Слеза Ларисы

                Постсоветский период прошлого века запомнился старожилам города Симферополя как нашумевшие годы «разборок». События всегда волнуют: о них пишут в газетах и это, в первую очередь, становится темой для всеобщего обсуждения. Но для меня девяностые годы – это мое воцерковление  и  начало не только нового отсчета времени, но и    вИдение мира «другими глазами».

                Увлеченные происходящим или сосредоточенные на своих проблемах мы, увы, забываем о действительности, о судьбах простых людей, окружающих нас в повседневной жизни, которых почему-то стараемся не замечать и поныне...

                Лет двадцать тому назад, в ожидании троллейбуса на остановке центральной площади, я обратила внимание на  миловидную женщину в коричневом плаще с большими,  неестественно выпуклыми и круглыми как у куклы глазами, которая непринужденно и безукоризненно пела простую песенку на французском языке. Среди горожан она выделялась не только манерой одеваться, но и очень короткой для того времени стрижкой и ярким макияжем на лице. Первое впечатление могло быть и обманчиво, но что-то подсказывало мне, что обладательница данного портрета - артистка.
            
                Позже, несколько раз, случайно, я встречала ее в городском транспорте. Лариса, а именно так звали «куклу», всегда была в настроении и с легкостью вступала в разговор с новыми попутчиками или старыми знакомыми, чередуя беседу с пением.

                Год за годом сменяли друг друга незаметно, но для кого-то наступили перемены. Спустя время «француженка» неожиданно «запила». Что-то явно нарушило обычный ритм ее жизни и привело к периодическим запоям. Но она очень отличалась от привычных к приему спиртного людей. Все также была аккуратно одета. В неизменном плаще и беретке послевоенного фасона, Лариса целый день просиживала на улице. Территорией ее частого пребывания оставался центр города. Передвигалась она уже с трудом, опираясь при ходьбе на костыли. Сильно отекшие ноги, туго перетянутые бинтом, кровоточили. Поразительно, не взирая на явную боль, женщина не выдавала своих страданий  -  по-прежнему была весела и приветлива, и все попевала французские песенки полудетским, но уже осипшим голосом.
          
                Со временем, постоянным ее местом обитания стал угол пересечения улиц Гоголя и Героев Аджимушкая. «Кукла» сидела на каменном основании забора, так называемом  парапете  краеведческого музея, но никогда ничего не просила, хотя напротив был действующий храм.  Казалось, что она просто «сжилась» с улицей, не имея настоящего крова. Иногда к ней подходили спившиеся, бездомные нищие с кровоподтеками, и Лариса, сама вся израненная, не гнушаясь, оказывала им помощь. Удивительно, что в подобных условиях, не имея приюта и возможности ухода за собой, её  бинты, скрывавшие язвы на ногах несчастной, оставались белоснежно-чистыми. Невероятным образом женщина умудрялась сохранять опрятность в одежде, была чиста и светла лицом.

                Со стороны Ларисы не было ни малейшей попытки вызвать к себе жалость. Ни стона, ни просьб не срывалось с ее уст. В любую погоду она стойко была на своем посту. Только в сильные морозы перебирала спиртного, чтобы остаться живой. Вслед всем идущим мимо, страдалица  желала только добра и благополучия. Мне казалось, что она по-своему все-таки молилась, но никогда не видела ее просящей подаяния у церковной ограды.

                Однажды летом, по пути в магазин «Родное слово», я еще издали увидела Ларису. Женщина полусидела на асфальте возле арочного входа во двор, опираясь спиной о стену здания. Полуденное солнце нещадно пекло. Казалось, что разморенная жарой несчастная спала. В этот момент, со двора, выгуливая на поводке «домашнего питомца», навстречу мне вышла девушка-подросток. Происшедшее длилось буквально секунды… Собака, управляемая хозяйкой, подошла к спящей... и помочилась на нее. Лицо девушки осталось невозмутимым, вместе с подопечной она прошествовала дальше. «Игрушка человека» – неразумное животное,  но… 
         
                Оторопев от увиденного, я не могла сделать и шагу. Лариса, приоткрыв глаза, не проронила ни звука, только крупная горькая слеза покатилась по ее щеке…
            
                С тех пор больше никто ее и не видел.


                2011 год