Бог и библиотекарь 11 - Мытие и бытие

Францишек лежал в кадке с горячей водой и хотел кофе. Кофе не было. Была какая-то травяная эссенция со сложным вкусом – густая, темная, с тяжелым желтым осадком, в котором угадывался песок. Чем он и являлся, Францишек это проверил.

Напиток с добавлением песка – это, право, оригинально. Не более, чем отсутствие кого-либо, кто его принес в баню и подогрел, но все же.

Вещи продолжали являться сами собой в самый неожиданный момент, причем таким образом, что невозможно было определить, как именно они появляются. Некоторые же, например, грязная посуда, столь же скрытно и негаданно и исчезали. Хотя, Францишек это отметил, брошенный им на лавку огрызок яблока лежал там уже три дня и даже обзавелся подругой –скомканной салфеткой Starbucks, возможно, единственной в этом мире, случайно оказавшейся в кармане домашних домашних[1] брюк.

В любом правиле есть исключения, даже в этом. То есть где-то найдется правило, которое выполняется безусловно. И правило это – исключение среди правил! Кажется, мы с вами ничего не напутали?

Короче, сонм проворных и невидимых слуг, умевших иной раз закрывать глаза на происходящее, похоже, наводнял это место по уши. Хуже того, слуги эти, кем бы они ни были по своей природе, нисколько не нуждались в дверях, свободно проникая повсюду. Что также было проверено.

Но это отчего-то не вызывало тревоги. Францишек просто пребывал в состоянии перманентной оторопи, вобравшей в себя все остальные чувства. Тревога участвовала в общем коктейле, он был в этом уверен, просто ананасовый сок надежды с вермутом удивления все время с ней перемешивались, не давая выделить чистый вкус.

А еще эта желтая полоска в стакане напомнила библиотекарю шкуру Волса, по которому он, что совсем уж невероятно, начал скучать. Ящер был забавным. И казался больше человеком, чем эта леди…

Францишек, кстати, многажды пытался открыть тот люк, но у него ничего не вышло. Похоже, люк был слишком тяжелым. Чуть приподнимаясь после долгой борьбы, уже готовый сдаться, когда холодный воздух из подпола эхом тайны струился по ногам библиотекаря, он вдруг возвращался в исходное положение, потому что у старателя истощались силы. Картинка, на которой стройная леди откидывает его зонтом, так и стояла перед глазами у бедолаги, на корню уничтожая мужскую гордость.

Окно резко отворилось, стукнув рамой. Францишек дернулся, уронив стакан в мыльную воду, готовый к бегству. К борьбе он тоже готовился, но пока чисто теоретически.

Занимая весь оконный проем, внутрь просунулась голова лошади.

– Господи, Агата! Ты меня напугала.

Лошадь звали Агатой. Так было написано на висевшей в конюшне сбруе, в которой бы Францишек не разобрался даже под угрозой расстрела. Он знал, что огромное как манеж нечто с кучей ремней является седлом, но не определил бы без подробной инструкции, где у него перед, который должен (тут уж без дураков!) быть обращен к концу лошади, имеющему глаза и уши.

Агата сделала свое «пр-р-р-р…» черными губами и освободила окно. Иной раз она казалась разумной, но стоило так подумать, эта тварь откалывала что-нибудь этакое – вроде отнюдь не изящной штуки, которую лошади проделывают с дорожками.

В целом, что Францишека полностью устраивало, кобыла жила своей самостийной жизнью, оставаясь сытой, напоенной и ухоженной. Тонна на четырех ногах являлась там и тут по своему разумению, лениво щипала травку, ржала над обрывом, словно переругиваясь с подругой, на закате возвращаясь в конюшню.

– Ты совсем уже обалдел, с лошадью разговариваешь.

Францишек дернулся второй раз, но ронять было больше нечего.

В углу над на шайкой с замоченным кем-то веником парил Волс.

____________________

[1] Второе «домашних» не ошибка, но лишь уточняет происхождение, так как в сундуке Францишек обнаружил еще одни.


Далее http://proza.ru/2020/06/27/627