Радуга 6 Светло-оранжевый

В следующий раз Кларисса пришла одна. Я открыл дверь на негромкий стук и увидел её на пороге. На улице был ливень, без зонта она промокла насквозь. Мелко вьющиеся пряди светлых волос мокрыми веревочками свисали с её головы, а мелкие капли воды висели на волосах, на ресницах, покрывали её лицо, время от времени соединяясь в крупные и стекая вниз по щекам и шее, оставляя влажные дорожки, которые снова превращались в маленькие капли. Казалось, будто Кларисса плачет, и грустные глаза могли бы усилить это впечатление, если бы не озорные огоньки, блестевшие ярче дождевых капель.
 
В левой руке она сжимала ремешок сумки, которая болталась почти у самой земли и была не только мокрой, но и забрызганной грязью, впрочем, как и весь низ её плаща, чулки и туфли. В правой руке она держала бутылку ликера.
 
- Привет! - просто и спокойно сказала она, как будто это было в порядке вещей - зайти ко мне в гости поздно вечером. - Давай выпьем с тобой!
 
Я не мог не впустить её, мокрую и озябшую. Она прошла, скинула обувь, сняла плащ, который, как оказалось, совсем неплохо справился с защитой от дождя - платье под ним оказалось вполне сухим. Туфли я протер и набил скомканными газетами, плащ повесил стекать над ванной. Кларисса тем временем вытерла волосы полотенцем, нашла две рюмки, открыла и разлила Амаретто, расположилась в кресле, поджав под себя ноги, и закурила, потягивая ликер.
 
- За что выпьем? - спросил я, присаживаясь рядом.
 
- Давай просто выпьем и помолчим, - спокойно предложила она.
 
- Что-то случилось?
 
Кларисса не ответила, а только чуть улыбнулась, допила рюмку, поставила её на столик, приложила указательный палец к губам и жестом попросила налить ещё.
 
Она была не такой, как в прошлый раз. Тихая, спокойная, немного грустная. Совсем другая женщина... И когда после нескольких рюмок и нескольких минут молчания она заговорила, слова её звучали искренне, без кокетства и жеманства.
 
Непростая жизнь в богатой детьми, но небогатой деньгами семье. Пьющий отец-тиран, тихая и забитая мать, вечные голод и холод, нищета и стыд.  У повзрослевшей девочки единственная мечта - уехать как можно дальше от родительского дома, пока ещё удаётся давать отпор всё более настойчивым домогательствам пьяного отца. И она бежит с китобоем Алексом, который, приехав навестить родителей, с первого взгляда влюбляется в юную соседку, которая за годы его отсутствия из чумазой девчонки с жидкими косичками превратилась в симпатичную блондинку, острую на язык, бойкую с ухажерами и быструю на решения.
 
В крупном морском порту на другом конце материка всё у них поначалу складывается неплохо. Алекс влюблен и ничего не жалеет для любимой. Кларисса относится к нему с уважением и благодарностью. Через год она совершеннолетняя, и они венчаются. Алекс счастлив, Кларисса тоже. Рождается малыш, муж души не чает в жене и сыне, осыпает их подарками, окружает заботой и нежностью. Тяжело разлучаться, когда Алекс надолго уходит на промысел, но зато какие горячие встречи! Чувства Клариссы к Алексу всё теплее и готовы превратиться в настоящую, крепкую, взращенную и выпестованную любовь, когда она вдруг узнает, что никакие клятвы, никакие признания, никакие уверения не мешают любящему и счастливому Алексу дарить свою любовь шлюхам в далеких портах.
 
И у Клариссы отказывают тормоза... Если это любовь, если любовь такая, то она тоже будет так любить... И так, и вот так, и ещё эдак! С друзьями Алекса, со знакомыми Алекса, с незнакомыми с Алексом, с первыми встречными и поперечными... Чем больше, тем лучше, чем чаще, тем лучше... Секс, как месть, как забава, как охота, как спорт... Ради результата, ради количества, ради рекордов! Первый, второй, третий, пятый, десятый, двадцатый... И всех на карандаш, в записную книжку - первая сотня, вторая, третья... Смотришь на порядковый номер с именем и уже не вспомнить - кто это, как выглядел, сколько лет, где, когда и как...
 
Помнятся только особые достижения - известный политик, успешный бизнесмен, смазливый телеведущий, изобретательный рокер... Ими можно гордиться, ими можно хвастаться. Их можно засушить и приколоть иголкой, как редкий экземпляр прямо к одинокой душе, чтобы потом долгими тоскливыми вечерами разглядывать через лупу тщеславия и ложной гордости.
 
Алекс не мог не замечать, что происходит с Клариссой, но предпочитал делать вид, что всё в порядке, что он верит ей и ни в чем не подозревает. Тем более что Кларисса старалась быть примерной женой, когда муж возвращался домой. Ей хватало времени для приключений, пока Алекс бил китов в море.
 
Удивительно устроена человеческая психика... Кларисса только что поведала мне почти о тысяче своих любовников, но ничуть не оттолкнула меня этим. Наоборот, искренность и предельная откровенность расположили меня к ней, заставили взглянуть с другой стороны. За вульгарностью и распущенностью скрывались трагедия и отчаяние, за веселостью и игривостью - тоска и печаль. Кларисса предстала передо мной такой, какой была на самом деле - несчастной и одинокой женщиной, пытающейся количеством заменить качество, одновременно понимая всю тщетность такого пути. И, тем не менее, открывшись, она стала мне ближе и симпатичней.
 
В каждой женщине под слоем пудры и блёсток, под маскарадным костюмом и маской, под щитом и латами можно найти чистую и светлую девочку с открытой и ранимой душой, с наивными и простыми мечтами о счастье, о любви, о чуде. Руки сами тянутся обнять, прижать к себе, погладить по голове... Пожалеть, защитить, оберечь...  Согреть и приласкать... Прикоснуться сначала нежно и трепетно, потом жадно и настойчиво, окунуться во вкус, раствориться в запахе, слиться в наслаждении...
 
У Клариссы шли месячные, и она категорически не была расположена сливаться.
 
- Это табу! - сказала она решительно и с вызовом, чтобы сразу пресечь все мои возражения. - Есть вещи, которые мужчина не должен видеть. Потерпи несколько дней, и я приду к тебе...


Произведения http://proza.ru/2020/06/27/1533