На конкурс Морская история 3 внеконкурсная

ЗАБЛУДИЛИСЬ В ОКЕАНЕ

Переход в открытом океане с нашего корабля на американский.
(Отрывок из воспоминаний об экспедиции "ТРОПЭКС-73")

     Утром всё началось, как обычно. Завтрак, сбор в лаборатории и постановка задачи на серию измерений. Только я уже не получал заданий и практически не участвовал в их обсуждении. Отрезанный ломоть, мысленно я постоянно уносился в ближайшее будущее, пытаясь угадать, что оно мне преподнесёт. Чтобы не мешать друзьям и не отвлекать их от работы своим задумчивым видом, я ушёл на корму и присел на кнехт, приняв позу роденовского «Мыслителя». В этой позе меня и нашёл Михалыч. Он помолчал немного, потом спросил:

     -  Ну, что тебя беспокоит?

     -  Да ничего конкретно! – ответил я, – Просто не представляю, как я там буду общаться.

     -  А ты сначала помалкивай и просто отвечай на вопросы! – сказал Михалыч – Потом привыкнешь, и сам уже будешь спрашивать.

     -  Да я понимаю! – промямлил я.

     -  Кроме того, ты там будешь не один! – добавил он – С тобой будет наш представитель. Со всеми вопросами обращайся прямо к нему!

     -  Понял! – ответил я.

     -  Ну, а раз понял, то иди, собирайся! Катер уже пришёл.

     -  Как? А я и не заметил!

     -  Иди, иди! Трап с другого борта, а они скоро отваливают.

     И я помчался в каюту за мешком. Прихватив рюкзак, я заскочил в лабораторию и попрощался с ребятами. Славка вызвался меня проводить.

     Мы вышли на верхнюю палубу к трапу. Внизу был пришвартован катер, в котором сидел улыбающийся матрос. Я попрощался со Славкой и спустился к воде. Забрался в катер и уселся на кормовой банке. Матрос сказал «Хелло!», а я почему-то ответил ему «Хау ду ю ду!». Матрос рассмеялся и сказал: «Ай ду ит велл!», что означало, что он делает это хорошо. А я решил помалкивать и только отвечать на вопросы. Правда, вопросов никаких пока не поступало.

     От нечего делать я вертел головой, рассматривая борт «Королёва» с необычного ракурса. Потом огляделся вокруг и… не нашёл «Рисёрчера»! С уровня воды, да при значительном волнении видны были только пенные барашки. Качало весьма чувствительно, но я с удовлетворением думал, что меня, как опытного морского волка, теперь качкой не взять.

     Медленно тянулись минуты, американец дремал у штурвала, а я сидел на банке, придерживая рюкзак. Солнце поднималось всё выше и всё сильнее грело макушку сквозь кепку. И тут до меня дошло, что я, в который уже раз, как записной рецидивист, загрузился в шлюпку в шортах! Чёрт, в спешке не подумал, и не успел переодеться. На эту мысль меня навели мои голые коленки, которые всё сильнее стали ощущать свою наготу.

     Наконец, ещё один американец сбежал с трапа и прыгнул в катер. Сверху что-то прокричали, матросы отвязали швартовы и оттолкнули нас от борта. Затарахтел мотор и заглушил Славку, который махал рукой, прощаясь со мной. Я помахал ему в ответ и вцепился в банку, потому что нас начало серьёзно болтать вверх и вниз.

Мы отошли от борта и встали носом к волне. Мотор зарокотал сильнее, и мы отправились в ту сторону, где должен был находиться «Рисёрчер». Я сидел на корме и ничего не видел впереди из-за вздыбленного носа катера и стоящего ко мне спиной рулевого. Второй матрос сидел впереди вполоборота ко мне и периодически молча улыбался, поскольку разговаривать было совершенно невозможно.

     Прошло какое-то время, может, с полчаса или около того. Колени под палящим солнцем начали гореть. Я непроизвольно согнулся, чтобы моя собственная тень падала на ноги, но это мало помогло. Оглянувшись назад, в надежде бросить ещё один прощальный взгляд на «Королёв», я не увидел его. Сзади были только волны. Корабль исчез, не было даже дыма! Я привстал и взглянул вперёд – тоже ничего! Внутри неприятно засвербело. Представился огромный океан, совершенно пустой, и мы посередине. Ещё то ощущение!

     Мой сосед заметил мои телодвижения и что-то спросил. Я пожал плечами. Он рассмеялся. В общем, «поговорили».

     Прошло ещё минут двадцать. Мы по-прежнему тарахтели против волны, не наблюдая никаких кораблей по курсу. Голова от качки становилась всё тяжелей, и с каждой минутой всё больше хотелось пить.

     Я посмотрел на часы. Мы болтались в открытом океане уже больше часа. При этом не наблюдалось никаких изменений обстановки. Наконец, я не выдержал и жестом показал, что хочу пить. Мой сосед тут же нырнул под крышку форпика (в передней части лодки) и выкатил пластиковый контейнер с краном и длинную стопку одноразовых (!) стаканчиков. Налил воды себе и мне. Я жадно приник к стакану и чуть не выронил его – вода была ледяной! Пить её большими глотками было совершенно невозможно. Пришлось цедить понемногу.

     Мой сосед выпил пару глотков, смял стакан и бросил его за борт. А я медленно тянул безвкусную ледяную воду и поражался двум вещам. Во-первых, как это они умудрились сохранить столь низкую температуру воды в шлюпке, на нестерпимой жаре в течение многих часов. И, во-вторых, зачем? Ведь ледяная вода, хоть и приятна по ощущениям, но совершенно не утоляет жажду! С этими мыслями я скомкал стакан и тоже отправил его за борт.

     Ответов не было, а вместо них нарастало беспокойство, почему мы идём так долго и до сих пор не дошли до судна.

     Ещё через некоторое время рулевой вдруг сбросил газ и что-то резко сказал коллеге. Тот пожал плечами. И я вдруг с внутренним холодком понял: мы заблудились! В голове начали бороться две мысли. Первая – не может быть! Двадцатый век, техника, спутники, радио и прочие достижения. И вторая – чего тогда стоим, вернее, болтаемся цветком на волнах, сгорая на солнце? Ноги мои, и правда, начали натурально подрумяниваться. Остро захотелось достать из рюкзака брюки и переодеться. Но, увы, рюкзак мои американские друзья засунули в шкаф куда-то рядом с контейнером для воды. Я даже снял кепку и прикрыл ею колени, но скоро понял, что прямое попадание в голову опасней жареных ног и напялил её обратно на макушку.

     Матросы снова перебросились короткими фразами, непонятными для меня. Потом рулевой полез в шкаф и достал оттуда радиостанцию «Моторола» - уменьшенную копию той, что дежурила на «Королёве». Радиостанция была бережно завёрнута в полиэтиленовую плёнку, наружу торчали только антенна и тангента с микрофоном.

     Рулевой начал вызывать «Рисёрчер». На третий или четвёртый раз корабль отозвался. Начался быстрый и непонятный диалог, заглушаемый шипением, плеском волн и тарахтением двигателя на холостом ходу. Тем не менее, мне удалось разобрать, что а) все суда по общему плану двинулись на новую позицию в нескольких десятках миль от прежней точки; в) нас наблюдают на радаре, в связи с чем возник вопрос, почему мы ещё в океане, ведь по графику мы должны быть давно на борту, в чём все были уверены; и с) раз уж вы такие лопухи, то гребите сами на норд-вест, а корабль, уж так и быть, подождёт нас, хотя это и не останется без последствий!

     «Вот это бардак! – подумал я, – Нам такое и присниться не может!» И моё беспокойство куда-то испарилось, осталось только чувство поджариваемых ног. Но это чувство было чисто личным и касалось только меня. Видел бы меня наш добрый доктор! А ведь он предупреждал!

     Между тем, рулевой спрятал рацию и снова дал газ, поставив катер носом к волне. Стало немного легче, в смысле болтанки. Но ход наш был каким-то неуверенным, морячки всё время тараторили на непонятном для меня наречии, при этом рулевой тыкал пальцем в зенит, а провожатый всё время пожимал плечами. Несколько раз отчётливо прозвучало «норд-вест». Попрепиравшись несколько минут, рулевой снова полез за рацией.

     На мой вопрос, в чём дело, провожатый нехотя поведал, что они не знают, где находится этот чёртов «норд-вест». Ведь солнце в зените, и только к вечеру станет ясно, где «вест».

     -  Как! – удивился я, – а компас!?
     Выяснилось, что компаса на их шаланде нет!

     Ситуация складывалась просто анекдотическая. В центре Атлантики болтался совершенно исправный катер с запасом воды (и галет, как я потом узнал!), в котором сидело трое здоровых мужиков, которые не имели понятия, куда рулить! А вокруг них, правда, за горизонтом четыре корабля разводили пары, чтобы покинуть этот квадрат. Или треугольник, что всё равно.

     Рулевой снова вызвал «Рисёрчер». Ответили сразу. Далее последовал диалог на повышенных тонах, в ходе которого, как говорят индийцы, нас несколько раз послали в нежный цветок лотоса, а потом и на нефритовый жезл. Итогом всей этой ругани было решение дать на судне дым, а нам, таким-сяким, внимательно смотреть.

Рулевой, весь красный не только от солнца, выключил рацию и попросил нас тоже встать и осматривать горизонт в поисках дыма. Мы встали и начали вертеть головами. Через пару минут сопровождающий заорал «Смоук!» и начал тыкать пальцами куда-то вправо. Так и есть – над горизонтом появилась тонкая струйка дыма. Мы дружно заорали – каждый своё, а рулевой рывком дал полный газ и заложил такой вираж, что мы повалились на дно катера.

     В общем, дым оказался совсем не в ожидаемой стороне, и хорошо, что мы забеспокоились вовремя. Но всё равно в итоге наш вояж вместо положенного получаса продолжался более двух с половиной часов, и мы подгребли к борту «Рисёрчера» уже после обеда и почти полностью обгоревшие. Я, по крайней мере снаружи, напоминал куриную ножку, снятую со сковородки, а внутри – пивной котёл! Соответствуя ему и внутренним давлением, и интеллектуальным уровнем.

     Какую благодать я ощутил, когда мы прижались к борту корабля в узкой полоске тени от него - передать невозможно!. Вторым подарком было то, что у американца в борту оказался широченный люк с откидывающимся пандусом почти до уровня воды, и нам не пришлось тащиться вверх по трапу. Двое матросов просто схватили меня за руки и рывком закинули на пандус. Вслед за мной полетел и рюкзак с моими пожитками. А я был этому рад! Всё дело в том, что ноги у меня нещадно болели, и каждый шаг давался с трудом. Кожа выше колен грозила треснуть и сползти лоскутами.

     Кругом гомонили по-английски, а я лишь беспомощно улыбался, ничего не понимая. И вдруг на фоне этого птичьего базара я разобрал, как где-то внутри громкий и уверенный голос задал вопрос по-русски: «Так где он?». Стало как-то спокойнее, и я, закинув рюкзак за спину, уже более уверенно зашагал походкой Голема на звук этого голоса в прохладное нутро корабля.

                * * *