Затишье перед бурей

http://proza.ru/2020/05/15/697
http://proza.ru/2020/06/25/589

Начало 30-х годов для семьи Шуркиных было довольно спокойным. Конечно, волжскую вольницу нельзя сравнивать с размеренной и скудноватой жизнью в Питере. Карточки отменили только в 35 году, а до этого только Кирилл, который работал на заводе, получал  рабочую карточку, а остальные считались иждивенцами. На рабочую карточку полагалось 800 г хлеба в день, на иждивенческие  -  300, тётке Антонины Владиславовны, которая заменила ей мать,  как лишенке, не полагалось ничего.  Лишенцами назывались граждане, лишённые избирательных прав, и вдова  царского генерала не имела прав абсолютно ни на что, даже на кусок хлеба.  Александр Васильевич был служащим и приравнивался к иждивенцам.  Таким образом, на семью из 6 человек получали 800+ 300*4= 2кг хлеба. В Балахне был сад, огород, корова, домашняя птица. Рыбы в Волге было не впролов, в лесах изобилие грибов и ягод.

В Питере пришлось всем затянуть пояса. Хлеб меняли на крупу или картошку, ели, в основном, супы и каши. Иногда удавалось порыбачить и как-то Кириллу попался невский лосось, килограмм на 5 - то-то было радости. По весне шла корюшка - небольшая серебристая  рыбка с запахом свежего огурца. Корюшка делилась на "холодную" и "тёплую" - ту, что шла сразу после ледохода, и ту, что шла "вторым ходом" уже в середине мая. Гурманы предпочитали "холодную", хотя "тёплая" была крупнее и жирнее. На мой вкус и та, и другая замечательно вкусны, особенно если их пожарить или замариновать. Главный недостаток корюшки, что заготовить ее невозможно - съедается сразу. Ловить корюшку было некогда и нечем, поэтому ее покупали, благо была очень дешева.  Дёшево стоила и вязига - сушёные хорды осетровых рыб, ее брали на пироги.  Ещё одним сугубо питерским продуктом были ладожские и онежские снетки - крошечные рыбки семейства корюшковых. Из свежих делали котлеты или запеканку с картошкой, а сушёные покупались мешками  на зиму - из них варили щи с кислой капустой.  В общем, с голоду не умирали, но и шиковать не приходилось.

Хуже было с одеждой. Промтовары тоже были по карточкам, а Кирилл вымахал до 186 см с 45 размером ноги, да и Георгий был не намного меньше ростом. Летом было сравнительно просто - парусиновые тапочки, которые для шика натирались зубным порошком, а зимой выручали валенки с галошами. За модой тогда было гоняться не принято, и в принципе все были одеты скромно, если не сказать бедно, в перешитые и заплатанные вещи.  Не знаю, по причине бедной юности или по складу характера, но папа всю жизнь был равнодушен к одежде. Заставить его пойти в магазин за обувью или костюмом было невозможно, и мама приноровилась покупать все без него, а потом неделями уговаривать померить и носить.

В 32 году Кирилл поступил в Ленинградский Университет на почвенно-геологический факультет. Первый год он учился на вечернем, но было ясно, что работать на заводе и учиться в университете в полную силу не получается. Со второго курса он перешёл на дневное отделение и стал получать иждивенческую норму хлеба. Сразу стало тяжелее сводить концы с концами. Но, как отличник с рабочим стажем, он стал получать повышенную стипендию и талоны на питание в студенческой столовой. Георгий тоже отлично учился и оба искали возможности подработать, так что худо-бедно выживали.

В университете папа сдружился с сокурсниками: Борисом Соколовым, Павлом Бойченко, Анатолием Котовичем, и после  первого курса они организовали бригаду "Белая роза" на практике в Саблино. Их дружба продолжалась всю жизнь, хотя со временем пути и разошлись: Борис стал палеонтологом, в последствии академиком АН СССР и Героем Соцтруда, Павел - грунтоведом, одно время руководителем кафедры грунтоведения  в ЛГУ, разработавшим  новые методы определения свойств грунтов; Анатолий стал геоморфологом, и к сожалению, погиб на войне; а Кирилл  выбрал петрографию - науку, которая рассматривает структурные, минералогические и химические особенности горных пород. О его достижениях я расскажу позже.

В университете большое внимание уделяли спорту и военной подготовке. Все мальчики и многие девочки умели стрелять, обращаться с противогазом, оказывать первую помощь, ходить на лыжах. Четвёрка друзей принимала участие в студенческих соревнованиях и по лёгкой атлетике, и по гребле. Хотя Финский залив и имел прозвище "Маркизова лужа", но ленинградцы, особенно молодёжь, любили кататься по заливу и на яхтах, и на каноэ, и на простых лодках. Погода в Питере может меняться очень быстро и однажды четвёрка попала в в настоящую бурю. Они вышли на четырех-весельной шлюпке ранним утром в середине сентября, но к полудню безоблачное небо стало затягиваться тучами. Ребята повернули в сторону гребной станции на Крестовском острове, но ветер с Ладоги усиливался, и волны разгуливались все сильнее. Им приходилось выгребать против ветра и волн и в какой-то момент стало действительно страшно - несмотря на все усилия лодку сносило все дальше в залив. Ребята решили плыть к ближайшему берегу и в конце-концов вышли на мелководье у Лисьего Носа. Было очевидно, что в этот день им до дома не добраться. Лодку вытащили на берег и нашли укрытие от дождя в каком-то полуразвалившемся шалаше. Ночь, конечно, помёрзли и проголодались, зато с рассветом погода опять изменилась и они благополучно вернулись  на станцию, где их не чаяли и увидеть.

Несмотря на не совсем пролетарское происхождение, а скорее благодаря тому, что о дворянстве не было никаких упоминаний в документах,  семья благополучно пережила репрессии. "Лишенка" Анна Георгиевна, вдова генерала Витковского, не считалась членом семьи, и была слишком стара, чтобы представлять хоть какой-нибудь интерес для властей.  Она скончалась в начале 1937 года. Ни "Кировский поток" 1935 года, когда  из Ленинграда  выселили 39 660 человек,  и ещё 24 тысячи были осуждены, ни "большой террор" 37-38 года Шуркиных не коснулся.

В 1935 году из дому ушёл Георгий - он закончил институт, женился и устроился работать на "Ленфильм." В 1938 получил диплом Кирилл и поступил на работу в трест "Союзслюдокомбинат" прорабом в поисково-разведочную партию. Месторождения мусковита в Северной Карелии известны с глубокой древности - слюду использовали для "остекления»  ламп, фонарей, маяков, и окон. Но в 30-е годы слюда стала стратегическим сырьём потому что  широко использовалась  в электро-, радио- и авиатехнике.  Поиск и добыча слюды на несколько лет стали главным научным интересом Кирилла - с 1939  года  он стал главным геологом Хетоламбинского рудоуправления, и после войны вернулся в Карелию, продолжал разработку методов поиска слюдяных месторождений.

Где и как познакомились мои родители я не знаю - вероятно в университете. Мама долго отказывалась выходить замуж официально - не хотела "портить мальчику жизнь". "Член семьи изменника родины" это было клеймо. Кроме того, она была старше, побывала замужем  и даже матерью. Но папа был настойчив и убедителен - если сменить фамилию, клеймо можно было снять. И наконец, уговорил - моя старшая сестра Люся родилась 21 апреля 1939 года.

Режим работы, сложившийся в те годы у папы оставался неизменным на десятки лет - с октября по апрель "камералка" - обработка данных экспедиций в Ленинграде, с мая по сентябрь - полевые работы. В 40м году мама вместе с Люсей поехали вместе с  папой в Карелию. Они жили на окраине посёлка Чупа на берегу Кандалакшского залива.

В апреле Люся перенесла тяжёлую корь и у неё отнялись ноги. Мама сомневалась, стоило ли ехать в сельскую местность, но папа убедил ее, что места там благословенные. Старинный поморский Чупинский погост впервые упоминается в 1574 году в письменах Соловецкого монастыря; тогда в нём насчитывалось 7 дворов с населением 10 человек. Считается, что название происходит от карельского чуппу — «угол, тупик»,  потому, что располагается в особом климатическом «углу». Сопки защищают Чупу от сильных ветров, но бриз с залива разгоняет комаров и мошкары, которые отравляют жизнь летом в Карелии. Чупинская губа  кристально чиста  – можно видеть как ходит по дну рыба и как ползают морские звезды. Я видела эту красоту в 1972 году -думаю, в 40м там было ещё лучше. В погожие дни мама  выходила с Люсей на берег залива, набирала морскую воду в тазик и ставила греться на солнце.  А пока вода нагревалась, зарывала ножки малышки в песок. Чуть отойти от дома, начинались заросли черники. Крупные ягоды величиной с мелкую вишню усыпали кусты так плотно, что листьев не видно. Мама вспоминала, как она ставила 15-месячную дочку к кусту черники, та аккуратно обирала все ягодки и кричала:"Сё!" и ее переносили к следующему кусту. Свежий воздух, морские и песочные ванны,  рыба, ягоды, иногда лесная дичь - когда у папы было время на охоту - к концу лета поставили малышку на ноги.

В то же лето в семье прибавился ещё один член. Хотя мама и не собиралась нанимать няню, но получилась так, что в то лето в Чупе осиротела 15-летняя девушка по имена Клаша. Она жила с отцом, мать давно умерла, а отец, напившись, упал на муравейник и муравьи объели ему ноги до костей. Его нашли на второй день и отвезли в больницу, но он не выжил. Клаша осталась совсем одна, и мама взяла ее в дом.  Она научила Клашу готовить и у той были планы пойти в кулинарный техникум, но все  планы изменила война. Клаша пошла добровольцем, скрыв свой возраст, сначала в банно-прачечный отряд, а потом перешла  на кухню. На фронте она встретила свою судьбу и после войны переехала с мужем в Тулу. Ее мечта исполнилась - она работала поваром. Свою дочь она назвала Людмила и считала нас своими родственниками до конца жизни.

Лето 1940 года было последним мирным летом, затишьем перед бурей.

Иллюстрация: мама в то лето

http://proza.ru/2021/05/27/215