Платеро и я. Цветочки

   Моей матери...

   Когда умирала бабушка Тереза, говорила мне моя мать, она агонизировала и бредила цветами. Не знаю, Платеро,  что была за связь с разноцветными звёздами моих снов тогда, когда я был маленьким ребёнком; я думаю, что всегда помню, что цветы из её делирия были вербенами: розовыми, голубыми, фиолетовыми...

   Я не вижу больше бабушку Терезу через разноцветные стекла решётки дворика, через которые смотрел я на голубую или кошенильную луну или солнце, упорно склоняющихся над небесного цвета кадками или над белыми бордюрами. И образ остаётся без лица - я не помню, каким оно было - и под солнцем августовской сиесты и в дождливую сентябрьскую бурю.

   В своём бреду, говорила мне мать, она звала неизвестного садовника. Кто бы это ни был, он, должно быть, нежно её пронёс по тропинке из цветков вербены. По этой тропинке она возвращается ко мне в моих воспоминаниях, что сохранили её в покое моих любезных чувств, даже если это полностью из моего сердца, словно в тех тонких шелках, которые она носила, усыпанных маленькими цветами, такими же сестрами упавших в огороде гелиотропов,  и мимолетных огоньков из детских моих ночей.