Сон богатыря

      Деревня Красава стояла на самом краю земли Русской, прикрывая грудью своих мужиков и слезами своих баб, дальние подступы славного города Пскова от постоянных набегов вражьей силы. Как часто это было, даже трудно и сказать.
Вот, как-то раз уехали мужики отбивать врагов, скоро уже неделя, а их все еще не видать, может и нет никого из них уже в живых? Как погнались за разбойниками к границе так и пропали и не слышно о них ничего. К вечеру седьмого дня прибежал Никита меньшой с криком: «Едут, едут!..» Навстречу из домов высыпали дети, за ними бабы и старики.
     Первыми в деревню въехали мужики на лошадях, следом за ними телега на которой лежало бездыханное тело Егора, потом, мыча, пришла скотина. У телеги колесо скрипело и  ходило  ходуном из стороны в сторону, Микеша, сидя на телеге, угрюмо  смотрел на не него  сверху вниз. Афанасий грузно спрыгнул с лошади и отдал повод подбежавшему племяшу и повернулся к матушке, она молча ухватила  его за рубаху руками,  и, не роняя слов,  уткнулась в могучую грудь сына, мгновение спустя не в силах сдержать чувств, тихо всхлипнула, - сынок! - слезы выступили из глаз, мать взглянула с жалостью и любовью на свое дитя.
  - Ну, что ты мама! Не скоро они уже  теперь прийдут снова…
  - Я, сейчас байню стоплю, -  засуетилась она, отгоняя некстати подступающие  рыдания, и  пошла быстрой походкой на двор.
    У телеги с Егором собралась родня  и соседи. «Ахтиньки - лихо», - голосили бабы. Подошли и приехавшие  с Афанасием мужики,  чтобы утешить близких погибшего. 
    Младший сын, тоже Егорка, молча стоял у телеги и смотрел на бледное лицо лежащего в телеге  отца, Афанасий подошел к  нему и погладил рукой по голове.
  - Тятька уснул? – спросил мальчик.
  - Да, пришла пора ему поспать…
  - Я, знаю, он не уснул, он помер, братка мой тоже помер.  Мамка часто слезы льет, - сын посмотрел на  мать, которая стояла с другого края телеги, глаза ее были сухи и неподвижны, она застыла, не веря в происшедшее и  не зная, что делать, боясь выпустить на волю горе, чтобы не ранить малых детей, еще не до конца понимающих что произошло…
    Афанасий посмотрел вокруг - собралась  почти вся деревня.
  - Василиса!.. Баба Миланья!.., - обратился Афанасий к жене и матери Егора.
  - Тяжко говорить мне, ушел от нас Егор. Спасибо ему за все, что он сделал, поклон ему наш до самой земли! Зажали мы их за ручьем, с тремя супостатами он справился– зарубил сразу наповал, и многих бы еще порубил… славный был боец, но один все же успел - гнида,   всадить копье в спину. Много их было в этот раз, много,  без него трудно было бы их одолеть и скотину отбить.
  - Очень много, - подержал его Светозар, - но кого догнали - всех порубили…
  - В этом годе уже, наверно, не прийдут, - добавил Афанасий,- но нам надо готовиться, уж очень им большая охота до нас. А сейчас уж прости нас честной народ, нам надо чуток отдохнуть. Спасибо Тихоне нашему, если бы не он, то и половина из нас своим ходом до дому не доехала бы, знатный у нас знахарь, - Афанасий подошел к Тихоне и обнял  его за плечи. - А сейчас расходимся, завтра похороним Егорку. А тебе Василиса, поможем всей деревней, как водится.  Малых же, расти  такими, как твой мужик был…
   Сельчане стали расходиться по домам. Мужики отнесли Егора в избу, положили на лавку, в большой угол и ушли, оставив его родным, попрощаться и приготовить его к завтрему…   
   Афанасий после бани сел за богато накрытый стол, за белу льняну скатерть, которую с любовью накрыла родна мать и горько задумался,  не до еды ему было …
  - Что ты, сынок? Тебе надо хорошенько поесть, смотри, как ты отощал, так вся сила уйдет, что делать тогда будем?
  - Василису жалко… и скольких мужиков мы уже схоронили…
  - Да, жалко бабу… С  малыми то, куда ей теперь?- с сожалением согласилась мать.
  - Ничего, замуж выдадим, -  успокоил  мать Афанасий.
  - Так ведь надо еще чтобы кто с детями взял, - засомневалась она.
  -  Она же не на стороне нагуляла их, а горе ей такое вышло, что вдовой стала, а ведь так она баба справная,  хороша собой, и хорошей верной женой будет, все это знают, охотников много найдется. Дубыня первый, он уже давно по ней сохнет…
  - Хорошо бы, если так. И тебе Афоня пора, какую ни будь  приглядеть-то себе,  а то мне по хозяйству одной ужо трудно стало справляться. Руки ломить.
  -  Ай, мама, мама, да есть у меня одна …
  -  Уж не Марфа ли? – обрадовалась мать.
  -  Не спеши, еще посмотрим, - улыбнулся Афоня, поблагодарил за еду и пошел на сеновал спать, до зари уже не так много и времени оставалось. Сон на него навалился сразу - как в темный омут провалился: ярко солнце засветило, и небо голубое, голубое раскинулось, и так хорошо стало на душе,  а река-то, так и переливается  волнами, и мужики все стоят по пояс в воде: не то рыбу ловят, не то купаются, и зовут к себе Афанасия. Да что же это такое! И все  как живые! И те, что уже много лет как упокоились тоже. Улыбаются, песни поют и одни только мужики кругом, без баб. «А это у нас такое свое мужское дело» - говорят ему.
    «Баб сюда мешать не надо, им и так без нас тяжко …», - говорит Буслай. Афанасий, глядя по сторонам, тихо идет к ним, а солнце так и блещет, аж чихота в носу поднимается, Афанасий не выдержал,  да как чихнет, открыл глаза, пора вставать - утро пришло. 
    Все кругом еще спят. И маленький Егорка у себя тоже спит и  видит он свой сон, и просыпаться совсем не хочет, а вокруг него суетятся взрослые, они спать не ложились, и день у них еще будет тяжелым и длинным.
  - Тятя, тятя зовет во сне Егорка отца, - я с тобой хочу, - мать плачет, бабка тоже. Хорошо, что малые дети спят спокойно и горя не знают, а только ворочаются  с бока на бок и улыбаются, но от этого только горше  взрослым вспоминать про их кормильца безучастно лежащего в большом углу под образами.
    Настал день, тяжелый как туча грозовая, набрякший чрезмерной влагой слез и горемычного темного горя с причитаниями и плачем женщин.  Попрощались и отнесли Егора на погост под всхлипы и слезы баб. Отголосились и вернулись  в деревню молча. Столы для поминок стояли в саду, благоухающем зеленью, и готовым вот-вот разродиться богатыми плодами на радость хозяев, но в саду витала печаль. Сидя за столами, сельчане вспоминали хозяина сада, и сокрушались о злой судьбе постигшей их Красаву…
  - А что, ведь так скоро нас всех изведут,…а мне ведь еще пожить хочется на белом свете. Не лучше ли нам всем собраться да двинуться, куда подальше от этих супостатов - земля наша большая, нам  места хватит. И будем себе спокойно жить и горя не знать, - вдруг начал Заяц.
  - Эх ты,.. земля большая! Большая покуда идешь и ноги топчешь, а как встанешь, так будет малой. Ты только начни отдавать - за тобой так и пойдут, и  все заберут, вместе с тобой. И привяжут тебя самого на кол вместо собаки или, того хуже, в телегу впрягут, и будешь вместо пристяжной, - оборвал его размышления Светозар и мужики дружно засмеялись.
  - Правильно говоришь, - Афанасий выпрямился и поднялся из-за стола, так чтобы всем было лучше слышно.
  - Вот что я скажу: кто на нашу землю со злом придет, тот в ней и останется! В ней места много, она всех примет. По колено в крови стоять будем, но не сдадимся, и своего не отдадим. Давеча сон видел: всех наших мужиков, всех до едина, начиная с Косоротого и кончая Егором, Буслай что-то говорил, но я не помню что. А  вот что я думаю: надо дозоры ставить, без заставы против супостатов не обойтись нам. Не войны, мира хотим, а значит, придется воевать. Завтра выступаем к ручью,  я поеду в дозор первым. Кто со мной? Сельчане зашумели меж собой.
  - Справно говоришь Афанасий, но рот мякиной не набьешь, и дятел за нас работу делать не будет. Как быть-то? – озадачился Бабаха.
  - Как, как!? Что недоработаем - то и не доедим, ты худее станешь, и быстрее поворачиваться будешь, - подначил Дубыня, и мужики в один голос загоготали над Бабахой.
  - Ладно зубы то скалить. Я что? Я дело говорю, - огрызнулся Бабаха. Афанасий подошел к нему и похлопал его по плечу, - Не серчай, все правильно говоришь, но если мы в дозор не встанем, то скоро  может быть и едоков в нашей Красаве не станет, тюрю и ту тебе некому будет насыпать.
  - Я, поеду с тобой, - сказал Борзой, и обвел глазами мужиков.
  - Вот и хорошо, через неделю ждем смену  под дубом, напротив ручья, возле Галкиного камня. А вы уж тут сами договоритесь, кто поедет на смену к нам, да смотрите в оба, если дым увидите, значит, беда стучит в ворота, - порешил Афанасий. - Завтра с рассветом выезжаем, - напомнил он  Борзому и пошел к себе на двор.
    Настал тихий, теплый, летний вечер, потом незаметно сошла на землю ночь, все разлеглись спать, кто где. Спят богатыри земли русской, завтра много забот их ждет. Спят, ворочаются с бока набок, переживают что-то во сне, каждый за свое,  волнуются, потому, что  некому кроме них дела делать, и надежда только на них. Спит  богатырь и видит, свой сон - сколько богатырей столько и снов, но земля, наша русская,  на всех только одна, и уберечь, сохранить ее можно только сообща. Поэтому хоть и много богатырей и снов, но сходятся они в одном: судьба у всех - общая.
    Вот уже солнце начинает пробиваться из-за лесу, и золотые лучики как гонцы, спешат разбудить всех, оповещая, что могучее светило уже поднялось и зовет всех на труд и ратный подвиг. И сон как рукой снимает.  Кончается сон – и приходит явь, со счастьем  тихого раннего утра на родной, земле, где мирно колосятся хлеба и поют птицы. С необъяснимой, и  сильной любовью к земле, в которую вросли  корнями, всех наших многочисленных предков, и стоим как тысячелетний дуб, который ничто не может поколебать, который похож  на живую  скалу посреди поля.  И из таких дубов вырастает неприступная стена могучего Русского леса, который зовется: Любовь к Родине.