Секрет соседки, гл. 5

               
               

  Настроение , путь жизни не может
                быть счастливым или несчастным.
                Вообще, любое утверждение в чем-то
                уже есть несчастье и даже больше -
                неправомерность.
                Потому как во Вселенной нет ничего
                однозначного. И там жизнью
                называется именно пинг-понг, -
                соседствующих и порой
                противоположных факторов, фактов.
***

«Малютка озабоченная», - думала Перекопова, оценивающе, - так впервые, оглядывая  лукаво посмеивающуюся подругу.
«Рожки да ножки, заблудший козлёнок! Вот о чем меня предупреждали – не дружить с ней, де - она мутная! Лесной камуфляж! А я как-то и не замечала до сих пор! Но что же было до сих пор другим?»
Калугина успокоилась, молча утирала нос длинными костлявыми пальцами.
- Маникюр давно делала? – Спокойно и серьёзно спросила Перекопова, пожалуй, даже чрезмерно серьёзно.
- Нет. А что?
- Я прошлый раз не поняла: ты не красишь ногти, почему?
Калугина вытянула кисть руки перед собой, с иронией ответила в подрагивающую руку:
- Почему не крашу – крашу! Бесцветным лаком.
«Ну, да-да, бесцветным, ценой пятнадцать гривен, помню».
- Хочешь бордовый цвет - вот, - Перекопова продемонстрировала свою руку.
Она была не так изящна, - да, не с такими художественными пальцами, но более этак красноватыми и толстенькими на ощупь.
«И что?»
- Это, э-э, красный металлик, - Naomi! - Заключила Оля торжественно.
- Я хочу сказать тебе, Оля, что это, - Катерина кивнула на ее колена с набором БДСМ, - я приобрела случайно. И хочу, чтобы ты не думала ничего дурного. Ну, и не распространяла также эту историю.
- Разумеется, - Перекопова хотела ещё что-то добавить, воздержалась. Она стала снимать с колен принадлежности, бросать их рядом, на пол.
Калугина стояла молча, плотно стеснив ноги.
«Они костлявые и бедные. Совершенно безвкусные, - болталось в голове Перекоповой, когда взгляд ее падал на Катерину, - и ведёт себя недотрогой, так, будто ничего и не было. Интересно, а какая кожа у неё на животе, например? Или мягкий живот вовсе?»
И Перекопова представила белый плоский животик подружки со слегка выгнутым горбиком, за которым – тайна?
Она никогда не думала, что это может шевельнуть ее.
«И отчего? Чисто психологически? Чувственное порабощение хозяйкой милой тихони. Разгадать, выгнать из неё бесов, затаившихся в глупенькой чокнутой головке этими же инструментами, - БДСМ?»
И Перекопова не могла сдержаться от воображения того, как затягивает петлю на рту Катерины, которая в слезах бессильно просит надежду.
И та модная юбчонка в красный большой мак валяется скомканной на полу. Скомканной.
По которому топчутся ее же колени, Катерины! И она… И она сама не хочет, чтобы ее одели.
« На самом-то деле…»
- Что? – спросила Калугина. Мелкими барашками волн по лбу разнеслись, как в озере от дуновения ветерка, морщинки тугие.
Перекопова сглотнула.
«А что если,  и правда? Она хочет».
- Что? – Переспросила Катерина ещё раз с мимикой несоответствующей складывающимся обстоятельствам.
«Она слишком добрая, да. Она – ничего ещё не знает, впрочем, как и я же. Но мы подруги. И можем обе…»
Перекопова сложила последний предмет БДСМ на пол аккуратно, подумала еще и потянула за  лохмы плётку,  подняла ее.
- Мягкая такая…, - сказала она неожиданно самой себе вкрадчивым, шуршащим тоном.
«Как должно быть стыдно начинать это впервые, а ? С мальчиками - просто. Они оловянные».
 «И сидит какая-то вся напряжённая, Катюха. Зачем? Того гляди, снова трясти цуцика начнёт! Так что же?»
Катерина поднялась и повернулась боком, скрестила руки перед собой, запираясь будто, демонстрируя угловатые худые  локти.
В мышцах ее заиграла музыка Вивальди. В  теле чувствовалось чудное скользкое движение всего самого наилучшего, что можно было бы найти на доступной поверхности девушки.
Ее.
Она искоса поглядывала на Перекопову.
Перекопова не переставала действовать плетью, поглаживая ее.
Ворсистые кожаные прутки начинали резать руку, и мелкий пот скапливался на них уже, росой под утренней, закаляя будущий акт «хозяйки - рабыни».
«Вот как это начинается!» - Ольга почувствовала прилив сил откуда-то изнутри и снизу. Бабочки.
Вдохновение запертого зверька в армированной клетке вздохнуло предстоящей выгодой свободы.
Перекопова поднялась. Плеть - в руке и если бы…
И ее теперь не нужно было толкать, мелькать, теперь нужно было просто ударить, шуточно. Шуточно эдак прикоснуться, провести по ситцу кожи Катюни, а дальше…
Дальше – сумасшествие!
Перекопова улыбнулась и в это время Катерина поглядела на неё полным видом. В глазах было что-то превалирующее все, весь мир, Вселенную…
Грусть, просьба, желание, гнев.
Гнев подтверждался слегка подёргивающимися крыльцами тонкого носа. И сопротивление, которое нужно было сломить.
«Сейчас!»
- Оля! – Воскликнула она и повернулась к подруге грудью, опустила беспомощно руки, и побледнела, готовая упасть, отдаться… - Что же ты? – Зашипела сдавленным ужом.
А Перекопова уже ступала к ней невесомым шагом, неся перед собой плеть.
Подошла вплотную близко очень, и так же опустила руку с предметом перед ней, как и Катя, потом плеть вовсе выскользнула и Перекопова взялась за руки бесстрастной подруги, потянулась к губам.
«Какое оно счастье? От него разит сексом и пОтом. Каким бы он ни был чист. От счастья несёт жЕлезами вагины и сырой мятой спермы…»
Перекопова закрыла глаза.
Упустила руки Катерины и потянулась к слабому дыханию ее, чтобы коснуться, а потом - обнять?
 «Сладкое сумасшествие!»
Но паровоз на всем ходу чугунными колёсами закряхтел, застучал, тормозя и выдувая пар со всех иерихонских труб.
- Оля! – Крикнула Калугина.
Перекопова пришла в себя и увидела, как Катерина направилась домой, стуча костяшками подошв по полу.
А, остановившись там, раскрыв дверь, строго уставилась на гостью. Грудь ее мешочками пирамид пыхала.
- Я хотела только узнать о бумажке, а ты? Ты ли писала - и все! Оля, все!
Перекопова, не думая возразить или отшутиться, находясь ещё в тумане каких-то ощущений, дурманящих, смогла только двинуться: решительно ли пойти на выход, или ещё чего уже?
Цепляясь за плётку на полу, и отшвыривая какую-то цепочку ногой от чёрной маски в сторону, она двинулась.
 Ей хотелось непременно что-то сказать или выразить вербально своей подружке.
Это нужно было. Но теперь терялась - сильно может пожалеть ведь о том выпавшем внезапно, сорвавшемся ощущении.
«Завалить бы сейчас эту суку и, правда, здесь - да выпороть! Родителя на тебя не хватает! Что ещё надумала! Ишь ты! Какие-то тётки куда-то уехали!
Какие-то записочки-бумажечки! БДСМ -  на тебе под нос! С-сука!
Я и не знала, как выглядит это слово паршиво! С-сука!
Ещё расскажет, переведёт все на меня! А и - переведёт!»
Перекопова остановилась в проходе во двор. Не скрывала свой вид озабоченности последствием всего, что тут собственно и не произошло даже между человеками.
Катя была строга. Вид безутешный.
Губы поджаты до белизны. Щёточки-брови, белёсые сомкнулись во всю силу свою.
- Ты, - сказала Перекопова, предполагая сказать что-то дипломатичное, - или дура, или что? Что выдумала? Зачем мне сунула это вот все?
- Что? Ничего я не совала?
- Ах, не совала ли! Беду свою вот эту, - Ольга кинула взгляд еще раз на разбросанные БДСМ. Ей показалось, что уши ее отдельно от неё - метнули куда-то в сторону.
- Забудь! – Отрезала Катя и опустила взгляд. Строгий, колкий он оперся в ворс ковра веранды.
На выходе Перекопова больно ударилась пальцами о порог. Но виду не подала, хотя боль заструилась родничком к самому темечку.
Вышла бойким, уверенным шагом и направилась вон, и клялась: ноги ее больше в этом доме нет, у этой замарашки безродной – точно! И не будет никогда! И никакой дружбы - тем паче – нет и не будет! Все!
Она остановилась в половине пути к калитке и обратила внимание на скомканную бумагу, лежащей в стороне.
Машинально, а то и в месть – нарочно, она нагнулась незаметно,подняла и развернула клетчатый лист. На нем было тонкой пастой шариковой ручки начертано: «ПОМОГИ!»
С ожесточённым лицом Перекопова также: то ли в месть, то ли машинально, заложила бумажку себе в карман, туго и обернулась к Кате.
Калугина не смотрела в ее сторону и выглядела растерзанной, растерянной.
Перекопова направилась прочь, - домой.
За ней громко законно хлопнула калитка, но потом с завидной ленцой отворилась опять.