Баба, которая орёт

Баба, которая орёт,
или Как я стал писателем

Я хочу с вами поделиться, друзья, как пишут свою писанину так называемые писатели.
Я сам так называемый писатель – знаю.
Конечно, Пушкин-Кукшкин, Шекспир-Вампир, Гомер-Большой-Размер – это другое измерение. Я не про них, а про таких, как я, шкодливых соединителей букв. О, как нас много! Писателей теперь больше, чем людей, не говоря уже о блогерах, которых больше, чем блох.
Если вы думаете, что мы, т.н. писатели – это некие эльфы из параллельного мира, которые видят то, что не видит никто другой, вы глубоко ошибаетесь. Писатели – скорее гоблины, чем эльфы. Я не шучу. И фамилия мне – Гоблистратов.
Если же вы думаете, что писатели – это карьеристы, которые пишут, чтобы урвать побольше денег, вы опять же ошибаетесь. На писательстве не прокормишься. И славы не добьёшься.
Говорю вам как т.н. писатель, перефразируя Гоголя, «средней руки»: писатели – люди глубоко и неизлечимо больные. И пишут они исключительно от безысходности. Сублимируют свое, так сказать, либидо, как непременно бы выразился Зигмунд Фрейд, не к ночи будь помянут. Злобнейший был, надо заметить, гражданин.
Хотите знать, как я стал писателем? Как скатился в эту яму?..
Делюсь.
И тут мне не обойтись без небольшого вступления.
Есть такая категория женщин, вернее, пардон, – баб, которых уже не один век называют «базарными бабами».
Обычно считается, что это такие ясноглазые и крашеные хной простонародные особи с пятым размером груди, неотформатированным размером попы в силу ее безразмерности и семечками во всех двадцати карманах малахая.
Они розовощекие, метко плюются шелухой и в совершенстве владеют нецензурной лексикой, которую воспроизводят исключительно на предельных октавах.
Такие экземпляры я встречал. Но их, судя по моему скромному опыту, не так много.
Зато тип т.н. базарной бабы в сто раз чаще встречается среди (извините за повтор) т.н. интеллигентных женщин. О, я всю жизнь живу в атмосфере «интеллигентных женщин».
Начну с детства.
Сначала, во втором и третьем классах, я занимался музыкой в школьном кружке «Колокольчик». Сольфеджио, хор, фортепиано и всё такое. Был солистом при хоровом исполнении песни «Мой Лизочек так уж мал…»
Потом родители заняли денег и купили мне пианино. Выяснилось, что моя нижняя соседка – преподаватель музыки. Звали ее (и зовут сейчас) Лидия Витальевна Оштрафьянц.
Оштрафьянц она по мужу. Ее настоящей фамилии я не знаю и знать не хочу, но предполагаю, что она выглядит как-то так: Кричалова, Вопилова, Ругалкина, Матова, Нецензурова… Или близко к этому.
Раз в неделю я ходил к ней заниматься музыкой.
Какие-то сомнения закрадывались в мой детский мозг и раньше. Но только потом я осознал: Она Не Владела Музыкальным Инструментом! Она реально не могла доиграть ни одно произведение до конца.
Я играл «Жили у бабуси два весёлых гуся…». Лидия Витальевна кричала «Не так! Не так!» и исполняла это произведение, но в конце фальшивила. Уж про гусей-то можно было выучить.
Поверьте: у меня отличный слух, не абсолютный, но очень хороший. Она реально сбивалась и фальшивила. Судя по интернету, она и сейчас преподает музыку. Фантастика!
Я прозанимался еще пару месяцев и закончил этот маразм.
Всё мое детство прошло в соседстве с Оштрафьянцами.
Я знал, что Геворг Оштрафьянц приходит домой в шесть. Дальше сценарий разворачивался ежедневно в течение как минимум десяти лет (пока я жил там) одинаково.
Геворг Оштрафьянц приходил домой, затем Лидия Витальевна и Геворг (отчества не знаю) выходили на балкон курить и начинали громко, словно крича друг другу «ау!» в тайге, ругаться.
Ругались они ровно три часа: с шести до девяти. Сценарии ругательств, судя по всему, составлял Шекспир-Вампир. Судя же по эпичности ссор, помогал им Гомер-Большой-Размер. Но наше солнце русской поэзии Пушкин-Кукушкин тут был ни при чем. Хотя если бы я куковал во время их ссор, я бы накуковал себе полторы тысячи лет жизни.
Я закончил школу, потом – университет, и у меня началась своя жизнь. Я женился, стал жить в другом месте. Пошли дети, пломбы, варикоз и всё такое.
И вот однажды мне звонит отец и говорит:
- Мы Лиду затопили. Трубу прорвало… Кошмар… Хотя прорыва-то никакого не было. Сантехник приходил. У нас все сухо. Ничего не понимаю. А тут врывается эта Лида и орёт: «Вы нас затопили!» Ничего опять же не понимаю.
- Кто такая Лида?
- Наша нижняя соседка.
- А! Лидия Витальевна!.. Эта музыкантша-то без слуха… И что?
- Ничего. Денег требует.
- Не вопрос. Сколько?
- Пять тысяч долларов.
- Сколько???
А это была вторая половина девяностых. Вы представляете, сколько запросила эта девушка-ночь? Уму непостижимо. По тем временам – целое состояние.
- Встреться с ней, Володь. Может, договоришься. А то я пытался с ней говорить…
- И что?
- Орёт. Как выпь при диарее.
- Понятно. Играть на музыкальных инструментах не умеет, петь, естественно, тоже не умеет. Остается орать. Попробую.
Через пару дней я, заранее созвонившись (она, конечно, по телефону на меня наорала, как Лепс на микрофон), пришел к гражданке Оштрафьянц.
Я подошел к квартире. Дверь открыта. Захожу. Заглядываю осторожно в коридор. И что я вижу…
Гражданка Оштрафьянц стоит спиной ко мне на стремянке и из чайника под потолком поливает обои.
Я тихо вышел, поднялся в квартиру к родителям. Ждем.
Звонок в дверь не заставил себя долго ждать.
Открываю. Врывается Оштрафьянц:
- Вы нас опять затопили! Когда это кончится?!. Я подам в суд! Я предъявлю суду, б…, все, что вы мне затопили! Я, я!..
- А чайник, из которого вы обои поливали, вы тоже предъявите? – спросил я.
Гражданка Оштрафьянц стала похожа на мумию леди Гаги.
- Как вы смеете?!. Да я!
- А я вас сфотографировал, – сказал я, чуть ли не в первый раз в жизни жестоко соврав. – Зашел тихо и сфотографировал. Вы были так увлечены поливкой обоев, что даже меня не заметили и не услышали щелчка.
Я достал из кармана мой любимый маленький фотоаппаратик (тогда еще смартфонов и прочих гаджетов, как в понимаете, не было):
- Показать?
Оштрафьянц не то, чтобы позеленела, она стала малахитовой. С прожилками и варикозными бляшками ненависти ко всему человечеству.
- Гады! Б…и! Суки! Контры!.. – проорала она так, что за окном испуганно зачирикали воробьи.
С тех пор я гражданку Оштрафьянц не видел и, честно говоря, не очень хочу видеть. Хотя она и до сих пор чудесных образом продолжает преподавать то, в чем ничего не понимает. Фантастика!
Я был очень зол. Не знаю, позеленел я от злости или посинел. Скорее всего –  покраснел, будучи потомственным сангвиником, склонным к гипертонии.
Зато на следующий день я сел за стол и молниеносно настрочил мой первый рассказ. Настрочил от злости, от острого чувства несправедливости. Во мне все булькало и пузырилось, как в самогонном аппарате.
Нет, это не был рассказ про «бабу, которая орёт». Скорее – наоборот. Это был довольно добрый рассказ под коротким названием «Тю!». Про хорошего человека. Симпатичную женщину. После гадости хочется радости. Понимаете?
Чтобы написать о добром, нужно проникнуться глубокой ненавистью к злу. Во сказанул! Самому понравилось.
Я, граждане, написал около трехсот рассказов, и каждый имел источником – злость на зло.
Знаете, как мама Чехова говорила про своего гениального сына? «Антоша – злой».
Я, конечно, не Чехов, но тоже – «злой».
Могу добавить, несмотря на всю свою злобность, только одно: «Весь мир – моя семья!»
Это единственное правильное мироощущение.
И еще: я не «баба, которая орёт», а «мужик, который строчит».
Хотя есть, конечно, куча «мужиков, которые орут» и «баб, которые строчат». И всем им (нам) – счастья. Включая гражданку Оштрафьянц, преподавателя музыки, которая не умеет играть на музыкальных инструментах, но хочет очень много денег.   
Известный сюжет. Известный и Пушкину-Кукушкину, и Шекспиру-Вампиру, и Гомеру-Большому-Размеру.