумраке возникла ночная гостья в одной мужской рубашке
едва прикрывавшей бедра. Распущенные волосы, крепкие стройные ноги босиком и глаза,
сверкающие как брильянты. Во всяком случае так показалось тогда в приглушенном
освещении коридора. Хороша! Даже слишком. Панночка! Я несколько раз скрипнул
сердцем, и….

В Останкино у «свиньи» встретил с шефа программы «Человек и Закон». Он потрогал мои повязки, поморщился:
- Какие мерзавцы! Я знаю, что тебя избили за твою командировку во Владивосток. Братва
дотянулась все-таки. У нас через час запись в студии. Ты будешь гостем. На всю Россию
заявим: не стреляйте в пианиста. Он играет, как умеет.

Я вежливо, но уверенно отказался. Аргументировал тем, что не могу допустить, чтобы
мама пережила еще один удар, после того, как «Вести» сообщили, что меня убили.
Шеф «ЧиЗ» пожал мне руку: «Ну что ж, уважаю твою скромность. А мог бы и
прогреметь…»

Кстати, на память о той истории у меня остались шрам на виске и старый заграничный
паспорт. Там фото с синяком под глазом!


- Надо же. Синяк под глазом на фото заграничного паспорта, - пробурчала Хозяйка,
мрачно разглядывая остатки фуагра, - я сейчас разрыдаюсь. И вообще, только мне
кажется, что Сергей все время что-то недоговаривает? Вот скажи мне, ты провел остаток
той ночи с прекрасной Панночкой?
- А тебя только это интересует?

- Так у тебя во всех историях бабы, вроде готовые к любви с тобой. Но непонятно,
срываешь плод или нет. И если нет, то почему?
- Почему тебе это важно?
- Чтобы понять, кто ты: мудак, считающий, что ни одна женщина не достойна твоих
гениталий или….
- Или?
- Или гурман. Он, как бы мог насладиться, но не стал, чтобы, типа, не потерять вкус
халвы, что, в общем, также эквивалентно мудаку!

- Я думаю здесь другое, - предусмотрительно возник Хозяин стола, - скорее всего, надо
искать другой смысл. Типа, квест! Скажи, Сергей, а зачем ты ударил Б., когда забрался к
нему в окно на Пятницкой? Этот удар никто не заметил, ну, почти никто!

Эпилог: Привет, везунчик.


Я действительно ударил Б. когда оказался у его окна. Любой бы так поступил, оказавшись
в моем положении. Я ударил Б, потому что он мне прямо на подоконнике пытался вручить
«котлету» с долларами!

- Он пытался тебя прямо в окне подкупить? - выпрямила и без того прямую спину Хозяйка
стола.

Я посмотрел растерянно на Хозяина. Тот пожал тяжелыми продюсерскими плечами, отмерил еще по 50 грамм мне, себе…. А потом, оценив превратившуюся в вопрос
Хозяйку, наклонил бутылку и над ее рюмкой тоже.
- Дорогая, может тебе достаточно?
- Даже не думай, наливай, а то, что он выпендривается?

Ну, что там бубнили в комментариях к видео на карнизе? О безумных русских
Журналистах, готовых на все ради эксклюзива своего телеканала?

Да я плевать хотел на НТВ, просто Б. позвонил за пару часов до описываемых событий и
попросил организовать прямое включение на НТВ.

Пока я к нему летел, Б. пробили голову. А ЧОП конкурентов заблокировал Б. в кабинете.
Я лез к нему за деньгами, дорогая! Вот так, прикрывшись Betacam SP, чтобы расплатиться
с телеканалом, и лез. Ведь ПТСка уже приехала.

Потому что клиент настолько обалдел от потрясения, что хотел выбросить мне «котлеты»
прямо в окно на переполненную публикой улицу. Я как представил мои доллары, разлетающиеся голубями по Пятницкой, так и рванул.

Второй раз клиент собирался «отличиться», когда я уже подобрался к окну. Мужика так
колотило, что он прямо там собирался со мной рассчитаться за эфир. Именно эти
«котлеты», вероятно, и заметил корреспондент одного из федеральных телеканалов. Это он кричал тогда под окном своему оператору: «Смотри, что у него в руке! Снимай же, снимай!»

Чтобы сорвать ему съемку, мне пришлось коротко ударить клиента в лоб. Да и оператор у федерала оказался лошком. Не успел подстроиться, а то бы получился кадр века.

И окно разбилось очень кстати. Спасибо мимолетной панике под ним. У меня в кабинете
Б. образовались минуты, чтобы получить положенное и записать стремительное интервью.

- Ах, вот оно как, - прищурилась, как прицелилась, жена моего приятеля, - ты, оказывается, просто жулик?
- Мне больше нравится определение «находчивый». И еще две рюмки назад ты меня
называла блестящим журналистом, готовым на все ради эксклюзива. Ничего с тех пор не изменилось. Десятки коллег тупили под снежком на Пятницкой, а я приехал, увидел, обеспечил. Киселев, кстати, потом в «Итогах» мою съемку преподнес, как очередную победу НТВ. Типа, ну, вы же курсе, на такое только мы способны… Но ты теперь знаешь, что не все так, как кажется.

- Находчивый и скромный. От паблисити отказался на Первом канале!
- Да любой бы отказался, оказавшись в моей ситуации! Это ведь общественность была
уверена, что меня избили приморские бандиты. С ними у меня всегда все ровно. Надо только базар фильтровать.
Мне пробили башку из-за банальной девицы. Она интриговала со своим кобелем, а я
просто подвернулся под руку, выглядело все довольно глупо. Еще более нелепо я бы смотрелся в эфире «ЧиЗ». Пришлось на ходу фантазировать с возможной причиной отказа.

- Ну, хорошо, а как же прекрасная Панночка?
- Чтобы оценить ситуацию с прекрасной Панночкой, надо знать немного историю Весны.
- А с ней-то что не так? Ты вроде все рассказал. Вы расстались в мае 93 года и больше
не виделись.
- Верно, но….

После весны 1993 года я долго вспоминал Весну. И вот однажды мне позвонил тот самый
приятель. Тот самый, что познакомил с ней.

- Весна несколько раз спрашивала о тебе. Кстати, она недавно отличилась, ее даже,
кажется, наградили. Она в одиночку добыла языка противника. Причем ей пришлось
хорошенько поработать ножом!
- ???????
- Ты что, разве не знаешь, что Весна - снайпер-диверсант, одна из лучших на Балканах?
Она тебе разве не говорила!?

Позже, для того, чтобы достигнуть остроты тех или иных впечатлений, я вспоминал ту, что
спала у меня за шкафом два месяца. Её внимательные и ласковые глаза, начинавшие
искриться, когда она зажигала свечи на ужин. Губы, шептавшие что-то на сербском, руки
обнимавшие меня на «вылете» в Шереметьево. Руки, которые так мастерски работали с
ножом.

Ну, и что с того, что моя гостья оказалась машиной для убийства. Зато очень красивой
машиной для убийства. К тому же она любила русских. Прелестная и смертельно опасная
зарубка на память.

Шесть лет спустя судьба занесла в далекую зауральскую командировку. Мне позвонили ночью в номер. Я открыл дверь и увидел прекрасную Панночку с бриллиантами вместо глаз.
У меня сначала перехватило дыхание. На пороге стояла почти копия Весны. Я несколько
раз скрипнул сердцем и закрыл перед красотой дверь. Потому что уже знал, что мой
предшественник, чье тело так и не нашли, жил в том же номере. И спал на кровати от
Марии Антуанетты.


- Мля, - неожиданно проматерилась аристократичная Хозяйка стола, - где-то здесь должны
ударить гром и молния.
Затем она вытащила из-за лифа батистовый платочек. Смачно в него высморкалась и,
глядя на меня, уверенно закончила:
- А теперь, надеюсь, десерт?
- Конечно, дорогая!

У меня сложились неожиданные отношения с тем самым «кобелем», что пробил мне голову накануне драматичной зауральской командировки. Ну, помните, я говорил пару
рюмок назад про интригу вокруг девицы. Много лет переписывались ВКонтакте. Свои
письма начинал так: Привет, везунчик.

Он меня почему-то очень везучим считал. Оказался приличным малым. Сожалел, что был втянут в интригу из-за девицы, которой нужны были только деньги. Все открытки присылал, откликался на все заметные события в моей жизни. А потом от него пришел текст: «Прощай. Я умер». Я подумал, шутка. Но через несколько дней меня пригласили на его похороны….

В этот момент за окном все-таки ударил гром и сверкнула молния.

Хозяйка снова высморкалась, освежила губки блеском и открыла вторую бутылку
коньяка. Хозяин положил мне тяжелую продюсерскую руку на плечо и высоким голосом затянул: «На поле танки грохотали! Солдаты шли в последний бой!»
А я ему пробасил вторым голосом: «А молодого лейтенанта несли с пробитой головой!»