Глава. 28. Исход

Весна на Гатиллае наступила внезапно. Еще вечером лежали сугробы по колено и трещал мороз, рисуя роскошные узоры на окнах особняка, а утром уже поднимались испарения от луж и влажной почвы, оставшихся после таянья снега.
Неделя. И зазеленела трава. Хвойник в лесах покрылся разноцветными,  миниатюрными цветами.  На густой, толщиной с мою руку лиане, обвившей дом словно паутина, набухли цветочные почки.

Ветер, дующий с моря, потеплел. А сами морские воды приобрели нежный серо-мятный цвет.
Теперь я с еще большим удовольствием скакала по огромным темно-серым с разноцветными прожилками, камням, в большом количестве раскинутым по белоснежному песку пляжа.  Любовалась небольшим кустом хвойника, растущим на границе скал и моря. Словно на трапеции качалась на тугих ветвях лианы, обнимающей своими ветвями одну из скал.
Прошла еще неделя и раскидистые ветви лианы зацвели множеством фисташково-белоснежных цветков.
А темно-зеленый куст хвойника,  словно невеста фатой, весь покрылся  мелкими, василькового цвета, цветами.

Вот в один из таких теплых, солнечных дней и нагрянула незваная гостья.
Вообще, этот весенний день был богат на гостей. Сначала к Гианейе прилетел муж. Затем ее брат.
Понимая, что им, видимо, есть, что обсудить, я отправилась гулять на берег моря, оставив их в тесной компании, и спустясь, по крутой, выдолбленной в скале лестнице,  оказалась на пляже, где и начала развлекаться, играя с волнами, накатывающими на песчаный берег.
Когда волна откатывалась назад, я тут же вставала на ее место, дожидаясь следующей.  Лишь только накатывающая волна  могла коснуться кончиков моих ботинок, как я  отскакивала назад, не давая ей возможности замочить мне ноги.
Мне было весело.
Ветер, дующий с моря, конечно, был еще не слишком теплым, но кожаная куртка с капюшоном и теплые брюки, делали мое пребывание на берегу комфортным.
Присев на корточки, я пальцами коснулась волны, замочив при этом кончики, выбившихся из-под капюшона,  успевших отрасти за время моего пребывания на этой планете, волос.

Выпрямившись, я собралась было поправить непослушную прядь, но замерла, не донеся руку до головы. Сердце болезненно сжалось. Дыхание перехватило.
Я огляделась по сторонам. Никого. В мире по - прежнему царили тишина и гармония.
Но,  теперь я в них не верила.
И неважно, что вокруг пустота. Так я могла реагировать только на приближающуюся опасность. А опасность здесь мне могло нести только одно существо.
- Ласса.- пробормотала я себе под нос.
- Точно, мразь.- раздался глумливый шепот словно из неоткуда.
Я резко оглянулась.

 На воде, взявшийся из ниоткуда, словно черт из табакерки, лениво покачивался аквамоб*.
Купол кабины был откинут, и на его крыле стояла маман Гианеи.
Вот уж кому я совсем была не рада, так это ей.
Страх липкой змейкой пополз по позвоночнику. Я нервно сглотнула, хмуро разглядывая посетительницу.
Надо признать, что в этом эластичном, облегающем, костюме из темно-синей, искристой, ткани, она смотрелась великолепно. Высокие сапоги из черной кожи подчеркивали высоту и стройность ног. Густые, длинные волосы были убраны в замысловатую прическу. Тугой воротник с золотым шитьем, подчеркивал изящность шеи.
Портила вид только злоба, судорогой исказившая точеные черты лица.
В руках дама держала хлыст. Вытянутая, отделанная черной кожей рукоятка которого, переходила в длинный, плетеный сарвень**, оканчивающейся  шлепком*** с иглой на конце.
По плетеным волокнам сарвеня то и дело пробегали сиреневые искры, а толстая, зазубренная игла светилась серебристым.
Все это я охватила одним взглядом, медленно отступая назад, к лестнице и стараясь не делать резких движений.
Это как с бешенной собакой: спасти не спасет, но возможно поможет выиграть время. А время, как известно – шанс на жизнь.

Зрачки ставших почти прозрачными глаз, мадам, были расширенны. И заглянув в них, я поняла, что колышущееся в этой прозрачной глубине неистовство, не оставляет мне ни малейшего шанса на благополучный исход нашей встречи.
Довольно крупная рука моего оппонента, в обтягивающей черной перчатке из блестящей кожи, еще сильнее сжала рукоять плети.
Я было хотела что-то сказать, но по безумному в своей ярости взгляду Лассы, поняла, что нет смысла зря сотрясать воздух. Лучше поберечь свои силы. Ненависть этой женщины переросла в сумасшествие. Все решения ею уже приняты и приговор мне уже вынесен. Апелляции тут не принимаются.
Резко отпрыгнув назад, я почти успела достигнуть лестницы, но тонкий хлыст, обвив мне ноги, отбросил меня к лиане.
Я просто взвыла от неожиданности и боли.
Плетка, словно острейший нож, масло, разрезала мне брюки, сотнями мелких крючков, впиваясь  в плоть.
Попытавшись перевернуться на спину, я заскребла руками песок.
Но перевернуться я не успела. Второй удар плети, рассек кожаную куртку, заставляя спину гореть.

Изловчившись, я все же вывернулась и резким движением, метнула в нее нож.
И судя по тому, как Ласса вскрикнула – попала.
Пользуясь секундным замешательством противника я стремительно прыгнула вперед, работая всем корпусом словно змея, и одновременно изворачиваясь юлой, что бы не дать ремню плети стянуться на моем корпусе.
Краем глаза, замечая и рукоять своего ножа, торчащую из бедра матери Гарха, и белоснежный песок, начинающий окрашиваться голубым и плоский камень у себя под рукой.
Схватив его, я почти успела, швырнуть это оружие древних, в голову Лассы, но дикая боль от опустившейся  мне на спину плети, заставила меня замереть, выгнувшись дугой. В глазах потемнело. Крик застрял в горле.
Словно в замедленной съемке я увидела расплывающееся под собой, алое пятно крови. Не в силах даже застонать от боли, ощущала миллионы острых, маленьких ножей, впивающихся мне в тело. Не будучи способной, ни думать, ни рассуждать, я краем сознания запоминала каждый удар, пришедшийся на мою спину и судорожно сжимала подвернувшийся под руку камень, направляя остатки энергии на попытку  возведения вокруг собственного тела что-то, типа защитного купола, что бы не дать этому самому телу рассыпаться на атомы, вместе с осколками сознания, связывающими меня с жизнью.

Еще несколько ударов и я перестала чувствовать даже боль. Лишь лицо моей мамы, ее глаза, отчего то всплывшие в моем сознании, не давали мне отключиться.  Да лютая ненависть к пытавшемуся меня уничтожить, существу, заставляла меня цепляться за жизнь, борясь даже тогда, когда бороться было уже невозможно.
Впрочем, ни на внутренних резервах, ни на каких, долго б я не продержалась. Еще секунда, другая и все было бы кончено.
Смерть обняла меня своим плащом, когда на границе яви и небытия я услышала сначала дикий, нечеловеческий крик женщины, а затем не менее яростное рычание, выходящее в своем бешенстве за пределы всех известных мне эпитетов, могущих его охарактеризовать.

После этого, судя по всему, удары прекратились. Нет, не то, что бы я уловила их прекращение, оттого, что  мне стало вдруг легче или менее больно. Просто я застряла на этой тонкой грани между бытием и отсутствием оного. Видимо, добить меня стало, по каким-то причинам, некому.

У моего лица брызнул песок и я увидела очертания двух женских коленей, бросившихся передо мной на землю. И услышала тонкий вскрик-стон:
- Девочка…
А затем холодное, запредельное  в своей ярости рычание:
- Ушла от нее.
И колени исчезли.
А на их месте возникли два почерневших, от заполнивших их обладателя, бешенства и беспомощности, глаза. И хриплый голос тихо произнес, почти прошептал:
- Как же?... Не успел.
Я с трудом подняла глаза на Дикого.
Невыносимая боль, которую мне, судя по всему, помогали сдерживать (по крайне мере я ощущала на том, что осталось от моего тела, нечто типа плаща, окутывающего его), в любой момент могла прорвать этот барьер, унеся меня за собой в царство бессознательного. Но пока, я с надеждой посмотрела на  Рохана.
С посеревшего лица на меня взирали  два яростных от собственной беспомощности, черных от гнева и огромных от отчаянья за меня, глаза.
Да, это был Дикий.
И как же я была ему рада!

 В этом свирепом взгляде я прочла и боль за себя, и страх от моей потери, и бешенство от собственной беспомощности, и ненависть к…, и решение оказать мне последнюю милость. Т.е. убить.
И по тому, как он смотрел мне в глаза, я понимала, что это ВСЕ, что он может для меня сделать, в данных обстоятельствах.
Вот только я хотела жить. И за свою жизнь готова была сражаться.
Так что я пристально  посмотрела Рохану в глаза, мысленно не прося его, а потребовав: « Жить. Я ХОЧУ ЖИТЬ. ШАНС. ДАЙ, мне ШАНС. Просто дай шанс.»
Дикий отпрянул, выпрямляясь. А затем, замерев на секунду, резким движением скинул с себя плащ из тонкой, антрацитово-черной кожи и осторожно накинул мне его на спину. После чего, очень аккуратно просунув под мой живот руки,  бережно поднял меня с земли.

Видимо, в этот момент кто-то попытался сунуться к нам, потому как его взгляд полыхнул яростью, из глаз метнулись, закружившись в пространстве два черных протуберанца, рот исказился обнажая ряд белоснежных, острых зубов, а затем словно вывернулся наружу, демонстрируя миру еще пару пастей с несколькими рядами острейшых зубов:
- Отошли. Все. Вон.- в бешенстве прошипел-проскрипел он, играя множеством пастей, словно желваками на скулах.
И уже сделав шаг, очень тихо и очень зло добавил:
- Я предстану перед вашим Советом и буду требовать симметричного ответа, для этой...
А затем, замолчав на полу слове, презрительно усмехнувшись, язвительно продолжил, без тени сомнения, сообщив собравшимся:
- И я это право получу.
Не знаю, ответил ли ему кто-нибудь на это заявление, поскольку от едва ощутимого сотрясения моей тушки, при сделанном Диким шаге, я провалилась в густую и вязкую черноту.

*-аквамоб – что-то типа батискафа, гидроплана и водного мотоцикла.

** - сарвень –плетеная, длинная, гибкая часть плети,
*** - шлепок – утолщение на конце сарвеня.