Радуга 3. Зелёный

Есть всё-таки в этом своя прелесть - проснуться после пятничной попойки в тот час, когда ещё не рассвело, но по пению птиц за окном понятно, что наступает утро, облегченно вспомнить, что сегодня выходной и не надо никуда бежать и торопиться. Можно медленно повернуться на другой бок, поуютней закутаться в одеяло, поудобней подоткнуть подушку и свернувшись, как кот, сопящий рядом, снова уснуть, досматривая прерванные радужные сны...
 
Стоп! Это был сон?! Наша бессловесная стычка с Гудвиным мне приснилась?! Нет, не может быть... Я всё чётко помню, почти всё, до того момента, как выпил коктейль... Нет, какой еще коктейль, это же было обычное пиво, обычного цвета, обычного запаха, обычного вкуса... Я точно помню - хозяин принёс три кружки и поставил их в центре все вместе. Каждый мог взять любую, я, например, часто беру дальнюю от себя... Даже не знаю, откуда такая привычка... Значит, вырубился я не от радуги... А от чего тогда? Почему не помню, что было дальше, как попал домой, как разделся и лег? Впрочем, такое со мной уже случалось... Пару раз после особо бурных вечеринок я смутно помнил окончание праздника и некоторые другие моменты и подробности... А вчера, чтобы разговорить Мелвина и Стейна мне и самому пришлось выпить немало.
 
Сон прошел, а вместе с ним и то шаткое равновесие, когда полуспящий организм не может реально оценить свое физическое состояние. А оно было не ахти, мягко говоря, и с возвращением в явь ухудшалось с каждой минутой. Гул в голове, до этого почти незаметный, многократно усилился, а сама голова казалась огромной и пустой, как туго надутый воздушный шар. Любой звук, любое движение, даже шевеление мысли вызывало гулкие болезненные удары от пульсирующей в висках крови, как будто кто-то бил изо всех сил по голове, словно по боксерской груше. В такт этим ударам колотилось сердце, вызывая дрожь и чувство неосознанной тревоги. Всё тело было мокрым от пота, а мышцы и суставы ломило так, как будто вчера мне пришлось в одиночку полтрюма разгрузить. И ужасно хотелось пить!
 
Медленно и осторожно, чтобы не потревожить колокол в голове, пошарил глазами вокруг и с сожалением осознал, что за питьём придётся вставать и ползти на кухню. Собравшись с силами, не торопясь, словно боясь расплескать до краев наполненный сосуд, оторвал голову от подушки и, стараясь не делать резких движений, начал медленно подниматься с постели. Сначала сел, опустив ноги вниз. Брр, какой же холодный пол! Твою мать, ботинки аккуратно стоят у двери - как это похоже на меня пьяного! Сколько, где и с кем не выпью, всегда спать - в свою берлогу, часто на автопилоте, обязательно раздеться, вещи все на свои места, дверь на замок, занавески задвинуть, постель разобрать и умереть. Разве что зубы на ночь не почистить.
 
Так... Ноги немного привыкли к холоду, можно попытаться встать... Но только я начал подниматься, ужасный грохот ударил по перепонкам так, что гулкое эхо внутри головы стало метаться и биться из стороны в сторону, заставив меня сесть и сжать голову руками, прикрыв заодно и уши.
 
- Мистер Астин, твою мать! - захрипел я на кота, уронившего, видимо, на кухне одну из кастрюль.
 
- Мррр... - отозвался на своём месте мирно дрыхнущий кот. Значит, это не он... Мысли лениво плавали в пустой голове, как сонные, с вытаращенными глазами рыбы в большом аквариуме, изредка цепляясь друг за друга вялыми плавниками. А если не кот, тогда кто?! Что за...
 
- Что за хрень?! Кто здесь?! - я повысил голос. - Кто здесь?! А ну, выходи!
 
Адреналин заглушил боль, мышцы напряглись, руки непроизвольно сжались в кулаки.
 
- Разбудила тебя? Извини, я нечаянно...  Я не хотела...
 
- Ты кто такая, мать твою?! - я не помнил, чтобы закадрил кого-нибудь вечером в кабаке, но лицо девушки, выглянувшей на мой крик из кухни, показалось мне знакомым. - Я тебя раньше где-то видел...
 
- Вчера, в баре... Я сидела за стойкой в углу...
 
- Подойди-ка ближе... Не бойся... Я резкость навести не могу, окуляры мутные до сих пор после вчерашнего.
 
- Да, ты вчера хорош был, - девушка подошла к кровати, но встала так, чтобы я не смог при любом желании до неё дотянуться, - я подумала, что нельзя тебя в таком состоянии у Гудвина оставлять, тем более мне показалось - он был зол на тебя.
 
Теперь я смог рассмотреть её как следует. Чуть выше среднего роста, хорошо сложена, немного худа, но грудь на месте, бедра по-мальчишески узковаты. Волосы светло-русые, длинные, на несколько дюймов ниже плеч, кожа бледная, но румянец во все щеки, может быть, от смущения. Глаза поразительные - огромные, глубокие... Глядя в них, становится понятно, что значит выражение - утонуть в глазах... Тёмные круги вокруг хоть и придают усталый вид, но в купе с румянцем выгодно оттеняют и подчеркивают размер и магнетизм.
 
И я вспомнил... Я видел её вчера в баре за стойкой и заметил её заинтересованный взгляд, который непроизвольно ловил на себе ещё несколько раз за вечер. В другой день я бы обязательно уделил ей больше внимания и не преминул познакомиться, но вчера я слишком увлекся своим расследованием, хотя где-то в подсознании отложились и этот взгляд, и то удивительное ощущение мгновенной незримой связи, возникшей между мной и незнакомкой. Ощущение, позволявшее быть уверенным в том, что общение с ней должно быть лёгким, непринужденным и откровенным, без ложной скромности и длительной прелюдии, как будто мы уже давным-давно знакомы.
 
И это не был взгляд алчности или похоти, коих я насмотрелся у Гудвина предостаточно. Дамочки разного возраста, положения и рода занятий давно облюбовали этот неприметный портовый кабачок для поиска сексуальных приключений, а многие и для заработка. Привлекаемые строгим порядком, ревностно охраняемым самим хозяином, они чувствовали себя в относительной безопасности, по крайней мере, пока находились внутри заведения. Негласный закон бара Гудвина позволял мужчине сделать непристойное предложение любой, понравившейся ему даме, но даже последняя проститутка имела полное право отказать любому ухажеру.
 
Мне показалось, что эта девушка отличалась от тех женщин, которые охотились за изголодавшимися по любви моряками ради денег за секс, ради секса в чистом виде, либо ради острых ощущений. Несколько раз я встречал подобных исследовательниц поведения и повадок одиноких и пьяных мужчин. Это были начинающие психологи, или студентки факультета журналистики, или молодые писательницы, или и то, и другое, и третье одновременно. Они шли, как им хотелось думать, за опытом и собирались только наблюдать, но сами, не без удовольствия, становились добычей тонких знатоков женской психологии и опытных ловеласов.
 
Молодые, чистые, холеные, нежные, ласковые, скромные, горячие - эти настоящие жемчужины и яркие бриллианты доставались не пьяной матросне, не грубым барыгам, не скупым коммивояжерам и не скользким сутенерам. Их аккуратно, но настойчиво обрабатывали мы - истинные ценители тонких душ и красоты женского тела, циничные романтики или романтичные циники, кому как угодно, наследники двух славных Донов.


Продолжение http://proza.ru/2020/06/27/1520