Радуга 11. Темно-зелёный

Смутное беспокойство появилось ещё до пробуждения, на излётной стадии красочного и реалистичного, но уже некрепкого сна, вплетаясь в него чередой ярких, но неприятных образов, прерывающих спокойное, но поверхностное течение сновидений.
 
А снилось неспешное летнее утро... Еще нежаркий и лёгкий воздух свободно проникал через открытое в сад окно, где громко и талантливо неистовствовали невидимые в кустах сирени крылатые певцы, белоснежная накрахмаленная скатерть на круглом столе столовой притягивала серебром приборов, ультрамарином чайного сервиза, золотом свежего пшеничного хлеба, темной киноварью черносмородинового варенья в прозрачной голубизне хрустальной розетки, нежной кремовостью манной каши в глубокой тарелке с ярким масляным солнцем в центре. Настоящее же светило свободно пронизывало яркими лучами лёгкие узорчатые занавески, покрывая все предметы изысканной кружевной тенью, играя  и отражаясь от всего, что способно блестеть и искриться. Ложка за ложкой сладкая манка легко проникала внутрь, разливаясь теплыми волнами и заряжая энергией и оптимизмом. Идеалистическая пастораль!
 
Неожиданно солнце померкло, спрятавшись во внезапно набежавших мрачных тучах; птицы смолкли, порывы ветра захлопали створками и надули парусами ажурные занавески. Рука с ложкой замерла на полпути ко рту; каша, холодея и заветриваясь, вспучилась на глазах множеством комков, застревающих в горле и вызывающих тошнотворные рвотные спазмы, закончившиеся-таки зловонным фонтаном, объемом, превышающим съеденное в несколько раз и покрывшим всё вокруг толстой липкой пленкой.
 
Скатерть скомкана, стул опрокинут, посуда на полу, ноги разъезжаются на склизком паркете, равновесие удержать не получается, теперь испачканы и одежда, и руки, и даже волосы. Встать не удаётся. На четвереньках, скользя и падая, ползу к сухому участку и не могу до него добраться. Столовая удлиняется, вытягивается, трансформируясь в бесконечную анфиладу комнат, повторяющих друг друга с необыкновенной точностью от еле заметной трещинки в углу оконного стекла до замерших на без пятнадцати пять стрелок огромных напольных часов. Скользкий пол наклоняется, одновременно сливаясь со стенами, окнами и потолком, и скручивается в узкую радужную трубу, по которой лечу под наклоном, ускоряясь и судорожно пытаясь удержаться, зацепиться хоть за что-нибудь. Но тщетно... Тоннель круто изгибается вниз, и падение становится почти вертикальным и необратимым!
 
Я в ужасе кричу и просыпаюсь. Это не похоже на обычное пробуждение после приёма ловелизатора. Вместо спокойствия и безмятежности - бешеный стук сердца и гнетущее чувство неотвратимой беды. Странно, вроде бы всё, как обычно: девушка, снадобье, секс, но в этот раз ощущения совсем другие. Нет, не подумайте, я не каждый раз использую зелье, это, так сказать, запасной вариант, когда времени мало, жертва на контакт не идёт, или просто лень. Гораздо интереснее использовать естественную химию отношений - гормоны влечения, возбуждения, влюбленности, счастья! Si vis amari, ama! Любите - и будете любимы! Универсальная формула обольщения, действующая почти безотказно! Главное, самому не увлекаться.
 
Но что же в этот раз пошло не так?! Почему так муторно и неуютно на душе? И где же Алиса? Где эта юная нежная теплая девочка? Куда она провалилась?
 
«Алиса!» - хрипло кричу я в гнетущую тишину квартиры и сам пугаюсь своего неожиданно незнакомого и громкого голоса, заметавшегося тревожным безответным эхом.
 
Квартира молчит. Я кричу ещё раз, и на этот раз какой-то шорох раздается с кухни. Слава богу, она здесь! Облегчённо выдохнув, тороплюсь на звук, но это всего лишь кот шуршит в миске сухим кормом.
 
Алисы нигде нет... На мгновение я начинаю сомневаться - может быть, её и не было? Может это только сон? Может мне всё это приснилось? Нет...  Две грязные тарелки из-под омлета, стакан с высохшими на стенках следами томатного сока и пустая пивная бутылка, прижимающая к столу выцветшую фотографию с потрепанными краями.
 
Я несколько секунд смотрю на молодые улыбающиеся лица, прежде чем узнаю в них себя и Клариссу! И хотя не помню, как нас фотографировали и никогда не видел этот снимок, сразу понимаю, где и когда он сделан. Наверное, у кого-то из друзей в тот вечер, когда они завалились ко мне в гости, была с собой мыльница. Вопрос в другом - как это фото могло оказаться у Алисы?
 
И прежде чем знак вопроса повисает в моей голове, я уже знаю ответ, боясь сам в него поверить. Цветные осколки из настоящего и далекого прошлого складываются в одно целое...
 
"Я залетела от тебя, мой милый..."
"Как бы я хотела оставить этого ребенка..."
"Отец ушел, когда узнал, что я не от него..."
"Папочка, не надо!!!"
 
Чёрт, какой же ты толстокожий! Сына Клариссы и Алекса, звали Слевин! Девочка искала родного отца, а нашла... Чёрт!
 
Пивная бутылка летит в стену и, разбившись на мелкие осколки, оставляет трещину на кафеле! Но я этого уже не вижу... Футболка, джинсы, ботинки; лёгкая куртка не хочет сниматься с крючка, дергаю резко на себя, с мясом вырывая петлю, и вниз - по лестнице, бегом на улицу, на воздух, чтобы не задохнуться в тесноте собственной подлости! Надо найти Алису! Во что бы то ни стало! Из любой ситуации есть выход, всё можно исправить! Не знаю как, но что-нибудь придумаю... Я не смогу спокойно с этим жить!
 
Следующие несколько часов я мечусь по городу, расспрашивая администраторов и хозяев гостевых домов, хостелов и ночлежек, справедливо полагая, что на хороший отель у Алисы просто-напросто не хватит денег. У меня их тоже немного и, отдав за информацию в первых двух заведениях по пятёрке, понимаю, что нужно менять тактику. И когда в мрачной и прокуренной конуре необъятных размеров хозяйка, непонятно как помещающаяся за конторкой, потряхивая торчащим вверх хвостом выкрашенных в ядовито зелёный цвет волос, ослепляя чудовищным макияжем и сверля меня прищуренным глазом, спрашивает, кем приходится мне разыскиваемая девушка, я неожиданно для себя с неподдельной дрожью в голосе отвечаю: «Д-д-дочкой...» И опять же искренняя слеза блестит в голубых глазах…
 
Это срабатывает. Здесь и в других местах. Но безрезультатно... Алисы нигде нет, и не было. На вырванной из телефонного справочника странице зачеркнуты все возможные места её обитания. Я сижу под дождем на скамейке в парке - мокрый, грязный, голодный, пустой... Я обошел и обзвонил все гостиницы и приюты, больницы и морги, я называл имя Алиса и фамилию Алекса, возраст и приметы, но везде мне отвечали - нет, не знаем, не видели, не было, не поступала... Не пошел я только в полицию, и не из-за того, что боялся заявления об изнасиловании, почему-то я был уверен, что она этого не сделает, а потому, что находился в той степени нервного напряжения и отчаяния, что первой моей фразой в участке стало бы признание: «Я изнасиловал собственную дочь!» Вот тогда мне точно не дадут её найти, упасть перед ней на колени,  вымолить прощение... Любой ценой, любыми средствами, любым наказанием! Голодовка, обет молчания, воздержание, рабский труд, истязания - что угодно, только искупить этот ужасный грех! Бедная девочка! Нашла на свою голову родного отца, а тот опоил её наркотиком и воспользовался беспомощным состоянием... А она ещё помогала двум алкашам тащить его домой, спасая от Гудвина...
 
Стоп! Гудвин! Я же встретил её у него в баре! Точно! Как бы мне не хотелось видеть хозяина портового кабака, это был последний шанс отыскать следы Алисы. Я забыл про дождь и голод и рванул в порт в полной уверенности, что на этот раз мне повезёт.


Произведения http://proza.ru/2020/06/27/1548