Продолжение 6. О маме, о детстве и о Камчатке

   Посёлок Каменское Пенжинского района, Камчатской области.

   Надолго маминого терпения жить в Куйбышевской области не хватило. Не та зарплата, не тот статус, всё чужое, дом съёмный, с удобствами на улице.

   Летом 1971 года мы возвращаемся на Камчатку.
В Петропавловск-Камчатский мы прилетаем втроём, живём в гостинице и ждём нового направления для мамы. Она рада, что вернулась и жалеет лишь о том, что потеряны все северные надбавки к заработной плате.

   Возвращение на материк было ошибкой. Придётся всё начинать сначала.

   За первые два дня пребывания на камчатской земле, Краснов успевает два раза прилично напиться. Мама уговаривает его отправиться на путину, заработать денег, чтобы компенсировать все расходы по возвращению. Как ни странно, но он соглашается. Мама покупает один билет на самолёт в Магадан, и вот мы уже в аэропорту Елизово, зорко следим за Красновым, чтобы он не передумал. Похоже, мы от него очень устали!

   Когда пассажиров увозят на автобусике в самолет, быстро с мамой выбегаем на улицу и, прильнув к кованному забору, сквозь его просветы внимательно смотрим, чтобы никто из пассажиров не повернул назад. Через какое-то, показавшееся очень продолжительным, время самолёт уходит на взлётную полосу, натужно гудит и вибрирует, словно набираясь сил перед взлётом. Наконец, подаётся вперёд, ускоряется и отрывается от земли... Он летит! Мы сделали это!
Смотрим друг на друга, улыбаемся довольно и... идём в кино! 

   Фильм называется «Александрия». По-моему, действие происходит в Греции. Неизгладимое впечатление произвёл на меня этот фильм. Богатая семья. Молодая и красивая мама по любви выходит замуж за не менее красивого мужчину, в которого влюбляется её дочь-студентка. Однажды, дочь подрезает тормозной шланг в автомобиле матери. Не сумев затормозить на горной дороге, называемой «серпантин», мать с автомобилем падают в пропасть...  А дочери надо с этим как-то жить...

   На следующий день мы получаем направление в посёлок Каменское и вылетаем туда местными авиалиниями. Я понимаю, что мама не собирается сообщать Краснову наше новое место жительства.

   Каменское... О, это уже был совсем другой посёлок, гораздо больше и современнее, чем те камчатские поселения, где мы жили с мамой прежде. Здесь есть даже двухэтажные, деревянные, квадратные дома на один подъезд каждый.  На площадке четыре квартиры. Совсем, как в городских пятиэтажках. В таком доме живёт одна из девочек с нашей сформировавшейся дружной четвёрки подруг.

   Её зовут Таня Чеботаева. Она беленькая, с пухлыми, красиво очерченными губками и красивой фигурой. Ещё в нашу четвёрку входят две Ольги, которые являются в плане внешнего вида полной противоположностью друг-другу.  Ольга Верхолёзова учится со мной в одном классе. Это пухленькая, очень миловидная с красивыми карими глазами девочка. Её мама работает заведующей поселковой аптеки. Аптека стоит по соседству с бараком, в этом же доме находится квартира, в которой живёт моя подруга.

   Вторая - Ольга Кулиш, высокая, худенькая, угловатая. У неё очки и лёгкие, светлые, волнистые волосы.  Обе Ольги дружили задолго до моего появления в посёлке, и они были из разных классов. Я училась с Олей пухленькой, а с Олей худенькой училась Татьяна, на один класс старше.

   Мне хотелось бы жить в таком двухэтажном доме, где живёт Таня, но на первое время нам дают комнату в том самом длинном бараке, по соседству со зданием аптеки. Эти бараки на Камчатке называют бичхоллами.  Чаще там селят одиноких сезонных рабочих, которые имеют обыкновение в свободное время пить водку и громко разговаривать. Длинный коридор и множество дверей, за каждой из которых самостоятельная отдельная комната. Но нам не привыкать. Мама и здесь наводит порядок: белит, красит,  и отделяет от комнаты с помощью штор небольшую часть для маленькой кухонки с электроплитой на небольшом столике, а напротив, за такими же шторами,  сразу за печкой, уголок для умывания и прочих нужд  с приспособленным  для этих целей ведёрком.

   В большей части комнаты по обе стороны окна встают две односпальные кровати.  Над спинкой одной из кроватей мама закрепляет на стену очень стильный электрический обогреватель стального цвета, узкий , круглый, напоминающий ракету, оба конца которой имеют форму конуса. 

   Через несколько месяцев в доме на три хозяина, прямо напротив барака, освобождается квартира.  Она маленькая, состоит из одной комнаты и кухни, потому что занимает площадь лишь одной четвёртой части дома. Позже я узнала, что половину дома с отдельным входом занимает семья из четырёх человек, а вторая половина дома состоит из двух небольших однокомнатных квартир, в одной из которых и селимся мы с мамой. Зато к этой небольшой квартире полагаются вполне большие «сени», в которых мы храним дрова и уголь для прожорливой печки. Там же поселяется в отдельном закутке и ведро для туалетных нужд.  Уборные в поселках есть, но бегать в них в сорокоградусный мороз зимой может только самоубийца.
 
   К слову сказать, барак сгорит не далее чем через полгода после нашего переселения. Полыхать он будет ночью, сгорит дотла, чем освободит обзор из наших окон на центральную улицу. 

   В поселке десятилетняя большая школа и отдельно стоящий двухэтажный интернат для детей. Дети в основном корякской национальности. Чувствуют они себя хозяевами жизни, потому как завидев нас, русских детей, начинали дразниться: «Русский-русский, жопа узкий!», что очень меня удивляло. Строение детей корякской национальности как раз и обнаруживало эту самую узкую означенную точку!  Русские же, наоборот, отличались прекрасно очерченными бёдрами и попой.

   В посёлке был очень хороший, новый дом Культуры, куда мы с седьмого класса повадились ходить на взрослые танцы, чем очень возмущали наших учительниц. Однажды нашей четвёрке поставили по двойке за поведение в третьей четверти за то, что мы не сразу отреагировали на требование покинуть танцевальную площадку и разойтись по домам.  Пока мы дотанцовывали танец с нашими кавалерами, одна из учительниц, брызгала слюной мне в спину,  и чуть ли не топала ножкой. Не помню, почему родителям до нас не было никакого дела, но на строгом поводке нас никто не держал.

   Нам повезло, что в посёлке вдруг оказалась балетмейстер из самой Москвы Алла Богдановна Беленькая. Она организовала танцевальный кружок при Доме Культуры,  и наша четвёрка тотчас же в него записалась . Алла Богдановна, познакомившись с нами, девочками, поближе, порою откровенничала, как со взрослыми. Рассказывала, что когда-то танцевала в знаменитом ансамбле «Берёзка», в доказательство чего демонстрировала печатную цветную открытку, где она возглавляла строй девочек в красных сарафанах, исполняющих знаменитый скользящий шаг.  Позже, там же, в Москве,  она учила девочек из богатых семей бальным танцам. Её муж был осуждён , будучи директором продуктовой базы,  за крупные махинации в торговле, отбывал наказание в наших краях, и Алла Борисовна иногда ездила к нему на свидание. Её сын и мама оставались в Москве. Как бы то ни было,  она была профессионалом, за короткое время сумела сделать из нашей четвёрки вполне приличных танцоров.

   В Доме Культуры к каждому празднику давался концерт, и на каждом концерте у нашей танцевальной группы было несколько номеров. Вспоминая, какие танцы-спектакли создавала эта женщина, спустя много лет, я переполняюсь гордостью, что танцевала под её руководством. Она заказывала для нас костюмы в городе Львов на специальной фабрике. Они стоили бешеных, по тем временам денег, но, видимо, культуре на полуострове Камчатка уделялось большое внимание, потому что кем-то всё это оплачивалось! Нам присылали специальные туфли для танцев с перемычкой на стопе; красные русские сапожки; великолепные, расшитые пайетками, русские сарафаны; под них шли шифоновые белые блузки, кокошники. Были очень красивые русские костюмы с юбкой-солнце длиной до колена, к ним шли жакеты с воланом-баской, которые застёгивались на спинке с помощью множества мелких пуговок воздушными петлями.

   Для испанского «Болеро» нам заказывались  платья в местном ателье из красного атласа, отороченного воланами из чёрного тюля. Для гуцульского танца мы сами шили верхние юбки, расчерчивали из на квадраты и закрашивали последние разноцветными красками. Так же поступали с очень длинным кушаком. Для солдатского танца из военной части, что стояла на сопке в подножии посёлка, нам привозили самые маленькие настоящие гимнастёрки и пилотки к ним. Гимнастёрки до концерта каждая из нас трепетно стирала собственноручно дома в тазике.

   Мы танцевали Русскую ярмарку, Венгерский танец, композицию «Ах,Самара-городок», солдатский танец ко дню Победы,  Польку, испанское Болеро, слова к той мелодии я помню до сих пор:

«Ночь над Севилью спустилась,
Благоухают цветы...
Вся я, мой друг, истомилась,
Ну же, скорей приходи!
Жду те-бя я
С нежной любовной песней,
И на площади до утра,
И на площади до утра,
До утра будем вальс танцевать!!!»,
и много других великолепных постановок.  Кроме этого,  каждой из нас придумывался сольный танец.

   Разучивая танец, получали какие-то знания о музыке, под которую танцевали. Например, что Хабанера - это не только кубинский танец, но и песня, и что венгерский танец в сольном исполнении моя подружка Таня исполняла под музыку Иоганнеса Брамса, это был Венгерский танец номер пять.

   А ещё мы ездили на гастроли, как настоящая танцевальная группа, по своему району. Побывали мы и у шефов, в военной части, где
после концерта  устраивались танцы.  Учитывая наш юный возраст и малочисленность( с собой взяли лишь самых старших) мы все были, как Наташа Ростова на своём первом балу. Алла Борисовна зорко следила за нами, но и сама принимала приглашение от смелых солдатиков и их командиров потанцевать.

   После танцев нас на машинах отвозили в посёлок. Солдатики спрашивали наш возраст, мы немножко привирали в большую сторону. Военная часть являлась шефами нашей школы, но никто из нашей четвёрки не ожидал, что однажды, готовясь отметить день рождения вождя В.И.Ленина, мы будем в холле школы репетировать торжественную линейку под вынос знамени и бой пионерских барабанов. Почему-то нас заставили надеть пионерские галстуки. Видимо, потому, что в комсомол нас еще не приняли, а значит обязали надеть галстуки.

   Впрочем, чувство неловкости испытали  лишь мы с Олей Верхолёзовой, потому что у наших подружек Тани и второй Оли на груди были комсомольские значки.  Мы маршировали по просторному холлу школы, похихикивая, когда в школу вошли наши шефы. Округлив глаза, они смотрели на девочек,  с которыми лишь пару дней назад танцевали медленные танцы после нашего выступления в их части.

    Никакого криминала в  нашем общении с солдатиками не было. То ли время было поспокойнее, то ли парни адекватными. Было много романтических историй школьниц с ребятами срочной службы в посёлке, но ни одной грязной за три года. А ведь это был посёлок, где все знали обо всех. У взрослых девушек были отношения с солдатиками,  о них ходили разговоры, но это не имело отношения к школе.  Мы же больше общались по телефону. Сам телефонный аппарат висел на стене в нашей квартире, и я разрешала подругам днём, когда мамы дома не было, тоже болтать с парнями.

   Благодаря маминой работе с появлением телефонной связи, в какой бы квартире мы не жили, в первую очередь нам устанавливали телефон.

   Когда я заканчивала восьмой класс, один очень высокий молодой человек сделал мне предложение уехать с ним в Рязань, на его родину и, по достижению моего совершеннолетия,  выйти за него замуж.  Он попытался озвучить эту идею моей маме,  но успеха не достиг. Однако, мама, для порядка ударив,  в целях воспитания,  меня шлангом слива от стиральной машинки, всё же посмотрела на меня повнимательней, а после очередного отпуска поменяла Каменское на Усть-Хайрюзово, посёлок пусть и поменьше, но зато без дислокации военной части, где  я и пошла в девятый класс.

   Я не ощущала ни мук от разлуки, ни от любви, потому что сердечко моё спало, никакие чувства меня не томили. Скорее, я просто тянулась за девочками, которые рассказывали о своих любовных грёзах, потому что не хотела прослыть не такой, как все.

   Впрочем, все мы были тогда фантазёрками! А ещё Серёжа Разин мне казался старым! Ему было почти двадцать четыре года, а мне лишь пятнадцать лет.

   На фото Каменское. Камчатка.
        (Продолжение следует)