Беги, Кролик, беги

                «Run, rabbit, run, rabbit, run-run-run.
                Run, rabbit, run, rabbit, run-run-run»
                © Flanagan and Allen


Не сон и не смерть. Нечто темное, густое и вязкое. Руки, ноги и ребра то сжимает тисками, то вообще кажется, что все кости исчезли, а тело — это абсолютно аморфная субстанция, которая просто перетекает в пространство из времени.

Когда он проснулся, то не помнил своё имя и не знал, где находится. Поразительно и непонятно. Отчего-то было стойкое ощущение, что он прошел сквозь некий невидимый занавес и оказался в этом сюрреалистическом подобии жизни.

Он огляделся: неряшливая комнатушка, двухъярусная кровать, в углу раковина, на крючке болтается темно-синее полотенце. Он доплелся до крана и сунул голову под холодную воду. Спустя минуту с мокрым лицом вгляделся в свое отражение в надтреснутом зеркале: он себя не узнавал. Неужели этот небритый, взъерошенный, с остекленевшими глазами субъект и есть он?

                ***

 — Значит, скоро повеселимся! Какой же замечательный подарок, Жан-Пьер, намного лучше скучного круиза в компании вечно недовольных пенсионеров.

Вполуха слушая восторженную болтовню жены, профессор Бланш медленно сделал очередной глоток изумительного кофе, которое подавали только в этом кафе. Мэнди была без ума от подарка и всего за пару часов успела обзвонить и подруг, и знакомых, взахлеб рассказывая о преподнесенном им с мужем сюрпризе. Как ни крути, а сын постарался — наверняка бронировать билеты в парк «Бойкий кролик» пришлось за полгода вперед.

Жан-Пьер Бланш улыбнулся собственным мыслям и повернулся в сторону официантки, которая как раз принимала заказ у шумного семейства за соседним столиком: блондинка с молочно-белой кожей долго выбирала между блинчиками и бисквитами, а и без того приятное лицо главы семьи каждый раз расплывалось в мягкой улыбке, когда их девочка — смешно коверкающая слова, рыжеволосая непоседа лет эдак шести, — нетерпеливо подгоняла мать и искренне переживала, что на завтрак у них так мало времени, ведь она ни за что не хочет опоздать в «Бойкий кролик».

— О, простите, что вмешиваюсь, — услышав название парка, обернулась к ней Мэнди, — но мы с мужем тоже сегодня едем туда. Начало ровно в 10:00? Я очень волнуюсь, хотелось бы занять места получше.

— Мадам, да не переживайте вы так: раньше половины одиннадцатого Загон всё равно не откроют. Да и кролик, как мне рассказывали, не сразу выбегает наружу, — продолжая записывать пожелания семейства в блокнот, с готовностью откликнулась похожая на сытую кошку официантка. — Уж я-то про этот парк вдоволь наслушалась: почти все посетители после Забега возвращаются к нам пообедать.

                ***

Спустившись с деревянного крыльца по шатким ступенькам, он сделал несколько шагов в тишине — тревожной, ватной и скользкой — и осмотрелся по сторонам. Узкая улочка, серые дома, парочка разбитых машин на дороге — он понятия не имел, что это за место. Он стоял посреди улицы и терпеливо ждал, дрожа в легкой куртке, которую нашел возле кровати. Звон в ушах не стихал, переходя в гулкий набат: может, это был шум всплывающей истины? Он скорее почувствовал, чем увидел, как из соседнего дома вышел длинный сутулый силуэт в черном спортивном костюме: короткие седые волосы, кирпично-красная кожа — лицо этого мужика напоминало очищенный от кожицы помидор… Странно, и откуда у него эти дурацкие ассоциации?

— Простите, что это за место? — Он подошел поближе и протянул руку, словно хотел поздороваться, но тут же наткнулся на невидимое препятствие. Субъект улыбнулся, словно призрачный ножик надрезал лицо-помидор. — Эй, что вообще происходит?

Странный человек не двигался, лишь покачал головой и кивнул в сторону запыленной дороги, которая, криво виляя, шла между домами.

Он начал беспорядочно двигать руками, ощупывая толстое, но на редкость прозрачное стекло, которое отделяло его от незнакомца.

— Вы меня знаете?

Крик повис в воздухе, когда двери близлежащих домов распахнулись, и, как по команде, на улицу начали дружно выходить люди. Они застывали перед стеклом, с интересом оглядывались по сторонам, но в первую очередь рассматривали его самого. Вдруг вперед вышла маленькая сердитая женщина и, уперев руки в бока, встала напротив него. Своим воинственным видом она была похожа на строгую учительницу, которая вот-вот задаст ему трепку, как прогулявшему урок хулигану. Опять эти странные ассоциации… С чего он это вообще взял?..

— Вы меня знаете? Я ничего не помню! Быть может, мы с вами соседи? Почему все от меня отгорожены?

Он двигался вдоль стеклянного ограждения, задавал вопросы, отчаянно пытаясь пробиться к застывшим людям, взиравшим на него с каким-то болезненным интересом.

— Что, вашу мать, происходит? Где я? Как мое имя? — кричал он, молотя кулаками по стеклянной поверхности. — Черт возьми, я всё равно это узнаю.

Споткнувшись, он упал, ощутимо врезавшись коленкой в асфальт. Боль отрезвила, словно придала сил — он схватил камень и замахнулся. Перекинуть его не удастся: стеклянный забор уж слишком высок. Может, разбить? Долговязый подросток в зеленой вязаной шапке испуганно вскрикнул, когда он ударил почти напротив прыщавого носа. Стекло не дрогнуло, даже не пошло трещинами, люди за ним достали смартфоны. Толкаясь, начали делать снимки — как будто вокруг не было ничего более важного, чем он с камнем в руке.

— Да идите вы, сволочи! Пошли вы все в задницу! — Он развернулся, поплелся вперед вдоль домов, а люди дружно двинулись следом… — К дьяволу!

Снова нестерпимый звон в ушах. Ему показалось, что ещё чуть-чуть, и от этого гула барабанные перепонки окончательно лопнут, словно от переизбытка давления. Время, пространство, мысли… Когда к нему вернулась способность соображать, он понял, что лежит посреди улицы, плотно подтянув колени в груди и сжимая руками голову.

Что-то надвигалось из-за поворота, быть может, это наконец истина? Вот сейчас она медленно всплывет и обрушится на него, накрыв с головой, как цунами…

Красный грузовик, кряхтя и чихая, будто простуженный старик, выкатился на середину улицы и застыл. Он тоже замер, наблюдая, как из машины вышел одетый во все черное человек и, расправив широкие плечи, неторопливо вытащил из кабины здоровенный нож. Мачете? Господи, откуда он знает, как называется эта штуковина?!

— Полиция! Кто-нибудь, вызовите полицию! — кричал он, беспомощно пятясь назад. — Кто вы такие? Что я вам сделал плохого?

Зрители жадно прильнули к стеклу, черный человек надвигался, вроде небрежно, но в то же время угрожающе поигрывая мачете. Надо бежать, никто ему не поможет! Это ловушка, его сейчас просто порубят в капусту, пока наблюдатели будут спокойно фотографировать. Внезапно он замер, слабая мысль промелькнула, но тут же исчезла, так и не успев прояснить абсурдные факты происходящего. Убийца с мачете ждет, что он побежит, но если…

Он остановился. А что, если хотя бы попробовать? Наоборот, рвануть к грузовику? Пусть его ранят, но не убьют — он обманет, упадет на землю, обязательно увернется! — а потом сесть в машину и поехать в обратную сторону. Если есть вход (грузовик-то проехал сюда!), значит, найдется и выход!

Приготовиться, примериться, выбрать, с какой стороны его не достанет мачете… Но, будто угадав его мысли, человек в черном опустил руку в карман, и в то же мгновение кабина грузовика взорвалась, словно рождественская хлопушка. Грохот, столб дыма, огонь. Мачете разрезало воздух, люди зааплодировали, словно взрыв привел в действие некий порочный механизм.

Он побежал, грохот собственных тяжелых башмаков бил по нервам. Дыхание перехватило, но он не сбавлял темпа. Поворот, ещё поворот, слева промелькнула размалеванная витрина какого-то магазина. Толпа следовала за ним по стеклянному коридору, многие останавливались и разочарованно вздыхали, явно не успевая насладиться моментом и сфотографировать. Черный человек с мачете с бега перешел на шаг, то и дело останавливаясь и вытирая пот с раскрасневшегося лица.

Он почти оторвался: за очередным поворотом наткнувшись на маленький облезлый трейлер, остановился. Улица пустынна, но дома надежно закрыты стеклом — попасть внутрь не получится. Что это за адский аттракцион? Быть может, он спит, а это как раз середина кошмара?

— Ты напрасно остановился, приятель.

Кто-то дружелюбно положил руку ему на плечо — он отпрянул и, повинуясь инстинктам, врезал под дых незнакомцу. Похожий на бомжа со стажем мужик упал на колени, он наклонился, решая: помочь подняться или добить, как вдруг рядом с ним в трейлер врезался огромный булыжник.

Остановка не прошла даром: люди поспели за ним. Справа, со стороны китайской лавчонки, исчезло стекло, и бывшие зрители с неописуемо диким энтузиазмом принялись швырять в его сторону камни. Он замер, присел, прикрывая руками голову, потом упал лицом в землю. Странное обстоятельство, но ни один камень так и не долетел до него. Внезапно обломок кирпича врезался в макушку бомжа, который все это время стоял на коленях, даже не пытаясь удрать. Он вскочил и побежал дальше, когда иной звук, который он знал наизусть (что происходит у него в голове?!) заставил его обернуться. Шум, свист, топот множества ног в подкованных башмаках — улица заполнялась молодыми людьми, под завязку вооруженными металлическими прутами и обломками труб. Толпа надвигалась, он обернулся, но, как оказалось, только для того, чтобы со всего маха огрести кулаком от орущего полного джентльмена. Отброшенный на землю, он оценил твердость асфальта и, пытаясь подняться, различал перекошенное от злости молочно-белое лицо яркой блондинки, острые носики розовых ботинок маленькой девочки, визжащую то ли от возбуждения, то ли от страха пожилую мадам, которая умоляла некоего Жан-Пьера посильней замахнуться.

— За что?!

Как мог, он сгруппировался под ударами, которые яростно падали со всех сторон. Несколько зубов выбито, из прокушенного языка во рту пульсирует кровь, мозг взрывается яркими вспышками. Вот прутом ему размозжили ступню и запястье, а окованный железом ботинок расквасил нос. Крики, удары, угрозы, проклятья — все тело превратилось в комок сплошной боли.

                ***

 — Очнулся? Что-то на этот раз быстро. — Резко проговорил кто-то, плеснув ему в лицо прохладной водой. — Молодец, у тебя хорошая реакция.

Замерло сердце, напряглись все, даже перебитые мышцы. Он с трудом разлепил веки: лысый череп склонившегося над ним человека чуть дернулся, а губы пошевелились, уголками разойдясь в стороны, что вполне можно было принять за улыбку.

— Ну что, Кролик, к последнему забегу готов?

Он застонал, пытаясь подняться. Тело пронзило мучительным спазмом, внутри черепа, казалось, закипала каша, в которую превратились после той бойни мозги.

— Дайте ему, что ли, вытереть морду! Снаружи, как назло, много детей.

Одетый в военную форму низкорослый помощник «лысого черепа» быстро протянул ему старую мятую тряпку.

— Значит так, Кролик, осталось тебе каких-то сто метров. Дойдешь до ворот — путь свободен. Нет, значит, навсегда останешься здесь, — увещевал «лысый череп», пока помощники вытаскивали жертву на улицу. — Последние минуты Загонки, парни! Всем приготовиться!

Яркое полуденное солнце заливало переполненную людьми улицу. Прихрамывая, он вышел на середину. Разбитая ступня при каждом шаге отзывалась колющей болью, он застонал, слезы сами собой покатились из глаз. Высокая женщина внимательно посмотрела на него сквозь массивные стекла очков в темной оправе, ему на миг показалось, что в её взгляде промелькнуло сочувствие. Он сделал шаг по направлению к ней, протянул уцелевшую руку за помощью, но внезапно резкий свист рассек воздух, и ему на спину обрушился удар чудовищной силы.

«Лысый череп» снова замахнулся, и кнут обжег острой болью ключицу. Он упал, крик застрял в горле, как пуля в стволе. Краем глаза он увидел нарочно неторопливо приближающегося старого знакомого с мачете наперевес.

— Беги, Кролик, беги!

Громко скандируя странную кричалку, плотным коридором его обступили люди. Лица, искаженные гневом и в то же время словно безучастные, будто написанные яростными мазками обезумевшего художника, возникали то справа, то слева. Захлебываясь слезами, он тяжело поднялся и пошел, оставляя за собой кровавые следы на асфальте.

— Беги, Кролик, беги!

Кнут взвизгнул, попав аккурат на открытую рану бедра, он упал, еле успев подставить ладони.

— Кто вы? Кто вы такие? Что я вам сделал? — Он полз и кричал, отчаянно обращаясь с разъяренной толпе, с упоением питавшейся чужой болью.

— Осталось пятьдесят метров! — объявил «лысый череп» и снова замахнулся кнутом.

Стиснув зубы, он принял удар и поднял окровавленное лицо: впереди маячила колючая проволока, в середине которой призывно распахнула объятия открытая дверь. Беги, ползи, уходи — благим матом орал внутренний голос. Вперед, только вперед — он сильнее, он справится!

Легкий взмах, и мачете прочертило длинную рану на правой руке, еще один взмах, и мизинец отлетел в сторону. Адская боль, его же просто-напросто выпотрошат! Да пошла она к черту! Сосредоточиться — осталось всего лишь несколько метров… Мачете перерезало сухожилие на относительно здоровой ступне, кровь хлестала из ран — казалось, он плывет по реке собственной крови.

— Финальный раунд, господа! Надеюсь, все помнят правила? Если пересечет черту, то окажется на свободе!

Стиснув зубы, он сделал последний рывок и молча шагнул в безликое замкнутое пространство смерти: со страшным свистом кнут опустился ему на затылок, надежно пригвоздив тело к земле.

                ***

— Сому придется восстанавливать несколько месяцев, — медленно покачав головой, старший лаборант, Стефан Льеж, сдернул резиновую простыню. — Вон нахрена загонщикам выдали арматуру? Даже после утопления мы прошлого «кролика» всего за три недели подняли, а здесь сплошной фарш и кости. Словно дети малые, честное слово.

— С одной стороны, конечно, это очень жестоко, — с жаром отозвался новый сотрудник «Франкенштейн Интерпрайзерс» Пьер Амальрик. — Но с другой, даже такие, как он, должны иметь право выбора!

— Дурак ты, — беззлобно прикрикнув на новенького, Льеж начал вводить код на панели, чтобы открыть крышку контейнера, куда, согласно инструкции, сотрудники помещали поврежденную сому. — «Бойкий кролик» — это билет в один конец, парень. Ложная надежда, до которой люди так падки. Как по мне, так лучше бы этого педофила один раз поджарили на электрическом стуле.

— А правда, что по делу этого «кролика» раскрыто восемь убийств? — тщательно промывая раны от кнута и мачете, Пьер Амальрик еле сдерживался от отвращения, однако, чтобы занять более значимую должность в лаборатории воскрешения, он должен для начала «всласть» повозиться в этой грязи. — Серьезно, он убил восемь детей?

— Говорят, больше, но доказано восемь, — Льеж отстранился, давая питательной жидкости в контейнере «подышать» перед загрузкой. — Ловил девчонок на детских площадках, заманивал к себе в дом, потом насиловал и душил проволокой. У него в подвале целый арсенал пыток нашли. Я где-то читал, что Сенат хочет открыть там музей Памяти. Люди болтали, что на первых двух Загонах в парк даже сам министр приезжал.

— А сколько же всего было Загонов? — Кривясь и морщась, Амальрик пришивал обратно почти отрубленную ступню. — Мать честная, кажется, что на теле нет ни одной целой кости! Неужели всё восстановится?

— Эх, сынок, через шесть месяцев будет как новенький! Потом техники загрузят сознание, и «кролик» — ничего не помнящий, аки младенец — снова вернется в Загон. Этот уже три раза отбегал, говорят, ещё пару раз сбегает — родственники жертв оказались людьми обеспеченными. Да и «Франкенштейн Интерпрайзерс» нехилую прибыль с него поимела. Умный мужик наш Директор, знает, на чем делать деньги. Моя жена как-то обмолвилась, что тоже с удовольствием погоняла бы какого-нибудь педофила, но с нашим доходом лет десять придется копить — столько сома его не протянет.

— А я бы не смог… это же ненормально. Вот если бы «кролики» помнили свои преступления, знали бы, за что несут наказание… Как думаете, такое возможно?

— Ой, да замолкни уже и швы ровнее накладывай! Думаешь, коль на испытательном сроке, то можно халтурить? А вот с моей получки вычтут по полной за его хромоту!

                ***

— Ну что, Амели, ты все поняла? Теперь ты знаешь, какое наказание ждет всех преступников?

В ответ рыжеволосая девочка молча кивнула, уставившись на острые носки своих розовых ботинок. Вот и поделом этому «кролику»! Папа сказал, что именно из-за него Сара больше не придет в гости. Сара вообще больше никогда не придет, и её сестра, Берта, больше никогда не разрешит поиграть Амели со своим псом: их семья уехала далеко-далеко, оставив Сару на кладбище. Жаль, что нельзя разговаривать с «кроликами», а то бы Амели многое ему высказала!

                ***

— Ты знаешь, у меня такое чувство, Жан-Пьер, что мы сделали нечто важное! Какие, должно быть, ужас и горе испытали семьи погибших!

— Ты права, Мэнди, мы помогли свершить правосудие, — обгоняя мотоциклиста и вырываясь вперед, отозвался профессор. — К тому же и для нас неплохая разрядка. Мои нервы из-за этой работы последнее время ни к черту.

— Сбавь скорость, — недовольно поджав губы, сделала замечание мадам Бланш, — ещё не хватало штрафом испортить такой замечательный вечер.

— Я вообще считаю, что парк «Бойкий кролик» надо сделать доступным для всех слоев населения. Быть может, эти совместные мероприятия уменьшат преступность и сплотят, наконец, наше общество.

— Я читала анонс: через два месяца туда привезут того самого террориста, который угнал самолет и расстрелял пассажиров! Давай переговорим с Дюшаном, возможно, это будет самый лучший подарок на их серебряную свадьбу?

                ***

Не сон и не смерть. Нечто темное, густое и вязкое. Руки, ноги и ребра то сжимает тисками, то вообще кажется, что все кости исчезли, а тело — это абсолютно аморфная субстанция, которая просто перетекает в пространство из времени.

P.S.вдохновением послужили песня Flanagan and Allen "Run, Rabbit, Run" и сериал "Чёрное зеркало"