11. Белый Яр

Острые пики заснеженных елей по берегам реки только начали проявляться на предрассветном небе, а обоз уже заехал за поворот Оби и Тундринское, куда смотрел Алексей, скрылось  из видимости. Обоз вёз на продажу двухпудовых осетров, нельму, муксуна, оленье мясо, шкуры, меха лисиц, соболей, малицы, кисы, а для корма лошадок - сено.

Командовал обозом ижемец Спиридон – рослый плечистый мужик с голубыми глазами, быстрый и ловкий в движениях. Да и обозники были в основном ижемцы и коми-зыряне, ещё век назад переселившиеся из-за Урала, и основавшие несколько поселений в нижнем течении Оби от Обдорска до Мужей. Все они были молчунами и старообрядцами, хотя и не забывали старую веру – язычество.

 В историю, случившуюся с Алексеем, посвящён Семёном Ильичём был только Спиридон, знавший и уважавший Шевелёва десяток лет. Оплаты за провоз его до Сургута он не потребовал.

Хотели остановиться на ночёвку в Пилюгинке. Уже в темноте, подъезжая к деревне, услыхали редкие выстрелы, брёх собак и женские крики. Решили не останавливаться. Спиридон скомандовал обозу принять влево и въехать в одну из проток. Костров разводить не стали. Перекусили строганиной, кое-как, кутаясь в тулупы и зарываясь в сено, подремали, и ещё до рассвета тронулись дальше.

В полдень обоз остановился в Белом Яру, где была пристань, амбары и склады. Речной залив - затон около пристани весь был заставлен баржами и пароходами, до весны вросшими в лёд. Алексей среди судов заметил и знакомый силуэт «Пермяка».

Поблагодарив и прощавшись с обозниками, Алексей направился к пароходу, рассчитывая узнать у старого машиниста дяди Вани где находится Крушевецкий. За время проведённое в Тундринском у него отросли русые  усы и бородка. Да и одежда – рваный в некоторых местах тулуп, валенки, войлочная шапка – магерка на голове, холщовая котомка на верёвке через плечо, вряд ли способствовали узнаванию его матросами и офицерами, с которыми он начинал плавание из Тобольска. В котомке, которую ему дала сердобольная Мамониха, были личные вещи, письма, фотографии Глеба и сухари.

Со стороны русла реки вдоль борта «Пермяка» были спущены брёвна. Ступая по ним, Алексей добрался до колёсных плашек, и, держась за них, пробрался на палубу. Валенки его ступали мягко и бесшумно. Алексей прислушался. Из внутренностей парохода до него доносились стук железа об железо и невнятный говор.
 
Алексей почти час прятался в закоулке под лестницей, шедшей в машинное отделение. Наконец металлическое бряканье и негромкие фразы завершились и вверх по лестнице прошли двое. В последнем, по походке, он узнал дядю Ваню.
 
Пользуясь ранними сумерками, оставаясь незамеченным, Алексей шёл за старым машинистом и его спутником, обходя сараи и склады, пока они не вошли во двор одной из дюжины небольших избёнок. Засветилось маленькое оконце. Алексей подошёл ближе пытаясь заглянуть в окно. Залаяла собачонка, почуяв постороннего человека. Из распахнутой калитки раздался звук взводимого затвора. Голос угрожающе произнёс:

- Чё надо. Щас пальну.
- А дядя Ваня Шумаков у вас. Мне бы с ним поговорить.

Через пяток минут за самоваром Алексей рассказал о своих приключениях. Хозяин избы – Кузьма Стриганов, работающий машинистом на пароходе, стоящем по соседству с «Пермяком», долгое время молчал, а потом сказал:

- Потеряли люди страх господень. Весь этот шурум-бурум - наказание за грехи людские.
- А где Крушевецкий? - спросил Алексей у дяди Вани.
- Все они ушли в Сургут.
- Далеко-ли Сургут?
- Вёрст семь, - ответил Кузьма.
- Завтра пойду туда, - сказал Алексей.

Утром в речной посёлок Белый Яр вошёл отряд красных под командой какого-то Арсения. Новость эту принесла Настасья – жена Кузьмы, ходившая по воду к реке. Ещё она сказала, что красные будут проверять все дома, выискивая белых офицеров, сопровождавших какой-то ценный груз на пароходе. Об этом судачили бабы, с утра ходившие к проруби за водой.

В самом деле. Не успел Алексей одеться и взять свои нехитрые пожитки, как залаяла собачонка. В калитку, сорвав пе;тли, вошли двое. Шедший впереди, ощерившись щелястым ртом, выхватил наган и всадил в четвероногую охранницу две пули. На выстрелы и последние звуки поскуливания выбежал Кузьма.

- Ну, кого у себя припрятал? Соседи сказывали гости у тебя, - сказал стрелявший.
- Да это свояк с племяшом в Сургут шли. Вот по пути и наведались.
- Пущай тУгаменты предъявят.
- Да ладно Захар. Чё они тебе дались. Будут чё ли беляки в такой халупе ночевать. Там наверняка  клопы с потолка да по стенам. Они уж давно в Сургут подались, - сказал второй вошедший во двор с винтовкой через плечо.
- Не встревай Ромка. Пущай кажут.

Ни у Шумакова, ни у Варенцова паспортных книжек, не было. Дядя Ваня держал его в шкафчике с аптечными средствами в машинном отделении парохода. Паспорт же Алексея, по распоряжению полковника Кислова, вместе с документами и вещами расстреляных в Бронниково, сожгли.

- Нут-ка глянем, чё это за птицы такие, - открывая Мамонихину котомку, сказал щербатый Захар.
- Ух ты. Здрассьте ваше благородие, - с издёвкой сказал щербатый, разглядывая фотографии Глеба.
- У меня с глазами чё-то. Нако Ромка почитай, чё в письмах-то прописано, - попросил цыганистого Романа Захар.
- А читать чужие письма не хорошо, - не выдержал Алексей и тут же упал на крыльцо избы, получив удар рукояткой нагана по голове.
- Шлёпнуть бы на месте без разговоров, да с товарищем Арсением покалякать тебе придётся.

Алексея, дядю Ваню и Кузьму отконвоировали на дебаркадер. Сначала на допрос вызвали Стриганова. Потом Шумакова. Обратно ни тот ни другой в каюту, где их держали под стражей, не вернулись. К вечеру пришла очередь и Алексея. Его ввели в просторную каюту, освещённую керосиновой лампой. Видимо раньше в ней работал хозяин дебаркадера – какой-то купец. За столом сидел человек с внешностью Джона Сильвера из «Острова сокровищ» Стивенсона, как мысленно представлял его Алексей. Маслянистые чёрные глаза слегка на выкате. Также маслянистая, слегка волнистая, тронутая сединой шевелюра и такая же бородка с усами, украшала полноватое, в некоторых местах рябое лицо. Не хватало только массивной серьги в ухе.

- Наверное, это и есть товарищ Арсений, - подумал Алексей.
 
-Ты, сопляк, кто такой? Воевать против народной власти собрался?- не предлагая сесть, спросил Сильвер.

- Я гимназист из Тобольска. Звать меня Алёша Варенцов, - ответил Алексей, догадываясь, что ранее Кузьма и дядя Ваня могли рассказать про него. Он понял, что нужно придумать что-то близкое к правде, но в тоже время такое, чтобы никто не мог проверить. Он вспомнил про одно из писем Бориса, доцента теперь уже Петроградского университета о том, что летом он должен ехать в эти края.
 
- Ну, Алёша, рассказывай, что ты тут в Белом Яру делаешь?
- Маменька расстраивается очень. У неё больное сердце.
- При чём здесь твоя маменька?
- Старшего брата Бориса в экспедицию из питерского университета в эти края направили. Раньше письма от него приходили. Потом перестали. Вот мы с братом и поехали его разыскивать.
- Что за экспедиция? Да и почему в твоей сумке оказались фотографические снимки и письма какого-то офицера?
- Да это мой брат Глеб. Его убили в Тундринском, а я заболел. Вот его вещи у меня в котомке-то и хранятся. Что я маменьке расскажу, - сквозь проступившие на глаза слёзы ответил Алексей.
- Как убили? Кто убил? – поинтересовался Сильвер.
- Не знаю. Я как раз болел. Не в сознании был. Мне потом батюшка Хрисанф вещи отдал, - ответил Алексей.
- А этот Глеб, брат твой, он в белогвардейцах?
- Нет. Эти фотографические снимки с германской войны и письма тоже. Он в конце семнадцатого ещё вернулся домой.
- А Борис. Что за экспедиция? Что ищёт?
- В письмах он писал, что ищут они редкие виды растений, которые кроме севера нигде не растут. А ещё изучают пастбища оленей.
- А паспорт где и брата?
- Не знаю. Пока не заболел, у брата был. Отец Хрисанф из Тундринской церкви мне отдал всё, что осталось после смерти Глеба.
- А что он рассказывал про смерть твоего брата?
- Сказал, что был какой-то пароход с офицерами. Скорей всего они его и застрелили.
- Ладно, гимназист. Посиди-ка ты ещё на дебаркадере. Ты нам ещё можешь пригодиться, - завершил допрос Арсений.

Алексея сопроводили и закрыли на замок в той же каюте, в которой он был перед допросом. Неизвестность его дальнейшей судьбы пугала. Надо было что-то делать, а не сидеть в холодной каюте, ожидая неизвестно чего, что могли предпринять в отношении его люди, которых он ранее не знал. Алексей достал из валенка орден Глеба и попробовал отковыривать оконную замазку углом креста. На холоде замазка стала ломаться небольшими кусочками. Провозился он с ней часа два. Потом Алексей принялся с помощью ордена отдирать внутреннюю раму окна каюты. На холоде пальцы его одеревенели и плохо слушались. В конце концов, по его представлениям уже глубоко за полночь, ему удалось вытащить стекло из окна.

- Да здравствует свобода, - прошептали его губы.

Что делать дальше. Торба его осталась в каюте Сильвера. Куда идти Алексей не знал. На небе виднелся молодой месяц. Мерцали, переливаясь светом звёзды. Немного постояв, он решил идти по реке в сторону Сургута. Преодолевая чувство голода, и стараясь держаться правого берега реки, Алексей двинулся в путь. Направление держал на созвездие Ориона или по-поморски, как он вычитал в книжках, Лебедя. Идти было не трудно. Снега было на льду по щиколотку. Через пару вёрст протока, по которой шёл Алексей, раздвоилась, потом ещё раз.

 Вдруг обе его ноги оказались чуть ниже колен в воде. Это была коварная наледь, образованная постоянно прибывающей водой из прибрежных речушек и многочисленных ручьёв. Валенки мгновенно промокли. Наледь была небольшой, но преодолев её, взламывая тонкий ледок, Алексей ощутил на ногах тяжёлый груз. На мокрые валенки с каждым шагом всё больше и больше налипало снега. Через некоторое время он понял, что серьёзно влип. Стояла глухая ночь. Спичек у него не было. До жилья он к рассвету вряд ли доберётся. Звать на помощь бесполезно, да и опасно.

- Надо было оставаться на дебаркадере, - подумал он.

Следующая мысль была:

- Если остановиться, замёрзну.

И Алексей, преодолевая страх неизбежной гибели, продолжал идти, если это можно было назвать ходьбой. Никакой надежды, сделать ничего нельзя. Медленно тянулась декабрьская безжалостная ночь. Потом он стал останавливаться. Ещё через какое-то время он уже стал передвигаться на четвереньках. Так ему казалось даже легче. Но вскоре в валенки и в рукавицы набился снег. Он потихоньку таял, доставляя ему мучения. В конце концов, Алексей не выдержал и лёг на снег. Его бил озноб. Потом стало теплее.

 Периодически он начал терять сознание. Потом ему стала сниться матушка, отец, сестра, братья, их дом в Тобольске и даже Анфиса Колмакова, которая грозила ему розовым пальчиком, когда после бала он, провожая, попробовал её поцеловать. От этого пальчика Алексей вздрогнул, стряхнул с себя снежинки предутреннего бурана и попытался продолжить путь. Так продолжалось ещё какое-то время. Потом он впал в забытьё окончательно.