Лишние люди

 

               
Стоял июль 197… года. Июль, как июль: теплынь, короткие  грозовые дожди .  В огороде созревающая малина,  огурцы на унавоженной грядке, по утрам хрипловатые звуки пастушьей дудки, мычание коров, бредущих по деревенской улице. Сенокос мы вовремя и удачно закончили, набив душистым свежим сеном поветь.  И предстояло нам провести очень важное и торжественное мероприятие, а какое же торжество без традиционных Вятских  пирогов-рыбников, но в то время в сельмаг из рыб привозили только мороженый хек и ржавую соленую селедку. Нет вру.  Настоящая сельдь в то время почему-то ну совсем исчезла с прилавков магазинов, зато было  изобилие иваси, которая в общем –то вовсе даже не селедка.  Брат, на то он и брат,  наловил линей и щук, а вот лодку и рыболовные снасти оставил в д. Лаптево, что располагалась  километрах в трех вверх по р. Рудке. Сейчас Лаптево помнят лишь немногие еще живые, на вроде меня,  аборигены тех замечательных мест.
Узкая пешеходная тропка проложена была от старой, еще школы восьмилетки, стоявшей  в окружении тополей и акации,   через поле к маленькой речке Пасташь, правому притоку Рудки.  Через Пасташь был перекинут деревянный  мост, к описываемым событиям уже полуразрушенный , впрочем вполне проходимый для пешеходов и даже велосипедистов, коих впрочем в Лаптеве к той поре и не было вовсе.   На двух коротеньких улочках деревни дома еще стояли и тянулись провода линии электропередач, кой где были выкошены огороды и зеленела отава, но заброшенные огородные грядки заросли высоченным осотом и лебедой.  Выкошены были  и обочины узкой грунтовой дороги, тянувшейся вдоль деревенской улицы, по которой бродила одинокая лошадь, стояла конная сенокосилка и грабли.   Печаль запустения и скорого конца деревни  царила на безлюдной улице .   Где -то к середине улочки река подходила почти в плотную и я свернул на узкую тропинку мимо луковых и  огуречных грядок к реке, возле которой стояла почерневшая баня .  Возле бани были сделаны мостки.  На мостках на табуретке сидел молодой человек лет 25, а может больше,  в фуражке со сломанным козырьком и босыми ногами.  В руках он держал самодельное деревянное удилище  и  довольно часто резко  дергал удилищем, выуживая некрупных ершей, при этом что-то недовольно бормотал и кидал ершей на мостки позади себя. По мосткам, задрав хвосты, бродили 2 ухоженных кота, терлись о ноги рыболова , брезгливо трогали лапками выловленных ершей, нюхали и отворачивались.  Было видно, что коты  таким колючим угощением внаглую пренебрегали. Рыболова все звали по имени матери Витя Катин, я поздоровался с ним ,назвав полным именем: Виталий.
Виталий в совсем отдаленном времени начинал учиться со мной в одном, первом классе. Учеба у него не пошла. Оставили на второй год, а дальше я потерял его из виду и встречал пару, тройку раз на колхозной зерносушилке впору летних каникул, куда  он приезжал на лошади по заданию бригадира. Видно было, что встрече со мной Виталий рад. Рассказывал мне о своей жизни, что в армию его не взяли, что живет вдвоём  с матерью и пасет  колхозных телят. На заработанные деньги купил магнитофон. Иногда к ним приходит старушка соседка, они с Виталиной  мамой пьют бражку и поют песни, а он записывает их пение и разговоры на этот магнитофон. Они прослушивают записи и всем им, подогретым алкоголем,  делается очень смешно и весело.  Из дальнейшего  общения стало понятно, что в Витальевой жизни веселого ничего нет. Скорей все грустно. Телят из Лаптева скоро перегонят в Старую Рудку , лошадь заберут, домишко  у них ветхий с прогнившей тесовой крышей, латаной рубероидом. Механизаторам и дояркам, кто помоложе, колхоз бесплатно дает дома коттеджного типа, а ему из-за его непрезентабельности и закомплексованности в жилье было отказано. Вот и собрался Виталий переезжать в соседнюю деревню Торопово, где присмотрел себе домик по деньгам и дают работу знакомую, присматривать за телятами. Прибытие нового человека, т. е. меня в обезлюдевшую деревню не остался незамеченными вскоре подтянулись к мосткам  три брата-олигофрена: Вася, Коля и Сережа. Их материальное благополучие не зависело от трудоучастия в процессе производства сельхозпродукции в колхозе им Суворова, хотя выполнять  несложные работы под чьим-либо контролем они были способны.  Братья получали государственную пенсию по инвалидности и были под плотной опекой своей тетушки. Надо сказать, что приглядывала она за ними хорошо и выглядели они довольно ухоженными: побритыми и опрятными.  Общение наше тут же перешло на рыбалку. Братья оказались азартными  удильщиками и  в поисках клевых мест ходили даже за Барышниковскую мельницу и по их рассказам рыбу ловили ведрами. Была у них одна проблема: дефицит рыболовных крючков и лески. Я имел неосторожность пообещать помочь им решить их проблему и братья принялись шумно выяснять: кому из них идти со мной в Старую Рудку за обещанным. Между тем дневная жара спала. Рыба оживилась, то тут, то там стали раздаваться шумные всплески крупной рыбы. Охотничий азарт меня забрал и я поставил несколько концов сетей в приглянувшихся мне местах, в те уже далекие времена никто не считал это криминалом.  Братья решили, что пойдет со мной в Старую Рудку Николай. Втроем меня проводили до конца деревни, а по тропинке ч/з поле пошли мы с Николаем вдвоем. Николай забегал впереди меня, размахивал руками, путаясь и повторяясь рассказывал ,как  язи, толстые, как поросята рвут лески, а лини выскальзывают прямо из рук, звал  с собой на рыбалку, обещая показать  уловистые места. За разговорами с Николаем не заметили, как очутились в Старой Рудке. Дома я отсчитал Николаю полтора десятка крючков разных размеров и вручил катушку Клинской лески 0,17. Наложил в спичечный коробок  свинцовой дроби  на грузила. Мама налила ему на поминок  поллитровую баночку свежего липового меда.  Осчастливленный  Николай отправился в обратный путь.
Рано утром следующего дня я был  снова в Лаптеве. Ожидание большой рыбы не оправдалось. Попали два килошных линя, одного из них я отдал Витальевой матери тётке Катерине, чему она была очень рада. Сын Витя крупной рыбы не ловил. Тетка Катя приглашала меня ночевать в их дом, когда в следующий раз соберусь в Лаптево на рыбалку. Говорила, что в доме  останется вся «обстановка», вдруг в Торопове не понравится и придется вернуться.
В Лаптево я попал много лет спустя. От деревни остались лишь две неизвестно чьи развалюхи без окон, без дверей, да моя память. Мой бывший одноклассник Витя Катин пас телят на Тороповском поле, да там в поле и умер. Нашли его уже распухшим и по лицу ползали толстые зеленые мухи. Братья-олигофрены с  теткой Людмилой, работавшей дояркой на ферме, переехали в Старую Рудку, состарились и двое из них умерли. На попечении тоже состарившейся тётки остался один Вася, совершенно глухой, но меня узнает и всегда  навещает в мои нечастые приезды. Осматривает мои спинниги, воблеры и прочие мужские игрушки,  широко разводит руками   выражая тем самым пожелание поймать мне такую же большую рыбу. Я делаю приглашающий жест в сторону реки. Вася в ответ отрицательно машет рукой, морщится, отворачивается и  в уголках его глаз появляется влага.
 
Прим:          Поветь- чердачное помещение у сарая для содержания скотины, где складируется заготовленное сено.
               Отава – свежая трава, растущая на месте скошенной.               
               Тетка – форма обращения к женщинам возрасте, но еще не старым.
               Воблер – разновидность искусственной приманки для ловли хищной рыбы спиннингом.