Карпов, золотце! Глава 9

- Кто такая эта Катя? Что, нахрен, за Екатерина?!
Пока я принимал душ, Лена изучила мои сообщения. Видимо, не нашла в них ничего интересного и заглянула в последние вызовы.
- Она волонтер. Занимается собаками.
Даже мне это показалось похожим на ложь, хоть я и знал, что это правда.
- Собаками, Саш? Какими еще собаками?
Вот тут я не знал, что ответить. Зачем я звонил волонтеру, который помогает пристроить собак? Сказать Лене правду я не мог - она бы не поняла. Решила бы, что у меня развилась шизофрения.
- У нас тут много дворняг, ты не заметила? Возле каждой помойки по стае. Я искал того, кто может это решить.
- С каких пор тебя это волнует? Ты даже не знаешь, куда деть свои вещи - так и лежат в сумке, а уже взялся за дворовых собак. Ничего странного в этом не замечаешь? Может сначала тут наведем порядок.
- Я бы знал, куда деть свои вещи, если бы в шкафу осталось место после твоих. Зачем ты таскаешь с собой рубашку брата? Сколько ей уже лет, пятнадцать?
- Семнадцать. Она мне нравится!
- Как и эти кофты, в которых по десять дыр.
- Давай, перекидывай все на меня.
Я махнул рукой и лег на диван.
- Я устала, - сказала Лена. Очень драматично. Даже села на стул, закинула одну ногу на другу, и подперла рукой подбородок. Сиди она вечернем платье с сигареткой в руке, получилась бы готовая сцена для нуар-фильма, но она сидела в широких штанах в клеточку и безрукавке. - Хочу съездить домой.
- Хорошая мысль.
- Мне нужно перезагрузиться, понимаешь? Я чувствую, как все накалилось. Как горячая плита, которую забыли выключить. Наверное это оттого, что мы сейчас не знаем, как все сложится, да? Не знаем, что будет с ординатурой, с работой. И проецируем это на наши отношения. Такое же возможно?
- Думаю, да.
- Поедешь со мной?
- Нет.
- Почему?
- Ну, я не чувствую, что мне нужна перезагрузка.
- Ты же согласился , сказал: «Думаю,да».
- Это я про тебя.
- А ты, хочешь сказать, в полном порядке?
Я задумался. На самом деле - да. Не считая заданий от Нины Васильевны, все было в порядке. Даже наши отношения с Леной были в порядке. Они постепенно приближались к концу. Это зрело давно. Ничего страшного: таков порядок.
- Да, в порядке. Все, как надо.
- Ты боишься моих родителей?
Если честно, мама Лены пугала меня до чертиков. Я видел ее пару раз, когда она приезжала в гости к Лене еще во времена общежития. Она жгла меня взглядом похлеще любого лазера. Жгла насквозь. Она спрашивала, я отвечал, но ее взгляд заставлял меня усомниться, в том, что я говорю, даже если это была чистая правда.
- А кто твои родители? - спросила меня мама Лены при первой встрече.
- Мама - инженер, папа - в бегах.
- Вот как...
Зачем она делала такой многозначительный взгляд? Зачем такие паузы? Так и есть: мама - инженер, папа ушел из семьи, когда мне было полтора года. Но она смотрела так, будто я что-то недоговорил, и она знала что; либо она знала то, чего не знал я. Вдруг мой настоящий отец - мой сосед. Или еще что-нибудь в духе бразильских сериалов конца прошлого века.
- На кого будешь учиться?
- На невролога.
- На невролога... - повторяла она, а я уже не был уверен в этом. Может на днях ей звонил министр здравоохранения и сказал, что профессию невролога упразднят. Может она слышала, что в неврологи не берут людей ниже двух метров, не берут с зелеными глазами? Она что-то знала и скрывала это за повторением моего ответа.
- Слушай, - выдохнула Лена, - если ты хочешь, чтобы мы были вместе, тебе надо общаться с моей семьей. Ты их избегаешь - это видно. Мама меня все время спрашивает, где Саша, почему он не приехал к нам на каникулах с тобой вместе. Что мне ей говорить, а? Что сказать ей сейчас?
- Что сказать ей сейчас...
- Что?
- Нет, ничего. Скажи, что я работаю.
- Но это не правда.
- Правда. У меня есть подработка на выходные. Соревнования на вес день, как в прошлый раз.
- Мы успеем вернуться до выходных.
- Еще деньги на автобус, а нам надо еще на следующий месяц отложить.
- Возьмем у родителей.
- Нет, Лен. Я решил, что хватит уже брать у родителей. Двадцать три года, сколько можно?
- Как ты это вовремя решил. Ровно тогда, когда я зову тебя съездить ко мне домой.
- Я решил давно, но сказал только сейчас.
- Ты сам в это веришь?
- Да.
- Я устала, - сказала она и выключила свет. - Давай спать. Завтра поговорим.
Щелкнул выключатель, Лена легла рядом. Легла на живот. Я сразу понимал, когда она засыпала: она начинала скрежетать зубами. Иногда я думал, что она проснется, а зубы ее сточились наполовину. Иногда я будил ее, но с зубами всегда все было в порядке. 
Сон разворачивался перед глазами, когда завибрировал телефон. Синий экран ослепил, привыкал несколько секунд. Екатерина-волнтер прислала сообщение:
Еще раз извините, что так ответила. А по поводу вашей собаки я попробую разузнать, но может понадобиться некоторое время. Я уже не работаю в том фонде, но знакомые еще остались. На самом деле, я рада, что еще есть люди, которые не гонятся за щенками, а могут взять старую собаку.
Разве я сказал ей, что хочу взять собаку? Я лишь спросил о том, где Степан сейчас. Не надо торопить события, Катя.
Ответил: «Спасибо».
Что это, кстати, за имя для питомца? Степан. Я шутил над Гошей, когда мы еще жили в общаге, что назову в честь него собаку, но то лишь шутки. Неужели Нина Васильевна дала кличку собаке, чтобы кого-то позлить? Чтобы какой-нибудь Степан Тимофеевич оборачивался, когда Нина Васильевна звала мопса  домой с прогулки. Но ведь человеческие имена в качестве кличек для животных - не редкость. Иногда кличками собак становятся имена иностранные, подходящие для аристократов. Греберт, Альберт, Ричард. Так и хочется добавить Великий или Первый. Ричард Прекрасный Второй - спаниель с обвисшей мордой, также известный как Сэр Слюнтяй.
Телефон лежал у меня на животе, когда снова завибрировал.
Я узнала, где Степан. Но вам его так просто не отдадут...
Я ведь еще не сказал, что возьму его!
... он в одном питомнике, давайте встретимся и я вас проведу?
Я спросил, не элитный ли это клуб для престарелых собак.
Нет, но место очень специфическое. Лучше если я буду с вами.
Может ну его нафиг, подумал я. Я ведь и так уже сделал одолжение Нине Васильевне... или Паше. В общем, сделал, что просили. 
Вы, должно быть, очень любите собак, раз решили взять такого старичка, да? Пусть это собака вашей знакомой, многие и на такое не способны. Они не понимают, как важно, чтобы живое существо ощутило теплоту рук напоследок. Мы с тобой понимаем, да?
Я перепроверил, что я последнее отправил Кате. Спросил не элитный ли это клуб. Зачем же она это написала, да еще и перешла на ты. Увидела во мне братскую душу? Только бы в волонтеры не записала.
Однажды Лена сказала мне о своем страхе: она боялась, что я мог в один день сорваться куда-нибудь в Африку на несколько месяцев, с какой-нибудь благотворительной миссией: ставить прививки местному населению или проводит просветительскую работу среди аборигенов. Я же ни о какой Африке не говорил. Черный континент интересовал меня не больше, чем история Пакистана. Просто как-то я читал про работу врача в условиях заполярья и сказал, что это звучит интересно. Да и зиму я люблю в разы больше, чем лето, поэтому, выбирая между бесконечным летом и бесконечной зимой, я бы выбрал второе. Лена, кстати, наоборот. Она обожала жару. Для нее лето - это загар, голые плечи, пляж и река, а для меня: вечно липнущая к спине рубашка, постоянно жирное лицо, кровососущий гнус и многотонный огненный шар над головой, желающий выжечь мою сетчатку.
Я ответил Кате, что еще не уверен, смогу ли взять Степана и должен его сначала увидеть.
Завтра в 17.00, на Партизанской 25, удобно?
Лена же собиралась домой? Автобусы до ее городка ходили каждый час или около того, надо бы прежде узнать, во сколько она уедет.
Я написал, что отвечу ей завтра до обеда.
Хорошо, спокойной ночи.
Я такого писать не стал. Может за этим спокойной ночи ничего и не скрывалось, но я решил, что напиши я так и тут же на меня завели бы уголовное дело за флирт за спиной у спящей девушки. Лена бы вынесла приговор в духе: «Химическая кастрация с последующей классической кастрацией с помощью тупого хирургического инструментария. Чтобы наверняка!», а ее мама добавила бы, глядя на меня с тяжелой, проникающей в глубь души, улыбкой: «Чтоб наверняка...».    
До свидания, - ответил я Кате.
Лена начала собираться рано утром. Сразу после пробежки. Она возобновляла их каждый раз, как ощущала необходимость перемен. Наступление сезона перемен лето-2018 я увидел заранее. Она постриглась чуть короче, чем обычно. И цвет волос она выбрала кардинально отличающийся от предыдущего. Она говорила мне, что это за оттенки коричневого между которыми она выбирала, но я их определил как коричневый и темно-коричневый. Вроде бы там было что-то про кофе с молоком, но это не точно.
- Точно не поедешь со мной?
- Точно.
- Почему?
- Честно, я не хочу. Я лучше тут останусь. Может еще какая подработка найдется.
- Такое глупое оправдание.
- Согласен, но другого у меня нет.
- Ну, ты хоть проводишь меня?
- Конечно.
В двенадцать мы были на автовокзале. Каждую минуту к нему подъезжали пазики, за лобовыми стелками которых скрывались таблички с названиями деревень, которые я часто слышал за последний год. Этими названиями нас пугали. Говорили: «Не поступишь в ординатуру - отправят в деревню участковым работать». Говорили в деканате, на лекциях, даже общага сдалась под натиском слухов и приняла участие в пропаганде. Однажды нас собрали в конференцзале для встречи с главврачами тех самых районных больниц. Они привезли с собой, помимо вранья, презентации. Нас кормили досугом медработников: кружками по интересам, спортивным секциям, праздником топора и праздником Нептуна, которые уже двести лет отмечали в этих деревнях. Фотографии больниц показали только снаружи. Показали фото парочки новых аппаратов, в основном для записи ЭКГ. Когда кто-то попытался уйти с добровольно-принудительной конференции (может быть человек и не собирался уходить совсем, а просто хотел сбросить лапшу с ушей в урну, чтобы освободить место для еще одной презентации), выяснилось, что нас заперли в этом самом зале. После того, как конференция закончилась, нам сказали, что в коридоре нас будут ждать представители других больниц, с самыми заманчивыми предложениями. Похоже, я как-то слишком брезгливо посмотрел на эти брошюры, ведь человек по другую сторону стола сказал:
- Все равно вас заставят.
- Как вас заставили приехать сюда?
Он улыбнулся, но точно не потому, что счел это смешным. Уверен, он видел, как я попаду к нему в отделение и он мне это припомнит. Понаставит дежурств, даст на курацию какую-нибудь бабулю ста лет от роду, взрощенную на чистом воздухе и солнце, но такое же удовольствие мне обещала и ординатура в городе. Из мотивации был только миллион, который платили по программе «земский доктор», но с тем только условием, что мы отработаем там пять лет.    
- А что, Лен, - начал я, глядя на отходящие к деревням маршрутки, - может возьмем по миллиону и в деревню, а? Солнце, воздух, все дела.
- И вода.
- Что?
- И вода. Солнце, воздух и вода - так говорят. Не неси фигню, ладно? Я не в настроении.
- Почему? Едешь домой, увидишься с мамой, поешь домашней пищи. Радость же.
- Да, - сказала она и упала на пластиковое сидение в зале ожидания.
Я поставил рядом с ней сумку и прошелся до аппарата с кофе. Из одного и того же порошка, аппарат предлагал целую массу вариантов: эспрессо, американо, даже какой-то руссиано. Перечитал еще раз названия. Перечитал по слогам. Рус-си-а-но. От чтения по слогам желание брать руссиано пропало совсем.
Со спины подошли два охранника.
- Добрый день, куда едете?
- Никуда, моя девушка едет,  - я кивнул в сторону Лены, - я провожаю.
- Хорошо. Добрый день, куда едете, - спросили они уже двух парней из средней Азии, что стояли недалеко от меня. Они оба учились в медицинском, но на пару курсов младше. Их сумки досмотрели тщательнейшим образом. Не знаю, вправе ли это делать охрана автовокзала, но они выкладывали вещи на пол, точно так и положено.
Вспомнил, как однажды я гостил у родственников в Казахстане. Сама поездка особо не запомнилась, разве что инцидент на границе. Въезжал я на машине, ехал попутчиком. Ехал с другими студентами. Пока таможенник осматривал содержимое багажника, он решил поговорить:
- Откуда?
Мы ответили.
- А-а-а, - протянул он, глядя на клетчатые китайские сумки. - Домой, да?
- Я в гости.
- Понятно. Учитесь там, да? В России  учитесь?
- Да.
- Понятно. Где учитесь? - спрашивал он, глядя в открытый багажник.
Трое учились в политехе, только я в меде. Услышав это, он впервые оторвал взгляд о сетчатых узоров.
- А как ты с ними оказался?
- Приятели.
- Анашу везете, поди?
Мы насторожились. Нет, никто не провозил никаких наркотиков, тем более глупо было бы везти анашу в Казахстан, но в его голосе слышалась какая-то знакомая интонация, будто он знал что-то... точно как мама Лены. Мы поняли, что не следили за его действиями, пока он осматривал салон. Ко всем пришла одна и та же мысль. Молчание затянулось, водитель ответил:
- Нет. У вас там ее больше. На обратном лучше спросите. Вдруг повезем.
- Э, - таможенник улыбнулся, - заговариваешь, да? Так и так везете. Лучше сейчас мне отдайте, я никому не скажу, отвечаю.
- Ничего не везем.
- Э, ладно, - махнул он на нас. - Езжайте.
Пока мы рассаживались, на пятачок для осмотра подъехала вторая машина. Похожий на кусок айсберга белый лендкрузер с алмаатинскими номерами. Мы услышали, как таможенник сказал: «Салам алейкум, брат», затем что-то спросил у водителя. Тот протянул пачку сигарет, таможенник вытащил одну, еще одну спрятал в нагрудный карман. Пока водитель еще не спрятал руку с пачкой за тонированным стеклом, я успел разглядеть толстенный золотой браслет и печатку на среднем пальце. Лица водителя из-за тонированного лобового стекла не разглядел. Почему-то решил, что стекло еще и бронированное. С таможни он уехал раньше нас.
То, что меня не стали досматривать на автовокзале, наверное, было неким подобием той ситуации с белым лендкрузером. Только вместо салам алейкум, брат им хватило того факта, что мы с Леной имели славянскую внешность, в отличие от Алтынбека и Фарруха.
Охранники не имели никаких опознавательных знаков, говорящих о принадлежности к какой-либо структуре. Армейские боты, штаны «городской камуфляж» и черные майки. Да и выглядели они скорее как неонацисты, учитывая с каким трепетом они рассматривали вещи парней.
За обыском сумок Алтынбека и Фарруха следили все, кто вырос без телефонов. Для подростков, которые в телеграм-каналах могут найти видео с расчлененкой, какой-то обыск не представлял из себя ничего интересного: они так и смотрели в маленькие окна в огромный цифровой мир. Зато особо пристально за обыском следили пожилые женщины. Они быстро собрались в коалицию и перешептывались, строили догадки по поводу каждой вынимаемой вещи. Они навесили на парней ярлыки, как только те появились в зале ожидания. Темноволсый, кареглазый, худощавый - террорист! Наверное, также подумали и охранники. Самих парней я видел в соседнем общежитии, где жили биохимики, генетики и стоматологи. Террористов, насколько я знаю, туда не заселяли. На самом деле большинство ребят из среднеазиатских республик были куда трудолюбивее и культурнее местных. Наверное из-за того, что они пытались отличиться в новой для них среде, тогда как местным все это досталось по факту рождения. 
На радость парней и на беду бабулек осмотр закончился. Вещи охрана так и оставила на ближайших сидениях, что-то на полу и направилась в кафе.
- А телефон? - крикнул Алтынбек, спохватившись.
- Какой?
- У вас руке мой телефон, вы его из сумки взяли.
- Неужели?
Одна из бабушек, должно быть, выкидывала самые остроумные комментарии по поводу происходящего, иначе зачем бы остальные вновь столпились вокруг нее?
- Да, это мой телефон. У меня даже чек есть, - сказал Алтынбек и потянулся к сумке, но понял, что чек лежал где-то среди вещей, которые охранники разложили, как товар на рынке: в пыли и у всех на виду. - Сейчас, тут чек был.
Он стал перебирать одежду, его приятель помогал.
Охранники смотрели на это с хозяйской улыбкой. Найди они этот чек, ничего бы не изменилось. Они уже решили, что телефон - это их премия за бдительность.
- Вот он! - Алтынбек поднял мятую бумажку, будто Прометей огонь. - Вот же он! Видите? Тут все написано... - он прочитал модель телефона и цену, прочитал так будто думал, что охранники на самом деле не поняли, что забрали его вещь и тот час ее вернут, как прочтут то же самое на коробке, но они не читали.
- Нет, это не тот телефон, - сказал охранник. - Это мне друг подарил. Только что.
Бабушки оживились. Одна из них сказал, что стоило бы проверить коробку, вдруг там бомба.
- Вот же чек, прочитайте, что на коробке - все совпадает.
- Тебе-то откуда знать, коробка же у меня?
Алтынбек прочитал еще раз, охранник сделал вид, что читает название модели.
- Извини, очки дома оставил. Может ты прочтешь? - он протянул коробку второму.
- Тут написано са-а-авсем другое. Другая модель, парень. Ты, наверное, его оставил в бараке или где ты там ночевал.
Общага мединститута не наберет и одной звезды, но это все же не барак. А если и барак, то в точно таком же жил и я еще месяц назад.
- Я видел, как вы его взяли, - сказал я и отпил кофе. Он оказался горячим и я сморщился. Наверное, выглядело это так, будто я ожидал немедленного удара по лицу тяжелым ботинком.
Трудно сказать, кто удивился больше: иностранные студенты или охранники. И те и те смотрели на меня, не двигаясь.
- Тебя тоже досмотреть что ли? - спросил охранник с телефоном.
Я улыбнулся и вывернул карманы.
- Пожалуйста. Больше ничего с собой нет. Телефон у меня старый, да еще и с бесами внутри - вам, православным, не понравится.
Тут в беседу вступил мужик, который снимал деньги в банкомате неподалеку.
- Да в полицию надо звонить. Кто они вообще такие? Никаких опознавательных знаков нет, документы не показывают. Братки из девяностых очнулись. Такие как вы и держат страну на дне. Вы якоря, господа.
- Слышь... господин... - начал охранник, но не успел закончить. Один за другим на защиту парней встали все люди вокруг. Кроме тех, что изолировались от мира наушникам и телефонами. Охранники сдались, когда даже бабушки поддались общему настроение и натурально заорали на них за то, что те ограбили мальчишек. Заорали - это конечно громко сказано, но они говорили так громко, как могли, не стесняясь на эпитеты.
Охрана подошла к обворованным, не теряя хозяйского вида, хоть и ясно, что они сдались. Тот, что с телефоном взял чек и прочитал написанное.
- Точно, это ваш телефон.
Он протянул коробку. Я уж думал, что он выпустит ее в тот миг, когда Алтынбек протянет руку, но охранник честно дождался, когда тот возьмет коробку и отпустил. Показалось, что он выжидал чуть дольше, чем стоило. Зачем-то он смотрел в глаза Алтынбеку, но тот не поднял своих: ему важно было вновь ощутить коробку в руках.
- Будьте осторожнее, - сказал охранник, будто благодаря ему парни только что избежали опасности.
- Спасибо.
Охранники все же ушли в кафе, а парни сложили вещи обратно в сумки и вышли на улицу, к местам посадки.
- Зачем ты влез? - спросила Лена, когда я принес ей кофе. 
- Это же парни с соседней общаги. Не видела их раньше?
- Нет.
- Я точно их помню. Они всегда в «Магнолии» за столиком в углу сидели, возле телевизора.
- Ты же знаешь, что я туда не ходила. У них все слишком жирное и горячее.
- То, что надо для студента, разве нет?
- Нет. Что это?
- Капучино. Только он немного остыл. Или аппарат разбавил тебе кипяток, зная, что ты не любишь горячее.
- Не смешно, Саш. Он не горячий?
- Возьми и потрогай.
- Я не буду пить такой.
Я пожал плечами и выпил ее кофе тоже.
- Возьми мне что-нибудь другое.
- Нет, я второй раз не пойду. Почему бы тебе самой не посмотреть, что там есть, а?
Они не посмотрела. Отвернулась от меня. Еще и не в самую интересную сторону. Она смотрела на большое табло, которое должно было отражать прибывающие и уходящие автобусы, но оно замерло, судя по цифрам наверху, еще в апреле. Может быть даже не этого года. Я смотрел на людей в очереди к кассе. Из шести окошек открыты были два, а работало одно. К очереди подбегали опаздывающие и просили их пропустить. Опаздывали обычно дамы с детьми либо подвыпившие мужчины. Еще возле очереди ходил один человек, пол которого я определить не смог, да это и не важно в современном мире. Человек тот мог говорить с кассиром не наклоняясь - настолько невысоким он был. Он носил кепку, точно представитель банды острых козырьков, широкие штаны с двумя белыми полосками и резиновые галоши на босу ногу. Я не слышал, о чем он спрашивал людей в начале очереди, но когда он атаковал вопросами конец, я кое-что разобрал:
- Не курите?.. А до Белово как?... Буквально пару рублей... Собаку тут не видели?... А такси до Черема сколько будет?...
Вопросы были разными, исходя из них невозможно было определить приехал он в город или собирался уехать, ведь его равно интересовали как маршруты до деревень, так и такси в отдаленные районы города. Он подходил ко многим, но на него не обращали внимания. Люди вяло отбивались парой слов: «Не курю», «Не видел», «Не знаю», а отвечая даже не смотрели. Когда люди в очереди закончились, он подошел к выключенному табло и рассмеялся.
- Ну вот же! - он ударил себя по лбу. - Вот же Белово! Ладно, ладно...
Человек пошел вдоль сидений. Бабушки прижимали сумки, мамы брали на руки детей, мужики отводили взгляд, будто шел настоящий  прокаженный. А человек смотрел на них как на товар, как покупатель смотрит на прилавок с овощами. Он даже покусывал губу в нерешительности.
Лена заметила приближение человека в галошах и повернула голову в сторону от него. Я же до того увлекся наблюдением, что встретился с человеком взглядом. Он остановился передо мной, отпустил губу, которая тут же побагровела. Он смотрела на меня, пытаясь что-то сообразить. 
- Привет! - наконец, сказал он и протянул мне руку. Сказал так весело, будто мы с ним лежали на соседних койках в одном лепрозории.
- Здорово! - подыграл я ему и шлепнул по руке.
- Уезжаешь? - спросил он.
- Нет, остаюсь пока, - сказал я.
Он кивнул и отпустил мою руку. Ладонь его была сухая и жесткая. Рукопожатие оказалось крепким не по комплекции.
- Ну, да, - он опустил взгляд, - тут еще есть дела. Есть дела...
Человек потерял ко мне интерес и пошел в сторону кафе, откуда за ним уже следили охранники. 
- Пойдем, подъехал автобус, - сказала Лена и направилась к посадочной зоне.
Люди на улице прятались от солнца, и не выходили из тени козырька автовокзала, пока автобус не откроет двери. Для них это был сигнал к старту. Особенно спешили бабушки. Не знаю зачем, ведь места пронумерованы - никто не займет, а в багажниках полно места, хоть вези с собой всю рассаду. Мы сели на освободившуюся лавку и ждали пока основная толпа зайдет в автобус. За Леной приехал корейский автобус, который списали на родине. В России он обрел вторую жизнь и теперь доживал век, перевозя людей по дорогам, что вечно находились либо в состоянии ремонта либо в аварийном состоянии.
- Как думаешь, Лен, корейские автобусы в самой Корее пугают тем, что, если они будут часто ломаться, их отправят в Россию на междугородние маршруты? Я имею в виду, они бы этого боялись или жаждали себя испытать? Менталитет же другой.
- Ты это об автобусах?
- Ну да. Посмотри на наш пазик. Ему же лет тридцать уже, если не больше, а он все носится по этим ямам. Ну и что, что дверь сама открывается от тряски, и поручни давно посрывались, его это только красит, я считаю. Может их такими уже выпускают с завода - потрепанными. Или их натаскивают в каких-нибудь сибирских лагерях для маршруток, где сам маршрутчик должен сначала его объездить, как какого-нибудь мустанга.
- Даже не знаю, что сказать.
- Можешь сказать пока. Очередь заканчивается.
- Пока.
Прощальный поцелуй был сухим и безвкусным. Хоть целовались мы не раскрывая губ, во рту стало противно. Но это, наверное, от двух стаканов вокзального кофе. Может тем холодным кофе оказался руссиано.
В корейском автобусе окна покрывала тонировка. На всякий случай я помахал глядя в окно ровно посередине. Женщина проверяющая билеты махнула водителю, и автобус тронулся, посигналив на прощание. Я дождался, когда автобус скроется за поворотом. Подождал еще пару секунд, пока звук корейского мотора не исчез совсем и только тогда пошел обратно. На выходе таксисты встретили меня радостным: «Ке-е-емерово!», «Новоси-и-иб!», «Барнау-у-ул!». Человек в галошах стоял возле одно из них и что-то старательно объяснял, водя указательным пальцем по сухой ладони. Возле другого таксиста стояли две женщины: мама с дочкой, дочке чуть за пятьдесят.
- Настоящий грабеж! - кричала мать.
- Да я за столько могу столик в ресторане снять! - подкинула дочь.
Я хотел достать телефон, но различил вдалеке большой белый зад корейца, который поворачивал в сторону выезда из города. Дождался, когда он совсем исчезнет и тогда достал телефон. Автобус уехал с вокзала ровно в час. В час и две минуты, я написал Кате, что могу с ней встретиться в пять часов.
Когда я переходил дорогу к остановке, мимо проехало такси с двумя дамами, что до этого кричали о грабеже. Судя по недовольным лицам, поехали они не в ресторан.