Невероятные приключения Ивана Забелина 2

Внимательно слушая рассказчика, я от непомерного интереса даже забыл про чай с бутербродом, и теперь торопливо прихлебывая, приготовился слушать дальше. А Иван Сидорович тем временем  продолжил.

    –   Откуда родом, молодец? Куда едешь? – услышал я вопрос еще одного из старцев, стоявшего ближе ко мне. В домотканной рубахе, подпоясанной кушаком, портках из холста, да лаптях-онучах, он показался мне моложе других: этакий озорной дедушка с хитринкой в серых сметливых глазах и ловких движениях, хотя внешне мало чем отличался от остальных.
    –   С Первопрестольной я, отцы, – деловито начал я, все больше входя в роль, сообразно обстановке. – Вот, был прикомандирован главным управлением войск НКВД на полугодичные курсы красных командиров, а теперь возвращаюсь на границу в город Брест.
    –   На заставу, стало быть едешь!? Знамо! И в старину наши прадеды на пожаре* службу несли. Только почему Брест, когда правильно Брест - Литовским именовать.
   –  Это когда было, отцы! Брест-Литовск еще при царе горохе был, а нынче сороковой год.
   –  А разве не Николашка всем хозяйством заправляет? – тут же поинтересовался другой старик с округлой бородой, низкорослый и коренастый.
   –  Так,  царя Николая еще в семнадцатом скинули, а сейчас Советская власть всем заправляет.
   –  Эко! Власть Савецкая, говоришь... Только нам все едино, лишь бы хлебушка родился да солнышко светило. Спаси, Господи, – произнес старец и перекрестившись двумя перстами, поклонился в сторону леса.

   *Заставу у древних руссичей называли пожаром.

   –  Тут мне все стало ясно: старообрядцы, видимо, давно связь с Большой землей потеряли.
   –  А ты, как попал сюда, служивый? – полюбопытствовал самый древний и, как мне показалось, самый главный старец, пристально разглядывая знаки на моих петлицах. (Как выяснилось, звали его Афанасием и было ему за восемьдесят). – Кто подсказал тебе, как к нам сюды добраться? Может ты, сынок, к нам на челне добрался? Тут Чухонка петляет, хоть и не велика речка, а со своими премудростями, к тому же обмелела в нескольких местах.
    –  Да нет, отец, до Никольской я на машине добирался, а там руки в ноги, захотелось погулять по родным просторам, ну и заблудился немного. Может, вы дорогу мне укажете?
   
Старцы переглянулись, видно уже тогда у них свои расчеты на меня имелись.
    –  Э-э, сынок, до ближайшей вески тридцать верст с гаком будет.
    –  Сколько, сколько? –  не поверил я (мне все казалось, что это все во сне со мной происходит).
   –  Да-да, сынок, тут лошаденка справная нужна, да еще проводник добрый, а иначе заплутаешь. А может,  останешься жить с нами? - неожиданно спросил старец. 
   – Ты мужик молодой и, как видно с характером, да еще служивый. Нам такие, как ты, ой как потребны! Ты крещенный?
   –  Крестили в малолетстве, только сейчас, отцы, это ни к чему.
   –  Ой-ой! Как бы тебе потом худо не было, сынок. Примешь веру нашу старообрядческую, пройдешь через все испытания, а затем свадебку сыграем. Девка у нас навыдане, Варварой кличут. Ой, добрая девка, ну, что солнышко лесное! Ласковая, уступчивая!
   –  Да нет, отцы, мне в срок на заставу вернуться надо. У нас строго с этим! А невеста у меня имеется.
   –  Да ты не спеши, служивый, а твоему начальству мы грамотку отпишем, так мол, и так, – настаивали старцы.
   
«Ну и дела»! – подумал я, только спорить со старцами не стал, еще обидятся. И тут же решил спросить насчет харчей: ужас, как есть хотелось. Деньги у меня были, только возьмут ли наши, советские? Вот в чем вопрос.
   –  Харчей, мы тебе дадим, – словно зная наперед, – молвил дед Афанасий и тут же повелел другому старцу, деду Онуфрию, принести небольшой холщевый мешок с запасами. — Чем богаты, сынок, тому и рады. Вот, откушай хлебушка нашего, не побрезгуй. Тут еще рыбка вяленая, да яйца свежесвареные.
   –  Спасибо, отцы! – поблагодарил я, очередной раз, дивясь тому, что мои мысли легко прочитали, – и тут же полез за деньгами,   А этим, сынок, не балуй – у нас не принято добро на червонцы менять. Пускай при тебе останутся, ышо пригодятся.
    
Взял я ломоть хлеба и тут же, нисколько не смущаясь присутствием старцев, с жадностью начал жевать. А деды стоят и, как ни в чем не бывало, смотрят, как я управляюсь.
   –  Добро, сынок! Крынка с молоком в бочонке с холодной водой стоит. Ты не спеши, поешь, как следует и прогуляйся: места у нас знатные, тут всякому сердцу раздолье!
И действительно все здесь завораживало: и этот косогор с видом на змеившуюся в низине Чухонку, и эти обширные луга с разнотравьем, и темно-еловый, застывший, словно часовой, лес под голубеющим августовским небом...
   
А потом я спустился в низину, туда, где Чухонка делала крутой изгиб, и пошел вдоль реки, пока не уперся в кряжистый дуб. На дереве я увидел множество ленточек, а чуть в стороне на небольшой возвышенности,  обнаружил сложенные в кучки камни. А еще тут были лабиринты, выложенные кругами из более мелких камней, имевшие, видимо, какое-то сакральное значение для старообрядцев. Все увиденное мной было в диковинку. Какой либо тревоги или беспокойства я не испытывал, лишь одно любопытство было да еще заметно возросшую за это время любовь к пращурам нашим. Это я сразу почувствовал, как только попал сюда.
   
Не помню, сколько времени я находился тут, только когда солнышко перевалило за полдень, и свет стал чисто янтарным, все вокруг показалось мне таким родным и близким, словно бы я домой навсегда вернулся.

   
Назад, в село, я возвращался через старицу реки, когда неожиданно встретил молодицу. Росточка небольшого, но с ладной фигуркой, волосы светлые, аккуратно зачесаны и большей частью упрятаны под платок. Лицо округлое с небольшими ямочками на щеках. Сама девица облачена в длинное льняное платье.
Я остановился, уж больно неожиданной была наша встреча. С минуту или более мы смотрели друг на друга, точнее смотрел я, девушка же тотчас опустила глаза... Нет, ее нельзя было назвать красивой, но и дурнушкой она не была. Одета просто, в ушах сережки, а на ногах плетеные онучи, но было притяжение какое-то, словами этого не объяснишь.
   -  Здравствуй, Варвара! – бодро сказал я и сделал шаг навстречу.
   -  Здравствуйте! – ответила девица.
   
Немного смущенная моим неожиданным появлением, девушка подняла глаза, и взоры наши встретились... Так, в полном молчании мы простояли несколько минут.
Глаза ее поразили меня необычайно: были они пронзительной синевы, в тоже время необычайно кроткие и ясные, как у лесной лани, и как мне показалось – очень большие. Я ее тогда про себя большеглазкой назвал.
   –  Ты что здесь делаешь, Варвара? Не боишься бродить одна? - поинтересовался я.
   –  Я не одна, а со Степкой! – молвила девушка, и тут же, окликнув кого-то, подняла руку.
    
Через мгновение с характерным шелестом откуда-то сверху свалился небольшой соколок, сев прямо на руку девушке. Варвара извлекла из нагрудного кармана прикормку, и соколок тут же склевал ее. Затем, покрутив своей хищной головкой взад-вперед, вспорхнул с руки и был таков. Но видимо недалеко улетел, так как всякий раз по команде возвращался к своей хозяйке.
   –  Вот так диво! – изумился я. – А друзья у тебя еще есть?
   –  Олешек, он тут неподалеку прячется, –  и  Варвара указала на лужайку, где пасся годовалый олененок. – А еще у меня  Марфутка есть.
   -  Марфутка! Это кто же еще? Подружка что ли?
   -  Собака.
   -  А, вот в чем дело! – засмеялся я. Ну, давай я тебя провожу, Варвара.
    
Девушка вновь одарила меня необычайно синими и ясными глаза, отчего мне стало и радостно и светло. Казалось, тихое ровное мерцание исходят из этой завораживающей глубины. «Да в этом бездонном омуте утонуть можно!» – невольно подумал я и спохватился: не хватало еще  влюбиться в эту лесную красавицу.
Проводив девушку, мы расстались. На ночлег я разместился у деда Тихона. Но прежде мне пришлось немного повозиться с печкой, пока разогревался ужин. Довольно вкусными и сытными были щи и каша.
      
   
На следующее утро я спросил у Тихона работу и тот, словно бы зная все наперед, сказал что делать. Меня уже не удивило это «ясновидение», видимо тут все старообрядцы легко мысли читают, окончательно решил я и тут же, засучив рукава, принялся за работу.
Пока носил воду и колол дрова, из головы не выходила Варвара. Ну как же так, думал я, такая девица и живет в глуши. О чем думают эти старцы?
    
И снова, ближе к вечеру, я встретился с Варварой. Мы ходили с ней к реке и наблюдали за всем, что происходило. Видели летящую в небе стаю лебедей и охотившегося за перепелами коршуна. А потом, перед самым закатом, приметили стаю серых журавлей. Было видно, как опытные птицы учили молодняк к предстоящему перелету в заморские земли. Затем журавли сели за рекой в низине и устроили там целый переполох с журавлиными плясками. Это было настолько забавно, что мы с неподдельным интересом, не отрывая глаз, следили за происходящим. Старые опытные журавли, как и положено, наставляли молодых: неистово курлыча, махая крыльями и подпрыгивая, кивая при этом головой. Журавлиный гвалт был слышен на километры и, должно быть, потревожил всех в округе. 
   
В этот момент я посмотрел на Варвару и прочел в ее глазах невыразимую тоску, поразившись быстрой перемене ее настроения.
   –  О чем думаешь, Варя?
   –  Так, о разном, – совсем по-взрослому молвила девушка, очередной раз, распахнув свои пронзительной  синевы очи.
   –  И все-же?
   –  Думаю о том, что впереди зима...
   –  Скажи мне, ты не жалеешь, что живешь здесь одна вдали от всех? –  поинтересовался я.
   –  Нет, мне здесь спокойно. Скоро приедет тетка и заберет меня с собой в Ягодную.
   –  Это далеко?
   –  Верст двадцать с гаком.
   –  Я рассмеялся.
   –  Ты почему смеешься? –  с едва заметной обидой поинтересовалась девушка.  –  Я что-то смешное сказала?
   –   Нет, но у вас тут все говорят «с гаком», вот мне и стало смешно.
   –   А ты, Иван, женат? – неожиданно поинтересовалась Варя.
   –   Нет,  хотя подруга  имеется, только мы еще ничего не решили, хотим чувства наши проверить. А ты почему спрашиваешь?
      
Девушка немного смутилась, затем произнесла:
   –   Я подумал, что ты скоро уедешь, и все будет, как прежде.
   –  Уеду Варвара, по предписанию мне уже скоро нужно явиться в расположение своей части.
Девушка замолчала, и это молчание начало угнетать меня так, словно я чем-то обидел ее.
   –  Скажи, вот тебе пятнадцать, и ты наверняка думаешь о  замужестве. Наверное, у тебя жених есть?
   –  Есть. Его Игнатием кличут.
   –  Это хорошо. Он, наверное, молод и силен, как все здешние старцы?
   –  Нет, он старше меня на восемнадцать лет.
   –  Вот это да! – Удивился я и присвистнул, но видя, какое впечатление произвела на девушку моя реакция, поправился: – Ну, бывает. Наверное, твой Игнатий человек хороший.
    
Девушка подняла  на меня свои большие, словно блюдца, глаза и молвила:
   –  Не хочу я выходить за него, не люб он мне.
   –  Вот те раз! Говоришь, суженый есть, а замуж за него идти не хочешь.
   –  Не хочу...
Какое-то время мы сидели молча, созерцая тихое августовское небо и окрестности. Мы вновь попытались завести разговор, но он не клеился и тогда я проводил Варю домой. 

Прошло еще несколько дней. За это время я помог старцам уложить сено в скирды, поправить изгородь и крышу в хлеву, где скотина стояла. Благо всему этому меня научил мой дядя, Егор Трофимыч, когда на лето,  к нему с сестрой приезжал...
Все это время мы, не сговариваясь, встречались с Варварой и, как заговоренные, взявшись за руки, шли к реке. Варя плела венки из луговых цветов, примеряла их на меня, улыбалась с потаенной улыбкой и даже шутила, сравнивала меня с Лелем, потом снова принималась за работу. Мне было хорошо и спокойно с этой милой и простой девочкой. Думаю и она испытывала нечто схожее. Надо отдать должное старцам: все это время они знали про наши свидания и ни разу не вмешались, видимо на это были особые причины.
    

И вот наступила пора прощания. Еще накануне старцы устроили мне экзамены, долго распрашивали, какого я рода и звания, каким оружием владею и что думаю о Варваре. Я отвечал предельно кратко, по-военному и, кажется, мои ответы понравились старцам.
Чуть позже я вновь встретился с Варей. Впервые я увидел ее такой задумчивой: бледное личико сосредоточено и в тоже время, девушка была чем-то расстроена. Я пытался вызвать ее на откровение, но она уклонялась от ответа. Неожиданно девушка подошла вплотную и пронзительно посмотрела на меня. Я оцепенел: очи ее, словно бесценные роднички, светились потаенным блеском и были необыкновенно хороши, излучая тихий небесный свет.      
    –  Иван, пообещай, что не будешь смеяться?
    –  О чем ты, Варенька? –  вопрошал я, и в знак доверия взял девушку за руку.
    –  Ваня, ты очень-очень нравишься мне. Правда...
Я пристально посмотрел в глаза девушке и увидел в них нечто сокровенное. Нет, я не мог, так сразу, признаться ей в своих чувствах, ибо понимал, что не волен в своих решениях.
    –  Но ты совсем меня не знаешь, милая! И потом, я скоро уеду. Уеду навсегда и мы вряд ли с тобой увидимся. 
    –  А ты не спеши уезжать, поживи у нас еще немного, попривыкни.
    –  Ты говоришь совсем, как ваши старцы.
    –  А что в этом плохого? – с вызовом произнесла Варвара и в ее глазах заблестели слезы.
      
Я не знал, что сказать девушке, ибо сам испытывал нечто похожее. В тоже время мне не нравилось, что на меня давят. Как и всякий мужчина, я ценил своей свободой. «Они все тут, что-ли сговорились? Окончательно решили меня в староверы записать да еще женить на местной красавице», –  подумал я и вспомнил разговор со старцами. – А может все это сон, и стоит мне уехать отсюда или... проснуться, как все станет на свои места».
    –  Варвара, понимаешь, милая,  как бы это сказать тебе, – осторожно начал я, – и для убедительности еще крепче сжал ее маленькую пухлую руку. –  Ты мне нравишься, но оставаться здесь не могу, не имею права. Я  офицер погранвойск и давал присягу.
   –  Я гадала, – словно бы не слыша сказанного, – произнесла девушка.  –  И видела нас вдвоем, нам было хорошо.  А потом ты обернулся в голубя и  поднялся высоко-высоко в небо.
   –  И что все это значит?
   –  Мы будем вместе какое-то время, а потом, ты уедешь на свою заставу и мы долго, очень долго не будем видеться.
   –  Глупенькая, разве можно все знать наперед?
   –  Можно.
    
Я замолчал. Мне не хотелось вводить девушку в искушение, тем более, что я уже все решил и должен в самое ближайшее время покинуть эту забытую богом и людьми деревушку.
И все-таки я задержался еще на один день, а потом, ближе к вечеру начал собираться в дорогу. Старцы и этот раз не перечили мне, словно понимая, что меня не переубедить. Один из старцев, кажется, это был дед Макарий, о чем-то долго говорил с Варварой и когда он ушел, девушка была сильно смущена.
    
Накануне, перед самым отъездом, ко мне заглянула Варвара и мы снова пошли к реке, чтобы полюбоваться закатом. Пролетавшая над водой стая лебедей, огласила окрестности трубным кличем и мы, не сговариваясь, повернулись друг к дружке. Я почувствовал в своем теле необыкновенную дрожь, но по сравнению со мной еще больше волнение испытывала Варвара. Девушка смотрела на меня испытывающе и я не мог устоять. Все это время мы были близки, но не настолько, чтобы потерять контроль над собой. Этот раз все было по-другому и я, не сдержавшись, поцеловал Варю в в широко раскрытые губы. Это был сладчайший поцелуй. Потом, подхватив девушку на руки, я  унес ее к стогу сена...
 
Ближе к утру нас разбудили старцы. Меня тут же скрутили, навешав тумаков, и повели со связанными руками к месту, где обычно собирались на Вече. Разгневанные старики все время о чем-то спорили и не злобно ругались, я не корил их: сам виноват, что допустил такое, и если виноват  –  понесу заслуженное наказание.
В обед меня навестил старец Макарий, он устроил мне настоящую взбучку, когда высказал все, что было у него на душе:
    –  Срам то, какой! Такого еще люди не видывали! Она же еще дитя неразумное, доверилась тебе, как ты мог!?
Я  молчал. Мне нечего было сказать в свое оправдание. Так я пробыл под замком в амбаре целый день. Потом пришел Дед Афанасий и твердо сказал:
    –  Ты останешься здесь, так решили на Вече, а потом ты обручишься с Варварой.
    –  Но я не могу оставаться здесь! – с гневом воскликнул я. – Да, я виноват, и признаю себя виновным. За это время я сблизился с Варварой и, кажется, полюбил ее. Даю слово, что вернусь позже,  и  женюсь на девушке.
      
Афанасий посмотрел на меня пристально, а затем сказал.
    –  Ты останешься здесь и будешь делать то, что мы скажем.
    –  Но у меня совсем нет времени! Послезавтра я должен явиться к месту службы. Иначе трибунал, суд!
    –  Я все сказал. Жди. – отрезал Афанасий.

Я переживал неимоверно и прежде всего за Варвару: бедная девочка, что теперь будет?
Рано утром ко мне наведалась Варя. Она была бледна, как никогда.
    –  Ты должен уехать отсюда немедленно, – решительно произнесла девушка.
    –  Как? Чем я буду добираться?
    –  Пойдешь к реке, там за мостком привязана лодка. На ней до селения часа два ходу. Ты сильный, сам управишься.
    –  Но старцы говорили, здесь верст тридцать с гаком.
    –  Старцы всегда так говорят. –  Затем девушка  освободила от веревки мои затекшие руки. –  Возьми в дорогу это, –  и Варвара сунула мне в руку холщевый мешок с едой.
    –  Я пообещал, что обязательно вернусь и крепко прижал девушку к груди. Она плакала...
    –  Тебе пора. Старцы не хотят, чтобы ты уезжал. Наш род вымирает. Остались только старики, а то все стареющие бабы. – При этом девушка перекрестила меня. А потом мы крепко обнялись.
      
Рассказчик замолчал, в глазах у него стояли слезы. Через минуту он  продолжил:
    –  Уже после войны я посетил эти глухие места. Я встретил только старого облезлого пса и двух бродячих кошек. Мне удалось добраться до памятной деревушки. Там я встретил старожилов, но они не стали со мной общаться, пока не приехал староста. Он мне и поведал все:
     «Варвара долго болела, все время ждала весточку от тебя. – А ведь я писал ей регулярно. Видимо, письма мои где-то затерялись... – Когда девушке стало еще хуже, к ней приехала знахарка. Она долго качала головой, а потом изрекла: Жить ей осталось немного. Прощайтесь...».
   
    Я видел, как по щекам рассказчика покатились тягчайшие слезы. Этот немолодой, убеленный сединами человек, так и не смог смириться с утратой своей самой страстной и верной любви.

               
               
                Ноябрь 2016 г.  Январь 2017 г.