Ему всегда хотелось понять, как это происходит. Как его мысль, проникая в чужое сознание, постепенно перестраивает исходную структуру и приводит к заданному результату? Как это у него получается – заставлять людей поступать тем или иным образом, не оказывая на них никакого видимого воздействия, не вступая с ними в контакт, не говоря ни единого слова? Ему всегда было достаточно встретиться с оппонентом взглядом, чтобы зацепиться за линию его души… – и все, человек самостоятельно в своих размышлениях приходил к заданному умозаключению. Когда ему исполнилось четыре года, он не умолкал часами. Он мог говорить и говорить, причем, где угодно и с кем угодно. В транспорте, на улице он мог заговорить с абсолютно незнакомым человеком, и через какое-то время собеседник полностью погружался в его рассуждения, а слушателей становилось все больше и больше. Еще с детства он умел собирать вокруг себя толпу. Со стороны это казалось чем-то необыкновенным, для него же было абсолютно нормальным состоянием. Он даже не представлял, что может быть как-то по-другому, потому что так был выстроен его собственный мир. Повзрослев, он понял, что слова лишь ослабляют его силу, что мысль имеет более точное воздействие на подсознание людей, менее заметное для окружающих. Ему оставалось лишь удивленно наблюдать, как точно, следуя назначенной цели, раскручивалось вокруг него доселе неприметное течение жизни. Он управлял развитием событий, расставляя их очередность по собственному усмотрению. В этой игре не было случайностей, во всем виделась закономерность, ведущая к пока еще размытой в его сознании цели.
Боясь непонимания и насмешек, он никогда не рассказывал о своих способностях. Позиция стороннего наблюдателя казалась ему наиболее
приемлемым и безопасным вариантом. Он старался не вмешиваться в протекающую рядом с ним жизнь, терпеливо ожидая, когда поток событий достигнет определенной точки, в которой назначен его выход на авансцену.
Мужчина 35 лет сидел в маленьком кафе и безмолвно наблюдал за тем, как люди приходили и уходили, заполняя свое бесценное время жизни привычной суетой. Он поражался, как много времени они тратят на то, чтобы выделиться в общем пространстве, хоть чем-то запомниться, хоть как-то приподняться над горизонтом общих масс в надежде на шанс раскрасить свое земное прозябание. Это напоминало ему аквариум, где рыбки беспокойно снуют в поисках пищи, отвоевывают для себя жизненное пространство, при этом покусывая, а иногда и сжирая себе подобных в своем мирке с невидимыми границами. Они действительно думают, что от всех этих действий зависит их сытое существование, не понимая, что служат лишь объектом созерцания для того, кто их в этот аквариум посадил.
Он сидел, погружаясь в только ему понятные размышления, и терпеливо ждал, когда к столику, где уже находились две молодые девушки, подойдет Она. Именно ради нее он уже третий час пьет этот странного вкуса напиток, который почему-то называется кофе. Он прекрасно понимал, что уже ничто не сможет повлиять на выстроенную им цепочку событий и их встреча обязательно произойдет, но томительное ожидание все равно вызывало в нем волнение. Сладкое предвкушение встречи раскрашивало эмоциональными переживаниями его душу. Ожидание предначертанного само по себе очень волнительно, особенно когда наступающее событие должно перевернуть всю твою жизнь. Все это вызывало у него внутри неконтролируемое напряжение. Он отстраненно перелистывал странички в ноутбуке, откидывался на спинку кресла и снова наклонялся вперед. Его взгляд утомленно блуждал по столу в надежде зацепиться хоть за что-нибудь, дабы отвлечь мозг от монотонного созерцания. Дверь в кафе приоткрылась, и в нее тихо, подобно легкому порыву ветра, впорхнула молодая девушка. Его накрыло странной, покалывающей все тело, волной. Кровь холодными ударами отозвалась в висках.
Она сделала несколько шагов вперед, приветственно помахала подругам и двинулась в их сторону. Снимая сумочку с плеча, она интуитивно окинула взглядом кафе. Все, в эту секунду их взгляды пересеклись. По инерции она продолжала двигаться вперед, но внутренне четко ощущала, как чей-то настойчивый взгляд невидимым теплым потоком сжимал ее в своих объятиях. Каждый ее шаг попадал в унисон сокращениям его сердечной мышцы. Сосредоточенно разрезая пространство, поток его энергии проникал в ее подсознание. Еще ничего не подозревая, она автоматически подошла к столику и поздоровалась с подругами. Однако ее мысли с каким-то упорством возвращались к человеку, чей взгляд так настойчиво упирался ей в спину. Усаживаясь рядом с подругами, она пыталась удержать свое необузданное желание посмотреть в его сторону. В большинстве случаев подобное пристальное внимание раздражает. Своей колкостью и бесцеремонностью выводит из равновесия. В большинстве случаев она старалась на такое внимание не отвечать. Но сейчас ее воля была парализована, подчинена какому-то странному влечению. Смущение, нахлынувшее на нее, колючими мурашками прокатилось по телу.
– Неприятно, когда так вот уставятся и смотрят,– с наигранным раздражением сказала она, обращаясь к своим подругам. – Я просто физически чувствую на себе его взгляд.
– Это ты про кого? – удивленно спросила брюнетка с короткой стрижкой.
– Да вон про того парня, – ответив, она кивнула в его сторону. – Как только я вошла, он уставился на меня и буравит своими глазами.
– Дико, конечно, когда тебя так пристально рассматривают, будто пытаются проникнуть под каждую складочку твоей одежды, – на мгновение оглянувшись в его сторону, сказала девушка с огненно-рыжими волосами, пытаясь поддержать подругу. – Но разве мужчинам объяснишь, что такое поведение только настораживает и пугает.
– В основном пугает не само явление, а непонимание, что за этим явлением стоит? – услышали они приятный мужской голос.
Мужчина, который только что сидел в противоположном углу зала, как-то невероятно быстро оказался рядом. Он отодвинул стул и присел к ним за столик. Девушки растерянно переглянулись.
– Это как в вопросе о смерти, которая пугает своей загадочностью, завораживает необъяснимостью. С трепетом мы задумываемся о том, что же там, за этой незримой чертой? – непринужденно продолжил он. – Сон в какой-то степени ничем не отличается от смерти, но он нас не пугает, потому что есть понимание, что мы обязательно проснемся. Именно поэтому каждый раз мы спокойно засыпаем, оставляя этот бренный мир без нашего субъективного созерцания.
Он наклонился вперед, поставил руки на стол пирамидкой, улыбнулся и посмотрел на нее.
– Непонимание того, что кроется за моим пристальным вниманием, конечно, внесло определенный дискомфорт в твое обыденное восприятие, однако признайся, разве оно было неприятным? В какой-то степени тебя оно заинтриговало, – продолжил говорить он.
Эти слова смутили ее. Слишком точным было описание ее чувств. Какое-то странное оцепенение вдруг овладело ее сознанием. Тепло нежной волной стало растекаться по всему телу, проникая в каждую клеточку организма. Она сделала глубокий вдох, чтобы снять внутреннее напряжение. Ей показалось, что воздух наполнился запахом цветущей сирени. Он улыбнулся.
– Меня Андреем зовут,– немного смущенно сказал он.
– А я Катя, – справляясь со своим волнением, сказала она. – Это мои подруги, Лика и Настя.
– Очень приятно, – кивнула брюнетка, все еще находясь под впечатлением от необычного развития ситуации, поэтому ее слова выдавали некоторую степень удивления от происходящего. Огненно-рыжая Лика только растерянно улыбнулась.
– Со мной еще никто не начинал знакомство с рассуждений о смерти, – сказала Катя, бросив на Андрея оценивающий взгляд.
– Действительно, очень оригинально! – сказала на выдохе Настя, пытаясь сбросить с себя чрезмерную скованность. Она переглянулась с подругами, в попытке найти у них поддержку своим ощущениям.
– Я не говорил о смерти. Я лишь показал, как скрытый смысл этого явления пугает человека. А именно – пугает не само наше физическое отсутствие в этом материальном мире, а непонимание, что будет дальше. Страх исходит от ощущения того, что дальше ничего не происходит, – улыбаясь, сказал Андрей.
Он сделал паузу, чтобы дать им возможность осмыслить сказанное.
– А ты действительно думаешь, что у смерти есть какой-то скрытый смысл? – вступила в разговор Лика. Ей, как любительнице всяких мистических штучек, эта тема была наиболее близка.
– Смерть – это и есть смысл жизни! – ответил Андрей, продолжая загадочно улыбаться. – Вернее, без нее смысла жить нет. Без смерти жизнь представляет собой череду нескончаемых событий, которые ничем не лимитированы, а значит, ни к чему не приводят. Они будут наслаиваться друг на друга, как сцены бесконечного спектакля. Даже ночь сменяет день, подводя итог прожитому. Нет, бессмертие – это противоречие процессу эволюции. Смерть заложена в самом факте рождения. Смерть, это лишь незатейливый путь обратно в то измерение, из которого мы родились.
Его взгляд блуждал по столу и изредка переходил на Катю, упираясь в ее небесного цвета хрусталики глаз. Этих мгновений было достаточно, чтобы она постепенно погружалась в атмосферу его неторопливого рассказа. Он россыпью выкладывал факты, исторические события, статистические данные. Со временем она стала замечать, что когда их взгляды пересекаются, ее сердце отвечает на это своим неровным ритмом. Она смотрела на него, и ее переполняло ощущение того, что она знает этого человека уже очень давно. Так бывает, когда видишь кого-нибудь впервые и ничто вас еще не связывает, ничего особенного он не сделал, не сказал, но ты уже точно понимаешь – твой человек. Такая химия отношений, что тут поделаешь. Она с удивлением наблюдала, с какой легкостью он погрузил их в мир своих рассуждений, с какой искренней заинтересованностью ее подруги расспрашивали его о вещах, которые никогда раньше не были в сфере их интересов. Магия его общения была завораживающей.
Катя испытывала неловкость от понимания того, что, когда его взгляд соскальзывал в сторону подруг, эмоции разъедали ее душу и ревность обжигала изнутри. Ей так хотелось сосредоточить его внимание только на себе. В какой-то момент его взгляд снова споткнулся на ней. Сосредоточенность, с которой он молча смотрел, говорила о том, что Андрей считывает ее эмоциональное состояние.
– Именно неизбежность смерти помогает человеку правильно расставлять приоритеты в жизни, заставляет избавиться от иллюзии накопления и необузданных желаний, – задумчиво, не отводя от нее глаз, сказал Андрей.– Катюша, у меня есть два билета на оперу «Свадьба Фигаро» в Ла Скала, и если бы ты согласилась пойти со мной, я бы сделал этот вечер для тебя незабываемым!– неожиданно сменив тему, добавил он.
С этой фразой молчаливая пауза повисла за столом. В очередной раз девушки почувствовали некую растерянность. Своим приглашением он прочертил связующую линию между собой и Катей, сделав ее подруг сторонними наблюдателями. Теперь только он и она находились в этом расчерченном пространстве, теперь только от них двоих зависел дальнейший ход событий.
– Какие резкие у тебя повороты мышления. Только что рассуждал о смерти, и тут же приглашение в оперу,– удивленно сказала Катя. Ей плохо удавалось скрывать свою радость от понимания того, как ловко он вырезал в этой ситуации коридор для нее одной.
– Почему именно опера? Я бы лучше в клуб пошла,– непринужденно высказалась Настя.
– Если ты не заметила, то нас с тобой никто никуда не приглашает! – не скрывая уязвленного самолюбия, прервала ее Лика.
– Я думаю, в клуб она со мной не пойдет, да и музыка там такая… – он смущенно замялся и опустил взгляд, – под нее только сваи в землю забивать. Классическая музыка, она, как живой свет, проникает в самые отдаленные и темные уголки нашей души. Эта музыка позволяет ей расти. Опера в Ла Скала – это мой единственный шанс!– добавил Андрей, загадочно улыбнувшись. Он продолжал смущенно переводить взгляд с Кати на любой незначительный предмет, лежащий перед ней, стараясь снизить свое и без того сильное воздействие.
– Я так понимаю, Ла Скала – это в Милане? Или у нас где-то за углом новое Ла Скала открыли? – Катя игриво наклонила голову, тщетно пытаясь скрыть улыбку.
– Да нет, Ла Скала пока один и, конечно же, в Италии.
– И как же ты себе это представляешь? Нужны визы, билеты, платье вечернее. Не пойду же я на оперу в джинсах и блузке. Да у меня даже в голове не укладывается, сколько всего еще нужно успеть до вечера, – сказала Катя с иронией, разведя руки в стороны. Они переглянулись с подружками и весело рассмеялись.
– Все, что не укладывается в голове, можно положить в чемодан, – шутливо сказал Андрей, и улыбка вновь растянулась на его лице. – Мы можем сейчас забрать твой паспорт, мой самолет уже ждет в аэропорту. Визы нам поставят в Милане, нас там встретят. Платье выберем там же, это же все-таки Италия. И если выехать прямо сейчас, то останется больше времени на примерку.
Улыбки как-то сразу исчезли с лиц подруг. Реальность исполнения плана говорила о тщательной подготовке. И это был уже не фарс. Все было очень серьезно и обоснованно. Вмиг искрометная и комичная ситуация, которую можно было принять за обычное мимолетное знакомство, превратилась в заманчивое и реалистичное предложение, отказаться от которого было бы тяжело. Да что там, практически невозможно.
– Подготовился, да? – Катя посмотрела на Андрея, пытаясь хоть как-то зацепиться за суть происходящего.– Значит, был точно уверен, что поеду? А не кажется ли тебе, что путешествие молодой девушки с мужчиной в Италию может быть расценено, по крайней мере, странно. И это еще не самая жесткая оценка.
– Более чем странно! – Андрей, соглашаясь, кивнул головой. – Я бы с мужчиной тоже никуда не поехал.
Девушки засмеялись.
– Я понимаю, что делается все поэтапно… там, ухаживания, прогулки под звездным небом, ну и прочие радости сближения. Но все это время будет украдено из нашего общего совместного счастья, а его и так не много отведено,– продолжил говорить Андрей.
– У тебя свой самолет? – спросила Катя, все еще пытаясь понять, как ей реагировать на него. Но чем больше всматривалась в его улыбающиеся глаза, тем больше понимала, что ее просто затягивает в эту бездну, и чувство свободного полета мелкой дрожью раскатывалось по всему телу.
– Да так, друг помог, – тихо ответил Андрей – Ну что, едем? Обещаю, будет здорово.
– Да никуда она не поедет. Какая к черту Италия! – не скрывая собственного раздражения, но пытаясь выдать это как заботу о подруге, выпалила Лика. – Да ее и родители не отпустят.
Однако было совершенно понятно, что ситуация перестала быть легкой и романтической. Постепенно утекая из рук девушек, она стала жить своей собственной жизнью, рамки которой они уже не контролировали.
– Катя, ну ты что молчишь-то? – продолжала настаивать Лика. – Ты же его совершенно не знаешь!
– Действительно, Катя, может он маньяк какой-то! – поддержала подругу Настя.
– Да ладно, девчонки, вы и сами все понимаете. Хотя родители – это аргумент, что я, по-твоему, им должна сказать? Уезжаю в Милан с мужчиной, который случайно подсел в кафе?
– Скажи правду, что идешь в оперу. Я думаю, это не вызовет у них беспокойства.
Девушки были обезоружены его уверенностью и напором. Они понимали всю неординарность ситуации, но ни у кого не нашлось аргументов, чтобы помешать. Они сидели, как кролики перед удавом. Реальности достижения желаемого и опасность его осуществления, это внутреннее противоречие не давало им возможности анализа и сопротивления чужой воле. Все было выстроено просто. Если у вас есть какие-либо мечты, вы всегда уязвимы.
– Так говоришь, опера в Ла Скала? – спросила Катя.– Покажи билеты, – решительно добавила она, стараясь встряхнуть собственное сознание, чтобы избавиться от поглощающего ее желания.
Андрей медленно достал билеты из внутреннего кармана пиджака и выложил их на стол перед Катей присущим игрокам в покер жестом.
– Действительно, Ла Скала, опера «Свадьба Фигаро», сегодня вечером, – прочитала Катя.
Она теребила в руках билеты, пытаясь на подсознательном уровне найти хоть какое-то объяснение, почему она, вполне адекватная девушка, не пошлет его куда подальше, а сидит и всерьез рассматривает это предложение. Ну ведь должна быть какая-то причина.
– Значит, летим сейчас, опера вечером, а возвращаемся мы, конечно же… – едва справляясь с собственными эмоциями, спросила Катя.
– А, понял, – подхватил Андрей. – Возвращаемся завтра, часам к трем. Ночь, соответственно, проведем в разных номерах. Хотя, если захочешь, мы можем задержаться в Милане, побродим по городу, поедим настоящей итальянской пиццы. Мы можем себе позволить расслабиться. Ну что, поехали? А то в твоих джинсах нас в оперу не пустят.
Катя медленно встала и надела сумочку на плечо. В глубине своей души она еще пыталась побороть в себе дикое желание бросить все и улететь в Италию, но, видимо, эта борьба проходила где-то очень глубоко, потому что всем сердцем она была уже в Милане, бродила по его старинным улицам, наполненным ароматами сирени.
– Ладно, девчонки, два раза не умирать. Если не вернусь, считайте меня…
– Если не вернется, значит понравилось! – улыбаясь, перебил ее Андрей. – Все, поехали.
Он взял ее за руку, и, когда их кисти соприкоснулись, а пальцы рук переплелись, Катя поняла, что полностью утратила чувство реальности происходящего. Все было как во сне, и она твердо решила, что досмотрит его до конца.
Его машина плавно скользила по улицам Москвы, пытаясь вырваться из душного города. В руках Катя сжимала заветный паспорт, и последнее препятствие между обыденностью и неизвестностью было безвозвратно утрачено. Развалившись в удобном кресле мерседеса, она ощущала, как чувство тревоги сменяет безудержная радость, полная гармонии и спокойствия. Все для нее скомкалось в один миг. Она пока не могла объяснить себе ту легкость, с которой согласилась на это предложение. Пока еще эйфория опьяняла сознание, и она ни о чем не жалела. Лишь только одно занимало ее воображение; кто он и случайно ли оказался в этом кафе? Почему так пристально следил за ней от самого входа и так стремительно, без приглашения, присел к ним за столик? Что стояло за этим внимательным взглядом, за этой сосредоточенностью мысли? Почему именно она стала объектом его внимания?
– Однажды ты мне приснилась, и я решил тебя разыскать, – неожиданно нарушив тишину, сказал Андрей.
Катя поняла подвох в его словах. Уже во второй раз она почувствовала, как тонко он ловит направленность ее мысли, опережая ответом незаданный вопрос. То ли это совпадение, то ли он очень тонкий психолог. Несомненным оставалось одно: их встреча;– досконально продуманная акция.
– Тем не менее, ты же неслучайно оказался там, в кафе? Мало ли что происходит во сне, кто угодно может присниться. Ты же не кидаешься всякий раз разыскивать свои сновидения?
– В этом сне ты была какая-то особенная, с такой обезоруживающей улыбкой, – сказал Андрей, бросив взгляд на дорогу, как будто пытаясь нащупать этот образ среди мелькающих машин. – В тот момент мне показалось, что я знаю тебя давно, очень давно, – задумчиво произнес он.
– И что потом произошло в твоем сне?
– Ничего! – разочарованно сказал Андрей. – Такие сны всегда обрываются на самом интересном, – он улыбнулся. – Я твердо решил тебя найти.
– Зачем? – удивленно спросила Катя.
– Просто захотелось быть рядом, радовать, наполнять твою жизнь красотой!
– Ты не перестаешь меня удивлять! Большинство мужчин сказали бы: «Я нашел тебя, чтобы ты стала моей». Как будто телефон понравился, и он приехал его купить. А ты – «Просто быть рядом». Молодец, романтик!
Откинувшись в кресле поудобнее и повернувшись лицом к боковому стеклу, Катя, переполненная эмоциональными переживаниями, приставила кулачок к губам, пытаясь удержать поток необузданных мыслей.
– Вот и я сама не пойму, почему с тобой все как-то особенно легко, ничто не напрягает, как будто встретила родственную душу и отрываться уже не хочется, – продолжила размышлять вслух Катя. – Просто не хочу, чтобы складывалось впечатление, что я могу с каждым вот так, не глядя, махнуть за временным счастьем на край земли. Честно говоря, я сама не могу до конца понять, как я на это решилась.
– Эх, Катя, я тебя очень хорошо понимаю. Никакого временного счастья, все очень серьезно. Я тебя слишком долго ждал.
Пауза, повисшая после его слов, уже не нарушалась до самого аэропорта. Мерседес, вырвавшись на ровную широкую трассу, резко прибавил в скорости. Покачиваясь, как иноходец, он исправно проглатывал все неровности покрытия и неудержимо рвался вперед, как горячий скакун, которого долго придерживали на старте, а теперь пустили во весь опор. Мимо проносились технические строения, дома, торговые комплексы. Мимо проносилась теперь уже ее прошлая жизнь. Что будет завтра, она не знала, но необъяснимое чувство свободы и теплоты, исходившее от этого человека, всецело поглощало ее. С каждой минутой, проведенной вместе, с каждым произнесенным словом это чувство усиливалось. Она теперь точно понимала, что желание быть с ним рядом уже непреодолимо. Мерседес свернул налево и через служебный терминал поехал по одной из взлетных полос. Ее впервые везли к самолету и впервые прямо к трапу, возле которого уже стояли командир экипажа, стюард и двое представителей аэропорта, скорее всего, пограничники. Ей так подумалось, хотя она не очень-то в этом разбиралась. Машина остановилась, Катя и Андрей направились к трапу. Андрей поздоровался с командиром и стал о чем-то разговаривать с военными. Один из них бросил пронзительный взгляд на Катю. Взгляд был настолько неприятным, что она физически почувствовала, как ее тело стало судорожно покалывать. «Неприятный тип, – подумала Катя. – Если у него и есть фамилия, то однозначно Рентген».
– Катя, подойди, – подозвал ее Андрей. – Давай я тебя представлю. Вот, знакомься, капитан службы безопасности Сергей Мороз и лейтенант Коротков.
– Это Катя… Екатерина Васильева, – уже обращаясь к ним, сказал Андрей.
– Катя, давай паспорт, они тебе визу здесь проставят, а то на месте у нас времени не хватит, – деловито добавил он.
– Очень приятно познакомиться, – сказала Катя, протягивая паспорт.
«Мороз» продолжал буравить ее взглядом, будто выискивая только ему понятные изъяны, отчего ей стало совсем не по себе. И пока молоденький лейтенант проставлял в паспорте визу, она испытала на себе действие всепроникающего излучения под названием «Мороз». Наконец-то с визами было покончено, и они поднялись на борт самолета.
Это был поистине летающий лимузин. FALCON 900 с дальностью полета до 6 300 км. В салоне все было отделано с таким изыском, что Катя была потрясена красотой убранства. Огромные кожаные кресла, рабочие столики, мини-бар.
– Не самолет, а воздушный замок! – не скрывая восхищения, сказала Катя. – Говоришь, друг помог с самолетом? Хороший у тебя друг. Познакомишь? – уже игриво спросила она, усаживаясь на огромный кожаный диван возле иллюминатора.
– Не думаю! – парировал Андрей. – Тебе «Мороза» не хватило, что ли?
– И ты заметил? – оживилась Катя. – Он меня сканировал, как рентген, у меня до сих пор мурашки по телу.
Андрей снисходительно улыбнулся.
– Ну все, взлетаем, – скомандовал Андрей экипажу.– Катя, праздник начался.
Двигатели заработали на полную мощность, и самолет начал медленно двигаться вперед. Вырулив на взлетку, он еще немного постоял, а потом постепенно начал набирать скорость. Катя смотрела в иллюминатор, наблюдая, как бетонная полоса проносится под крылом все быстрее и быстрее. И с каждой секундой ей все отчетливей стало казаться, что это не она, а мир по ту сторону иллюминатора проносится мимо, унося за собой прошлые планы и надежды. А когда самолет начал набирать высоту, она поняла, что уже безвозвратно падают в бездну вместе с этим видимым клочком земли все ее представления о жизни, которые были навязаны социумом, и вопреки которым она ощущала невиданное доселе чувство свободного падения вверх. Рядом сидел человек, с которым она познакомилась всего несколько часов назад, но уже сейчас готова доверить ему всю свою жизнь. Она взяла в свои руки его ладонь и заглянула ему в глаза, пытаясь найти в них точку опоры своим рассуждениям. Андрей улыбнулся и смущенно отвел взор. Ох, если бы она только знала, сколько силы в его огненной душе, сколько событий в мировой политике происходило после соприкосновения с это силой, наконечником которой были его глаза. А уж прикосновение к нему многих делало беспрекословными рабами его воли. Если бы она только знала. Андрей посмотрел на нее и, тщетно пытаясь скрыть улыбку, сказал:
– Все будет хорошо, Катя, все будет хорошо.
Ну и где теперь эти кошмарные истории по поводу встреч с незнакомыми мужчинами? Где эти бесполезные советы о соблюдении дистанции с противоположным полом? Их уносило невидимым потоком вниз по мере того, как самолет набирал высоту. Ей еще никогда не было так легко и свободно. И если это и есть путь в преисподнюю мира, то, честное слово, он поистине прекрасен. Андрей поднес ее руку к губам, повернул ладонью вверх и поцеловал.
– Запомни, Катюша, то, что поистине прекрасно, не может вести в никуда. Это в принципе невозможно. Мы сами портим эту красоту, обставляя ее ненужными условностями, за которыми скрываем свою страсть, алчность и похоть. Все это в итоге искажает линию прекрасного, нарушает гармонию бытия. Вместо выхода к свету попадаем в тупик собственных желаний, выхода из которого просто нет.
Катя вздохнула и в очередной раз заметила, с какой точностью он определяет ее чувственные переживания.
– Ты как-будто видишь меня насквозь, – задумчиво произнесла она.
– Это несложно, – пряча ироничную улыбку, ответил Андрей – У тебя душа светится.
Катя смущенно повернулась лицом к иллюминатору.
– Ну и кто же ты, видящий, как светятся людские души? – растерянно спросила она, не отрывая взгляда от проплывающих внизу облаков.
– Этого тебе никто не скажет. Хочешь что-либо узнать, научись наблюдать. Истина прячется в мелочах.
Она посмотрела на него и с удивлением отметила, что в его открытых глазах взгляд задумчиво спрятался в глубине.
– Нам лететь часа три, не хочешь чего-нибудь перекусить? – понемногу выходя из этого состояния, спросил Андрей.
– Не хочу, – растягивая слова, сказала Катя. – А насчет понаблюдать, тебя за язык никто не тянул, – игриво добавила она.
Катя улыбнулась и снова повернулась к иллюминатору. «Зря он думает, что я не способна к анализу, еще посмотрим, кто кого переиграет», – подумала она, глядя, как одеяло из облаков тихо проплывает под крылом. Хитрая улыбка, застывшая у нее на лице, была показателем интенсивности мыслительного процесса. Что же, хитрость это тоже проявление ума.
Андрей поднялся с кресла и направился вглубь салона. Задумчивость Кати приводила его в восторг. Он не ошибся в ней. Несколько месяцев анализа ее человеческой сущности, ее психотипа и интеллекта, теперь давали надежду, что все получится. С большой вероятностью можно было предполагать, что она как ключевой элемент его психологической игры даст необходимый результат. За эти несколько месяцев наблюдений он не только погрузился в психопатическую связь с ней, но и проникся к этой стройной и безумно красивой девушке необыкновенной симпатией, боясь признаться себе, что полюбил. Так бывает, когда кукловод виртуозно управляя куклой и думая, что все определяется его действиями, иногда утрачивает грань между реальностью и игрой. И однажды, захваченный собственным величием, он понимает, что уже кукла им руководит. Ибо если ты поверил, что все решаешь ты, то упускаешь момент, когда за тебя уже все решено.
Но сейчас его душа ликовала, небывалое ранее смятение чувств будоражило его душу, разливаясь огнем по всему телу. Он с трудом сдерживался, чтобы не закричать от счастья. Необходимости обманывать себя, что все это лишь элемент работы, не было. Где-то в глубинах подсознания, он прекрасно понимал, что влюблен. И сколько не гони и не подавляй в себе это чувство, ничего не выйдет. Однажды этот вулкан взорвется и разнесет твое самомнение на куски. Нельзя загнать джинна обратно в бутылку, иногда с ним лучше просто договориться.
Катя смотрела в окно, погрузившись в собственные размышления. Пауза, возникшая в их общении, давала возможность переосмыслить эмоциональную составляющую всего дня. Иногда стоит перезагрузить в памяти картинки, чтобы взглянуть на все по-другому. Эти несколько часов перевернули всю ее обыденность и стали самой яркой эмоциональной вспышкой в жизни. А яркие вспышки порой ослепляют. Сейчас самое время встряхнуть сознание. Она продолжала выстраивать в ряд события, в результате которых она сейчас летит в Милан с малознакомым ей человеком, пусть даже достаточно умным и симпатичным. Она прекрасно понимала, что ее поступок, неожиданный, глупый и недопустимый, был следствием какой-то внутренней растерянности, полной блокады сознания. Все так, но вот это «умный и симпатичный» всегда все портит. И надо бы оказать сопротивление, да уж силы нет. Обычная тяга к романтическим отношениям блокирует волю и дает такую реакцию на эти штучки с принцем на белом коне и с гранатой в голове. А потом слезы, переживания и на вопрос: «Куда же ты смотрела?» следует привычное: «Он был такой романтичный». Ну ничего, это не мой случай, я тебе так просто не сдамся.
Катя бросила взгляд в сторону Андрея. Он поднял глаза и улыбнулся. «Он мне еще ничего плохого не сделал, а я его уже тихо ненавижу. Бред полный», – подумала Катя.
Она снова уткнулась взглядом в иллюминатор. Рассматривая то, что никогда не меняется, начинаешь замечать изменения в себе.
Андрей взял со стола ноутбук и подошел к ней.
– Катя, пока летим, есть возможность выбрать платье и аксессуары. Это немного тебя отвлечет.
– А что здесь есть Интернет?
Андрей улыбнулся. Он опустился в кресло и посмотрел на Катю.
– Ты представляешь, как меняет наше мышление Интернет? Вбиваешь искомое значение в поисковик, и он выдает тебе весь спектр вариантов. Не нужно долго учиться, посвящать много лет изучению разных наук. Просто ввел в командную строку – и все, ты властелин мира и уровень знаний ограничен лишь полетом твоей фантазии! – сказал Андрей.
– Ну да, это так! Я думаю, это здорово. Есть возможность охватить необъятное.
– Я тоже об этом, – кивнул Андрей. – А можешь себе представить, что есть космический Интернет, такая общая база вселенских знаний о космосе, законах взаимодействия в ней, ее структуре и устройстве. В этой базе знания, накопленные многими цивилизациями из разных ее концов. И нужно всего-то устройство для обработки данных и качественная связь.
– И что же это за устройство?
– Наш мозг! Просто надо уметь правильно настроить его на получение информации, и Вселенная с удовольствием поделится самым сокровенным. А пока мы в поиске путей, вот тебе ноутбук и попытайся воспользоваться Интернетом традиционно.
– Вот, все вы, мужики, такие! – с иронией сказала Катя. – Сначала заинтригуете, а потом все традиционно.
Они оба рассмеялись.
– Катя, ты выбирай пока, а когда выберешь, закажи доставку в отель, – Андрей взял ручку и на листке блокнота написал: Starhotels Rosa Grand Milano. – Пусть доставят часам к пяти после полудня. А я пока пойду поработаю, чтобы тебе не мешать.
– Ты не сказал, на чье имя сделать заказ? – спросила Катя, пытаясь мелкой хитростью побольше о нем разузнать.
– На свое, – безразлично ответил он и, улыбнувшись, добавил: – На имя моей будущей жены.
Катя разочарованно махнула рукой. Ее маленькая хитрость была мгновенно прочитана и разбавлена его ироничной ухмылкой.
– Все, не мешай мне! – деловито сказала Катя, осознав бессмысленность каких-либо интриг. – В смысле, иди работай.
Андрей резко встал и двинулся в другой отсек салона. Все, эта река чувств окончательно засасывает его в омут. «Но какое же это, все-таки, сладкое чувство!» – подумал он.
– Дорогой, я могу сделать заказ, исходя из позиции твоей будущей жены? – игриво спросила Катя, пытаясь хоть как-то отыграться за предыдущую неудачу. – Сумма не очень тебя расстроит?
– Ни в чем себе не отказывай, дорогая! Ты должна быть неотразимой.
Катя открыла ноутбук и первым, что начала набирать в поисковике, был «космический Интернет». Выбор вариантов не удовлетворил. Поисковик эти два слова никак не состыковывал. Катя ввела в строку поиска «Тихое женское счастье». Вот здесь Интернет разошелся. Список сайтов и ссылок калейдоскопом проносился на мониторе. Но Катю это не волновало, потому-что где-то в уголках ее души набирало силу и расширялось ее собственное женское счастье, ссылка на которое сидела там, за перегородкой в салоне самолета. Это чувство наполняло ее приятным теплом, щекотало самолюбие, растекалось волною в груди. Нет, товарищ Интернет, в этом случае мой собственный поисковик сработал лучше. Вот что значит качественная связь. Катя прикрыла ладонью губы, пытаясь не рассмеяться от посетившей ее мысли. Потом, едва сдерживая смех, откинулась в кресле и посмотрела в сторону отсека, где сидел Андрей. «Вот так, двумя словами – «будущая жена» – расчистил всю гору сомнений и предрассудков, задавивших мою душу, – подумала Катя. – И теперь она, расправляя крылья, ловит попутный ветер любви, который, набирая силу, все больше походит на ураган. И ведь понимаю, что это только слова, и ведь понимаю, что может обмануть. Но как же это все-таки приятно. Эти минуты счастья стоят того. Эх, ладно… даже если обманет, зато как красиво врет». Она опять чуть не рассмеялась. Потом снова посмотрела в сторону Андрея, на минуту задумалась и прошептала как молитву: «Господи, только не он, только не он».
Как быстро меняется в нашей душе погода, как хрупко это равновесие. Душа, как перекресток наших желаний и страстей. Невозможно представить, какие битвы происходят на ее полях. Человеку свойственно бежать впереди паровоза. Нельзя, а хочется, нет возможности приобрести, возьми кредит. Если бы только был предел для наших желаний, так нет же! – нам все надо, надо и надо. Каждое наше желание, как маленькая гиря, повешенная на тонкую материю души, неотвратимо тянет ее в бездну. И возврата из нее нет.
«Эх, Катя... Нежность переполняет твою душу, и источник этого – не ты. Разве можно бояться потерять то, что тебе не принадлежит? Просто погрейся у костра, а придет время уходить – уходи. Но природа человека такова, что он даже любовь пытается приватизировать. Обозначить право собственности на чужие чувства, на чужую душу. Не от Бога все это, не от Бога», – подумал Андрей.
Размышляя так, он покачивался в кресле перед своим монитором. Катя, как и все мы, наивно предполагала, что ее мысли принадлежат только ей. Мысль очень тонкая структура, чтобы ее можно было удержать. Человечество пользуется тем, что может свободно передать изображение или аудиофайл с одного телефона на другой, из Европы в Америку. Но никак не свыкнется с тем, что мысль имеет ту же самую волновую природу и такую же всепроникающую силу. С самого своего рождения она перестает быть достоянием кого-либо и уносится в свободный полет по закоулкам мироздания. Синтез мысли как источника чистой энергии – главное предназначение человека. Каждая наша мысль обязательно к нам же и возвращается, усиливаясь многократно эманациями космического пространства. И то, какое действие она на нас окажет, зависит от ее первоначальной направленности. Разрушит или даст новый рост нашему сознанию, зависит только от нас. Еще Конфуций говорил: «Плохая мысль всегда находит своего хозяина».
Сосредоточившись, Андрей бросил короткий взгляд на часы. Через два часа самолет прилетал в Милан. Он стал просматривать подготовленные для него файлы. Отчеты, привычки, болевые точки человеческой натуры оппонентов, составленные его группой. Все это формировалось в его голове в определенные психотипы их сущности, с которыми ему потом придется работать. Сотни мегабайт информации проглатывались его сознанием, рисуя замысловатые картины в его воспаленном мозгу. Через два часа ему предстояло начать игру, от исхода которой зависели интересы его страны. Мировая экономика уже давно терпит хорошо спланированное крушение. Некоторые семьи, сосредоточив в своих руках большинство крупнейших мировых банков, всевозможных фондов и трастовых компаний, объединили их в единую финансовую систему. Играя на обычных человеческих страстях, они навязали миру новый финансовый порядок, при котором каждый человек, целые народы, страны и группы стран были втянуты в заведомо проигрышную игру. Огромная рекламная машина стимулирует наши желания, кредитная система помогает их осуществить. Они играют с человеческим желанием дотянуться до недосягаемого. Ни в чем себе не отказывай, живем один раз. А в итоге, живя не по средствам, мы обвешиваем себя невидимыми нитями долгов, превращаясь в покорных и безвольных марионеток. Целые страны, целые народы, каждый из нас. Целый мир марионеток управляется маленькой группой кукловодов. Они наслаждаются своим величием, но, по сути, они не менее ущербны, чем весь их театр. Точно так же искушает Дьявол. «Я осуществлю ваши желания, я поведу вас истинным путем, не думайте ни о чем, просто наслаждайтесь жизнью». И мы уже зачарованы его пустыми красотами, мы уже погрязли в похоти, алчности и тщеславии. Мы уже не чувствуем зловония этих нечистот, и глаза наши застланы смрадом, и путь наш заканчивается бездной. Но мы все так же строим планы на будущее. На будущее, которого уже давно нет. Кукловодам кажется, что они все контролируют, кому и когда стать главой государства. Где и в какой стране начать войну, или еще хуже – поддержать революцию. У них есть сценарий на нашу жизнь. Слава Богу, не только у них. Мировая экономика, а с ней судьбы многих народов, спланированно идет на дно. И никто уже этому не помешает. Перед Андреем стояла задача сделать так, чтобы этот водоворот затянул в себя и тех, кто его собственно организовал. Это будет, как удар молотом в пространстве, колебания от которого заставят содрогнуться мир. Он листал страницу за страницей, пытаясь из обрывков информации собрать пазл общей картины предстоящей игры. Умение читать быстро было выработано в детстве, умение манипулировать чужими душами приходило извне. Его мозг неистово работал, его сознание было напряжено. Перед глазами проплывали реальные картины событий, размазанные во времени и наполненные человеческими страстями. Энергия его поля была до предела напряжена. Любая искра могла разорвать его душу на куски. Это была его огненная натура, это она заставляла немыслимо быстро колебаться все его существо, вытягивая из него последние сгустки энергии, готовая, как гепард, к последнему решающему броску, апогеем которого будет мощный энергетический всплеск. Именно так его воля, вырываясь из глубин подсознания, формирует в пространстве конфигурацию событий, которые, придя из далекого будущего, станут для кого-то настоящим.
Андрей откинулся в кресле, все его тело было скованно судорогой. Холодный пот мелкими каплями покрывал лицо. Сил практически не осталось. Губы жадно хватали воздух. Еще секунда, и он умрет. Он всегда чувствовал эту грань, эту тонкую линию, за которой безумная тишина и всепроникающий холод. Его сердце будто сжалось в маленькую точку, и откуда-то из глубины доносилось хриплое «Господи, помоги»…
Катя медленно закрыла ноутбук и на цыпочках пробралась в отсек к Андрею. Один клик мышкой – и секретные документы сменились безобидными рубашками пасьянса.
– Вот такая у тебя веселая работа? Пасьянс раскладываем…
Андрей, с трудом приходя в себя, обнял ее за талию и притянул к себе, усаживая на колени.
– Тише, давай немного поспим, – шепотом сказал он.
– Да разве можно с тобой уснуть? – смеясь, ответила она.
Андрей положил свою ладонь ей на затылок. Ее тело моментально обмякло, голова опустилась ему на плечо, и паутина забытья мгновенно окутала ее сознание. Катя уснула. Стук ее сердца наполнял кромешную пустоту в его сознании. Ее чистое дыхание оживляло исчерпанную силу. Он, как вампир, жадно поглощал ее жизненную энергию. Что ж, у каждого устройства иногда надо менять батарейку.
Жизнь полна неожиданностей. Иногда они ее просто переполняют. Каждый из нас в душе Наполеон. Каждый из нас уверен в своей неповторимости. Почти каждому хочется верить, что его неповторимость является признаком особого смысла, элементом избранности. Даже эритроцит, несясь с молекулой кислорода по кровеносным сосудам, как на горках аквапарка в Анталии, даже он уверен, что является властелином мира. Еще бы, кто кроме него? Потому что сознание его ограничено рамками этого мира, за которые он никогда не попадет. Мы элементы общей цепи, мы даже не обособлены друг от друга. И в этой цепи каждый из нас является и донором, и реципиентом. Просто наше самосознание ограничено рамками нашего тела. Видимый мир – только лишь иллюзия того, что есть объекты, независимые друг от друга. Только поэтому нам кажется, что каждый сам за себя. Только поэтому мы продолжаем убивать друг друга, придумывая все более изощренные способы. Трудно себе представить, как мизинец, отрубив указательный палец, будет при этом испытывать радость свершившегося возмездия за поруганную честь и ущемленное самолюбие при распределении мест на кисти. Комедия, ей-богу. И как бы это ни было обидно, Кате абсолютно напрасно казалось, что эта сказка для нее и она в ней принцесса. Она была всего лишь элементом, пусть даже очень красивым, но все же элементом, в этой пока еще не замкнутой цепи. Элементом с определенным набором функций, с большей или меньшей степенью вариативности. Однако философия бытия такова, что каждый элемент может стать целой Вселенной.
Катя лежала на кожаном диване, накрытая пледом. Андрей, опустившись перед ней на колени, внимательно всматривался в изящные линии ее лица. Непреодолимое чувство вины нарушало равновесие в его душе. Он понимал, что втягивал ее в смертельно опасную схватку. Разбередив ее молодую неокрепшую душу, он поселил в ней искорки зарождающегося счастья, спокойствия и света, но впереди ждало лишь ожесточение и мгла, темень порока людей из большой политики и мира финансов. Он прижался щекой к ее ладони.
– Прости меня, моя родная, прости, если сможешь. Я не смогу без тебя, потому что безумно люблю эти твои завитушки на локонах, эти морщинки радости в уголках глаз, твои теплые и нежные губы,– шептал он.
– Я не сплю, – неожиданно сказала Катя и открыла глаза, а потом с особой значительностью, выдерживая паузу после каждого слова: – Я уже давно не сплю…
Они смотрели друг другу в глаза, пальцы рук крепко сжимались в объятиях. Слова уже были не нужны, словами можно было только все испортить. Воздух вокруг них был наполнен эфиром страсти, энергия между ними была напряжена до предела и, не находя видимых путей выплеска, потрескивала и искрила. Проникновение душ остановить было нельзя. Просто невозможно бороться, когда души так тянутся друг к другу. Еще секунда – и весь мир перестанет существовать, останутся лишь объятия и ласки. Андрей наклонился вперед, чтобы ее поцеловать.
– Стоп! – резко сказала Катя, как бы стряхивая с себя сиюминутное затмение. – Мы знакомы с тобой всего несколько часов. Я так не могу! Хотела бы, даже точно знаю, что хочу, но ты же понимаешь все эти наши женские штучки и… – улыбаясь, смущенно добавила она.
– Да знаю, знаю! – тоже смеясь, перебил Андрей.– Я дала ему не сразу, потому что он зараза. Ведь так записано в вашем кодексе правильного поведения? Хорошо, буду поддерживать эту утопию социальных запретов. Прости, что нахлынули чувства, прости за попытку реализовать их в поцелуе, и вообще, прости за любовь.
– Пусть так, но мне так спокойнее. Не надо нарушать мое внутреннее ощущение правильного. Для этого нужно время…
– Времени нет! – снова перебил ее Андрей. – Времени как физической величины нет в природе. Есть хронометр, отсчитывающий часы от одного рассвета до другого, и по этому хронометру мы через полчаса будем в Милане, так что поднимайся и приводи себя в порядок.
Андрей сел рядом с ней на диван, нарочито
повернулся спиной и принялся листать какие-то бумаги. Катя поднялась, обняла его за плечи и поцеловала в мочку уха.
– Ты же сам говорил, что для этого у нас целая жизнь впереди. Научись ждать, – заигрывая, сказала Катя.
Она поднялась и направилась в комнату, где можно было освежить лицо, восстановить память и просто отойти от натиска страстей.
– В следующий раз буду думать, что говорить! – ругая себя, пробурчал Андрей.
Катя обернулась и расплылась в улыбке.
Мужчины не любят поражений. Любой отказ ранит их самолюбие, вселяет неуверенность. Даже если этот отказ лишь повод в следующий раз ответить страстным и бесповоротным ДА. Такова природа мужской натуры… смешной, нелепой, дикой.
Самолет медленно планировал вниз. Пелена облаков ласково окутывала его крылья. Еще немного, и он вырвется из этих мягких объятий и увидит под собой бескрайние просторы тверди, манящие к себе разноцветными огнями аэропорта. Еще несколько минут, и он выпустит под собой шасси, меняя равновесие полета на бетонную устойчивость взлетной полосы. Как и все мы – после безумного полета души испуганно ищем опору под ногами. Земное притяжение полезно для тела, но губительно для души. Исчезает ощущение резонанса. А как хочется иногда полетать…
Катя вышла из отсека «для генсека», опустилась в кресло рядом с Андреем и, положив голову ему на плечо, крепко всем телом прижалась к его руке. Сердце замерло, затаилось. Дыхание попадало ему в унисон. Время остановилось. То, что раньше пролетало, как миг, теперь стояло перед глазами яркими картинами, которые перетекали в причудливые образы, как на картинах Дали. Вот она, спокойная гавань души, где волны страсти не разбивают пристань мечты. Счастье имеет многогранное проявление. И так случилось, что самым ярким оно бывает не в бурях эмоций, а в тишине, наедине с любимым.
Толчок при касании шасси о бетонку вновь запустил эти временные отрезки в обычном ритме. Часы судьбы, приостановившись, теперь пытались наверстать упущенные мгновения. Жизнь завертелась в привычном темпе, но ощущение счастья и равновесия души еще долго будет витать в воздухе, наполняя его эфиром любви. Самолет, резво пробежав по взлетке, сбавляя скорость, начал выруливать на отведенное для него место стоянки. Главный терминал аэропорта призывно сверкал огнями. Десятки автобусов, лавируя между гигантскими лайнерами, спешно привозили пассажиров к самолетам и так же спешно увозили вновь прибывших. Огромный механизм аэропорта Мальпенса функционировал с немецкой точностью и итальянским шиком. Спустя несколько минут после остановки их FALCON 900 раскрыл трап.
Андрей взял Катю под руку и спустился по нему вниз. Теплый ветер, который постоянно гуляет по таким открытым площадкам, ласково теребил только что уложенную Катей прическу, пытаясь внести нотки итальянского стиля. «Поистине у каждого ветра свои планы на твою прическу», – подумала Катя, уже не пытаясь что-либо исправить. Андрей, оставив ее у трапа, подошел к встречающей их машине, рядом с которой стояли два загорелых и крепко сбитых парня. Из-за шума постоянно взлетающих и садящихся самолетов, Катя не слышала, о чем они говорили, но по жестам встречающих поняла, что они смотрели на него с какой-то завороженностью, и это подобострастие сквозило в каждом их жесте. Кто бы мог подумать! Ее Андрей и эти двое головорезов! Какой разительный контраст на фоне спокойного и уверенного в себе человека! Он махнул ей рукой, приглашая сесть в машину, в которую уже усаживались эти двое неандертальцев. Катя подошла, он распахнул перед ней заднюю дверь автомобиля и они оба уселись на удобные кожаные кресла. Машина резко тронулась с места и, набирая скорость, двинулась в сторону Милана. Катя снова прижалась к Андрею и принялась рассматривать салон автомобиля. Изысканность в отделке поражала. Кожаный салон был инкрустирован вставками из красного дерева. Ручки, кнопки стеклоподъемников и панели с регулятором климат-контроля были отделаны хромом. Задняя часть автомобиля была изолирована от передних сидений звукопоглощающей перегородкой из тонированного стекла. Только мелькающие вдоль трассы огни реклам выдавали скорость, с которой они уносились в сердце другой культуры, в город модных бутиков и изысканных ресторанов.
– Что это за автомобиль? В смысле, какой марки?
– Это «Бентли», – сухо ответил Андрей. Катя удивленно покачала головой.
– В Москве «Мерседес», в Милане – «Бентли»... Я, конечно, плохо в этом разбираюсь, но, судя по отделке, не самая дешевая машина? Или опять скажешь, не твоя?
– Нет, не моя, друг помог, – Андрей с трудом сдерживал смех.
– Я так и думала, опять этот самый загадочный друг,– задумчиво сказала Катя.
– Да нет, это уже другой. Разве у меня не может быть двух друзей? Ты что, ограничиваешь мои конституционные права? – не унимался Андрей.
– Ладно, не буду я тебя больше пытать, все равно бесполезно! – не скрывая разочарования, сказала Катя. – Мы сейчас куда?
– Быстро заедем в гостиницу, переоденемся, ну там гигиена и так далее… Пообедаем в ресторане – и в оперу. Я думаю, времени хватит.
Катя приподняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– На что хватит времени, которого в природе как физической величины нет? – усмехнулась она.
– Молодец, хватаешь на лету! Ну, к этой дискуссии мы позже еще вернемся.
– А мы вообще вернемся? – сухо спросила Катя. Сделав паузу и набравшись решительности, она села на сидение так, чтобы оказаться вполоборота к Андрею.
– Мерседесы, самолеты, шикарные гостиницы, опера... Ты знаешь, без всего этого я могла бы с легкостью обойтись. Мне не нужен весь этот антураж. Одно лишь волнует, как бы это сказать... Лишь бы не было войны, ну так, образно выражаясь. Я прекрасно понимаю, каких это стоит денег, а любые деньги всегда чего-то «стоят». Андрей, я единственная дочь у своих родителей! – сказала Катя. В каждом ее слове чувствовалось внутреннее напряжение.
– А ты думаешь, меня у моих родителей двое? – попытался отшутиться Андрей, но сразу понял, что шутка не прошла. Он взял в свои руки ее ладони и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Это не декорации для «войны». Тебе не стоит переживать, я не веду боевых действий с красивыми девушками, ну разве что в спальне, – снова шуткой он попытался снять неожиданное напряжение.
– Андрей, мы даже паспортный контроль не прошли. Ну ладно бы в Москве, там все возможно, но здесь. А в Москве ты назвал мою фамилию пограничнику, хотя я тебе ее не говорила, – сказала Катя, уже не пряча своего беспокойства.
– Тебя что больше волнует: моя осведомленность или бюрократический порядок у пограничников?
– Меня волнует, что я не официально прибыла в Италию, и, случись что, может оказаться, что меня здесь вообще никогда не было. Я не удивлюсь, что официально я и из Москвы-то не выезжала… «Катя, сядь в машину»… «Катя, заходи в самолет»... Ничего не объясняешь, просто двигаешь мной, как пешкой по шахматной доске, глядишь – в любой момент разменяешь на что-нибудь или того хуже – пожертвуешь.
Катя говорила, не скрывая своего беспокойства. Андрей лишь молча улыбался. Казалось, что он знает все, что она скажет, и теперь просто наслаждается всплеском ее эмоций.
– Нет, Катюша, этой пешкой я никогда не пожертвую, эта пешка должна стать ферзем! – опять шутя, ответил Андрей.
– А может эта пешка всегда мечтала стать королевой,– уже кокетливо передернула Катя.
– Нет, родная, королева слишком уязвима, ее все хотят «сожрать»! – Андрей с трудом сдерживал смех. – Это заставляет короля нервничать и ревновать. Ревность – это источник непоправимых ошибок, – Андрей уже почти смеялся. – Так что ферзем, родная, безликим и неприметным ферзем.
– Ладно, смотри сам, – улыбаясь, кивнула Катя. – Тебе же потом с этим «ферзем» по Милану ходить.
Она повернулась к окну и стала наблюдать за мелькающими огнями пригорода Милана. Чувство тревоги сменилось внутренним спокойствием, улыбка замерла на лице. «Как же легко он может снять напряжение, – подумала она. – Точными, легкими фразами. Даже занятно».
«Кардано-аль-Кампо», «Кастелланца», «Лайнате»… – таблички с названиями населенных пунктов пролетали мимо. Некогда обособленные, а теперь почти слившиеся с огромным монстро – городом мечты Миланом, огни которого с каждой минутой превращались в единое завораживающее представление. Пауза, повисшая между ней и Андреем, давала время для глубокого вдоха, для осознания действительности, куда же несут ее собственные мечты. Андрей с наслаждением рассматривал ее профиль, застывшие в уголках глаз слезинки счастья и шмыгающий время от времени нос. Паузы иногда наполнены большим содержанием, чем диалоги. А тишина – лучшее, что можно было бы услышать. Машина, продираясь сквозь плотный поток, рыскала в поисках свободных полос. Ее нервное рычание раз за разом нарушало эту тихую идиллию. Катя повернулась к Андрею и, наклонив голову, сделала глубокий вдох.
– Проверяешь, не попахивает ли серой? – шутливо спросил Андрей.
– Просто от самой Москвы меня преследует запах сирени. С того момента, как ты подошел тогда к нам за столик. Он то нарастает, то как-будто испаряется на время. С разной интенсивностью, но всегда рядом. Вот я и решила, может, это твой парфюм?
– Я не пользуюсь никаким парфюмом! Для меня это слишком примитивно. А тебе не нравится запах сирени?
– Нет, наоборот! В детстве у нас во дворе было очень много кустов сирени. Мне очень нравилось гулять, когда они цвели. Это запах детства, спокойствия, тишины и защищенности.
Андрей загадочно улыбнулся и отвел взгляд в сторону.
Запахи… Редко кто задумывается, какую роль играют они в нашем мировосприятии. Еще труднее представить, что восприятие запаха можно вызывать искусственно, погружая тем самым сознание оппонента в атмосферу более знакомую и привычную. К сожалению, для человека его органы чувств не совсем корректно отображают то, что пытаются отобразить. Поэтому и есть возможность существования оптических, слуховых иллюзий. Генерация запаха является иллюзией такого же качества, хотя и более сложной. Например, когда мы видим желтый предмет, это лишь означает, что его поверхность больше всего отражает лучи желтого цвета из видимого спектра световых волн. Сам же предмет при этом является белым. Вот такой парадокс. Генерация запаха – это всего лишь генерация волн, соответствующих частоте тех элементов, которые им обладают. Иногда воздействие может проводиться на участки мозга, минуя органы обоняния. Вполне выполнимая для подготовленного человека задача. И самое главное, эффективно помогает на стадии привязки к оппоненту, снимая у того чувство обеспокоенности и тревоги.
– Это хорошо, когда пахнет детством, – искренне улыбаясь, сказал Андрей. – В детстве порой кажется, что все возможно.
– И почти всегда, что эти возможности где-то рядом.
Машина зарычала в очередной раз и, вырвавшись из тисков потока, неудержимо ринулась вперед. Огни большого города галактикой звезд надвигались на них уже со стремительной быстротой. Феерия чужого счастья скоро проглотит их тишину и накроет безликой суетой. Милан открывал объятия широкими проспектами, неоновыми вывесками и толпами праздно гуляющих людей. Калейдоскоп бутиков, перекрестков и светофоров сменялся длинными парковыми террасами, уютными площадями и фонтанами. Город только готовился к ночному безумию, сбрасывая с себя суету дня. Катя не отрывала глаз от окна, за которым раскрывался новый для нее мир. Милан в десять раз меньше Москвы, но город, основанный кельтами и потом завоеванный римлянами, на площадях и улицах которого отпечатки более чем двухтысячелетней истории, с первого взгляда заставлял трепетать дух и завораживал сознание. Когда едешь по Милану, не покидает ощущение того, что воздух наполнен грохотом колесниц, шумными маршами римских легионов, толкотней на торговых рынках Средневековья. Отпечаток истории, тень прошлых событий. От нее нельзя отмахнуться, она незримо преследует вас в каждом камне на мостовой, в каждой песчинке известняковых плит зданий. Тень никогда не падает на стену, не оставив на ней постоянного следа, как свет, проходя через линзу, оставляет отпечаток на серебряной пластине. Существуют следы наших деяний и отпечатки всего того, что происходило ранее. Атмосфера таких городов особая, она погружена в историю, только ей понятное содержание. Здесь даже дышится по-другому, в унисон дыханию веков.
– Не могу поверить, что я в Милане! – не скрывая изумления, сказала Катя. – Честно говоря, у меня были другие планы на вечер.
– Так всегда и бывает, – задумчиво произнес Андрей. – Ты строишь планы на вечер, а кто-то строит планы на тебя.
– И кто же выигрывает? Тот, у кого был правильнее расчет?
– Да нет, обычно выигрывает тот, у кого сильнее воля. Ибо если ты точно расставляешь приоритеты, твоим планам уже никто не помешает. В твоем случае желание побывать в Милане было сильнее всего того, что было запланировано на вечер. Мечта увидеть Милан у тебя появилась недавно – Андрей сделал паузу, пытаясь что-то вспомнить, – где-то месяца два назад, когда тебе попался на глаза каталог бутиков с главной торговой улицы Милана Виа Монтенаполеоне. К твоему удивлению, в него были вставлены постеры с главными архитектурными памятниками Милана, миланского кафедрального собора Сан-Лоренцо-Маджоре, храма святого Александра и другие. По такому же стечению обстоятельств твое внимание привлекла программа, рассказывающая о замке Сфорцандо и театре Ла Скала. Информация об Италии и Милане преследовала тебя с назойливостью комара, пока желание побывать в Милане стало непреодолимым. Но ты понимала, что это всего лишь несбыточная мечта. И тут я – как добрый волшебник в голубом вертолете… в голубом, потому что другого не было… – Андрей почти смеялся, – со своим диким, как многим могло показаться, предложением. Многим, но не тебе. Груз твоих желаний плюс мои возможности – и мы в Милане! Все просто! – закончил фразу Андрей и потянулся в бар. Он достал стакан и налил в него апельсиновый сок.
– Сок хочешь? – сказал он, протягивая стакан Кате.
Она смотрела на него, не скрывая изумления. Чувства растерянности и удивления смешались в ее душе, сжимая ее в границах неопределенности.
– Сок? Нет, сок не хочу… – борясь с собственными мыслями, произнесла она. – Откуда ты все это знаешь?
– Да просто предположил, – улыбнулся Андрей. – А то как бы ты со мной поехала?
– Врешь ты все! Предположил… – разочарованно пробурчала Катя, поняв, что спрашивать дальше бесполезно. – Оказывается, ты страшный человек! ;– придавая нарочитую значимость своим словам, добавила она.
– Да? А мне говорили симпатичный, – рассмеялся Андрей. – Да не переживай ты так, Котенок,– ласково сказал Андрей. – Желания всегда нами управляют, просто мы не хотим этого признавать. Все будет хорошо, просто доверься мне.
– А другого ничего не остается! – сказала Катя, разводя руки в стороны и выпячивая нижнюю губу, как бы подчеркивая безысходность. – Как ты меня сейчас назвал? Котенок? А почему Котенок?
– Катя – значит Котенок. Не нравится?
– Пусть будет Котенок, – утвердительно кивнула Катя. – А тебя как в детстве называли?
– Меня? – переспросил Андрей. – Меня – Конем.
– А почему Конем? – Катя рассмеялась, прикрывая губы ладонью.
– Фамилия у меня Конев. Поэтому и прозвище у меня было – Конь.
Они оба рассмеялись еще сильнее.
Умение разрядить ситуацию, разрезать накалившуюся атмосферу острой шуткой было естественным свойством его ума. Не прилагая никаких усилий, он мог блистать на различных светских раутах и покорять всех своим обаянием. А теперь, изящно уводя линию напряжения в сторону, он увлек Катю в объятия своей души. Она чувствовала, как все больше и больше проникается доверием к Андрею, как, увлекаясь его витиеватыми рассуждениями, приближается к сути их построения. Взаимное проникновение душ настолько неотвратимо, что люди просто «прикипают» друг к другу, и отрываться потом приходится «с мясом». Катя повернулась к окну, с чувством сладкого волнения покусывая нижнюю губу. «Надо же, как ловко все подстроил: журналы, буклеты, рассылки тематические приходили на телефон про Италию, да и женщина в салоне так увлеченно рассказывала, как съездила в Милан… – подумала Катя. – И ведь действительно, так вдруг захотелось сюда вырваться! Никогда бы не подумала, что все подстроено, ведь была уверена, что это мое собственное желание». Катя вдруг резко повернулась к Андрею.
– А зачем ты мне все это рассказал? Я думала, что раз ты так ловко все провернул, легко добился своего, то, наверное, это должно было остаться втайне от меня. Зачем ты мне все рассказал? – спросила она.
Андрей даже не отводил взгляда после прошлого монолога с Катей, он как будто предвидел такое развитие событий.
– Потому что мы с тобой в одной лодке, Катя. Еще очень много загадочного и непонятного будет происходить с другими людьми, при других обстоятельствах, и, возможно, многое я не смогу тебе прямо объяснить, но одно ты должна знать точно – я с тобой абсолютно честен и никогда не причиню тебе вреда.
– Да ладно… Тот вред, который ты можешь причинить, я так понимаю, мне скоро придется у тебя выпрашивать.
Андрей засмеялся, многозначительно опуская взгляд в пол.
– Или ты не об этом? – замешкавшись, переспросила Катя. – Да ну тебя, вечно напустишь пыли и разгадывай тут твои кроссворды! Ежик в тумане, вот ты кто! – шутливо сказала она, толкнув с досады Андрея в плечо.
– Не Ежик, а Конь, мы же договорились! – тоже шутливо ответил Андрей.
Они оба рассмеялись. Машина, сделав последний реверанс, остановилась перед главным входом в гостиницу Starhotels Rosa Grand Milano. Это было пятиэтажное здание, построенное в строгом классическом стиле, расположенное в тихом и очень уютном месте. Первый этаж был занят бутиками, ресторанами и другими заведениями подобного типа. Это позволяло получить весь необходимый сервис прямо в гостинице. Центральный вход был скрыт террасой. За вращающейся стеклянной дверью открывался великолепный вестибюль. Полы были покрыты миланским мрамором, стойка на ресепшен, изготовленная из дуба, плавным поворотом сглаживала некоторую угловатость помещения. Обслуживающий персонал был приветлив, но не слишком навязчив. Катя от растерянности взяла Андрея под руку. Ритм его быстрого шага был для нее непривычен, но она пыталась под него подстроиться. Андрей бросил в сторону встречающего персонала приветственную фразу на итальянском, с кем-то поздоровался, кому-то просто кивнул и быстрыми шагами направился к лифту. Путешествие налегке имеет массу своих преимуществ. Во-первых, отсутствие багажа сопровождается легкостью в передвижении, во-вторых, всегда появляется повод приобрести что-то новое, при наличии денег, конечно. Двери лифта открылись, Андрей сделал шаг вперед, увлекая за собой Катю. Через секунду эта металлическая коробочка открыла перед своими пленниками коридоры второго этажа. Катя опять почувствовала эту стремительность в действиях Андрея. Уверенность и точность движений, а также их быстрота, не давали опомниться и увлекали стремительным потоком за собой. Она держала его за руку и почти бежала за ним, будто пытаясь удержаться за спасательный плотик посреди бурной реки. Звук электронного замка – и открытая дверь водоворотом затягивает ее в номер. Судорожное состояние и скомканное в груди дыхание заглушила захлопнувшаяся дверь. Андрей быстро прошел в номер, опустился в кресло и замер. Ей показалось, что его взгляд, направленный в угол комнаты, скорее всего не был ею ограничен. Катя, с трудом приходя в себя, опустилась на стул, стоявший возле двери.
– Андрей, может, ты объяснишь? – с трудом справляясь с волнением, спросила Катя. – Мы только что прилетели, а за тобой уже и номер имеется, и ключи от номера в кармане.
– Я живу здесь уже неделю, – неожиданно холодно и как-то отстраненно ответил Андрей. – Еще утром я завтракал здесь и в Москву летал исключительно за тобой, – продолжал говорить он, но было видно, что все его мысли сосредоточены на чем-то более важном для него в данный момент. – Ты права лишь в том, что сегодня ты Москву не покидала, да и я из Италии никуда не улетал. По крайней мере, для многих, кто тебя знает, ты до сих пор в Москве.
Андрей стоял вполоборота, корпус был наклонен вперед, приподнятые плечи создавали впечатление готовности к прыжку. Свет, падающий из окна, очерчивал его темный силуэт, еще больше размазывая границы реального.
– Ты здесь пока располагайся, ну там прими душ и прочее, а мне нужно на полчасика отлучиться, узнать на ресепшен, может, платье привезли, – сказал Андрей, нервно рыская глазами по комнате.
Катя от неожиданности просто оторопела. Ей вдруг захотелось закричать на него, но хлопнувшая дверь скрыла его ускользающий силуэт. Ярость огнем раскатилась по всему телу, сдавила виски и, не найдя другого выхода, с грохотом обрушилась на закрытую дверь. «Какая дура! Какая дура ты, Катька! Ну куда тебя черт понес?! Вот и все. Закрытая дверь… Без денег, да еще нелегально въехала в страну»… – борясь со слезами, размышляла она. – «Что делать-то теперь? Звонить в консульство, пока не поздно! …И что я им скажу?»
Мысли сбивались в кучу, спотыкались, обгоняя друг друга, никак не хотели выстраиваться в простую логическую цепочку. Когда эмоции накатывают волной, когда слезы сковывают дыхание, разрезая грудь нестерпимой болью, трудно поймать нить логических рассуждений. Потому что эмоции задействуют в организме механизмы, в основе которых лежит реакция на ситуацию, а не ее анализ. Эмоции;– это, пожалуй, самое яркое наше отображение реальности, не всегда, правда, самое реальное.
«Нет, лучше позвонить на ресепшен и кричать, звать на помощь». Она бросилась к телефону, сняла трубку, но гудков не было. Телефон был неисправен, либо его заведомо выключили.
– Домой собралась звонить? Возьми мой телефон, с него будет быстрее, – услышала Катя за спиной голос Андрея.
Повернувшись, она увидела, как перед ней стоял улыбающийся Андрей с открытым торсом, бодро вытирая полотенцем голову.
– Ты же только что ушел? – обескураженно сказала Катя.
– Ушел? – Андрей широко улыбнулся. – И куда же?..
– Туда, – трясущейся рукой указала на дверь Катя.
– Вообще-то я решил немного освежиться, зашел в ванную…но из номера, Катя, я не выходил.
Андрей закончил вытирать полотенцем голову, бросил его на край кресла и подошел к окну. Его взгляд снова устремился в угол комнаты. Потом он резко повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза. Что-то было в этом взгляде необычное, он как-будто обволакивал ее сознание, и чувство невесомости наполняло все ее тело. Он сделал несколько шагов навстречу, опустился в кресло и снял трубку телефона.
– Хотя, если тебе удобнее с этого телефона, то, пожалуйста, звони с этого, – сказал он, быстрыми движениями набирая какой-то номер.
– Мама, – сказал Андрей, протягивая трубку Кате.
Она закрыла лицо ладонями, в попытке справиться с нахлынувшей волной слез, сделала глубокий вдох и резким движением заправила волосы назад.
– Мама ждет, – спокойным тоном сказал Андрей, тряся в протянутой руке трубку от телефона. Катя взяла трубку, сжала эмоции в кулак и выдохнула.
– Привет, мама, – пытаясь сдержаться, сказала она.
– Привет, Катя. Может, объяснишь, что происходит? Где ты и с кем? Забежала на минуту днем и исчезла. А минуты две назад звонил какой-то парень и сказал, что вы любите друг друга и сейчас улетели в Италию обвенчаться, как-будто в Москве обвенчаться нельзя, – услышала она на том конце провода неуверенный, чем-то взволнованный и, тем не менее, такой родной голос мамы.
– Какой парень звонил? С какого телефона? – стараясь держать себя в руках, спросила Катя.
– Да не знаю, какой… Андреем назвался. А что, их у тебя несколько? – услышала она встревоженный голос мамы.
– Мама, подожди. Со мной все нормально.
Катя, укоризненно и строго посмотрела на Андрея, который удобно раскинувшись в кресле, наблюдал за ней, как незаинтересованный зритель за поставленной пьесой.
– Я действительно в Италии с Андреем, ты его не знаешь. Мы с ним сходим сегодня в оперу, а вечером я прилечу в Москву.
Катя сознательно сделала на последней фразе ударение, глядя в глаза Андрею, как бы требуя подтверждения. В ответ Андрей лишь пожал плечами, за что увидел перед собой сжатую в кулак руку Кати.
– Мама, не переживай. Со мной действительно все нормально! – уже немного успокоившись, сказала Катя. – Ты просто вспомни, пожалуйста, с какого номера он звонил?
– Так с этого и звонил, – утвердительно сказала мама Кати. – Ты же знаешь, у нас современный аппарат, он все номера определяет.
– Точно с этого? Ты ничего не путаешь? – настойчиво переспросила Катя.
– Да точно, точно с этого. Можно подумать, нам из Италии по несколько раз на дню звонят, чтобы я запуталась! – уверенно ответила ей мама.
– Ну ладно, мама, я тебе еще позже перезвоню, когда домой буду вылетать, – сказала Катя, не спуская взгляда с Андрея.
Она положила трубку телефона, выждала несколько секунд и снова сняла. Гудков в трубке не было. Телефон по-прежнему либо не работал, либо преднамеренно был выключен. Андрей, раскинувшись в кресле, продолжал безучастно наблюдать. На его лице сквозила хитрая улыбка, взгляд рассеянно блуждал, иногда спотыкаясь на карандаше, который он, перебирая пальцами, крутил в руке. Катя быстро поднялась, сняла с кресла полотенце, брошенное Андреем, и направилась к ванной. «Довольно просторная, но все же тупиковая комната, здесь он зайти не мог, да и когда? Прошло-то всего несколько минут, – подумала Катя. – Мокрый пол возле душевой кабинки и пар, каплями сползающий по стенам… – все это говорило о том, что здесь действительно принимали душ, да и полотенце, брошенное Андреем, было абсолютно мокрым».
Ее мозг настойчиво искал логическое объяснение происходящему. Нестыковка в деталях порой приводит в замешательство все наше восприятие действительности. Таков уж человек: либо он все должен понимать, либо этого не существует. Бегло осмотрев ванную комнату, Катя направилась к двери в номер. Она плавно нажала на рукоятку замка, сделала паузу, чтобы побороть накатившее волнение, и потянула дверь на себя. Дверь приоткрылась, и Катя, высунувшись на полкорпуса в коридор, чуть было не столкнулась с проходящей мимо горничной. Та смущенно улыбнулась и прошла дальше по залитому светом коридору. Катя закрыла дверь, а потом снова, сделав небольшую паузу, потянула на себя. Дверь послушно открыла ее взору все тот же коридор гостиницы, по которому все так же перемещались постояльцы и обслуживающий персонал. Закрыв дверь окончательно, она, переполненная чувством смущения, подошла к Андрею и села в кресло напротив. Он все так же был занят вращением карандаша, всем видом показывая свое безразличие. Взгляд рассеяно блуждал, особо ни на чем не останавливаясь, пока не наткнулся на вытянутый перед ним кулак Кати. Андрей с наигранным удивлением посмотрел ей в глаза, делая вид, что ничего не понимает.
– Не зли меня! – сухо сказала Катя. – Лучше сам расскажи.
Андрей широко улыбнулся.
– Душ довольно-таки приятный, правда, вода немного мягкая, шампунь плохо смывается, – попытался отшутиться Андрей, но, посмотрев снова на Катю, решил не обострять. Угроза в виде ее кулачка становилась еще более весомой.
– Ну ладно, что у тебя там не стыкуется? – покрутив свободной рукой над головой Кати, спросил Андрей.
– Я только что видела, как ты вышел, захлопнув за собой дверь, – пытаясь справиться с волнением, Катя указала рукой на входную дверь. – Я хотела ее открыть, но она была заперта. Я так перепугалась, что бросилась звонить, даже не помню куда…
– На ресепшен, – поправил ее Андрей.
– Да, на ресепшен! – Катя была вне себя от его спокойствия. – Но телефон тоже не работал. Катя рефлекторно сняла трубку, чтобы продемонстрировать, и поднесла ее к уху. Возникшая пауза говорила о том, что на сей раз в трубке отчетливо слышались гудки. Андрей, продолжая улыбаться, приподняв брови, с укоризной посмотрел на Катю.
– Ну я же видела, как ты ушел! – сдаваясь под грузом обстоятельств и не понимая, что происходит, произнесла она. – И как ты мог звонить с этого номера, если я постоянно находилась здесь и тебя не видела? – продолжала Катя, на подсознательном уровне понимая абсурдность того, что она говорит.
– Ну хорошо, я попробую тебе объяснить коротко, не вдаваясь в детали, но не уверен, что ты способна сейчас это осознать. Вот смотри… Карандаш крутится в моей руке с определенной скоростью и четко выверенными движениями. Давай заставим его вращаться быстрее, и еще быстрее, – сказал Андрей, и карандаш действительно начал вращаться с невероятной быстротой, бесшумно скользя между пальцами, он набрал такие обороты, что практически утратил четкие очертания, превратившись в темное пятно.
– Думаешь, это возможно – вращать что-либо с такой скоростью? А ведь, по сути, его скорость не изменилась, просто происходит это в сжатом промежутке времени. Это, как во сне… все происходит стремительно, нарушая все временные и пространственные ограничения, субъективно воспринимаясь, как миг. Время имеет линейную направленность и течет в одном направлении, но оно неоднородно и имеет разную плотность, за счет чего в мгновение можно «запрессовать» больше событий, чем могло бы показаться изначально. Пространство и время – такие непостоянные субстанции, что воспринимаются нами очень субъективно. Для одного время летит, для другого – стоит на месте. И пока ты здесь боролась с собственными страхами и билась в открытые двери, я спустился в бар, встретился с человеком, который там меня ожидал, забрал платье на ресепшен и позвонил твоей маме… Ну мало ли, что ты можешь ей наговорить – решил заранее их проинформировать. Если бы это происходило в твоем сне, ты бы не удивилась такой прыти?
– Но я ведь не спала?
– Кто знает, Катя, где сон, где реальность. Во сне мы плачем, смеемся в голос, пугаемся, просыпаясь в поту. Иногда эмоции, которые мы переживаем во сне, настолько ярки, что просыпаясь, многие седеют от ужаса, который там испытали. Если есть изменения в физическом мире, можно ли считать сны нереальными? Порой сама реальность напоминает сон. Никогда не поймешь, спишь ты или нет, слишком тонкая грань между двумя состояниями. Слишком тонкая грань между реальностью и сном, – задумчиво сказал Андрей, опуская взгляд, как бы сосредотачиваясь на каком-то внутреннем, наполняющем его чувстве. – Иногда хочется, чтобы все это было сном, дурным сном, и хочется поскорее проснуться. Хотя в некоторых снах хочется жить вечно.
Утратив надежду что-либо осознать и решив принять все, как данность, Катя поднялась с кресла и, махнув на Андрея рукой, направилась к окну.
– Знаю, что врешь, просто чувствую это, но ничего доказать не могу… Да и смысл? – устало прошептала Катя.
Открывающийся из окна вид на ботанический сад отвлек ее перегруженное информацией сознание на более понятные и красивые пейзажи экзотических растений.
– А что, нельзя было обойтись без такого рода фокусов? – тихо спросила Катя.
– Можно, просто времени не было, – спокойно и задумчиво ответил Андрей.
– Мы знакомы с тобой всего часов восемь, а у меня уже мозг взрывается от всего, что было, столько событий, информации... Раньше у меня на это ушло бы минимум полмесяца, а тут все в один день,;– продолжая смотреть в окно, вслух размышляла Катя.
– Ну вот, субъективное восприятие течения времени. Чем больше событий, тем медленнее оно течет. В твоем случае было все наоборот, отсутствие событий спрессовало время в твоем сознании в один миг,;– задумчиво ответил Андрей.
Катя испытывала чувство неуверенности, необъективной оценки реальности. В мозге каждого человека есть заранее заготовленные шаблоны отображения действительности. Каждый из нас точно уверен в том, что если подбросить яблоко, оно непременно упадет вниз. Если крикнуть в пустой комнате, то непременно услышите эхо. Но если вдруг эхо не случилось и, хуже того, яблоко не упало, а осталось висеть в воздухе без особых на то причин, наш мозг впадает в ступор. Его программа отказывается воспринимать необычные факты как данность, тем самым защищая себя. Ведь надо же понимать, что сформировавшиеся между нейронами связи – это результат многократных и устойчивых повторений, и сломать их просто так в один миг не получится. Именно поэтому все новое вызывает у нас такую настороженность, все необычное подвергается скептическому анализу, и только после череды повторений при отсутствии противоречий может быть принято мозгом в схему шаблонов восприятия реальности. Но когда события отображены и мы видим их реально, а объяснения не сглаживают противоречий, наша психика утрачивает на время возможность что-либо оценивать. Это пограничное состояние сознания провоцировалось Андреем специально. Выводя человека из психического равновесия, лишая его устойчивой внутренней опоры, можно было накладывать на его сознание, как на чистый лист бумаги, заранее заготовленную им программу поведения, в результате чего по истечении времени человек осознанно, на основании «собственных» убеждений, совершает действия, объяснения которым найти потом просто не может. Андрей подошел к Кате, обнял ее за плечи и тихо сказал:
– Не надо искать объяснений, принимай происходящее, как данность, потому что все, что я делаю, никогда не принесет вреда.
Катя откинула голову назад, и они с Андреем встретились взглядом. По телу пробежала приятная теплая волна, вернулась прежняя свежесть восприятия, мысли выстроились в понятную картину, тревогу и волнение сменило непреодолимое желание его поцеловать. Ее губы приоткрылись, и она всем телом прильнула к нему.
– Ты платье мерить будешь? – намеренно прерывая ее, спросил Андрей. – А то нам через полчасика спускаться вниз.
Катя отступила на шаг назад и, как будто стряхивая с себя нахлынувшее наваждение, сделала несколько быстрых движений ладонью перед лицом, обмахиваясь, как веером.
– Что-то как-то накатило не вовремя, – смущаясь, сказала Катя. – Ну, где там твое платье? – деловито спросила она, пытаясь взять себя в руки.
– В моем пойдешь? – пошутил Андрей, пытаясь снять напряжение неловкой ситуации, в которую сам же Катю и затащил. Она с улыбкой посмотрела на него и тут же отвела взгляд в сторону. Нахлынувшее на нее ранее сексуальное возбуждение еще щекотало низ живота.
– Давай, неси уже! – сказала Катя, слегка толкая Андрея в плечо. – И сам одевайся, а то я за себя не ручаюсь, мало ли что может произойти, одна в номере с мужчиной, – кокетливо добавила она.
Андрей, улыбаясь, быстрым шагом направился к двери, слегка потирая нос от удовольствия. Катя продолжала удивлять его своей простотой и проникновенностью. Ее чистая душа легко приняла на себя наложенную им программу, что привело к неуправляемому всплеску любви и нежности. У многих эти проявления бывают абсолютно противоположными. Именно поэтому он проигнорировал эту внезапно вспыхнувшую страсть, понимая неосознанность ее природы. Он быстрым движением открыл дверь в номер, что-то сказал застывшему в растерянности посыльному, который только собирался постучать в дверь и был крайне изумлен расторопностью хозяев. Взял принесенные им несколько пакетов, сунул ему в руку десять евро чаевых и с улыбкой распрощался. Закрыв дверь, он прошел к зеркалу, увлекая за собой Катю. Поставил пакеты на пол и быстрым движением скинул с одного из них упаковочную ленту.
Катя наблюдала за всем этим с каким-то особым, пока еще не понятным для нее, чувством. Она ловила себя на мысли, что с удовольствием наблюдает за всеми его действиями, быстрыми и четкими. В них сквозила уверенность, которая завораживала и притягивала к себе. «Вот так бы всю жизнь смотрела, как он чем-то занимается», – подумала Катя, и довольная улыбка растянулась у нее на лице.
– Надо быть очень осторожной со своими желаниями, Катя! Они иногда сбываются! – неожиданно сказал Андрей.
Катя внимательно посмотрела на него и задумчиво щелкнула язычком. Андрей поймал себя на мысли, что в этом случае защитной реакции и попытки все объяснить не последовало. Она приняла все, как данность.
– Ну все, можешь надевать.
Андрей протянул Кате платье, наконец-то избавленное от оберточной бумаги. Катя, взяв его, наклонила голову и, приподняв брови, иронично спросила:
– Будешь смотреть?
– Успею еще насмотреться, – с улыбкой ответил Андрей, понимая неловкость ситуации. – Я лучше тоже пойду одеваться.
– Лучше или тоже? – смеясь, бросила ему вслед Катя.
– В общем, как получится, – засмеялся Андрей.
Катя быстро накинула на себя платье, мельком подглядывая с помощью зеркала за тем, как одевался Андрей. Она наблюдала, как на его голом торсе при любом незначительном движении танцуют мышцы, перекатываясь и выпячивая всю свою мощь. Она стала понимать, что побороть возникшее к нему влечение становится все сложнее. Все еще посматривая краем глаза в зеркало за Андреем, она аккуратно расправила все складочки на платье и закинула распущенные волосы назад. Только после этого проявленная картина в зеркале привлекла к себе ее внимание. Платье было великолепным. Темно пурпурного цвета с золотыми вкраплениями, оно идеально облегало фигуру, ярко подчеркивая все ее достоинства. Катя была не в силах сдержать восхищения.
– Так не бывает! – удивленно сказала Катя. – Как по мне сшито.
– Да, хорошо сшили и цвет приятный, тебе очень идет, – уже надевая пиджак и подходя к Кате, сказал Андрей.
– Правильно, вот именно что сшили! Потому что в самолете я так ничего и не заказала. Как-то задумалась и забыла совсем про платье, а оно здесь, да еще сшито на заказ.
– Ну да, я его заранее заказал, еще месяца полтора назад, – стесняясь, как школьник, сказал Андрей. – А в самолете просил заказать, потому что не был уверен, что тебе понравится мой выбор. Тебя это смущает? – заглядывая ей в глаза, спросил Андрей.
– Даже если Луна упадет сейчас с неба, меня это уже не смутит!
– Луна-то нам в опере зачем? Нас в оперу с Луной не пустят.
– Следил за мной все это время? – спокойно спросила она, внимательно вглядываясь в его глаза.
В ответ Андрей, разведя руки в стороны, утвердительно кивнул. Катя загадочно вздохнула и принялась снова рассматривать себя в зеркале. Андрей, стоя за спиной у Кати, ненавязчиво подвинул вперед заранее приготовленные к платью туфли, которые Катя, уже не задавая бесполезных вопросов, тут же надела. Потом он аккуратными движениями собрал ее распущенные волосы в пучок и закрепил их на затылке изящной, усыпанной рубинами, заколкой. Катя, откинув голову назад, послушно следовала его движениям. Такое же рубиновое колье украсило ее обнаженную шею, а рубиновые серьги придали симметрию и законченный вид всему ансамблю. Чтобы полностью выразить внутреннюю красоту, иногда необходимо достойное внешнее оформление. Хотя часто оно лишь подчеркивает внутреннюю пустоту. Но это был не тот случай. Рубиновые украшения и изящно пошитое платье настолько спокойно гармонировали с блеском ее глаз, что в их глубине можно было разглядеть чистое зеркало души, еще не изгаженное похотью других и ее собственной глупостью.
– Ты необыкновенная девушка, с неброской, но запоминающейся красотой, – тихо произнес Андрей, еще раз пристально всматриваясь в ее отражение.
Катя опустила взгляд в попытке скрыть нахлынувшее на нее чувство неловкости. Секунды медленно перетекали в паузу, которая обычно заканчивается нежными объятиями и поцелуем.
– Я мог бы вечно тобой любоваться, но, к сожалению, нам пора, – так же тихо продолжил Андрей.
Еще несколько секунд Катя молча пыталась сбросить внутреннее напряжение и, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, послушно двинулась вслед за Андреем. «Эх, мужчины, мужчины... То бываете назойливо тупыми, то тупо нерешительными», – подумала про себя Катя. Андрей обернулся и, снисходительно улыбаясь, посмотрел на нее. Она поймала его хитрый взгляд.
– У меня такое ощущение, что ты копаешься у меня в голове? – с наигранным пренебрежением сказала Катя.
– Переживаешь за свою прическу?
– Нет, признайся… Читаешь мои мысли? – уже улыбаясь, продолжила Катя.
– Да я даже книг не читаю, куда уж там мысли,– с трудом сдерживая смех, ответил Андрей.
Катя промолчала, бросив в его сторону обреченно задумчивый взгляд. Понимая бесполезность любых расспросов, она решила вернуться к простым наблюдениям в попытке что-то разгадать. Если вообще было возможно систематизировать этот калейдоскоп событий, череду его странных проявлений и поступков. Проанализировать и выудить хоть какую-то логическую составляющую всего происходящего с ней. Ведь должен же быть какой-то смысл в его поступках.
– Попытка понять смысл путем построения логической цепочки – и есть главная проблема логического мышления. Ведь на каждом ее этапе возможно наличие неверных данных, а значит, и неправильный вывод, который сам уже является исходным для следующего. Все это лишь уводит от сути вещей. Когда восхищенно смотришь на радугу, меньше всего думаешь о том, что это лишь поляризация света, – сказал Андрей, нежно затягивая ее в кабину лифта.
Он нажал на кнопку нижнего этажа, и кабина стремительно ринулась вниз, придавая легкость всему телу. Катя все еще изумленно всматривалась в его наполненные блеском глаза, но уже точно понимала, что постепенно он приучил ее практически ничему не удивляться.
«Он точно копается у меня в голове. Как же мне с ним жить? Ничего не скроешь, – подумала она, но уже не уверена, что не вслух. – Один плюс – не надо намекать о своих сексуальных фантазиях, и так поймет».
Катя еле сдержалась, чтобы не засмеяться от смелости своей мысли, прикрыв губы рукой. Андрей, изображая удивление, посмотрел на Катю. «Все, молчу, молчу!» – давясь от смеха, мысленно ответила ему Катя, через какую-то секунду вдруг поняв, что это был именно мысленный ответ. И она его сделала, и он ее услышал.
Двери лифта выпустили эту изумленную пару в залитый электронным светом холл гостиницы. Быстро передвигаясь, будто паря над полом, они стремительно его пересекли. Хлопнувшая за ними дубовая входная дверь нежным потоком воздуха по ногам снарядила в дорогу. Вечер этого дня обещал превратиться в вечность.
Они сели уже в знакомый ей автомобиль, в котором, как и прежде, сидели двое мужчин, большую часть своей жизни посвятившие спортзалу. Машина плавно тронулась вперед.
– Если природа дала тебе такую комплекцию, то лучше привести ее в нормальное соответствие, то есть укреплять и развивать. В противном случае есть риск выглядеть большим и несуразным, – улавливая суть пренебрежительного взгляда Кати, сказал Андрей, указывая рукой на сидящих впереди парней. – Что касается интеллекта, то он у них на высоком уровне. Просто они не имеют возможности пообщаться с тобой на одном языке и как-то себя проявить. Построение собственного тела не всегда связано с ущербностью в умственном развитии. Это все равно что утверждать, что все блондинки дуры, но это же не так. Все очень индивидуально.
Катя улыбнулась и перевела взгляд в окно автомобиля. Для нее, как для блондинки, это был аргумент.
– Здесь напрямик через ботанический сад, минут десять пешком, но этикет требует, чтобы мы подъехали на авто. А так хотелось пройтись. Слишком часто принятые в обществе правила поведения идут вразрез с твоим внутренним ощущением порядка. Мешают жить так, как тебе хочется. Хотя некоторые пытаются, даже если выглядят чудаками, – усмехнувшись, сказал Андрей.
– Никто не мешает быть самим собой, кроме наших надуманных представлений об этикете, – задумчиво произнесла Катя. – Тем не менее пешком мы не пойдем, платье жалко.
– Вот и правильно!
Машина плавно притормозила, и они оказались перед залитым светом фонарей входом в театр. Старинное каменное здание было так оригинально подсвечено, что, казалось, оно парит над площадью, подчеркивая свою отрешенность и независимость от этой грешной земли. Его величество Свет делал его настолько легким и воздушным, подвластным любому дуновению ветра, что только сила красоты искусства, царящего внутри, удерживала его от соблазнительного путешествия в вечность. Околдованные его красотой, люди неспешно проходили в это царство музыки, своими роскошными нарядами пытаясь соответствовать его духовной возвышенности и красоте.
Взяв Андрея под руку, Катя восторженно озиралась по сторонам. Ее платье восхитительно подчеркивало стройную и по-кошачьи пластичную фигуру. Она всем нутром ощущала острые покалывающие взгляды завистливых и немоложавых дам, а также резкие, хищные, брошенные как бы невзначай, их кавалеров. Это был беспроигрышный ход Андрея, в попытке сразу привлечь общее внимание, он бросил на стол козырной туз.
– Катя, перестань вести себя, как ребенок в зоопарке, – снисходительно произнес Андрей. – Не надо пялиться на расписанные золотом стены. Здесь много других объектов, достойных нашего внимания.
– Не знаю… по мне, так все остальное меркнет! – улыбнувшись, ответила она, и они оба рассмеялись.
Продвигаясь вглубь театра, они заметно ускорили шаг. Андрей, наигранно важно, легким кивком головы здоровался с некоторыми проходящими мимо. Иногда его лицо расплывалось в улыбке, учтивой, но не особо дружелюбной.
– Я смотрю, ты здесь многих знаешь? – улыбаясь, сказала Катя, повторяя его приветственный кивок очередной паре.
– Я знаю здесь всех, их детей и слуг, массажистов и косметических хирургов, и даже личных собаководов, – сдерживая смех, ответил Андрей. – Всем кивать голова отвалится.
– Да, голову надо беречь. Мне всадник без головы не нужен.
– Я просто поражаюсь, какие нежные у нас с тобой отношения! – искренне смеясь, ответил Андрей.
Он продолжал свое движение вперед. Его фигура снова стала излучать напряжение, которое холодом проникало в каждую клеточку Кати. Плечи зажались, голова немного подалась вперед, глаза жадно рыскали по залу в поисках жертвы. Катя почувствовала, что он снова не с ней. Здесь, рядом физически, она прижимала его руку к себе, но внутренне ощущение близости пропало. Он на мгновение остановился, жадно вдохнул воздух, как ныряльщик после погружения, и решительно двинулся в сторону объятой всеобщим вниманием пары. Это были немолодой мужчина лет пятидесяти пяти, худощавый, небольшого роста, и его более молодая спутница в черном платье с изысканным декольте. Он небрежными жестами что-то объяснял другим окружившим его людям с видом уставшего от внимания человека. Девушка изредка улыбалась и бросала оценивающий взгляд на остальных, изображая неприкрытую скуку. Однако, заметив Андрея и Катю, их взгляды оживились и напускная важность куда-то испарилась. Они сделали несколько шагов навстречу, тем самым подчеркивая свою заинтересованность в общении.
– О, мой дорогой друг, как неожиданно приятно встретить вас тут, – расплываясь казенной улыбкой и двигаясь к Андрею с открытыми для объятий руками, сказал он по-французски.
Девушка улыбнулась более искренне. Ее взгляд столкнулся с глазами Андрея, аппетитно скользнув по его торсу. На Катю она посмотрела с меньшим удовольствием и плохо скрываемой завистью.
– Рады вас видеть здесь сегодня. В этом скопище тараканов должны быть истинные орлы! – сказала она, жадно впиваясь в него глазами. – Давно в Милане?
– Решили прилететь на премьеру. «Свадьба Фигаро» – моя любимая опера, – ответил Андрей.
– Чем-то напоминает вас этот Фигаро! – сказала она, не смущаясь своего спутника и продолжая пожирать Андрея глазами.
– Хотите сказать, что я тоже служу двум хозяевам? – приподнимая брови и изображая удивление, спросил Андрей.
– Нет, – снимая напряжение, ответила она. – Просто никогда не поймешь, где вас носит. Вы то в Бангкоке, то в Латинской Америке. И везде у вас дела и везде вы успешны.
– Говорят, вы неплохо заработали на кризисе в Афинах, – поддерживая беседу, спросил мужчина. – Кроме вас, все потеряли.
– Не надо верить слухам, – сухо ответил Андрей, и, стараясь спрятать тему, перевел их внимание на Катю.
– Хочу вам представить Кати, – на французский манер произнес он ее имя. – Нежная и обворожительная девушка, которая согласилась разделить со мной эти несколько часов в опере.
Катя хоть и считала, что хорошо владеет французским, на самом же деле едва улавливала какие-то обрывки их разговора. Однако поняв, что речь идет о ней, она учтиво кивнула головой. Будучи неглупой и наблюдательной, она заметила, как всполохи похотливых мыслей пронеслись у мужчины в глазах, а девушка с нескрываемым удовлетворением улыбнулась.
– Эскорт? – ехидно переспросила она. Андрей промолчал, снисходительно улыбнувшись.
– Франсуа и Валери Боне, – уже обращаясь к Кате и представляя собеседников, произнес Андрей. – Месье Боне – крупный банкир и блистательный финансист, – чувствуя трудности с переводом у Кати, Андрей говорил медленно, делая значительные паузы между словами.
– Ну, это преувеличение! – с трудом скрывая удовлетворение от лести, произнес Франсуа. – И все же, как вам удалось так успешно и вовремя вывести свои активы из Афин? Не скрою, наши аналитики совершили большую ошибку, дав положительный прогноз на общий рост в экономике Греции. И вдруг такое падение! Как вам удалось так все просчитать?
– Ну, вы же знаете, месье Боне, что нельзя предвидеть, когда может упасть, – глядя ему в глаза, с усмешкой ответил Андрей.
Валери прикрыла рот рукой в попытке сдержать смех. О проблемах с потенцией у Франсуа уже давно ходили легенды, и лишь он продолжал делать вид, что это оставалось их с Валери маленьким секретом. Единственное, что по-настоящему возбуждало Франсуа, это сухая отчетность о прибыли банка, роста его активов и котировок на бирже. За этими незаметными столбцами цифр стояли поломанные судьбы простых людей, их надежды, разбитые о подводные камни затейливо выстроенной финансовой системы. Понимание этого приводило Франсуа в неописуемый экстаз, питая его натуру иллюзией собственного величия. И эта эфемерность власти над судьбами людей, была кем-то сверху нивелирована его собственным бессилием. Ведь никто не даст раскачивать маятник бесконечно, у природы всегда найдется противовес. Может быть, это, а может, не только это было причиной ее постоянных измен. Не привыкшая отказывать своей плоти, она без особого стеснения предавалась прелестям любви.
– Ведь у каждого успеха есть свой маленький секрет! – продолжая уничтожать взглядом Боне, сказал Андрей.
– Ну так поделитесь им с нами, ведь мы умеем быть благодарными, – вступила в беседу Валери, восхищенно взглянув на Андрея. В ее словах и во взгляде скользил недвусмысленный намек. – Завтра мы устраиваем небольшой ужин в нашем загородном доме в Сен-Жерьо, будет самый узкий круг людей. Мы будем рады вас видеть. Ведь так, дорогой? – уже обращаясь к супругу, сказала Валери.
– Да, конечно, – немного смущенный прытью супруги, ответил Франсуа. – Мы действительно будем вам рады. Будет самый близкий круг людей, ведь мы ждем в гости Доминика Рене. Несмотря на всю занятость, он любезно согласился приехать. Я обещал ему восхитительную прогулку на катере по Аннеси.
Было заметно, что Франсуа очень гордился личным знакомством с Домиником Рене, директором-распорядителем МВФ.
– Кстати, было бы уместно взять с собой мадемуазель Кати, – облизывая свои тонкие губы, процедил Франсуа. – Она столь же очаровательна, как и рубины, украшающие ее.
Как банкир, Боне сразу оценил огромную стоимость этих украшений, а как масон, он знал, что рубин является символом власти над сознанием людей, создавая особый тип вибраций вокруг своего обладателя.
– Они всего лишь подчеркивают ее собственную красоту! – тонко парировал Андрей.
Его глаза продолжали впиваться во Франсуа, словно удерживая того на невидимом поводке. Прощаясь, Франсуа взял руку Кати и поднес ее кисть к губам для поцелуя. Она видела, как его маленькие глазки нервно забегали из стороны в сторону, а тонкие губы, подрагивая, прикоснулись к ее запястью. Катя почувствовала эту холодную, мокрую, пронизывающую пустоту его поцелуя. Ее тело было невыносимо напряжено, пронзительный звук разрезал ее мозг нестерпимой болью. Лицо Франсуа перекосилось в неестественной гримасе, а застывший стеклянный взгляд упирался в глаза Андрея, который монотонно ему что-то говорил. Что именно, Катя разобрать не могла, потому что электронный шум с нарастающей силой сотрясал все вокруг. Время тянулось бесконечно.
Андрей ждал этого прикосновения. Обычно, чтобы воздействовать на сознание человека, ему достаточно было лишь поймать его взгляд. Так мимолетно, на секунду, чтобы потом полностью его контролировать. Но в данный момент Франсуа его не интересовал, его мысленный посыл предназначался для другого, более значимого игрока, и поэтому он использовал возможность тактильного контакта, в котором Катя была лишь мостом, а Франсуа «почтальоном».
Приятная теплая волна порывом накрыла Катю, которая от неожиданности импульсивно отдернула руку. Режущий шум сменился разноголосицей неторопливо общающихся рядом людей. Андрей учтиво кивнул головой и, попрощавшись, медленно направился к входу в зал, утягивая за собой Катю, которая все еще никак не могла осознать произошедшее. Он с одной стороны был доволен собой, ибо заложенный им посыл уже точно ушел к своему адресату, с другой стороны, вся низость, которую он раскопал в разлагающемся мозгу Франсуа, невидимой пеленой грязи накрыла его собственную душу. И если простой человек для собственной гигиены может всегда принять душ, то как поступить с этой внутренней грязью, разрушающими эманациями, проникающими повсюду. Радовало одно: что от успешного и преуспевающего банкира, создавшего свое беззаботное настоящее на разрезанных судьбах других, до человека, умирающего от мучительных болей в мозге, разлагающемся от рака, Франсуа отделяют всего какие-то три недели. Все, что он оставит после себя претендующим на наследство стервятникам, это завещание, в котором все свои активы и состояние передаст в фонд помощи больным детям. И пусть сегодня он еще беззаботно строит планы на будущее и радуется столбикам цифр на личном счету, ему не суждено знать, что кто-то сверху уже положил свой противовес на чашу весов справедливости. И кто-то сверху – это, скорее всего, он сам. Ибо жить нужно так, чтобы потом не было ни мучительно, ни больно.
Его супруга Валери, не смирившись с потерей состояния мужа, бросится вслед за своей неуемной страстью в поисках нового счастья и закончит свою жизнь в дешевом борделе под Парижем, измученная венерическими болезнями и пристрастием к наркотикам.
Андрей понимал, что для него не пройдут бесследно эти заглядывания за горизонт, но не заглядывать у него не получалось, все происходило само собой, без особого на то желания. Он оглянулся назад, чтобы еще раз увидеть этих довольных жизнью людей, которые всерьез полагали, что уже ничто не в состоянии изменить их сегодняшнее благополучие. «Жизнь коротка, – подумалось ему. – Она даже короче, чем вы можете себе представить».
– Неприятный человек! – прерывая его размышления, сказала Катя. – У меня до сих пор холодок по телу от его поцелуя.
– Да! Это мир больших финансов. Он всегда полон таких «лакированных неприятностей» – продолжая свою мысль, но уже вслух, ответил Андрей.
– У тебя всегда такое отношение к успешным людям? – игриво спросила Катя, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Это они-то успешные? И что такого они, интересно, успели? – пренебрежительно бросил Андрей.
– Мне показалось, что они совсем не бедные люди.
– Бедные, Катя, ты даже не представляешь до какой степени бедные.
– Может быть, я не совсем поняла весь ваш разговор, просто не успевала за вами. Но они производят впечатление успешных людей, – понимая сарказм Андрея, сказала Катя.
– Вот именно, производят впечатление, – не унимая злорадства, ответил Андрей. – Просто делают вид, – задумчиво добавил он. – А чтобы понимать язык, успевать за мыслью собеседника, нужно перестать переводить. Старайся мыслить на этом языке, ведь ты знаешь значение слов, зачем же их проговаривать на русском?
– Ладно, попробую.
Так, беседуя между собой, они незаметно быстро поднялись в свою ложу и уселись в удобные деревянные кресла, реконструированные под те, что стояли здесь в XVIII веке. Мягкие, обшитые бархатом сидения и спинки которых податливо принимали их тела, располагая к приятному просмотру. Андрей немного наклонился к Кате и стал тихо рассказывать.
– Будучи ребенком, в деревне мне довелось видеть, как несколько жуков копались в навозной куче. Каждый из них старался накатать шары из навоза, как можно больше. Они с упорством, достойным внимания, но не уважения, накатывали эти шары, утаскивали их в сторону и возвращались за новыми. Особо талантливые и ленивые предпринимали попытки стырить уже готовые, за что изрядно получали от своих соплеменников. Некоторые, видимо, «успешные», накатывали столько, что им вряд ли хватило бы и трех жизней, чтобы все это съесть. Спрашивается, зачем тебе столько «дерьма»? Ведь это не тот случай, когда количество переходит в качество. Если бы эта куча не закончилась, они бы до сих пор оставались в ней. Тогда-то я и понял, что место стороннего наблюдателя является лучшим в этой возне. Потому что, каким бы ты «успешным» в ней ни был, все равно останешься навозным жуком, с сомнительными перспективами и подмоченной репутацией. Куча накатанного дерьма не является критерием успеха в жизни. И как только мы это поймем, жизнь приобретет иные, более яркие, краски внутренней гармонии и любви.
– Ну а если мы никогда этого не поймем?
– Значит, нас сдуют, как перхоть, с этой прекрасной планеты, – улыбнувшись, ответил Андрей.
– Кто сдует? – искренне удивляясь, спросила Катя.
– Ветер перемен! – усмехнулся Андрей. – Как и другие цивилизации до нас.
Катя заинтересованно посмотрела на него.
– Но ведь ты и сам богат?
– Поверь мне, Катя, у меня нет абсолютно ничего, что в современном мире могло бы называться богатством, – ответил Андрей, опуская глаза. – Абсолютно ничего нет.
– А как же самолеты, машины и прочее? – с недоумением спросила Катя. – Ах да, друг помог. Чуть не забыла, – улыбнувшись, сказала она.
Андрей продолжал, улыбаясь, всматриваться в глубину зала. Катя сделала жест головой, указывающий на удивление и непонимание.
– Все, Катя, тише. Представление началось, – тихо произнес Андрей, не отрывая взгляда от сцены.
– Что-то мне подсказывает, что представление началось намного раньше, чем мы вошли сюда, – задумчиво сказала Катя, продолжая наблюдать за ним, пытаясь хоть на миг уловить реакцию его мимики на услышанное.
Свет в зале медленно сползал вниз, обнажая залитую софитами сцену. Первые звуки музыки наполняли властной пеленой, подчиняя своему ритму утомленные суетой сердца. Представление действительно началось, теперь уже и на сцене.
Музыка как ничто другое глубоко проникает в наше сознание, наполняя его колебаниями, созвучными молитве в наших церквях. Эфиром любви, обволакивая и смачивая его иссохшие от обыденности бытия, закоулки. Музыка принимается нашим сознанием, как долгожданный дождь, проливающийся на растрескавшуюся почву, с тем же трепетом и благодатью. Атмосфера спокойствия и возвышенности питает душу, омывая весенним и чистым душем ее потаенные места. Чистая и светлая, она, поглощая энергию мироздания, начинает светиться искорками вселенского огня в глубине ваших усталых глаз. Привычные картины повседневной жизни наполняются магией волшебства. Музыка, не просто ударные тумба-юмба в наших современных клубах, а настоящая, созвучная молитве, единственная и истинная опора для роста души.
Катя с интересом наблюдала за Андреем. Она видела, как всполохи огня проносятся у него в глазах, лицо перестало излучать напряжение и просто светилось изнутри. Вокруг него витала какая-то особая энергетика, в атмосферу которой хотелось окунуться, как в холодный водоем посреди жаркого дня. Он, ни на что не отвлекаясь, смотрел на сцену, но взгляд не ограничивался ею и уходил дальше, за понятный только ему горизонт. Он был обособлен и сосредоточен в этой точке. Невидимые потоки энергии вихрем уносились туда, создавая в пока еще не материализованном пространстве события будущих дней. Воля этой огненной натуры была настолько сильна, что могла с легкостью конструировать события будущего согласно собственному плану. Искусство, подвластное каждому из нас. Сила эта заложена в каждом из нас изначально, но зачастую сведенная на нет нашими страстями и желаниями, которые нарушают стройность течения энергий. Каждый является творцом своей судьбы, слышим мы с детских лет. Но не все понимают сути этих слов. Не все способны улавливать потоки чистой энергии, разрушая их своей разнонаправленностью. Главное – правильно попадать в частоту колебаний энергий космического масштаба, создавать резонанс, усиливающий ваши собственные устремления. И тогда мысль, витающая всполохами энергии в безраздельном космосе, будет приобретать привычное для нас очертание в виде атомов и молекул вещества. Реальные, осязаемые вещи, обладающие массой и подвластные гравитации, возникают из эфемерной энергии, бурлящей в вакууме. Главное – очень сильно этого хотеть – еще один ориентир как подсказка из прошлого в реализации будущей мечты. Нужна лишь воля и чистое дыхание души, не скованное личной выгодой и страстью. Огненным людям это удается проще других. Не умаляя достоинств людей, связанных со стихиями других видов, именно люди, с рождения отмеченные стихией огня, вращают эту планету. Именно они, как всполохи пламени, находятся в безудержном движении, в поиске новых путей самореализации. Именно они имеют более тонкую, испепеляюще направленную натуру, способную улавливать энергии тонкого мира, заставляя колебаться их в унисон с собственной волей. Одна стихия – одна власть. Можно как угодно относиться к астрологии, с верой принимать, либо абсолютно отвергать ее положения, но нельзя отрицать того, что при рождении наша душа, как чистый лист фотобумаги, принимает на себя отражение находящихся на небосклоне звезд и планет, влияние и силу излучений которых отрицать было бы невозможно.
Катя смотрела на него и удивлялась, как многогранна его натура, как противоречивы ее проявления. Время с ним текло своеобразно. Миг мог тянуться бесконечно, а бесконечность проносилась, как миг. Казалось, течение времени было ему подвластно. Он мог замедлить его и запрессовать туда множество событий, а мог просто за ненадобностью перелистнуть несколько часов. Они возвращались в гостиницу молча, не проронив ни слова, интуитивно понимая, что тишина – это лучшее, чем можно было наполнить эту звенящую огненными искрами пустоту. Катя приспустила стекло в автомобиле, и воздух засыпающего Милана свежей волной ворвался, чтобы закутаться в ее волосах. Самые яркие звезды на небе, пробиваясь сквозь уличное освещение, приветственно манили к себе. Заколыхавшись, как флаг на ветру, ее душа пыталась вырваться и улететь к ним. Интуитивно человек не может жить без красоты, без чарующей силы искусства. Без этого человечество уже давно бы просто оскотинилось, задавленное своей безмерной алчностью и мещанством. Красота и сила искусства – вот ориентиры для нового роста души. Души, как источника света, как инструмента для синтеза чистой энергии, уносящейся в пространство. Единственное, что вызывает неподдельное восхищение и восторг. Красота, как основа миропорядка, возможно когда-нибудь нас спасет от того хаоса, который мы проецируем в реальности.
– На самом деле, это возможно, – прервал ее размышления Андрей.
– Что – возможно?
– Улететь к звездам. Так просто, без ракет и скафандров, вырвалась душа из этого бренного мира и полетела. Очень немногим это удается, но никто почему-то не возвращается обратно, – уже смеясь, продолжил он.
– То есть после смерти?
– Да нет, для этого необязательно умирать. Просто мы слишком ограничены в своем сознании, и ограниченность наша словно тисками зажата представлениями о материальном мире. Мы представить себе не можем перемещение в пространстве без догрузка в виде своего материального тела. А это лишь проявление сгустка энергий. Ведь никого не шокирует путешествие во сне, когда ты посещаешь давно забытые места, общаешься со знакомыми людьми из других городов. А ведь момент перехода из бытия в сон и есть пограничное состояние, в котором проявляются энергии тонких миров.
– Значит, когда я во сне с кем-то встречаюсь, это происходит на самом деле?
– Да, но проснувшись, не все это помнят.
– И что нужно сделать, чтобы улететь к звездам? Ну, без догрузка в виде собственного тела, – пошутила Катя.
– Нужно не испачкать пространство своей грязной душой.
– Значит, и там есть свой дресс-код?
– Ну, если тебе так проще, то да.
Машина плавно притормозила перед входом в гостиницу. На секунду тишина вновь заполнила пространство. Ветер, вырвавшись из объятий волос Кати, быстро соскользнул наружу. Она взяла Андрея под руку и направилась за ним. В холле гостиницы было уже не так людно, немногочисленный персонал, вяло снующий туда-сюда, и редкие постояльцы были квинтэссенцией зарождающегося дня.
– Насколько я помню, ты сегодня еще ничего не ела. Есть прекрасная возможность это исправить. Здесь замечательный ресторан, – интригующе сказал Андрей.
– Может, закажем еду в номер? – неохотно сказала Катя.
– Нет! – твердо ответил Андрей. – Это все равно что поехать к морю, а купаться в ванне с морской водой. Прием пищи, это особая церемония, которая не терпит лишних инсинуаций, – улыбаясь, добавил он.
– Не надо нам инсинуаций, – соглашаясь, сказала Катя. – Все весело идут в ресторан.
Андрей искренне улыбнулся. Ему импонировала эта ее беззаботная легкость и простота в общении. Не рисуясь в попытке показаться умнее, чем есть, и осведомленнее, чем надо, она была абсолютно естественна и прекрасна. Ей нечего было скрывать из своей прошлой жизни, а потому не надо было ему врать. Хотя вряд ли она понимала, что это невозможно. Они прошли к свободному столику, коих в столь ранний час было предостаточно, он галантно отодвинул стул, приглашая ее сесть, а затем сам сел напротив. Их глаза встретились, и каждый мог уловить во взгляде обоих желание не только пообедать.
Это происходит невольно, невидимыми искрами пронизывает тебя, заставляя сердце пританцовывать от зарождающейся страсти. И уже не получается успокоить дыханье, и кажется, ритм пульса разорвет вены изнутри. Медленно втягивая воздух, ты говоришь себе: «Это невозможно», но понимаешь, что зря.
Выпущенная из пистолета пуля позавидует той скорости, с которой они оказались в номере. Задыхаясь от бега или от нахлынувшей страсти, они рваными движениями срывали друг с друга одежду, отбрасывая в сторону вместе с запретами и прочей жизненной шелухой. Сила, с которой любовь наполняет наши сердца, похожа на ураган, с ним невозможно бороться, его нельзя сдержать никакими табу. Мощь попавшего в такт дыхания, разгоняет огонь страсти по всему телу. В этом магическом танце все задействовано для достижения цели, все, кроме головы. Про нее мы вспоминаем потом, ведь она в процессе не участвует. Потом наступает прозрение и понимание зачем. А пока буйство красок и всплеск эмоций накрывает волной их переплетенные тела. Сейчас только страсть властвует над ними, и перерастет ли она в любовь, будет зависеть от того, чем наполнится вакуум вокруг них, образованный в результате перетекания энергии в одну точку. Будет ли это «прости, я не думал, что так получится» или все закончится нежным поцелуем со словами «люблю». Очень простая химия отношений. Формула, отделяющая любовь от жажды обладания.
Утро робкими лучами света пробивалось через задернутые шторы. Новый день беззастенчиво освещал события прошлой ночи. Время, когда прошлое уже не исправить. Время, когда вакуум в отношениях нужно чем-то заполнять. Она лежала на кровати, закутавшись в истерзанное страстью одеяло, пытаясь скрыть то, что было так безрассудно обнажено вчера. Он сидел на краю кровати, сжимая в руке кубики льда. Лед ручейками просачивался между пальцев и, собираясь в огромные капли, падал на пол. Вот что происходит с теми, кто считает, что может удержать ситуацию в руках. Не кубиками льда, так ручейками талой воды, она утечет из-под вашего контроля. Кукла взяла верх над заигравшимся кукловодом. А может, он и сам кукла в чьих-то руках. Андрей обернулся и посмотрел на Катю. Она молча лежала, уткнувшись взглядом в потолок. Ее переживания были понятны. Первый мужчина, первый всплеск таких сильных эмоций. Каждый раз, когда она представляла себе, как это будет, то все выглядело по-другому. Свадьба, белое платье, цветы. Первая брачная ночь. Все так и должно было случиться, но почему-то не случилось. Не то чтобы она жалела о событиях прошлой ночи, просто произошедшее поставило под сомнение все ее понимание правильного с точки зрения нравственности и морали. Да и что он теперь подумает? Скажет, что с любым могла вот так, в первую же ночь. «В общем, дура ты, Катька, дура, в руках себя надо держать при любых обстоятельствах», – подумала она. Андрей, глядя на нее, улыбнулся.
– Пообедали называется, – задумчиво произнес Андрей. – Давно со мной такого не происходило. Мне казалось, я все могу предвидеть, а тут… – улыбнувшись, добавил он.
– Я же говорила, давай закажем в номер. Катя улыбнулась, но все равно в этой улыбке чувствовалась какая-то нервная напряженность.
– Ты не против, если по приезду в Москву мы с тобой обвенчаемся? – тихо и не уверенно спросил он.
– Конечно, у меня же теперь нет выхода! – нервно бросила Катя.
– В каком смысле – нет выхода? – явно не понимая, удивленно спросил Андрей.
– Кому я теперь такая нужна, ты ведь так думаешь, да? – Катя просто взорвалась от негодования. – Не кажется ли тебе, что для девушки важнее после первой ночи услышать простые и всем понятные слова? Ну, допустим, «я тебя люблю», а не твои предложения по выходу из ситуации, – с трудом сдерживая слезы, ответила она.
– Да я думал, что и без этого понятно, что я тебя люблю, – растерянно сказал Андрей, добавив: – всем…
Она смотрела в его растерянные глаза и не узнавала в нем того уверенного, продумывающего каждый шаг человека. Перед ней сидел обычный, озадаченный своей несдержанностью мужчина, обескураженный своей бестактностью и какой-то психологической неповоротливостью. Как будто все его датчики круиз-контроля над ситуацией выключились, как будто после затяжного прыжка вниз он снова пытается сделать вдох. Она бросилась в его объятия, крепко прижимая к себе. Ее тело судорожно вздрагивало в его руках. Кубик льда, сжимающий ее сердце, ручейками слез побежал по лицу. Они собирались в огромные капли и падали ему на плечо. Ситуацию невозможно удержать в руках, когда чувства не контролируются разумом.
– Как только я ни пытался удержаться, сколько я себя ни обманывал, что смогу обуздать свою страсть к тебе, все равно ситуация вышла из-под контроля. Меня не просто тянет к тебе, я даже оторваться не могу. У меня плохо получается высказываться о своих чувствах, честно говоря, я давно ни с кем не делюсь своими эмоциями, но мне очень хорошо с тобой, спокойно так и надежно, – тихо бормотал ей на ухо Андрей. – И еще, я чувствую, что я не выспался,– с улыбкой добавил он.
– Еще бы! Всю ночь не унимался, – так же тихо ответила ему Катя. Он не видел, но почувствовал, как она улыбнулась. – Действительно Конь. Ретивая, необузданная коняшка, – ласково добавила она.
– Коняшка? Какое-то знакомое, с чем-то очень созвучное имя ты мне сейчас дала, – сказал Андрей и отклонил голову, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Что есть, так и назвала, – выпучив губы и заигрывая, ответила Катя.
Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Атмосфера вокруг них снова засверкала искрами огненной энергии. Любовь наполняла все вокруг, теплыми волнами растекаясь по их телам. Энергия, выбранная из пространства, вновь наполняла его, но уже с особым ритмом двух сердец. Эта сила, эта энергия присутствует всегда. Она, как бурлящий поток, только и ждет любого повода, любого посыла, чтобы вырваться и, подхватив его, усилить своей безудержной мощью. Любую мысль, любое слово, любое действие. Оно готово, подхватив его, умчаться в поднебесье, сделать магический круг и вернуться, усиленное резонансом. Разрушит ли нас этот усиленный поток, либо даст силу для нового роста, определяем мы – своей мыслью, своим словом, своим действием. Вернее, их направленностью. Нужно наполнять пространство вокруг себя тем, что потом будете готовы принять в большем объеме. Андрей опрокинул Катю на спину и склонился над ней. Локоны ее волос небрежно прикрыли оголенные плечи. Воздух, подчиняясь ритму неровного дыхания, обдавал его лицо теплой волной.
– Ты действительно подумала, что я мог воспользоваться твоей слабостью и лишить тебя права выбора?
– В каком смысле? – приподняв от удивления брови, спросила Катя.
– Ты действительно думаешь, что потеря девственности может ограничить тебя в праве выбора мужа? – объясняя свою мысль, по-другому задал вопрос Андрей. – По-моему, это простая анатомическая погрешность, которую современная медицина легко устраняет, – добавил он, не скрывая своей ухмылки.
– Ключевое слово «погрешность», от слова «грех»,– сказала Катя, отталкивая от себя Андрея и садясь на кровать рядом.
– Ты и в правду думаешь, что девушка должна быть девственной до свадьбы?.. Попахивает каким-то Средневековьем.
– Ну и пусть, меня так воспитали! И вообще, вам, мужчинам, этого не понять. Вы себя ни до, ни после свадьбы ни в чем не ограничиваете. Для девушки это особенное состояние. Это, как там в вашем финансовом мире, кредит доверия перед долгими будущими отношениями.
– Кредит доверия? – засмеялся Андрей. – Я знаю многих девушек, которые выходили замуж с этим кредитом доверия, а потом, получив под него гарантии, начинали всех кредитовать, выражаясь нашим, финансовым, языком. Или, допустим, использовали другие свои кредитные возможности, лишь бы сохранить свой кредит доверия целым до свадьбы. Это, по-твоему, лучше?
– Может и лучше, чем потом выслушивать от вас пьяные расспросы, сколько раз брала кредит и в каких кредитных организациях! – раздраженно ответила Катя.
Со стороны могло показаться, что спорили два бухгалтера, если не вникать в суть спора. Раздражение Кати было вызвано попытками Андрея дискредитировать ее нравственные устои, заложенные в ней воспитанием. Ему же хотелось лишь во всем разобраться, от этого его настойчивость могла показаться назойливостью.
– Я лишь хочу для себя уяснить, и не надо, пожалуйста, обижаться. Вот, допустим, девушка, соблюдая все правила, выходит замуж девственницей, за того, кто по ее мнению, является тем самым единственным и неповторимым. А через полгода выясняется, что из принца он превращается в пьяницу и мутанта, способного лишь на оскорбления и побои. Ведь эта ошибка выбора связана с тем, что она абсолютно не имела никакого опыта общения с мужчинами, в сексуальном плане, естественно. Мужчины после секса раскрываются по-особенному, – сказал Андрей с присущей ему долей иронии. – Не лучше ли дать ей такое же право на сексуальное общение до свадьбы, как и мужчинам? Ведь у нас равноправие полов. Может, это убережет многих девушек от ошибок при выборе мужчины. По крайней мере, они будут больше в них разбираться.
– Равноправия полов никогда не было. Этим миром правят мужчины, и правила поведения тоже пишут они. В обществе все построено для защиты мужских интересов и прав собственности, в том числе и на женщин, – глядя ему в глаза, ответила Катя. – Однако, что касается напрямую вопроса, нужно ли хранить девственность до свадьбы, у меня есть достаточно простое объяснение. Любой биолог может подтвердить, что каждый самец, будучи с самкой, оставляет в ней неизгладимый след своего генома. Ты хочешь воспитывать своих детей с наследственными генами всех тех, кто был до тебя? – спросила она. – Нет? Значит, дискуссия закрыта! – сделав паузу, добавила Катя.
Она откинула одеяло и быстрым шагом направилась в душ. Ее стройное тело утверждающим знаком победы исчезло за стеклянной дверью. Андрей еще долго смотрел ей вслед, наслаждаясь резкостью и решимостью ее суждений. Он услышал то, что хотел. Четкое научное обоснование. Потому что, обычные нравственные запреты, на которых строится воспитание, слишком слабы для соблазнов, которыми напичкана современная жизнь. Трудно удержать эмоции в руках. А тут она точно знает, что не хочет растить детей, с генами случайных знакомых из ночных клубов. Вот вам и понимание о нравственном воспитании в свете заботы о будущем здоровье детей. Еще в Средние века английские феодалы, не в силах сломить сопротивление шотландцев и ирландцев, ввели на подвластной им территории право первой ночи с целью на геномном уровне искоренить их самобытность. В какой-то мере они в этом преуспели. Эти народы переняли у них не только язык и культуру, но и превратились из настоящих воинов в праздных забулдыг.
Катя, обернувшись в полотенце, вышла из ванной комнаты. Намокшие волосы густыми локонами падали на плечи. Не тронутое макияжем лицо светилось изнутри каким-то особым светом. Ее естественная красота была настолько прекрасна, что Андрей с трудом сдерживался, чтобы не накинутся на нее вновь. Она поймала его хищный взгляд и игриво улыбнулась. Женщины всегда чувствуют то, как смотрят на них мужчины. Они умеют уловить направленность наших мыслей, как бы мы этого ни скрывали. Наше магнетическое желание либо притягивает их, либо навсегда оттолкнет. Этому нет объяснения, это невозможно ни понять, ни спрогнозировать. В этом проявление первобытной, животной сути нашей природы. Почему самка выбирает того или иного самца, я думаю, она и сама порой понять не может. Ее внутреннее предпочтение выражается иногда в противоречивых, но отнюдь не бессмысленных знаках. Если она сразу не дистанцируется, значит, ваше притяжение взаимно.
Катя стояла перед зеркалом и плавными движениями рук разглаживала и просушивала волосы. Андрей подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в шею. Это был тот случай, когда зеркало давало возможность заглянуть в глаза человеку, смотрящему с тобой в одном направлении. Это был тот случай, когда внешнее прикосновение, стало отражением внутреннего проникновения душ. Зеркало как хранилище тонкого мира все это объективно отразило сотнями вибраций, которые серебряными стрелами унеслись в пространство. Все имеет в нем свое отражение в виде особенного типа вибраций. Единственное, что не разрушается во Вселенной, это информация как объективное отражение наших мыслей и поступков. Бессмысленно уединяться в темной комнате со своими грязными мыслями в надежде, что это останется тайной. Все найдет свое отражение в пространстве, бесчисленными эманациями растекаясь по нему. Мы, как актеры записываем на пленку вечности свою жизнь, которую «другие» во всех частях Вселенной будут просматривать в своих виртуальных кинотеатрах, причем в 3D.
– Там, в шкафу, есть кое-какие вещи, выбери что-нибудь для себя. Что-то не очень броское, но и не лишенное стиля. Сегодня ты не должна особо бросаться в глаза, сегодня мой бенефис. Попробуй хоть как-то нивелировать свою красоту! Хотя вряд ли это возможно.
– Я попробую, – загадочно сказала Катя и смущенно опустила глаза. Она, как любая женщина, понимала, что за комплиментами стоит обычная ложь, единственная ложь, которую женщины готовы слушать бесконечно.
Андрей поцеловал ее еще раз и направился в ванную комнату. Зайдя в душевую кабинку, он открыл кран с холодной водой, которая струнами ударила по его разгоряченному телу. Подставляя под них все еще укрытое пеленой сна лицо, он с наслаждением наблюдал, как по нему потоками стекают вчерашнее напряжение и усталость. Маленькие холодные капли, подобно муравьям, по крупинкам стаскивали с него вечернее изнеможение. Кровь разгонялась по всему телу, принося с собой силу и свежесть. Сегодня ему нужны именно свежесть мышления и сила убеждения. Сегодня начинается новый и основной этап игры, в которую будут втянуты лица особого измерения, с точки зрения их влияния на финансы всего мира. Ему понадобятся все силы ораторского мастерства, потому что простым воздействием на подсознание достигнуть результата не получится. Эти акулы нутром чувствуют постороннее воздействие. У них особый род построения мыслительной и психической деятельности. У них свои договоренности с темными силами, которые их оберегают и лелеют. Здесь обычными фокусами не обойтись. Нарастающая мощь сознания все сильнее разогревала его изнутри. Мысли снова приобретали стройность, а картины бытия – присущие им истинные краски. Он снова чувствовал и созерцал происходящее как бы со стороны, находясь над схваткой своих страстей и желаний. Вечерняя расслабленность смывалась с него холодными каплями воды. Это не тело, а душа принимала холодный душ. Это душа, очищаясь, наполнила ванную комнату парообразными испарениями. Андрей, сделав глубокий вдох, медленно повернул ручку крана. Стихший поток капелью напоминал о себе. Его дух замер в трепетном волнении. Удары в висках отсчитывали секунды. Пространство вокруг него начало сворачиваться в точку. В образованном турбулентном потоке он мог отчетливо разглядеть порядок сформированных в будущем событий. Это была проекция его сознания, его плана развития ситуации. Он разгонял этот бурлящий поток силой своей огненной энергии, выплеск которой ставил его на грань потери сознания. Он опять почувствовал эту грань, за которую не надо переходить. Грань, за которой тишина.
Накинув стандартный гостиничный халат, он медленно вышел из ванной комнаты и направился к Кате. Ужас, застывший в ее глазах, был отражением невыносимой боли, исказившей его лицо. Он обнял ее, прижимая к себе, жадно впитывая искорки ее чистой энергии.
– Что с тобой? – с трудом сдерживая истерику, спросила Катя. – Такое ощущение, что ты абсолютно замерз.
– Просто очень холодная она, – пытаясь унять судорогу в мышцах, ответил Андрей. – Холодная, просто жуть.
Говорил ли он о воде? Ей показалось, что да.
Холодный ветер Милана подстегивал их в дорогу. Серые, мрачные тучи медленно поглощали безоблачное небо. Природа нахмурилась проливным дождем. FALKON, как птица, расправив крылья, приготовился к взлету. Машины обслуживающего персонала аэропорта сороконожками разбегались в разные стороны. Самолет, набирая скорость, стремительно оттолкнулся от бетонки, пытаясь одним рывком преодолеть земное притяжение. На всем пути от гостиницы до аэропорта они не проронили ни слова. Каждый был поглощен своими собственными переживаниями. Он пытался сгладить последствия измененного сознания. Она старалась объяснить его внешние проявления. Андрей с каждым новым вдохом насыщал свое тело свежим, наполненным влагой воздухом. Огромные кучевые облака искрили зарядом, который ему сейчас был особенно необходим. Утреннее напряжение сходило на нет.
«Когда-нибудь я, заигравшись, окажусь по ту сторону печали, – неожиданно подумалось ему. – Да так, что уже никто не сможет мне помочь». Он рефлекторно бросил взгляд на Катю, в надежде зацепиться за линию ее души. Но у него ничего не получалось. Огненная стихия после мощного всплеска была похожа на растерзанный ветром костер. Одиночные всполохи пламени были бессильны прорваться через ее психическую защиту. Катя была поглощена своими размышлениями. Нестандартное поведение Андрея, эти необычные трансформации его личности, а иногда и просто необъяснимая реакция организма, все это неизбежно давило на подсознание, требуя адекватного и логического обоснования. А эти стеклянные глаза и искаженное гримасой боли лицо сегодня утром, судорога, сковавшая все его тело, что это было? Она посмотрела на Андрея и, столкнувшись с ним взглядом, инстинктивно улыбнулась. В этой улыбке была выражена ее озабоченность и непонимание. Увидев в его глазах призывный импульс, она быстро подсела к нему. Обхватив его руку, она прижалась к его все еще вздрагивающему в судорогах телу. Ее тут же обдало холодом, проникающим повсюду, пощипывающим каждую клеточку организма. Она снова посмотрела ему в глаза и впервые увидела в них зияющую пустоту. «Ну давай, возвращайся, я тебя так просто не отпущу», – мысленно произнесла она, еще крепче прижимаясь к нему. Абсолютно не понимая, что происходит, она на удивление точно подобрала слова, вибрации которых выстроились мощным потоком обратного движения. Андрей еще никогда не заходил так далеко. Еще никогда ему не приходилось с таким трудом возвращаться, вырывая свое сознание из бурлящего водоворота событий будущего. То ли общая усталость, то ли вечерний сексуальный выброс так ослабил его, но ему никогда еще не приходилось так тяжело. Он просто завис над бездной, к которой раньше и приближаться боялся. Он был на волосок от смерти, такой холодной, что просто жуть.
Мокрые, тяжелые облака переваливали через крыло. Самолет набирал высоту, оставляя под собой разъяренную стихию, изрезанную разрядами молний и громовыми раскатами. Впереди в безоблачном небе была дорога в Сен-Жерьо. Маленький курортный городок на берегу озера Аннеси казался ему теперь спасительным островком посреди бушующего океана. Эмоции, охватившие его, понемногу отступали. Воздух наполнял его организм необходимой энергией жизни. Сознание, подхваченное спасительным потоком, постепенно возвращалось. Андрей уже физически чувствовал теплоту его дыхания. Катя, прижимаясь щекою к груди, считала удары его сердца, которые приходили из ниоткуда с нарастающей силой.
– Ну вот, я снова чувствую, что ты со мной, – сказала она.
– Я что, по-твоему, куда-то выходил? – пытаясь скрыть происходящее, шутя спросил Андрей.
– Да Бог тебя знает… Но только уже во второй раз я ощутила, что ты не здесь. Тело рядом, его можно потискать, поцеловать, но тебя в нем нет. Как-будто заброшенный дом, пустой и безлюдный.
– Ты себя со стороны сейчас слышишь? Это же все не укладывается в рамки обычного.
– Ой, а где эти рамки-то обычного? Они остались там, далеко, в Москве. От обычного я отказалась, когда связалась с тобой.
– Прямо-таки и связалась?
– Безумными путами любви! – продолжая его фразу, ответила Катя. – Можно сказать, бес попутал, – улыбнувшись, добавила она.
– Я не бес, – неожиданно серьезно ответил Андрей.
Его тело вдруг опять импульсивно напряглось. Почувствовав это холодное напряжение, Катя отпустила его руку и села напротив, старательно высматривая что-то в его глазах.
– Как-то ты очень резко отреагировал на мою безобидную шутку, – пытаясь исправить ситуацию, сказала она.
– Это не шутка, все очень серьезно.
– Да мы всегда в обиходе употребляем такие слова… – начала было оправдываться Катя, но Андрей резким взглядом ее перебил.
– Не надо, Катя, ты не понимаешь силу этих слов. Ему все равно под каким предлогом пробраться в твою душу, будет ли это зависть, месть, ревность. Он использует любые грязные эмоции, лишь бы поработить тебя. Уж он-то не даст этим страстям потухнуть. Будет раздувать и лелеять этот костер, подбрасывая в топку все новые и новые эмоции, пока не истощит тебя. Он превратит твою душу в общественный туалет. Знаешь, сколько ходит таких, одержимых, от которых разит смрадом за километры, – резко и эмоционально сказал он.
– Я никого не знаю, от кого бы воняло за километры, – улыбаясь, ответила Катя, все еще пытаясь шутить.
– Потому что вам не дано почувствовать этот запах, весь мир ваш пропах его экскрементами. Вонь стоит повсюду! – уже тише, но все равно резко сказал Андрей.
– Наверное, я к этому серьезно не отношусь.
– Зато он к тебе серьезно относится. Никогда не называй его по имени, не привлекай к себе внимание.
Пауза повисла между ними. Катя подвинулась на край кресла, взяла его ладони в свои руки и поцеловала.
– Раньше думала, как к тебе подступиться, чтобы просто обнять и поцеловать. Иногда так хотелось это сделать, – тихо сказала она, игриво заглядывая ему в глаза. – А теперь я могу тебя обнять в любой момент, вот так прижать к себе и не отпускать.
Они оба улыбнулись, и повисшее ранее напряжение растаяло в этом эфире любви.
– Ты такой необычный, никогда не просчитаешь, как ты отреагируешь на то или иное событие. Эти твои манипуляции людьми, твои размышления о сути вещей. Только откроешь рот, и я сразу теряю состояние равновесия. Мы с тобой знакомы всего-то сутки, а я уже безгранично счастлива! – сказала она.
– Кать, ты что влюбилась, что ли?
Она многозначительно улыбнулась и опустила взгляд.
– Ой, прилетит мне за твое счастье, я чувствую, обязательно прилетит, – грустно добавил он.
– Что прилетит?
– Беда, что же еще.
– Что, обязательно должна прилететь?
– Ну да! Все в этом мире находится в равновесии. Если тебе счастье привалило, значит, кто-то им будет обделен.
– Почему этим обделенным должен оказаться именно ты? – глядя ему в глаза, спросила Катя.
– А разве для тебя есть разница, кто будет страдать из-за твоего счастья? – Он сделал паузу и задумчиво опустил взгляд. – В данном случае это буду я, потому что у нас с тобой особая психопатическая связь. Мы с тобой находимся в разных частях одних и тех же качелей. В разных, но взаимосвязанных!
Катя перевела взгляд в иллюминатор.
– По-твоему невозможно, чтобы оба были счастливы? – рассматривая покрывало облаков под крылом самолета, спросила Катя.
– В данном случае, наверное, нет, – грустно выдохнул Андрей.
– И что же делать? – не отрывая взгляд от иллюминатора, спросила Катя.
– А как ты считаешь, правильно ли наслаждаться своим счастьем, зная, что кто-то несчастлив в такой же степени? Причем, ты даже не знаешь, в чем оно, это несчастье, потом будет для него воплощено. Может, это будет его личная потеря, а может, болезнь его маленьких детей. Беда ведь приходит по-разному, иногда безлико, просто создает противовес в природе. Где эта грань, эта мера веса, за которой твое счастье перевесит чужую боль?
– По-твоему, теперь нельзя быть счастливой? Нельзя испытывать эту безразмерную радость, этот всплеск эмоций? Как же тогда жить?
– Не знаю, Катя, эмоции вообще ни к чему хорошему не приводят, – с улыбкой ответил Андрей. – У меня нет ответа на этот вопрос. Жизнь дана нам для того, чтобы такие ответы находить. Будем считать, что я пока в поиске.
Андрей замолчал, ненадолго задумавшись. Потом наклонился вперед и с видом заговорщика стал тихо говорить.
– Я недавно был в одном городе на севере России, можно даже сказать, что севернее просто некуда, так вот, там я столкнулся с занятным объявлением в газете. Некая общественная организация предлагала кредит без лишних проволочек, справок и поручителей. Достаточно было паспорта. Проценты по кредиту были незначительные, но было одно условие. Кредит выдавался только членам этого общества. Чтобы стать этим, значит, членом, нужно было внести уставной и паевой взносы. И тот, и другой были равны десяти рублям.
– Десять рублей? Так мало? И в чем же фишка?
– В том-то и дело, что сумма-то мизерная, так что условия для членства абсолютно приемлемые, и люди в погоне за личной выгодой толпами валили к ним. Помимо кредитов, это общество гарантировало большие проценты по вкладам. Так что желающих примостить там свои деньги было хоть отбавляй. Страсть наживы и халявного доступа к благам цивилизации застилала им глаза. Люди полностью утратили чувство меры над своими желаниями. Вот так слуги Дьявола вербуют неокрепшие души в свои ряды. Души, утратившие все каноны православия. Хотя не только в православии, но и в других религиях брать и ссужать деньги под проценты считается одним из самых тяжких, смертельных грехов. Ведь первое что сделал Иисус, это выгнал из храма менял и ростовщиков. И когда завтра демоны будут рвать их души на куски, размахивая перед носом в качестве аргумента их добровольным паевым взносом, тогда об его сумме уже будет бесполезно заикаться, ведь тут важна не сумма, а намерение, так сказать, добровольный и осознанный выбор.
– Ты действительно полагаешь, что паевой взнос в десять рублей может быть причиной вступления под знамена слуг Дьявола?
– Конечно! Ведь это же обряд. Ловко завуалированный, но от этого не менее эффективный. Когда мы принимаем православие как опору для роста души, мы, трижды повернув голову, плюем через левое плечо со словами отречения от Дьявола, его благ и привилегий. Простой, незатейливый обряд, который служит дверью в царство Господне. Почему же ты думаешь, что к Дьяволу попасть сложнее? У него критерии отбора намного проще. Весь вопрос в намерении, как и в вопросе про счастье. Готов ли ты получать от жизни больше за счет других? Можно, конечно, придумывать отговорки всякого рода, чтобы хоть как-то оправдать собственную слабость духа. Человек может легко себя обмануть, но только не Его, потому что Он видит суть твоих намерений!– сказал Андрей, показывая указательным пальцем вверх.
– Ты действительно так веришь в Бога, Дьявола и прочие библейские сказки?
– Если веришь в Бога, то отрицать существование Дьявола нет смысла!
– И между ними, по-твоему, идет скрытая борьба за души людей? – спросила Катя, удивленно приподняв бровь.
– Скорей всего идет, но мне почему-то кажется, что они в одной команде.
– Это как?
– Ну, к примеру, Бог указывает тебе путь к истине, но лежит он через непроходимый перевал, да еще надо нести с собой рюкзак с камнями, без еды и питья, без отдыха и послаблений. Смотришь ты на все это и понимаешь, что непосильная-то для тебя ноша. Но если цель понятна и видна, то, может быть, добраться до нее проще по стоящей рядом канатной дороге. А там уже Дьявол раздает бесплатные билеты, делает коллективные скидки и подарки каждому сотому посетителю. Ну ты и садишься в нее в надежде легко добраться до цели. И тут он с тобой начинает такое вытворять на этой своей дьявольской карусели, так начинает душу твою выворачивать и рвать на куски, что путь по горному перевалу с рюкзаком камней кажется тебе детской прогулкой. И ты уже кричишь, израненный и растерзанный, готовый на все, лишь бы это прекратилось, лишь бы остановился этот дьявольский аттракцион, а он тебе шипит в ухо: «Тебе же предлагали другой путь, но ты решил слукавить и облегчить свои страдания… Ну что, облегчил»? И разражается хохотом. И ты понимаешь, что это никогда не закончится, и ты никогда не доберешься до цели, потому что у этой карусели она другая. Наверное, душа должна настрадаться и намучиться, чтобы потом спокойно принимать трудности на пути к вселенской благодати и не искать легких путей. Я же говорю, их не обманешь, они видят суть наших намерений, – задумчиво сказал Андрей.
– И церковь, расписанная золотом, и толстые священники, пухнущие, видимо, от тяжести этой ноши, конечно же, являются проводниками истинной веры, образцом для подражания, жертвенности и аскетизма. Ты знаешь, иной раз, бывая в церкви, и видя их, одетых в золото, с откормленными рожами, не очень понимаешь, зачем мне-то себя в чем-то ущемлять?
Катя не стала скрывать своего сарказма.
– Не знаю, я в церковь не хожу. Мне, чтобы общаться с Богом, посредники не нужны. У меня и так с ним каждый день аудиенции, – Андрей улыбнулся, потом, подняв на Катю глаза, сказал:
– А в основе твоего пренебрежения к роскоши церкви лежат не идейные противоречия, а некая алчность, питаемая скрытой завистью. Материальный достаток многих служителей церкви мозолит глаза, раздражает нестыковками сказанного и прожитого. Мы все об этом знаем, мы все видим эти принадлежащие церкви торговые палатки возле храма, свечные заводики и прочую коммерческую составляющую. У них даже банк свой есть. Ну, так надо же понимать, что они служители церкви, а не вестники Господа. Церковь – иерархическая структура, со своими сложно выстроенными отношениями, с вышестоящими, более приближенными к Богу, и нижестоящими, от него наиболее отдаленными, – Андрей улыбнулся. – Ей просто физически не обойтись без коммерции, без права беспошлинного ввоза в страну алкоголя и табака, прочих налоговых послаблений. И пусть это противоречит заповедям, зато идет на благо церкви, что в конечном итоге можно засчитать как на благо Господу. И не надо по этому поводу истерить. Мы сами виноваты, что построили храмы не в душе, а где-то там, в стороне, чтобы лишь изредка туда наведываться. Храм в душе, он ведь будет мешать предаваться греху. А так, очень удобно – неделю грешишь, в воскресенье – в церковь. Господи, прости, сто рублей на постройку храма – и по взмаху руки священника все грехи канули в Лету, – добавил Андрей и пристально посмотрел на нее. – Не надо завидовать их богатству и роскоши, они, как и все мы, хотят жить в достатке, только выбрали для этого другую структуру, не партийную, не государственную, не военную службу. Они назвали это службой Господу, и мы рады этому верить. Сейчас время слуг, им и живется сытнее! – улыбнулся Андрей.
Он посмотрел на Катю, и в его взгляде читался иронический вопрос. Катя не стала выдавливать из себя аскетизм и честно призналась.
– Пусть и так. Сейчас все хотят жить в достатке, и скрывать я этого не собираюсь.
– Ну, тогда тебе туда, на рядом стоящую карусель, – все так же пристально смотря на нее, сказал Андрей.
Он смотрел на Катю, не в силах сдержать своего разочарования. Метания ее неокрепшей души были понятны и объяснимы. Навязанные миру новые ценности сверкали неоновыми вывесками, роскошью нарядов и автомобилей. Весь мир был вовлечен в эту вакханалию. При этом блеске трудно понять преимущества аскетизма, когда все заточены под сытое прозябание. Катя прятала свой взгляд в проеме иллюминатора, внутренне переосмысливая содержание разговора. Чувство падения было связано не только с тем, что самолет заходил на посадку, оно было каким-то скрытым в глубине ее слабой души.
– Катя, пристегни ремни. В этом городе нет своего аэропорта, поэтому договорились сесть на взлетке местного аэроклуба, так что посадка не будет мягкой.
– Если я не придерживаюсь твоих идеалов, это не значит, что мной можно так легкомысленно рисковать! И вообще, легко призывать к аскетизму, разъезжая на мерседесах и летая на собственном самолете. В этом ты похож чем-то на упомянутых мной священников, живущих в достатке и рассуждающих о необходимости воздержания.
Андрей снисходительно улыбнулся и отвел взгляд в сторону. «Все-таки ангелы сражаются с демонами где-то в глубине ее души. И эти эмоции – как результат этой борьбы, – подумал он. – Значит, не все потеряно, значит, будем ждать, кто победит».
Самолет звучно коснулся песчаной насыпи взлетной полосы и, поднимая клубы пыли за собой, стал притормаживать. Звук реверсивной тяги двигателей пронзительным гулом разлетался по округе. Вальяжное спокойствие курортного городка было нарушено вторжением извне. И как любое вторжение, оно стало не особенно желанным. Навстречу самолету, выруливающему к стояночной площадке, суетливо бежал немолодой мужчина, смешно размахивая сигнальными флажками, указывая на определенное место для остановки. Самолет, подобно зверю, рыча двигателями, послушно, словно на привязи, двигался за ним. Остановившись, он выпустил трап, с которого с нескрываемым удовольствием спустились Андрей и Катя. Погода стояла восхитительная. Наполненный влагой воздух легким дыханием обдавал лицо. Полевые цветы наполняли его своим неповторимым ароматом. Солнце щекотало своими лучами выбеленную городом кожу. Хотелось разбежаться и плюхнуться со всей дури в траву, слиться с ней и стать одним целым с этим удивительным миром. Но боязнь испачкать дорогой костюм и выглядеть дураком сильнее этих романтических проявлений. Спустившись, Андрей подошел к мужчине, который минутой ранее размахивал флажками, и крепко обнял его.
– Привет, Жан, рад тебя видеть на этом островке счастья, – сказал Андрей.
– Я тоже тебе рад! – приветливо улыбаясь, ответил он.
Жан суетливо теребил в руках флажки. Его лицо улыбалось, но в глазах застыла печаль. Он улыбался и заискивающе посматривал на Андрея, но из глубины его души исходило холодное свечение пережитой боли, заметные, скользящие в каждом его движении призывы о помощи и поддержке. Катю особенно поразил этот контраст приветливости и обреченности в его глазах. Его нетерпеливое стремление к действию, как у собаки, ждущей приказа «фас» и в то же время страх перед этим приказом. Одет он был просто, без излишеств, но что-то выдавало в его облике человека с хорошим вкусом и манерами. Андрей пристально посмотрел Жану в глаза, улыбнулся и повторил:
– Я действительно рад тебя видеть.
Выдержав паузу, как будто что-то обдумывая и потупив взор, Жан в нетерпении переминался с ноги на ногу. Казалось, он пытается найти опору не столько для ног, сколько для мыслей, противоречивых, и пока не подвластных. Их нарушенная стройность приводила к метаниям души. Ничто не разрушает изнутри сильнее сомнений.
– Когда? – глядя себе под ноги, спросил Жан.
– Скоро… теперь уже очень скоро, – ответил Андрей.
Лицо Жана вдруг наполнилось какой-то беспричинной радостью, в глазах засверкали огоньки счастья. Еще минуту, и он бы накинулся на Андрея в попытке обнять и расцеловать, но Андрей предупредительно его прервал.
– Нам надо в Сен-Жерьо, на улицу Эмпас де Розо, 306. Как туда добраться?
– Да тут вдоль берега минут десять ходьбы. Вот по этой тропинке вы выйдете прямо на интересующий вас дом, – ответил Жан. – Если хотите, можете взять мою машину, но будет дольше, потому что дорога делает крюк. Вы, наверное, ищете дом Франсуа Боне? Вот он, с большой остекленной террасой и видом на озеро.
– Знаешь его?
– Да, он часто тут гуляет. Я лишь изредка с ним здороваюсь, когда он подходит что-то спросить.
– Что, просил научить летать? – рассмеялся Андрей.
– Да куда уж ему… у него такие гири на ногах в виде облигаций, ценных бумаг, земельных участков и прочей недвижимости, что ему о полетах даже думать вредно, не то что летать, – ответил Жан, и его лицо на миг снова озарилось улыбкой. – Ну что, берете машину?
– Нет. Мы лучше пешком по берегу среди пылающих ароматами цветов. Удачи! – прощаясь, сказал Андрей.
– И вам не болеть… – ответил Жан, грустным взглядом провожая их силуэты.
Солнце, отражаясь в водах озера, бликами создавало светлый тоннель, по которому двигались Катя и Андрей, все дальше отдаляясь от реалий. Погода была действительно великолепной. Свежий воздух без видимых усилий проникал в легкие, где бурлящие потоки крови выдергивали из него драгоценные молекулы кислорода. Организм жадно их поглощал. Ровный ритм набегающих волн определял частоту дыхания. Андрей нагнулся и быстрыми движениями снял с себя обувь. Первые шаги обнаженными ступнями по влажной траве мысленно вернули его к беззаботному детству. Катя с удовольствием сделала то же самое. Они оба, не проронив ни слова, шли босиком, утопая по щиколотку в цветах, и улыбались.
– Как в детстве, правда? – смущенно спросил Андрей.
– Да, как в детстве… – улыбаясь, кивнула Катя.
– Интересно, когда мы успеваем утратить это прекрасное чувство, ведь дети в большинстве своем абсолютно счастливы без всяких на то причин. Просто счастливы. Когда мы успеваем их испортить своей озабоченностью? – задумчиво спросил Андрей.
– Наверное, как только ребенок начинает хотеть чего-то большего, чем то, что ему и так дает природа, искать что-то новое, как потом выясняется, не совсем нужное для жизни в гармонии с ней.
– Да уж, поиски нового не всегда означают поиски лучшего! Вот Жан, которого мы видели в местном аэроклубе, – светлая голова. В свое время был талантливым программистом, работал в крупнейшей финансовой компании в Швейцарии. В 22 года считался одним из выдающихся математиков современности. Ему прочили хорошую карьеру. Как-то общаясь с ним, я заметил, что цифры в его голове формируются особым способом. Они как бы рисуют картины. Он и сам в этом мне признавался. Для него решение любого уравнения есть не просто взаимодействие неизвестных параметров. В его голове уравнения выстраиваются в многомерные картины сути происходящих процессов, отсюда и иное видение, и смелые решения. Как финансовый аналитик он тоже был неподражаем. Его решения порой приводили в ужас биржевых клерков, но неизменно оборачивались ростом котировок на рынках. Он стал богатым и популярным, но, видать, слишком рано, – сказал Андрей и, сделав паузу, бросил пронзительный взгляд на Катю. Заметив в ее взгляде недоумение, он улыбнулся.
– Богатство и известность дались ему очень легко. Так же легко он завоевал сердце своей будущей жены, необыкновенной красоты девушки, которая впоследствии родила ему двух сыновей. Дети росли смышлеными и, по обыкновению, очень смешными. Казалось бы, иному вот оно, счастье, бери, черпай полными ладонями и радуйся, что Бог тебя любит. Но легкость, с которой ему все давалось, начала облегчать и его собственную голову. Он стал легко относиться к жизни, и она с легкостью стала относиться к нему. Появились легкие связи, девушки легкого поведения, друзья, не отяжеленные умом. И наконец, ОНА, легкая и беззаботная, дарящая массу новых ощущений, как опиум одурманившая мозги. Алкоголь, любовница, наркотики… Какие там уравнения, какие цифры? Он наутро, порой, не мог вспомнить, где бросил вечером носки. Каждой своей гулянкой, каждой семейной ссорой он подрезал ниточки, на которых его душа парила над этой шелухой, пока в итоге она не рухнула в эту грязь. Начались проблемы с работой. Дома – зареванная жена, претензии и скандалы. Единственное место, где ему было хорошо, это была ОНА. Не требуя ничего взамен, она дарила ему ласку и тепло. С ней было очень приятно, но от нее надо было возвращаться домой. Я пытался воздействовать на него, я говорил ему, что всякий раз, когда он придается разврату, покоряясь страстям, с его детьми что-то происходит: травмы, болезни, ушибы. Я предупреждал его о взаимосвязи, но он лишь отмахивался от меня. И однажды в его уже на то время легкой голове родилось простое, как ему казалось, решение. Зайдя по дороге в первую попавшуюся туристическую компанию, он купил для жены и детей дешевую путевку на очень продолжительное время. Он и слушать не стал возражения своей жены. Легко убедил, легко отвез в аэропорт, легко помахал на прощание ручкой. Единственное, что внесло тяжесть в его сознание, это ее взгляд с трапа самолета. Такой долгий и тяжелый взгляд не то укора, не то прощания. Но тогда это не имело для него значения. Он, уже полностью облегченный, беззаботно отправлял сообщение своей любовнице: «Моя любовь. Наконец-то я от них избавился. Люблю только тебя. Жан».
Часа через два, зайдя пообедать в кафе, он с удовольствием рисовал себе события будущей ночи, с трудом сдерживая свою пылающую похоть. Он даже не сразу заметил, а заметив, не сразу понял, о чем речь. На установленном в конце зала мониторе диктор что-то эмоционально говорил, какие-то люди, похожие на спасателей, что-то оттаскивали от тлеющих осколков конструкций. Посетители в кафе нервно перешептывались. Он вышел из-за столика и направился к монитору. Каждый шаг становился все тяжелее, комок, подпирая, сдавливал горло, затрудняя дыхание, слезы, словно кислота, резали лицо. Это был ее рейс. Это обломки ее самолета сейчас догорают в лесополосе. Это бездыханные, обугленные тела его жены и детей сейчас завалены обломками самолета. Боль зажатой ужасом души с криком вырвалась наружу. Даже не с криком, с истошным воплем, заполнившим все помещение, он рухнул на пол. Вот так его легкое сознание было раздавлено тяжестью потери.
– Как-то ты очень цинично об этом говоришь?
– Цинизм – это лишь отображение реальности с юмором.
– Ладно. А откуда такие подробности? – изумленная рассказом Андрея, спросила Катя.
– Я был там, в том кафе. Приводил его в чувство. Про остальное он мне сам потом рассказал.
– Когда – потом?
– Когда я отвез его к себе домой.
– И что произошло дальше? – заинтересованно спросила Катя.
– Дальше? – Андрей сделал паузу, и, как будто вспоминая, опять погрузился в ту обстановку. – Придя в сознание, он все причитал: «За что? За что, Господи?»
Андрей обнял Катю, его рука легла ей на затылок, и в то же мгновение ее тело, утратив чувство тяжести, понеслось через калейдоскоп событий, через мелькающие картинки и обрывки разговоров. Как будто кто-то перематывал отснятую пленку назад, с каждой секундой увеличивая скорость. Непривычное чувство стремительного падения вниз вызывало у нее тошноту, которую она еле сдерживала. Ее взгляд судорожно пытался хоть за что-то зацепиться, чтобы сфокусировать свое пространственное положение, но картинки проносились сквозь нее с бешеной скоростью, не замечая преграды. Резким толчком она была вырвана из этого стремительного потока и оказалась в объятиях Андрея, но уже не на берегу озера Аннеси, а в большой комнате, с наглухо задернутыми шторами. Андрей, глядя ей в глаза, поднес указательный палец к губам, что означало хранить молчание. Катя перевела взгляд вглубь комнаты и увидела сидящего в кресле молодого человека. Его фигура была, можно сказать, зажата. Он сутулился и все время что-то бормотал. Было такое чувство, что на него со всех сторон давила невидимая простым глазом сила, пытаясь сжать его тело в маленькую точку. Прислушавшись, она разобрала, что он бормотал. В абсолютной тишине раздавалось монотонное: «За что? За что, Господи?». Рядом с ним, в ровном ритме чеканя шаги, ходил человек, чья фигура и манера передвигаться ей напоминали Андрея, но моложе. Только теперь Катя поняла, что Андрей перенес ее в прошлое, и она сейчас наблюдает события, о которых он ей поведал на берегу. Но как это возможно? Не в фильмах, не в романах, а в реальной жизни? Это не укладывалось у нее в голове. Ее ногти нервно впивались в его ладонь, ее тело колотило от страха, сознание отказывалось воспринимать реальность. События восьмилетней давности проплывали перед ней сейчас.
Жан сидел в кресле не в силах пошевелиться, стеклянный взгляд и бессмысленное бормотание были единственным проявлением его присутствия. Андрей сделал еще несколько шагов и сел напротив. Он сосредоточенно посмотрел на Жана и взял его ладонь в свои руки.
– Как я здесь оказался? – поднимая глаза на Андрея, спросил Жан.
– Я привез тебя. Я был в том кафе, – спокойно ответил Андрей.
– Был в том кафе? Странно, я тебя не заметил, – монотонно сказал Жан.
– Ты в последнее время не замечаешь, что происходит вокруг тебя, – ответил Андрей. Жан глубоко вдохнул и откинулся на спинку кресла.
– Жан, мы должны ехать в аэропорт. Там, наверное, уже идет опознание. Самолет разбился, так и не успев толком взлететь, поэтому и погибли, слава Богу, всего восемь человек, – тихо произнес Андрей.
– Слава Богу?! Ты сказал – слава Богу? Он отнял у меня все, а ты ему славу возносишь? – в бешенстве взорвался Жан. – Аллилуйя, Господи, ты убил двух неповинных детей! – кричал он, вознося руки к небу.– Жан, но ты же сам купил им билеты! – спокойно произнес Андрей.
– Я просто хотел, чтобы они отдохнули, что в этом плохого?! – разводя руки в стороны и как бы оправдываясь, крикнул Жан.
– Мне показалось, что ты хотел от них избавиться, – спокойным, но уже более твердым голосом, парировал Андрей. – «Моя любовь. Наконец-то я от них избавился». Разве это не ты написал? – добавил он, переведя на Жана колючий, как стрела, взгляд.
Жан посмотрел на Андрея непонимающим взглядом и, скидывая с себя услышанное, как звуковую иллюзию, медленно отошел к двери.
– Откуда ты про это знаешь?
– Тебе сейчас надо думать о другом.
– Ты сказал, что погибли только восемь человек, так, может, они живы? – нервно и неуверенно спросил Жан.
– Они погибли! – твердым металлическим голосом ответил Андрей.
– Откуда тебе знать, ведь еще не было опознания? – в ярости бросился на него Жан, но наткнувшись на стремительный взгляд Андрея, плюхнулся в кресло от бессилия.
– Откуда тебе знать? – повторил Жан уже намного тише.
В его глазах можно было угадать стремление найти логические объяснения происходящим событиям. Но скованный судорогой ум отказывался что-то анализировать.
– Ведь я же тебя предупреждал, Жан. Я говорил тебе, чтобы ты остановился. Я указывал на взаимосвязь между твоей разгульной жизнью и проблемами в твоей семье. Но ты отмахнулся. Не стоит никого обвинять. Ты хотел от них избавиться, и ты от них избавился! – сказал Андрей.
– Кто ты? – тихо спросил Жан, удивленно смотря на Андрея. – Кто ты? – еще раз, но уже тише переспросил он, как будто пытаясь разгадать, кто стоит перед ним.
Его глаза бегали из стороны в сторону, лицо покрылось холодной испариной, мозг нервно прокручивал события минувших дней.
– Ты знал. Ты все видел и знал, и все-таки дал им умереть! – поднимаясь с кресла и усиливая голос, произнес Жан. Казалось, его воспаленный мозг нащупал зерно истины, причину всего того, что произошло. – Ты отнял у меня все, что я любил! – с криком бросился он на Андрея. Резким движением Андрей отбросил его на пол.
– Я всего лишь не помешал твоим желаниям осуществиться, – тихо и с презрением ответил Андрей. – Разве ты не видел, как она страдает, как не хватает ей поддержки и тепла? Разве ты не замечал печаль в ее глазах? Ты был слишком занят собой, чтобы смотреть на других. Каждый раз, когда ты предавался страсти, твои дети страдали от увечий и болезни. Но тебе не было до них дела. У тебя было свое, обособленное, счастье. Ты не замечал, что они находились на другой стороне уравнения, и каждое твое приобретение было их потерей. Теперь они на небесах. Жизнь с тобой не была бы для них лучшей долей.
– Ты отнял у меня все! – сжавшись в клубок и давясь слезами, бормотал Жан.
Его тело вздрагивало мелкими судорогами, голос больше походил на хрип раненого зверя. Душа, сжимаясь в комок, выдавливала из себя накопленный раннее яд греха, который желчью и нечистотами выходил наружу. Это было жалкое зрелище.
– Ты сам все потерял, – тихо сказал Андрей.
Он подошел к окну и отодвинул край занавеси, чтобы выглянуть на улицу. Луч света, воспользовавшись удобным моментом, скользнув по его руке, упал светлым пятном на голову хлюпающего слезами Жана. Андрей подошел к нему, опустился рядом на пол и положил его голову к себе на колени. Светлые кудри Жана накрыли его ладонь. Свет причудливо переливался в локонах его волос, быстро сменяясь другим цветом, стоило лишь изменить угол преломления. Словно душа, пусть изначально черная, затем светло-коричневая, а вскоре – переливается разными цветами. Все зависит от угла, под которым ее хочешь рассмотреть. Нет ни добра, ни зла в абсолюте. Все определяет угол оценки.
– Ну чего тебе не хватало, Жан? Ведь красоте и уму твоей жены завидовали все без исключения. А дети? Можно было часами наблюдать, как они носятся друг за другом, весело смеясь. Достаток, социальное положение, любимая работа. Ведь у тебя было все, куда же тебя черт понес?
– Вот именно, черт! – преодолевая внутреннюю опустошенность, ответил Жан. – Это я только сейчас понимаю, что потерял абсолютно все, что по-настоящему любил. Тогда думал, что люблю другую, с ней страстно, легко и раскованно. Часто устраивал дома скандалы, чтобы иметь возможность вырваться к ней. Уходя, видел в глазах жены слезы, ведь она понимала, что я ей изменяю, но тогда мне казалось, что я еще побалуюсь немного и все, еще чуток отдамся вожделению и потом все прекращу. Так и не сумел прекратить, а их потерял. Раньше мне казалось, что они будут со мной всегда. Ведь она так меня любила. Она очень сильно меня любила. Наверное, слишком сильно для меня, – добавил он.
Жан поднялся с пола и сел напротив Андрея. Спокойная размеренная беседа успокоила его разъяренную натуру, мысли снова обретали стройность, выравнивая ритм дыхания.
– Знаешь, как это бывает? Когда каждый твой жест, слово, брошенный взгляд, все отражается в ее душе яркими всполохами любви. Когда даже твой запах сводит ее с ума. Каждый мечтает о такой любви. Каждый хочет, чтобы его так любили. Но есть существенная поправка: любишь ли ты? Знаешь, как тяжело видеть бурю страстей в глазах напротив, когда у самого в душе штиль? И оттолкнуть нельзя, и приблизить боишься. Как трудно осознавать себя чужим нюхательным мешочком! Знаешь, как трудно видеть счастье другого, не испытывая при этом своего? Знаешь, как хочется хоть раз его на себя примерить, хоть раз с головой окунуться в его прерывистое дыхание? Когда ты слеп, тебя раздражает способность других видеть! – Жан говорил тихо, но очень эмоционально.
– Огонь любви способен и согреть, и обжечь. Никто не может контролировать предел любовного накала. Видя, как он вспыхивает в душах других, хочется и самому полыхнуть, но многим не хватает эмоций. Поэтому одни любят, другие позволяют себя любить. И кто из них несчастнее, это, конечно, вопрос, – задумчиво произнес Андрей.
– Вот именно, хочется полыхнуть. Очень верно сказано! – кивнул Жан. – И в это время, когда душа блуждает в поисках своего источника огня, на горизонте появляется та, при виде которой она начинает оживать, мерцать еле видимым светом. И каждая встреча, каждое новое свидание с ней подкидывает в этот разгорающийся костер очередную поленницу дров. И пусть вначале тебе кажется, что эта стихия тебе подвластна, что ты в состоянии в любой момент прекратить это возгорание, но это лишь самообман. Пламя страсти поглощает тебя, испепеляет изнутри. И вот, уже не в силах ничего изменить, ты безвольно тянешься к ней, повинуясь ее изменчивому пламени, пока полностью не сгоришь.
Жан сделал паузу, чтобы справиться с волной эмоций, захлестнувшей его. Глаза наполнились каплями душевной боли. Он сделал вздох и посмотрел на Андрея. Его взгляд был наполнен печалью особого рода. Печалью, за которой пустота.
– Я даже и не думал, что это может так закончиться. Я просто любил другую женщину больше, чем свою жену. Разве можно за любовь так наказывать?! – сказал Жан, преодолевая боль, которая резала его внутри, и от этого его слова были похожи на рычание раненного зверя.
– Любил другую женщину? – удивленно спросил Андрей. – Ты сказал – женщину? Андрей импульсивно вскочил с пола и громко рассмеялся. Казалось, он был просто взбешен. – Да ты, я вижу, так ничего и не понял, Жан!
Он сделал несколько стремительных шагов и толкнул незапертую дверь в другую комнату. В открывшемся дверном проеме можно было увидеть красивую и молодую девушку, руки которой были закинуты назад и привязаны к спинке стула. Рот был закрыт кляпом. Ее глаза угловатыми резкими движениями пугливо бегали по сторонам.
– Нинель! – крикнул Жан и бросился в ее сторону, но наткнулся на взгляд Андрея, словно всадник на выставленное копье.
– Это ее ты называешь женщиной? – вырвалось с нездоровым смехом у Андрея.
– Немедленно отпусти ее! Что ты творишь? – опьяненный накрывшей его яростью, кричал Жан.
Она поймала взгляд Жана и всеми силами впилась в него. В этом взгляде было отчаяние, мольба о помощи, стремление повелевать. Ее отчаянные попытки освободиться ни к чему не приводили. Он пытался прорваться к ней, но невидимая сила удерживала его на расстоянии.
– Нинель? – ненормальным смехом рассмеялся Андрей. – А ну, дружок, назови свое истинное имя. Покажи, звереныш, кто ты есть! – закричал он.
Андрей сделал несколько шагов и наложил свою ладонь ей на голову. Резкие конвульсии разрезали ее тело, она стала биться, как пойманная в сеть рыба, жадно всасывая носом воздух. Пена стекала по уголкам растянутого кляпом рта. От головы при соприкосновении с ладонью Андрея пошел пар, смердящий серой. Испуганный взгляд резкими бешеными движениями рыскал по комнате. Судорога пронизывала все ее тело.
Жан стоял не в силах пошевелиться. Его руки и ноги налились свинцом. Ему с трудом удавалось делать очередной вдох. Еще мгновение, и его сердце вырвется из груди. Скованный невидимой силой, он безвольно наблюдал. Неожиданный порыв ветра звериным рыком ударил в лицо, опрокинув его на землю. Уже теряя сознание, он услышал неистовое рычание зверя, рвущее перепонки его ушей. Из последних сил Жан сделал усилие приподняться. Он увидел ее лицо, искаженную гримасу с диким оскалом, глаза гневными стрелами, разрезая пространство, впивались в его сознание. Шипением змеи доносилось до него ее последнее дыхание. Он ни разу не видел ее такой, похожей на исчадие ада. Зверь, сидевший в ней, выходил наружу, кровоточа рваными ранами на ее теле, вытягивая из нее все жизненные силы. Демон никогда не оставляет своего логова, не уничтожив его. Жар его пламени втаптывал Жана в пол. Еще никогда он не ощущал такое притяжение земли. Казалось, что его тело было придавлено многотонной плитой. Он отчетливо слышал треск своих ломающихся реберных костей, которые, впиваясь во внутренние органы, болью отзывались при каждом вдохе, при каждом стуке сердца. Кипящие струйки крови вытекали из его носа и ушей, пенясь пузырями. Раздавленный тяжестью собственного греха, он испустил дыхание. Андрей подошел к нему и нанес резкий короткий удар в солнечное сплетение. Паралич нервного центра приостановил энергетические потоки в теле Жана. Затем он опустился на колени и положил свою руку ему на грудь в области сердца, что-то монотонно бормоча. Его голос становился все тише и неразборчивее, полное спокойное дыхание сменялось резкими циклами. Всплески его собственной энергии искрящимся шаром скользили по руке. Мощный толчок – и тело Жана отозвалось первым чистым вдохом. Судорожно дергаясь, оно кашлем пыталось очиститься от нечистот, подпиравших гортань.
– Дыши, – тихо произнес Андрей – Теперь ты можешь дышать.
Жан огромными глотками проглатывал воздух, пытаясь насытить кислородом изголодавшееся тело. Давление в висках нарастало. Пульс начал выравниваться. Спазмы в животе волной прокатились по телу. Его стошнило. Организм человека настроен так, что сам знает, как избавляться от нечистот, не надо ему мешать своим пораженным сознанием. Просто доверьтесь настройкам администратора. Он нас создал, ему лучше знать, как все это работает. Андрей встал и бросил Жану бумажные салфетки.
– Не надо смущаться очищения тела. Это выходит вся гадость, которой ты его питал, – обращаясь к Жану, спокойно произнес Андрей.
– Что это было? – с трудом приходя в сознание, спросил Жан.
– Тебя стошнило, – тихо ответил Андрей. – Так бывает, когда дух возвращается в тело.
– А до этого? – удивленно спросил Жан.
– Ты про свою любовь? – саркастически засмеялся Андрей.
Жан стыдливо опустил глаза. Продолжая вытирать салфетками свою одежду, он пытался понять все произошедшее, но его аналитический ум упорно сопротивлялся стыковать разрозненные эпизоды паранормальных проявлений.
– Что это было? – повторил он. – Я никогда ее такой не видел.
– Я думаю, что она тоже себя такой не видела!– не переставал ухмыляться Андрей. – Вряд ли она могла осознавать ту силу, которая ею руководила. Ей казалось, что это ее желания, ее мысли, вот и растила в себе эту бешеную собаку, потакая ее желаниям и кормя своими эмоциями. Ты же сам видел лицо этого зверя, когда он продирался из ее плоти.
– Ты считаешь, что она была одержима? – спросил Жан, пытаясь подняться с пола и едва не рухнув обратно от бессилия.
– Да, одержима! – утвердительно кивнул Андрей.– Бесом, не самым сильным, но от этого не менее опасным для нее. Молодые и красивые девушки, это, пожалуй, их любимая плоть в мире людей, настоящее логово. Очень удобный инструмент для разрушения, как сладкая приманка для неокрепших душ, пытающихся найти новые ощущения, новую ступень страсти. Как ты выразился?.. Полыхнуть? Вот и горят в его адском огне в надежде просто согреться. Путают любовь со страстью, нежность с обольщением, спокойствие с пустотой. Очень легко себя убедить в том, что это и есть истинные чувства, очень легко в этих чувствах обмануться. Ведь это же все-таки чувства, а не факт, вещь весьма субъективная. И уже ничего не видишь вокруг себя, не замечаешь очевидных вещей, проявлений зла. Мозг словно затянут пеленой. Очень многие в этом ошибаются, не ты один, Жан.
Вот так, наполненные своими грязными эмоциями, мы впускаем в свою душу бесов. Они приходят из ниоткуда и поселяются в ней навсегда. Наша ненависть, корысть, зависть и похоть являются для них приманкой и пищей. Они, как раковая опухоль, начинают изводить своих временных хозяев, съедая душу изнутри и метастазами расходясь по всему телу. Раздувая и поддерживая всплески этих эмоций, они постепенно завладевают нами, нашими мыслями, нашими поступками, нашими желаниями. Это под действием их одурманивших испражнений мать выбрасывает своих детей с балкона, чтобы потом тихо улыбнуться их смерти. Насильники и педофилы, люди, совершающие жестокие и бессмысленные убийства, – самые яркие тому проявления. Хватаясь за голову, мы не можем объяснить этих чудовищных поступков. А это всего лишь бес веселится, ему нужны всплески эмоциональных действий, чтобы впитывать эту грязную энергию и укрепляться. Люди, одержимые бесами, ходят рядом с нами, улыбаются, интересуются новостями, пытаются слиться с толпой. Но в какой-то момент они совершают необъяснимые, чудовищные по своей сути, поступки, которые невозможно ни понять, ни осмыслить. Мы часто путаем эти проявления одержимости с психическими заболеваниями, моральным разложением и измененными ценностями в обществе. Но это не так, это именно одержимость. Неоправданная агрессия, необузданная ярость, неудержимая страсть. Стихии, не подвластные управлению, все они являются их излюбленной пищей. Проявления одержимости стали нормой общества, простыми новостными сюжетами. Так бесы заметают следы, маскируют свое безраздельное присутствие. Иногда кажется, что мы живем в обществе одержимости богатством и развратом. И каждый раз они шепчут нам, что жизнь одна и брать нужно все сразу и любой ценой. Путь из ниоткуда и в никуда. Моральный тупик.
– Мне казалось, что она меня бескорыстно любила… – грустно сказал Жан.
– Он, – резко прервал его Андрей – Теперь уже уместно говорить Он. Бесу были нужны ваши эмоции, потакая похоти, он и в тебе заготовил теплое местечко, заранее удобрив своими экскрементами! – презрительно добавил он. – Поэтому мне пришлось тебя слегка убить, чтобы он, выбравшись из нее, не нырнул к тебе под томное дыхание. Я запер токи твоей души на замок, отправив беса по другому адресу.
Жан смотрел на Андрея глазами пришельца, впервые увидевшего землян. Все происходящее казалось ему нереалистичным, кошмарным сном.
– Отправил беса по другому адресу? – изумленно повторил он за Андреем.
– Да, по другому адресу, но он легко может вернуться, потому что твоя душа поражена, и очищение может тянуться годами. Советую тебе спать на кресте! – улыбаясь, добавил Андрей.
– В каком смысле – на кресте? – удивленно спросил Жан. Его ошарашенное сознание никак не могло собрать воедино эти раздробленные части одного пазла.
– В прямом, – тихо ответил Андрей – Сделать себе деревянный крест и на ночь привязывать себя к нему ремнями в горизонтальном положении. Будешь, конечно, выглядеть глупо, чем-то напоминать самолетик, зато останешься жить. Ведь он вернется, чтобы отомстить.
– Останусь жить? – Жан саркастически улыбнулся и встал с пола.
Он расправил плечи, небрежно закинул густые кудри волос назад и сел в кресло перед Андреем. Впервые за весь этот вечер ему дышалось очень легко. Тяжесть, которая до этого плющила его тело, испарилась, дав легким свободно вдыхать в себя энергию жизни. Первый раз за этот вечер ему мыслилось особенно легко, мысли сами выстраивались в затейливые картины, как когда-то ранее, несколько лет назад. Ощущение невесомости наполняло его тело, ощущение незначимости бытия освобождало его сознание. Абсолютное спокойствие и безразличие, ни страха, ни отчаяния, ни скорби. И только маленькой точкой нестерпимо больно обжигало там, где-то внутри. Как-будто кто-то пытался лазером стереть нанесенные жизнью на чистую поверхность души грубые татуировки.
– Останусь жить, говоришь? – грустно улыбаясь, повторил он. – Только вот зачем? Как мне теперь без них жить? Ведь я же их действительно любил. Да, я запутался, заигрался, но я и не думал, что так все закончится.
Жан сделал паузу, чтобы справиться с эмоциями.
– Мне всегда говорили, что я особенный, талантливый, отмеченный печатью Бога на затылке! – улыбнулся он. – Да я и сам всегда понимал, что мне все дается с особенной легкостью. Я видел, как мучились мои однокурсники перед экзаменами, не спали ночами, чтобы хоть что-то выучить, я же проглатывал информацию мгновенно. Задачи, над решением которых другие бились годами, для меня становились лишь разминочными упражнениями. Мне прочили карьеру блистательного математика, но меня это не интересовало. Какой смысл пытаться с помощью цифр описать процессы, которые и так существуют в природе и влиять на них мы можем непосредственно с помощью сознания, вне зависимости от понимания механизма их действия? Я себя в этом не видел. Скучно это, не по мне. Что-то тянуло меня в бурю страстей, но мне всегда казалось, что я все контролирую, я особенный, и это позволит мне удержаться на краю пропасти, к которой так дьявольски манило. Еще чуть-чуть поиграю, еще один маленький шажок к краю бездны, чтобы заглянуть в ее пьянящую глубину. Я особенный, я удержусь. Страсть поглощает незаметно, по крупицам ломая твою волю, твою способность сопротивляться ее силе. Мягко, но настойчиво завладевает тобой. И ты не понимаешь, как это произошло, когда ты успел сорваться, где был этот момент потери земной тверди под ногами. Единственное, что ты видишь, – как проносятся мимо твои любимые, знакомые, друзья, все твои достижения и успехи в этом бессмысленном падении вниз. Особенные тоже падают, причем громче и сильнее. И где-то начинает закрадываться сомнение, что это не печать Бога на затылке, а клеймо Дьявола. Я не знаю, но мне без них не жить! – натужно добавил Жан.
Он глубоко вздохнул, и по его щекам потекли слезы. Нервное подрагивание плеч, редкие всхлипы разбавляли тишину. Напряжение в пространстве нарастало. Сосредоточенный взгляд Андрея выдавал тяжелые размышления. Что-то происходило у него в голове, события находили свое новое продолжение, переосмысление ситуации открывало другие возможности, и все это сейчас кипело в его распаленном сознании, пока не начало выстраиваться в уже готовые линии.
– Однако придется, Жан! – небрежно бросил в его сторону Андрей. – Не стоит даже и думать, чтобы свести счеты с жизнью. Это отбросит тебя на другой пропускной пункт, и тогда ты их уже точно навеки потеряешь, – улыбнувшись, добавил он. – А так – всегда есть шанс соединиться. На все воля Господа.
Жан пристально посмотрел на Андрея, который подошел к окну и отдернул штору, позволяя лучам света наполнить комнату красками дня.
– На все воля Господа… – повторил он вслед за Андреем.
Анализируя произошедшее за текущий вечер, собирая воедино осколки высказанных фраз, он все отчетливее стал понимать, что Андрей не был простым свидетелем его жизни, он мог казаться сторонним наблюдателем, но на самом деле был сценаристом и ловким режиссером всей этой трагедии.
– И кто он есть, по-твоему, Господь? – спросил Жан и посмотрел в лицо Андрею, надменно прищурив глаза.–
– Господь – это разумная сила, которая может наполнить тебя и поддержать, либо сломать и опустошить. Все зависит от того, на чьей ты стороне, какая музыка играет в твоем сердце! – небрежно ответил Андрей, прокручивая какие-то мысли у себя в голове.
– Ну и чьи же барабаны стучат в твоем воспаленном сознании? На чьей же ты стороне? – едва сдерживая ярость, прорычал Жан. С каждой секундой он все больше понимал, кто стоял за гибелью его семьи.
– Я и сам не знаю, – тихо и задумчиво ответил Андрей, бросив на Жана короткий и колючий взгляд.
– Ведь это ты их убил! – закричал Жан.
Он схватил увесистую бронзовую статуэтку Будды и бросился на Андрея, но какой-то невидимой силой был стремительно отброшен в угол. Андрей смотрел на него, не скрывая своего удивления.
– А ты бы предпочел, чтобы вот эта тварь их сожрала? – гневно крикнул он на Жана, указывая на бездыханное тело Нинель, которое продолжало смердить серой.
– Используя твою безудержную страсть к ней, она бы постепенно подобралась и к твоей семье. Посмотри внимательно, во что бы она их превратила.
Андрей сделал несколько шагов навстречу Жану, присел на одно колено и пронзительно посмотрел на него.
– Сейчас они погибли, это лучшее для них решение. Они погибли, и на этом их путь завершен! – решительно добавил он.
– Кто ты такой? – испуганно спросил Жан. – Кто ты такой, черт тебя возьми?..
– Перестань чертыхаться! – прервал его Андрей.– И поставь Будду на место, а то его сейчас стошнит.
Он сделал паузу, чтобы дать Жану отдышаться от придавившей его волны эмоций.
– Эта игра начинается еще при рождении. Господь награждает тебя талантом, Дьявол – праздностью и ленью, Господь дает тебе бесстрашие, Дьявол уравнивает горячностью и безрассудством. Своего рода качели, которые необходимо уравновесить в собственной душе. Слишком тонкая грань между этими понятиями, почти неразличимая на ощупь. Очень легко ошибиться, подменив одно понятие другим. Что это – щедрость или расточительство? стремление идти вперед или тщеславие? любовь или страсть? Каждый неправильный выбор раскачивает маятник, вводя в диссонанс линию будущих событий и тем самым разрушая твою судьбу. Делая неправильную оценку своих поступков и слов, а также проявлений своих эмоций, мы напрямую оказываем влияние на свою жизнь. Грань между добром и злом настолько незначительна, что порой сомневаешься, есть ли она вообще.
Андрей поднялся с пола и глубоко вздохнул. Его взгляд был устремлен в угол комнаты, и не чувствуя особых преград, уходил куда-то очень далеко. Тишина, которой наполнилось помещение, словно зависла в ожидании новых вибраций звука. Луч света, повинуясь движению Солнца, постепенно окрашивал своими красками все новые участки комнаты, открывая миру доселе скрытое темнотой, и оттого казавшееся мрачным. Нет в природе абсолютной темноты, есть недостаток света.
– Ты должен понять одно, Жан: что произошло, то произошло. И в этом только твоя вина. Единственное, что я могу тебе пообещать, – ты с ними обязательно встретишься. Жизнь после смерти не заканчивается, Жан. Жизнь после смерти вступает в другой цикл в ином измерении. Единственная возможность воссоединиться с ними – там. Но только если будешь выполнять все мои условия, – ровным и спокойным голосом сказал Андрей. Жан испуганно посмотрел на него, опустил взгляд и покорно кивнул.
– Тебе надо все немедленно здесь бросить и поселиться под чужим именем где-нибудь рядом с Сен- Жерьо. Там есть заброшенный аэроклуб, восстановишь его и будешь учить людей летать. Я буду тебя там навещать, иногда, – продолжал говорить Андрей.
– А дальше? – тихо спросил Жан.
– А дальше – ты исполнишь свою роль, я свою, и, Бог даст, ты снова будешь с теми, кого потерял,– сухо ответил Андрей. – Если, конечно, до этого не потеряешь самого себя. Ну что, согласен? – спросил он Жана.
Тот поднялся с пола, внимательно посмотрел на Андрея и молча протянул руку. Андрей также молча, но с улыбкой, ее пожал.
Обещание, скрепленное мужским рукопожатием, в современном мире не является гарантией его исполнения. А когда-то это было единственным, что разделяло разговор от договоренности. Сейчас же, чтобы добиться исполнения договоренностей, нужно сразу обложить человека юридическими документами как инструментом воздействия. То ли люди были чище, то ли рукопожатия крепче. А может, просто жили не одним днем. Так или иначе, но их договоренность вступила в силу. Жан, как и обещал, переехал в Сен-Жерьо, отремонтировал заброшенный аэроклуб, приобрел два тренировочных спортивных самолета и стал учить всех желающих летать. Первый раз в жизни он почувствовал себя комфортно именно здесь, в Сен-Жерьо. Здесь его ничто не раздражало, ничто не напоминало о былом. Дело, которым он занимался, приносило истинное удовольствие. Данное Андреем обещание питало надеждой и вселяло уверенность, что однажды ему удастся исправить допущенные ошибки. Андрей иногда навещал Жана в его мире, укрытом от внешнего влияния, даже сам изготовил для него крест, к которому тот послушно привязывал себя каждую ночь. Долгие вечерние беседы, уходившие далеко за полночь, простые и незатейливые блюда, неровное мерцание ночного светила. Факторы, убивающие пафосность и наполняющие жизнь истинным содержанием. Вскоре его психическая энергия перестала изображать из себя цунами, и легкими приливными волнами стала ласкать его подраненную душу. Все вокруг успокоилось, можно даже сказать, замерло в ожидании. Внутренне Жан уже был готов к той роли, которую отвел ему Андрей в своей психологической пьесе. Осталось только дождаться третьего звонка.
Возвращение назад было более приятным и уже вполне ожидаемым и понятным чувством. Не чувствовалось тошноты и головокружения, в целом никаких физических изменений в себе Катя не почувствовала. Все происходило у нее внутри, это можно сравнить с нахлынувшей и откатившейся волной по всему телу. Только мелкая дрожь пощипывала мышцы, и какое-то необычное чувство внизу живота выдавало сокровенную тайну о пересечении временных границ. Ее лицо обдало легким, охлаждающим порывом ветра. Влага, принесенная им, своей свежестью действовала на подсознание, как нашатырь во время обморока. Рука Андрея соскользнула с ее головы вниз, и тело наполнилось привычной тяжестью. Катя инстинктивно оттолкнулась от Андрея и, не поднимая глаз, продолжила идти вдоль берега озера. Странное чувство, когда сознанию не за что зацепиться, когда привычные вещи вдруг открываются по-новому, и обывательское понимание нормального в момент перечеркивается только что увиденным, каким-то грузом навалилось на нее. Человек, идущий чуть сзади, также неторопливо и небрежно вминающий песок стопами ног, может легко преодолевать расстояния, временные рамки, изгонять бесов и нести бред про жизнь после смерти. Ладно, пусть читает мысли и прочие экстрасенсорные штучки, к этому все уже давно привыкли, но тут реально заглянуть в прошлое, это уже выше понимания простого человека. «А простой ли он человек? И человек ли вообще? – подумала Катя. – Вчера в постели казался абсолютно простым, ну была, конечно, пара вещей особенных… – она невольно улыбнулась, вспомнив про вчерашний вечер. – Хотя, может мне просто не с чем сравнивать».
Она искоса посмотрела на Андрея. Тот, изображая безразличие, непринужденно пялился по сторонам, рассматривая окрестности одного из самых больших озер Франции. Ну конечно, теперь упорно будет делать вид, что ничего не произошло. Можно подумать, что окунуться в события прошлых лет для человека все равно что в душ сходить – обычная ежедневная, рутинная работа! Катю просто разрывало от злости. Ее всю колотило от нетерпения, ее мозг требовал объяснений, а он идет и рассматривает пейзажи, не обращая на ее волнительное состояние никакого внимания. «Кому я отдалась прошлой ночью! Бесчувственному истукану…» – иронично подумала Катя. Андрей неожиданно рассмеялся.
– А, попался! Значит, слышишь мои мысли? – обрадовалась его реакции Катя.
– Ты ими так кричишь… – улыбаясь, ответил Андрей.
– Ну, значит, понимаешь, что я требую объяснений, а то меня просто распирает от противоречий! – с нетерпением сказала Катя.
– Ну, считай, что мы просмотрели отрывок из моей жизни в 3D, – спокойно ответил Андрей. – Некоторые вещи легче показать, чем о них долго и натужно рассказывать.
– Это правда! – согласилась Катя.
Она вновь отвела взгляд от Андрея. Продолжая идти вперед, она непринужденно подбрасывала стопами ног горстки песка вверх. Чувство странного любопытства еще колыхалось у нее в груди, как флажок на ветру, но она пыталась унять эти вибрации своим незамысловатым занятием. Бывает, что увиденное легче принять, чем объяснить. Объяснения лишь смажут впечатления. Ракушки и мелкие камушки вылетали из-под ее ног, россыпью накрывая нетронутую скатерть песка, причудливые формы и окрас которых обнажал ранее зарытую в песок красоту. Замерев на мгновенье, Катя наклонилась и подняла один из них.
– Смотри, какой необычный, сахарно-белый с резкими черными вкраплениями, по форме напоминает слезу.
Чистую слезу, низвергнутую пороком! – глядя на камень, поэтически задумчиво произнесла она.
Андрей остановился, бросил взгляд на камень и нахмурился. Волнение накатило и сжало его дыхание. Он взял камень из рук Кати, сосредоточенно посмотрел на него и, ничего не объясняя, стал быстро надевать на ноги обувь. Катя увидела, как на его глаза накатились слезы. Нервные движения только мешали ему быстро зашнуровать обувь. «Как же я мог про тебя забыть»? – судорожно подумал он.
Катя смотрела на это с нескрываемым удивлением. Еще одно необъяснимое проявление его натуры, еще одна скрытая эмоциональная реакция на простые вещи. Она никогда не сможет этого понять, остается только к этому привыкнуть. Она ловкими движениями надела на себя туфли и последовала за Андреем. Его спешный размашистый шаг целыми метрами смахивал расстояние до дома Франсуа Боне. Чем была вызвана спешка, понять она не могла, но надеялась, что такая причина есть.
– Андрей, ну подожди, куда ты летишь? – крикнула ему вслед Катя, безуспешно пытаясь нагнать его. – Я же за тобой не успеваю.
Андрей оглянулся и притормозил.
– Надел свои ласты и побежал, а у меня шпилька, – нагнав его и хватая под руку, с укором сказала Катя.
Он только повернулся, чтобы снова начать движение, как почувствовал, что она его резко одернула. Андрей вопросительно посмотрел на Катю.
– Ты не ответил на его вопрос! – неожиданно серьезно спросила она, указывая рукой в направлении аэроклуба, тем самым намекая на Жана.
– На какой вопрос?
– На чьей ты стороне? – тихо, но жестко спросила Катя.
– Я и сам иногда не знаю, – растерянно ответил Андрей. – Перемещаюсь во времени, читаю чужие мысли, манипулирую сознанием людей. Я и сам иногда думаю: вправе ли решать, кто прав, кто виноват, лишать людей права выбора, навязывая им свое решение? Может, я только прикрываюсь именем Господа, поражая их тела смертельными болезнями? Не от Бога все это, не от Бога.
Он замолчал на мгновенье, но неожиданный приступ смеха выдал его.
– Ты примерно это хотела услышать? – улыбаясь, спросил он Катю.
Она толкнула его в плечо, не скрывая своего разочарования. Во многом значимый для нее ответ он превратил в фарс. Она резко бросила его руку и быстрым шагом стала удаляться. Нагнать ее для Андрея не составило труда. Чувствуя свою вину за случайно нанесенную обиду, он попытался быстро сгладить углы.
– Любой, кто ходит по земле – отбрасывает тень. Не может в принципе быть действий, которые однозначно можно было отнести к добру или злу. Все слишком индивидуально. И вообще, я практически ничего не меняю в судьбах людей, являясь, лишь иногда, безмолвным свидетелем их безрассудства. Каждый формирует свое будущее сам, там, за горизонтом проявленного мира. И если твой завтрашний день будет ядовит, значит, вчера ты требовал яда! – извиняясь за свое высокомерие, сказал Андрей.
Катя обернулась и, сделав пару шагов ему навстречу, остановилась. Скрестив руки на груди, она пристально посмотрела ему в глаза.
– Ты не просто манипулируешь людьми, ты меняешь их судьбы, их жизненную линию. Ты заставляешь их жить той жизнью, которую ты для них придумал, и с тем содержанием, которое ты для этого определил. И для этого ты используешь свои необыкновенные способности. Я, признаюсь, и подумать не могла, что такое возможно, пока не увидала в реальности. Так вот, вопрос остается прежним: откуда у тебя такое право, от Бога или от Дьявола? Другими словами, на чьей ты стороне?
Андрей опустил голову, пытаясь сообразить, как в простой форме объяснить фундаментальные основы мироздания, а именно – откуда у человека право влиять на реальность, а главное, как выглядит механизм этого влияния.
– Мы все оказываем воздействие на реальность. Любой человек по своей природе уже изначально является ее частью. Просто не у каждого хватает силы и понимания для построения собственной линии связи с ней. Порой мы сами не знаем, чего хотим. Наши желания настолько неустойчивы и непостоянны, что легко разрушаются другими вибрациями. А иногда им не хватает должной силы, чтобы через эти вибрации прорваться. Это как с мобильным телефоном. Захотела позвонить, выбрала эту опцию, оператор отозвался. Захотела отправить эсэмэс – по той же схеме. Оператор связи лишь предлагает опции, а выбираем мы сами. Есть такая связь и у человека с окружающим миром. И каждое наше желание осуществляется, достаточно лишь уверенного и точного, а главное – устойчивого, посыла, и реальность ответит своими изменениями. Просто наш оператор находится вне зоны видимости, и не всегда нам верится, что он отвечает нашим устремлениям и желаниям. Но надо понимать, что если жизнь идет как-то не так, значит не те опции вы изначально выбирали. Конечно, пример с телефоном не совсем корректен и не отображает реального механизма взаимодействия человека с природой, но он наиболее понятен. Мы сами меняем мир вокруг нас и он, отвечая нашим устремлениям, меняет наше сознание. И эти изменения являются отправной точкой для следующего шага. Такая вот обратная связь между нами и миром природы. Такое пошаговое движение вперед. Но только вот куда оно приведет, зависит от выбранных приоритетов, – сказал Андрей, снисходительно посмотрев на Катю.
– То есть, если я захочу жить хорошо, то реальность будет подстраиваться под мое желание? – удивленно спросила она.
– Вот именно, будет подстраиваться, – утвердительно кивнул Андрей. – И где-то там, на горизонте событий, в глубине вселенной, будут происходить изменения, которые вскоре отобразятся в реальности в виде будущих событий. Только посыл должен быть устойчивым и сильным, чтобы дойти до этого горизонта. Ведь ты не одна вносишь изменения в реальность, у других тоже есть свои мысли по этому поводу. Только есть одна маленькая проблема: твое представление о том, что значит жить хорошо, не всегда совпадает с тем, как должно быть, чтобы было хорошо. Более того, может идти в разрез с желаниями других обитателей планеты, – сказал Андрей и улыбнулся. Он посмотрел на Катю, пытаясь понять, как откликаются его слова в ее растерянном сознании.
– Я не меняю судьбы людей, их судьбы – это плод их собственных устремлений и жизненных приоритетов. Я лишь расставляю их на шахматной доске для более эффективного проявления их лучших качеств и снижения негативного проявления. И прямо сейчас жизнь одного человека надо бы подкорректировать. Поэтому идем к дому Боне и оставим лишние дискуссии! – закончил он и, взяв Катю под руку, продолжил движение вперед.
Они молча шли по полупустой улице этого маленького курортного городка, тишину которого разбавляли редко проезжающие автомобили и небольшие группы беззаботно прогуливающихся людей. Характеры таких городков очень противоречивы. Для приезжих это тихая гавань, в которой можно спрятаться от суеты и шума столичной жизни, для местных – тягостное ощущение провинции, мешающее в эту жизнь ворваться. Для первых – это нетронутая красота природы, для вторых – место, лишенное избыточного комфорта больших городов. Иррациональность в восприятии, реальность, смещенная по времени. Видимо, нельзя постоянно жить на курорте. Перестаешь отдыхать и начинаешь утомляться. Тем более работать на курорте, куда все приезжают отдыхать, еще более иррационально. От этого или по другим причинам отношение местного населения к приезжим нельзя назвать уж очень доброжелательным. Их мир поделен как бы на две параллельные составляющие, которые хоть и находятся в одном месте, но никогда не пересекаются. От этого их различия приобретают непреодолимую силу, вызывая взаимное раздражение и неприязнь. Ничто так не нервирует, как успех другого человека, и ничто так не радует, как понимание того, что кто-то другой этим успехом обделен. Погруженные в размышления, они молча, держась за руки, шли по почти безлюдному тротуару, мимо полупустых кафе и торговых лавок. Атмосфера этого города своей неспешностью успокаивала сознание, подавляла всякую активность мысли. Даже неспешная манера разговаривать местных жителей больше напоминала мелодичный напев, убаюкивающую колыбельную песню. Каждая клеточка тела предательски просила растянуться на шезлонге под теплым солнцем, изображая неимоверную усталость от бесконечной жизни. Отдых, грозящий превратить жизнь в абсолютную пустоту.
– Человек, пытающийся уйти от тишины, в конечном итоге к ней и возвращается, – задумчиво произнес Андрей, выражая этой фразой итог своих наблюдений.
– Может, для кого-то состояние тишины сродни пустоте, как отсутствие всякого действия? – пытаясь поддержать беседу, спросила Катя.
– Да уж, это постоянное стремление человека к действию, это наше «давай, давай, вперед, вперед». Только куда и зачем? Жители маленьких городов всегда стремятся попасть в суету столицы, где, пытаясь ассимилироваться, впоследствии полностью утрачивают свою самобытность. Жестокое социальное клонирование, один из многих, такой же, как и все, – ответил Андрей, скрывая в уголках губ насмешливую улыбку. – В итоге, устав от бессмысленной беготни, на исходе лет понимаешь, что нет ничего лучше, чем просто сесть на берегу такого вот прекрасного озера и любоваться первозданной красотой.
– Ну, может, им хочется себя как-то по-другому реализовать в этой жизни, добиться какого-то личного успеха. В большом городе для этого больше возможностей, – продолжала настаивать на своем мнении Катя.
– Реализовать себя….Добиться личного успеха… Можно сказать проще: срубить бабла!
– Пусть и так, просто заработать денег. Нормальная человеческая мечта. А потом с этим финансовым багажом можно полюбоваться и красотами природы, причем самыми разными, – предвкушая победу в дискуссии, все увереннее говорила Катя.
– Все правильно говоришь! – решил поддержать ее рассуждения Андрей, прежде чем нанести заключительный удар. – Но ты опять забываешь об обратной связи. В стремлении заработать много денег происходит необратимая трансформация сознания, когда волнение в душе вызывают только банковские банкноты, а отнюдь не пейзажи нетронутой природы. Денег много не бывает, и мало кому удается вырваться из этой погони за «золотым тельцом». Может только на старости лет, и то из-за отсутствия сил и возможностей. Тем же немногим, кому повезло вскочить на подножку этого скоростного поезда, всегда есть что вспомнить и за что покаяться. Их тоже нередко посещает мысль: а зачем все это? Стремление заработать деньги – это ложное представление успеха, которое в принципе заводит человечество в своем развитии в тупик.
– Ну а какой смысл в пустом созерцании природы? – раздосадованно спросила Катя.
– Зачем искать смысл в том, где его нет и быть не может? Какой смысл распускаться цветам из года в год, плодоносить яблоне? Какая сила заставляет гусеницу проходить через такие мучения, чтобы на один день превратиться в бабочку? Ответ один: красота. Пафосно, бессмысленно, но красиво. Просто красиво. Внутри себя, внутри маленькой обособленной системы, взаимосвязанной с необъятным пространством космоса. И смотришь, обратная связь раскрасит мир вокруг тебя пестрыми цветами любви и счастья, найдет отклик в твоем сознании и усилит картину многократно. И так шаг за шагом, пока мир не станет ярким и красивым, можно сказать, до полного космического совершенства.
Катя чуть не поперхнулась от смеха. Фантазии Андрея вызвали у нее чувство нереальности.
– Ну ты и мечтатель! Слабо верится, что ты действительно так думаешь, – смеясь сказала она, однако, поймав недоуменный взгляд Андрея, попыталась оправдаться. – Ты либо просто паришь мне мозги, либо прикидываешься идиотом? – спросила она.
– А ведь так думают все, – неожиданно серьезно ответил Андрей. – Вот в этом-то и есть главная проблема. Людям легче принять существующий порядок вещей, чем выглядеть идиотами. А потом все удивляются продажным политикам, полицейским-изуверам, коммерческим священникам и общему упадку морали. Чему тут удивляться! Они просто пытаются заработать денег, то есть продать себя подороже. Правда, никто не задумывается, кто при этом выступает покупателем их душ. Поэтому вы регулярно друг друга убиваете. И в итоге все закончится как всегда. Кто-то придумает бойню, чтобы на ней заработать, а кто-то в этой бойне будет героически умирать. И так без конца, до полного самоуничтожения. Действительно, вполне реальный смысл жизни, в которой нет место красоте, есть только ее расценки.
Андрей сделал паузу, чтобы дать посланным импульсам проникнуть в сознание Кати. Перед ним стояла задача посеять зерно сомнения в навязанных ей обществом приоритетах, и, может быть, в этой внутренней борьбе пробьются к свету новые побеги чистого мышления. И эта борьба шла. Матрица, заложенная в души при рождении, приводит нас в восхищение от красоты, проявленного героизма, самопожертвования, что, в принципе, тоже является бессмысленным, но как захватывает дух. Видимо не все в жизни должно иметь логическое обоснование либо коммерческую основу, ибо истинные ценности этим не обладают, но как же они прекрасны в своих проявлениях.
– Все, мы пришли, – уверенно сказал Андрей, указывая рукой на небольшой дом, построенный в традиционном для местного колорита стиле. – Эмпас де Розо, 306, точно он.
Катя, стряхивая с себя захлестнувшие ее размышления, подняла голову в направлении, указанном Андреем. Это был небольшой дом, с полноценным первым этажом и длинными полями крыши, составляющими мансарду второго. Фронтон дома был остеклен от потолка до пола, что, в принципе, было в традициях Франции. Катя представила, какой шикарный вид на озеро должен открываться из окон мансарды второго этажа. Дом находился чуть в глубине двора и был окружен искусно ухоженным садом. Великолепные газоны, замысловато подстриженные кусты, клумбы с ярким ароматом роз, бордюры, окутанные непривычным для Франции можжевельником. Все было оформлено с шиком и присущим французам вкусом. Они перешли улицу и остановились перед коваными воротами. Сделав небольшую паузу, Андрей нажал на кнопку звонка.
– Не стоит, Катя, с такой завистью смотреть на достаток других. У каждого уровня богатства есть свой уровень напряжения! – сказал Андрей, глядя, как она восторженно смотрит по сторонам. – Заработать на такое очень сложно, поэтому страх все это потерять порой толкает этих людей на мерзкие, отвратительные поступки.
– Может, тогда не пойдем к ним? – издеваясь над Андреем, спросила Катя, пытаясь остудить накал его нравоучений. Андрей лишь улыбнулся в ответ.
К ним по усыпанной мелким камнем дорожке подошел человек, по внешнему виду которого можно было понять, что это распорядитель по дому.
– Добрый день, месье. Чем могу быть полезен? – учтиво спросил он, слегка наклонив голову на бок и внимательно рассматривая пришедших.
– Артур и Валери Боне приглашали нас сегодня на ужин, – ответил ему Андрей.
– Как мне о вас доложить? – исполняя протокол, поинтересовался он.
– Месье Конев и мадемуазель Васильева! – выдерживая паузу перед произнесением фамилий, ответил Андрей.
Только после этого человек отворил калитку ворот и впустил их.
– Вы хотите подождать здесь в саду или пожелаете пройти в дом, пока я о вас доложу? – спросил он Андрея.
– С вашего позволения мы останемся здесь, в этом великолепном саду! – ответил Андрей.
Он сознательно сделал комплимент, подчеркивая красоту сада, и его лесть искорками гордости отразилась в глазах управляющего. Тот самодовольно улыбнулся и направился к дому. Андрей с Катей прошли чуть глубже в сад и сели на деревянную скамейку под вьющейся красной розой.
– Еще сегодня утром ты предлагал мне обвенчаться, а уже к вечеру просто «мадемуазель Васильева»? – заглядывая ему в глаза, спросила Катя.
– Сегодня под утро я каких только глупостей не делал, – ответил ей Андрей, и они оба рассмеялись, каждый вспомнив о своем.
– Может, скажешь все-таки, зачем мы здесь? – спросила Катя и посмотрела на Андрея с улыбкой, в ожидании искрометного ответа.
– Да вот, приехали лягушек поесть, – ответил он, стараясь оправдать ожидания Кати.
– Ты поэтому такой напряженный? – с наигранным сожалением спросила она. – Что, так не любишь земноводных?
– Нет! – твердо ответил Андрей. – Какие-то они все бесхребетные, – уже с улыбкой добавил он.
– Вот, надень это, – Андрей протянул Кате золотой браслет, усыпанный черными алмазами.
– Что это? – явно восхищенная его красотой, спросила она.
– Это самое дорогое, что у меня есть, – задумчиво ответил Андрей.
– Мы ради него сюда приехали? – рассматривая алмазы, произнесла Катя и вопросительно посмотрела на Андрея. – Ну не хочешь говорить, не говори!– показывая, что укротила свое любопытство, добавила она.
Необработанные черные алмазы россыпью покрывали золотой скелет браслета. В этих камнях не было симметрии, они не отражали множеством цветов падающий на них солнечный свет. Нарочито брутальные, в непробиваемой темноте они хранили тайную историю своего подземного заточения под могучим давлением веков. Их четкая кристаллическая решетка вмещает в себя события эпох, о которых мы даже не догадываемся. Застывшими осколками истории они сейчас послушно легли на запястье Кати, холодным металлом скелета ее обнимая.
Андрей пристально посмотрел на Катю, затем наклонился и начал что-то шептать ей на ухо. Улыбка постепенно сползла у нее с лица. Взгляд выдавал недоумение. Ладони нервно сжались в кулачки. Страх застыл в глубине души. Она выслушала его, не проронив ни слова. Внутренне она не была готова сделать то, о чем он попросил, однако выбора не оставалось, и она послушно кивнула. Закончив говорить, Андрей снова выпрямился.
– Доверься мне! – сухо и уверенно произнес он, устремив взгляд прямо перед собой.
Она опять почувствовала его внутреннее отсутствие в теле, словно его сознание выскочило на минуту погулять. Но после фокусов со временем это восприятие давалось ей более спокойно, без истерики. Нельзя сказать, что она все понимала, но старалась к этому привыкнуть, от безысходности, что ли. «Ты только смотри не заблудись там, в своих лабиринтах, и не забывай возвращаться», – подумала она, перебирая в памяти и раскладывая по полочкам услышанное только что от Андрея. Странные, необычные, не поддающиеся привычному анализу вещи, которые он так непринужденно и легко выложил перед ней, она по-тихому пыталась переварить. В ее душе шла нешуточная война, в которой сомнения коршуном смерти нависали над верой и любовью. Храбрость пыталась справиться с отчаянием. И только нежность, которую она к нему испытывала, несмотря на свою мягкую сущность, стала твердой основой для грядущих испытаний. Если женщина любит, она готова на все, без лишних объяснений и реверансов.
Первым из дверей дома навстречу гостям вышел Франсуа Боне. Наспех накинутый домашний халат поверх рубашки и брюк говорил о том, что Андрей с Катей пришли немного рано. Они оба неспешно поднялись и тоже сделали несколько шагов навстречу ему.
– Я вас приветствую, мои друзья! – широко расставляя руки для объятий, сказал Франсуа. – Я не был предупрежден о времени вашего визита, а то бы встретил вас в подобающем для этого виде, – добавил он с присущим всем французам самомнением и привычкой всех поучать.
– Прошу прощения, если пришли немного рано, но вчера мы о времени визита не договаривались, – мгновенно ответил Андрей, приветственно обнимая Франсуа и натужно улыбаясь. – Зато у нас будет возможность насладиться спокойствием вашего сада.
Рукопожатие с Франсуа Боне оставило темный след на ладони Андрея, из чего он сделал вывод, что процесс разложения мозга приобрел необратимый характер. Андрей на секунду представил, как содрогнулась душа Кати в тот момент, когда, приветствуя, Франсуа обнимал ее. Вслед за ним из дверей показалась Валери с распорядителем по дому, которая, сделав ему пару поручений, с наигранной улыбкой подошла к ним. Традиционное французское приветствие с объятиями и поцелуем в обе щеки и на этот раз стало для Кати серьезным испытанием. Ее словно обдало пламенем, когда Валери приблизилась, чтобы ее поцеловать. Все тело содрогнулось и ответило неприятной холодной волной, прокатившейся сверху вниз. Она бросила короткий взгляд на Андрея, не в силах даже выдавить из себя улыбку. Он незаметно коснулся ее руки, проведя пальцами по внутренней стороне ладони. Холодная морозь в теле стремительно перетекла в эту точку и так же стремительно испарилась, оставив лишь короткое болевое ощущение.
– Я не сомневалась, что вы найдете возможность, чтобы сегодня приехать к нам! – закончив с приветствием, сказала Валери. Особо не стесняясь супруга, она страстно впивалась взглядом в Андрея, демонстративно игнорируя присутствие Кати. – Я думаю, вы будете приятно удивлены нашим радушием.
– Я даже не сомневаюсь в этом! – с улыбкой ответил Андрей.
Он посмотрел снисходительно на Валери, взглядом призывая остудить свой пыл, который с каждой минутой проявлялся все больше. Катя немного зажалась, не понимая, как реагировать на эту ситуацию неприкрытого, в чем-то наглого, флирта по отношению к Андрею со стороны Валери. Ее смущала не только сама ситуация, но и отсутствие какой-либо реакции на происходящее у Франсуа Боне. Он был единственным, кто упорно делал вид, что ничего не замечает.
– Впрочем, вы не так уж и рано, – вклиниваясь в диалог, сказал Франсуа. – Минут через тридцать начнут подъезжать остальные. Так что прошу пройти в дом, у меня там замечательная библиотека.
Они направились к дому, как вдруг взгляд Андрея остановился на мальчике лет восьми, который сидел в тени и что-то рисовал. Было очень странным, что он уже давно находился метрах в десяти, но никак не выдавал своего присутствия. Видимо, почувствовав на себе посторонний взгляд, он прервался и посмотрел в сторону Андрея. Поражала глубина и обособленность его взгляда, никакие всплески чувств не вырывались за пределы этой обособленной зоны. Единственное, что можно было разглядеть в его глазах, это твердость характера и непонятную обреченность.
– Это мой сын, Эрик. Он любит долго находиться в саду, иногда рисует, – опустив взгляд, сказал Франсуа. Его голос выдавал внутреннее подавленное состояние. – Как мне кажется, у него неплохо получается, – тихо продолжил он.
– У него очень необычный взгляд, – задумчиво произнес Андрей. – Вы позволите с ним поговорить?– обращаясь к Франсуа, спросил он.
– К сожалению, месье Конев, это невозможно!– сказал Франсуа, придавая категоричность своим словам форматом официального обращения. – Он не разговаривает с рождения. Не только не говорит, но и не слышит. Валери была на восьмом месяце, как ее беременность переросла в неблагополучные роды. Ничто не предвещало беды, и вдруг такое. Он словно не хотел больше оставаться внутри. Даже с нашими возможностями врачи категорически пессимистичны в прогнозах.
Франсуа старался говорить как можно сдержаннее, но внутреннее волнение выдавало его. Валери при этом лишь отмалчивалась, но в уголках ее глаз пряталась ярость.
– Тем не менее, если вы позволите, я бы просто посмотрел его наброски. Я раньше тоже рисовал весьма неплохо, – проявляя настойчивость, сказал Андрей. – А позже я присоединюсь к вам в библиотеке.
– Как вам будет угодно! – уступая его настырности, ответил Франсуа. – А мы пройдем в дом.
Он взял Валери и Катю под руки и направился к дому, что-то живо обсуждая с ними по дороге. Валери была немного смущена таким поворотом событий, вероятно, в ее планы не входило выпускать из внимания Андрея. Придаваться беседе с Франсуа и оказывать знаки уважения этой непонятной русской было для нее сейчас необязательным. Гораздо важнее был Андрей, это его под любым поводом она пыталась заполучить. Катю же такой поворот событий ничуть не смутил, показалось, что она была к этому даже готова. Андрей, пройдя несколько шагов по каменной тропинке, подошел к мальчику и молча присел рядом. Искоса подсмотрев рисунок и переведя взгляд на натуру, Андрей взял у мальчика карандаш и быстрыми движениями нанес несколько линий, которые придали рисунку объем и общую законченность. Потом, положив рисунок мальчику на колени, заглянул ему в глаза. Тот смотрел на него, не моргая, не выдавая никаких эмоций, но Андрей слышал, как звенит его внутреннее напряжение.
– Испугался его? – спросил он мальчика на греческом. От неожиданности тот вздрогнул, но какой-то неимоверной волей постарался скрыть свою реакцию. Однако широко раскрытые глаза явно выдавали растерянность.
– Перестань, Эрик, я прекрасно знаю, что ты понимаешь и разговариваешь по-гречески. Я просто слышу твои мысли, – тихо сказал Андрей, придавая загадочности своим словам. – А меня Андреем зовут. Я здесь, чтобы тебе помочь.
Эрик опустил голову, пытаясь спрятать взгляд. Было заметно, как он пытается собраться с мыслями. Может быть, впервые за много лет ему предстояло озвучить их вслух.
– Ты не такой, как она, – тихо сказал он, оглядываясь по сторонам. – Я тебя вижу.
– Ты на греческом не только говоришь, но и думаешь? – спросил его Андрей.
– Да. Только так он меня не понимает, – испуганно ответил он. – Иногда он приходит ко мне по ночам, нагнется и смотрит мне в глаза, его вонючее дыхание обжигает мне лицо, он сковывает меня какой-то силой так, что я не могу ни закричать, ни пошевелиться. Он уходит только под утро, а я не в силах сопротивляться, лежу в собственной моче. Отец сильно ругается за это. Он говорит, что я уже большой, чтобы писаться по ночам, – говорил Эрик, и голос его дрожал от волнения. Руки судорожно подрагивали. Очень долго ему приходилось все это держать в себе.
– Он больше тебя не тронет, обещаю! – твердо сказал Андрей, протягивая ему камень, найденный на берегу озера. – Держи, это твой талисман. Пока он у тебя в руках, он к тебе не подойдет.
– Похож на слезу, – тихо произнес Эрик, осторожно рассматривая камень. – Он правда защитит меня? – с надеждой в голосе спросил он, сжав камень в маленькой ладони с такой силой, что костяшки на руке побелели.
– Правда! – ответил Андрей, едва сдерживая нахлынувшие эмоции. Он встал, пригладил растрепанные волосы на голове у Эрика и, наклонившись к нему, сказал:
– Я пойду, а то меня там будут искать, – и, сделав паузу, добавил: – Тебе нечего больше бояться, скоро все закончится.
Попрощавшись, он направился к дому, чувствуя, как уткнулся ему в спину пронзительный взгляд Эрика.
Спрятанный в глубине души этого мальчика свет впервые получил надежду вырваться наружу. Маленькая детская рука крепко сжимала символ этой надежды, сахарно-белую каменную слезу, похожую на сотни тех, что он пролил за долгие восемь лет. Не раздавленный отчаянием, не разорванный сомнениями, один на один с неизвестностью. Сила, которой обладал этот дух, достается немногим. Андрей шел по дорожке в направлении дома. Ярость, бушевавшая внутри, до хруста в костях стоп вдавливала в нее камни. Не имея возможности на внешнее проявление эмоций, он прятал свои страдания внутри, от которых душа просто кровоточила. Восемь лет назад, следуя правилам своей собственной игры, он бросил изгнанного беса к Валери. Перед ним тогда стояла цель заложить механизм, который в нужный момент, через шалости беса, взорвет их мир иллюзорного благополучия. Но произошло это, когда Валери была уже беременна. Плод просто не выдержал такого соседства и засобирался наружу. Родившийся мальчик, естественно, понимал, какой зверь поселился в его матери, он еще в утробе видел его истинное лицо. Он наблюдал, как со временем зверь пожирал ее волю и материнскую любовь. Мальчика же он стал рассматривать как угрозу своего обнаружения, поэтому всеми доступными способами пытался его запугать, лишить родительской любви и поддержки. Рожденный в страхе, но с несгибаемой волей к сопротивлению, Эрик спрятал свои мысли за незнакомый зверю язык, и все эти восемь лет отстаивал свое право на жизнь. «Восемь лет чудовищных испытаний из-за моего самодовольства. Поистине, я такой же зверь, – подумал Андрей, сокрушаясь о собственной ошибке. – Как я только посмел про тебя забыть?» Ярость разгоняла пламя в его душе, и эта раскаленная материя искала возможность куда-нибудь выплеснуться. Войдя в дом, Андрей быстрыми шагами направился к библиотеке, даже не задаваясь мыслью о ее местонахождении, он действовал по наитию. Валери, задолго до этого оставившая Франсуа и Катю в их скучной экскурсии по дому, как бы случайно вышла ему навстречу. Она широко улыбнулась и так посмотрела на него, что любой другой уже бы пританцовывал вокруг нее, брызгая слюной от вожделения. Любой другой, но не Андрей и не в этот раз. Резким движением он схватил ее за горло и мощным толчком прижал к стене.
– Помнишь меня, звереныш? – не сказал, скорее, прорычал от злости Андрей.
Она висела, прижатая к стене мощной рукой Андрея, ногами почти не касаясь пола. Шейные позвонки были растянуты ее собственным весом настолько, что можно было услышать их звенящий хруст. Передавленная трахея с трудом пропускала воздух, бешеные глаза бегали по сторонам, избегая прямого контакта с его взглядом.
– Еще раз приблизишься к нему, и я тебе хребет переломаю! – прошипел ей в лицо Андрей.
Его глаза гневными стрелами пронизывали ее сознание. Энергия его ярости обжигала ее смрадное дыхание. Раскаленная добела, она загнала беса в потаенные уголки ее жалкой души, оставляя огненные следы в виде клейма на его вонючем теле. Иногда гнев бывает праведным, хотя очень трудно его в этой праведности удержать. Услышав шаги в соседней комнате, Андрей ослабил хватку и пристально посмотрел на Валери, которая, извиваясь, как змея, выскользнула из его объятий и сделала несколько шагов в сторону, приводя себя в порядок. Андрей понимал, что совершил тактическую ошибку, которая может стоить ему успеха в завязанной игре, но легко перечеркнул все сожаления по этому поводу. Он не отрывал взгляд от Валери, внутренне пытаясь зафиксировать в ее сознании высказанный ранее запрет. Однако шум шагов с нарастающей силой отвлекал на себя внимание, обязывая хоть как-то реагировать. Развернувшись к дверям, он увидел входящего с наигранной английской чопорностью распорядителя по дому, который, подойдя к мадам Боне, торжественно объявил:
– Прибыли мадам Дюпон с сыном, а также месье Бриан, его автомобиль сейчас паркуется на стоянке возле дома. Месье Гойер будет минут через пять. Прикажете проводить в гостиную?
– Да, проводите их сразу в гостиную, я сейчас закончу с месье Коневым и встречу их там. А также извольте разыскать Франсуа с этой русской… – она прервалась, увидев колкий взгляд Андрея, и сразу поправилась: – …мадемуазель Васильевой. Сообщите им о прибытии гостей и попросите прервать эту нудную экскурсию по дому. У нас не Лувр, право! – не скрывая своего ядовитого тона, добавила она.
Валери сделала несколько шагов вперед, обернулась и бросила на Андрея испытывающий взгляд. Что-то было в этом взгляде необычное. Было похоже, что она брала временную паузу перед ответным действием, но Андрея это не впечатлило. Он даже не обратил на нее никакого внимания. Эта фигура еще стояла на шахматной доске, но, по сути, была уже отыграна. Мнимые угрозы со стороны Валери были несущественны для него. По крайней мере, ему так казалось. Сейчас его заботило другое. Узкий круг приглашенных на ужин друзей был не только тесным, но и еще невероятно влиятельным. Редко когда увидишь столь влиятельных в финансовом мире людей в одном конкретном месте. Для этого должен быть какой-то особый повод. И что было еще более неприятным, этих деталей, а именно такого состава людей, он не предвидел. Что-то явно пошло не так, и это его действительно волновало.
Валери неторопливо вышла из комнаты. Она всем видом стремилась показать, что выходка Андрея не оказала на нее никакого воздействия. Воздержавшись от комментария его поступка, она молча взяла право на ответный ход. Андрей всем нутром почувствовал, как атмосфера вокруг стала потрескивать от напряжения. Его не покидало ощущение, что в этой игре противник, просчитав его, сделал пару шагов вперед и перехватил инициативу. И с этой реальностью ему приходилось теперь считаться. Услышав в соседней комнате голоса Франсуа и Кати, он неторопливо, прислушиваясь к каждому своему шагу, направился к ним, словно настороженный зверь, предчувствуя западню.
– О, месье Конев! – произнес Франсуа, увидев Андрея. – Я должен вам признаться, что Кати – восхитительная собеседница, однако мы вынуждены прерваться. Законы гостеприимства обязывают! – закончил он, выражая искреннее сожаление.
Андрей лишь улыбнулся в ответ.
– Вам удалось посмотреть рисунки Эрика? – спросил его Франсуа.
– Он восхитительно рисует, вы оказались правы!;– ответил Андрей. – А его временное молчание;– лишь элемент внутренней сосредоточенности. Его рисунки сами говорят за него.
Франсуа печально опустил взгляд. Любовь к сыну была единственным светлым пятном в его обуглившейся душе. То ли чувство вины, не покидавшее его все это время, то ли ущемленное тщеславие давило на его мнительную натуру, так или иначе, порок сына был самой острой его болевой точкой. Чувствуя это, Андрей начал развивать свою линию, результатом которой он видел создание условий для безопасности Эрика.
Франсуа был человеком особого склада. Его чопорность, изящно подобранные элементы интерьера, роскошно ухоженный сад выдавали в нем натуру, стремящуюся к совершенству даже в мелочах. Он, добившись финансового успеха, был женат на одной из самых привлекательных женщин Парижа, мог позволить себе абсолютно все, но проигрывал в самом главном, в полноценном продлении рода. Его самолюбие было ущемлено, его успех казался теперь не таким значительным, его возможности были бесполезны перед простым недугом. Андрей взял Франсуа под руку и сделал с ним несколько шагов в сторону от Кати. Она, увидев в этом знак, послушно отошла по направлению к окну, обозначив тем самым расстояние, с которого она вряд ли могла что-либо услышать.
– Вы, конечно же, обращались к врачам по поводу болезни вашего сына? – заинтересованно спросил Андрей у Франсуа.
– Да, но все наши визиты были бесполезны, – ответил он Андрею. – Они даже не смогли поставить точный диагноз.
– Трудно найти болезнь у здорового человека! – усмехнулся Андрей, бросив пронзительный взгляд на собеседника, пытаясь увидеть его скрытую реакцию. – Хотя за наши деньги что только они у нас не находят, – смеясь, добавил он.
Андрей увидел, как в глубине глаз Франсуа промелькнула тень сомнения. Натянув на лицо маску с улыбкой, он пристально посмотрел на Андрея.
– Я уверен, что это лишь проявление особого склада нервной системы, ее соматического поведения, присущее лишь очень талантливым людям. Его мозг погружен в собственный мир, вырваться из которого можно лишь сменой общего окружения. Это касается и обстановки, и места. Но самое главное, смены окружающих его людей. Это заставит мозг реагировать на непривычную, стрессовую для него реальность. В результате выведет его из состояния, которое сейчас можно констатировать, как состояние скрытого транса, – сказал Андрей, не отрывая взгляда от глаз Франсуа.
– Позвольте, но чтобы судить об этом, нужно быть… – начал было говорить Франсуа.
– …специалистом высокого класса! – перебивая его, сказал Андрей. – Я закончил медицинский факультет в Сорбонне, получив степень магистра. Неврология – моя лечебная специализация.
– Но, насколько я знаю, у вас другое образование? – сказал Франсуа, преодолевая сжимающий его сознание взгляд Андрея.
– Да, верно! – утвердительно кивнул Андрей. – Факультет экономики и права в Париже я закончил одновременно с учебой в Сорбонне. Мне всегда легко удавалось совмещать невозможное, – добавил он, чувствуя, как сознание оппонента начинает спотыкаться и терять стройность от внешнего воздействия.
– Я обязательно это уточню! – выдавливая из себя слова, произнес Франсуа.
– С вашими возможностями это будет несложно, – улыбнулся Андрей и отвел взгляд в сторону, словно отпуская слегка придушенную жертву. Он подарил Франсуа иллюзорную надежду, которая искорками мелькнула в его мутных зрачках.
– Это, конечно, редкий случай, клиника которого до конца не изучена. Однако я уверен, что есть большие шансы сделать Эрика полноценным человеком, в понимании общества, конечно. Будучи в Афинах мне довелось встретиться со своим однокурсником по медицинскому факультету в Сорбонне. У него небольшая клиника, и в вопросе решения подобных неврологических патологий он, безусловно, является гением. Я уверен, что именно в Греции адаптация Эрика пройдет наиболее успешно, – сказал Андрей, стараясь больше не смотреть в глаза Франсуа, играя ниточками его сознания опосредованно.
– И чем же вызвана такая патология? – с интересом спросил Франсуа.
Андрей сделал паузу, изображая свою нерешительность, а потом пристально посмотрел на Франсуа.
– Я не знаю, как вам об этом корректнее сказать, но у них с Валери сложились особые отношения, – произнес он, не спуская с Франсуа глаз.
Тот удивленно посмотрел на Андрея.
– Что вы имеете в виду, говоря «особые отношения»?– недоумевая, спросил Франсуа.
– Мне кажется, что если мы пройдем сейчас в сад, он сам вам все объяснит, – сухо ответил Андрей.
– Кто объяснит? – воскликнул от неожиданности Франсуа, чувствуя, как его сознание постепенно плывет: – Эрик?
– Пройдемте лучше в сад, – уклоняясь от дискуссии, произнес Андрей. Он развернулся вполоборота, тем самым приглашая Франсуа пройти.
Тот молча, едва сдерживая чувство ярости от нахальства этого русского, направился в сторону сада. Андрей проследовал за ним.
Катя удивленно проводила их взглядом, но, не получив сигнала от Андрея, осталась ждать у окна. Чем дальше удалялись их силуэты, тем больше нарастало в ней чувство тревоги. Висящее в воздухе напряжение болью сжималось в груди. Уж очень странным показался ей этот дом, его устройство и интерьер были какими-то нереальными, живущими своей собственной жизнью. Ее постоянно пронзало его скрытое дыхание, энергетика постороннего присутствия чувствовалась за каждым углом, за каждой дверью. Особенно странным было наличие на стенах в доме старинных фресок с изображением разного рода чудовищ, раздирающих на куски человеческую плоть. Такие же барельефы украшали двери в каждую из комнат. В той, в которой сейчас находилась Катя, скульптуры двух рогатых монстров злобно скалились, пугая ее своей реалистичностью. Казалось, что капли крови, застывшие в камне, в любую секунду могут сорваться с клыков их пастей, чтобы вдребезги разбиться об пол. Чье-то незримое присутствие давило на Катю. В очередной раз оглянувшись, она заметила в углу под потолком облако серого дыма. Почувствовав на себе взгляд, оно замерло, потом тонкой струйкой беззвучно сползло вниз и через щель между полом и дверью исчезло в соседней комнате. Животный страх, пробежав по телу, холодным комом застыл у нее в груди. Катя боялась сделать очередной вдох. Она на секунду замерла, но, повинуясь незримому давлению, сделала шаг вперед и, надавив на ручку двери, приоткрыла ее. Несколько шагов вперед перенесли ее в темный и узкий коридор, а хлопнувшая сзади дверь навсегда запечатала своей мощью привычную реальность.
Мерседес представительского класса двигался по улицам Сен-Жерьо. В его неторопливости можно было разглядеть бесцеремонно выставленную напоказ особую степень превосходства над окружающим миром. Он, подобно хищнику, подкрадывался к заданному месту, стараясь не поднимать пыль, не привлекать постороннего внимания. Словно подчиняя каждое свое движение неписаным правилам охоты, он плавно входил в повороты и без особого ускорения проскакивал очередной квартал.
На заднем сидении задумчиво сидел мужчина лет шестидесяти, с зачесанными назад седыми волосами. Его взгляд был сосредоточен. Массивные, темные стекла не пропускали вовнутрь автомобиля заинтригованные взгляды проходящих мимо зевак. Ничто не мешало его сосредоточенности, не вносило диссонанс в размышления. Однако сам пассажир был чем-то удручен. В последнее время он старался не оставаться в одиночестве. В такие минуты его мысли сами по себе возвращались к одной и той же дате. Бессмысленная, глупая, абсурдная смерть сына не давала ему покоя уже несколько лет. Картины того дня яркими красками вычерчивали его бездыханное тело с застывшей на лице улыбкой. Зажатый в правой руке пистолет и светлые кудри, испачканные кровью. Эти видения выгрызали сознание, давили своим назойливым присутствием. Полицейское расследование ничего не дало. Сыщикам было проще свести дело к самоубийству, но интуиция Доменика Рене подсказывала нечто другое. Не было никаких на то сопутствующих причин. Для молодого, красивого и обеспеченного человека благодаря влиянию отца открывались любые, самые заманчивые, перспективы. Он был единственным наследником огромной финансовой империи. Да и зачем стрелять в себя, держа пистолет в правой руке, будучи при этом ярко выраженным левшой? Постоянно окунаясь в воспоминания, его мозг пытался в пустотах времени, в череде прожитых событий найти лазейку, чтобы докопаться до истинных причин его гибели. Доменику Рене казалось, что, обнаружив в прошлом какие-то ошибки, он сможет если не вернуть все обратно, то хотя бы скинуть с себя ощущение вины, постоянно нависающее над его сознанием в минуты одиночества. Воспоминания всегда были наполненные тупой болью, убивающей своим постоянным присутствием. Ему всегда хотелось закрыть эту страницу своей жизни, не дающую свободно дышать. Но события тех дней, словно призрак, преследовали его повсюду. Вот и сейчас, анализируя причину своего прибытия из Вашингтона в Сен-Жерьо, он снова почувствовал этот смертельный холодок.
Он ехал на заднем сидении Мерседеса по узким улицам скромного Сен-Жерьо, хотя еще вчера вечером намеревался ответить на приглашение Франсуа Боне посетить его дом отказом. Еще вчера вечером он по обыкновению запланировал на выходные массу необязательных встреч, в надежде заполнить образовавшуюся пустоту этих дней чьим-то бессмысленным присутствием. Он поступал так постоянно, прячась в суете событий от мыслей, назойливо вращающихся в его голове. Но вчера в разговоре с ним Франсуа Боне упомянул, что встретился в Милане с Андреем Коневым, тем самым русским, из-за которого, как они предполагали, у компании Concordia в последнее время возникли финансовые потери, и пригласил его к себе в Сен-Жерьо. Это означало, что заранее подготовленная ими акция вышла на завершающую стадию. Мышеловка, которую они приготовили Андрею, наконец-то должна была захлопнуться, причем очень громко и эффектно. Это требовало его личного присутствия, это давало ему возможность на мгновение избавиться от нахлынувшей волны воспоминаний.
Автомобиль остановился у входа в сад, по тенистой аллее которого можно было, не привлекая к себе внимание, пройти незамеченным в дом Франсуа Боне. Доменик не раз бывал в этом доме, который являлся своеобразной штаб-квартирой их закрытого клуба, и поэтому неплохо знал расположение всех комнат. Тем не менее у входа в дом его учтиво поджидала Валери. Протянув навстречу руку, она, кокетливо здороваясь, с особой нежностью поцеловала его в щеку. Не тратя силы на лишние церемонии, Доменик уверенно прошел в дом.
В это время Франсуа шел по тропинке, усыпанной галькой, и со всей силы втаптывал ее в грунт, вымещая на этих маленьких камушках свое негодование. Он не мог простить себе, что позволил Андрею вмешиваться в абсолютно личную, такую болезненную для себя, тему. Франсуа чувствовал на себе его внешнее давление, но не в силах был противиться. К тому же, еще и собственное любопытство и питаемая им надежда на чудо не прекращали нашептывать на ухо «а вдруг». Заметив скамейку, на которой сидел Эрик, он ускорил шаг. От нарастающего в груди волнения, его движения выглядели какими-то поспешными. Торопливо перебирая ногами, будто боясь куда-то опоздать, он подошел к нему, натужно улыбнулся и присел. Андрей остановился рядом и, поймав на себе удивленный взгляд Эрика, улыбнулся ему.
– Настало время все закончить! – обращаясь к нему на греческом, сказал Андрей. – Ты можешь отвечать мне вслух, он должен услышать твой голос.
Эрик, борясь с собственными переживаниями, растерянно смотрел то на Андрея, то на отца. Чувство страха сковывало дыхание, сердце учащенно билось. Рассказать о том, что можешь слышать и говорить, значит, подвергнуть себя опасности. С другой стороны, появилась надежда вырваться из холодных объятий зверя, ведь рано или поздно он все поймет, и тогда непременно с ним расправится. Размышления давались ему тяжело. Казалось, пауза будет длиться бесконечно. Медленно нарастающее напряжение грозило в любую минуту разорваться в воздухе всплесками эмоций. Но Андрей не стал торопить Эрика в проявлении какого-либо действия, это должно было стать его собственным выбором, от которого потом будет зависеть его дальнейшая судьба. Томительное ожидание вконец вывело Франсуа из себя. В любую секунду он готов был взорваться от негодования. Он не мог позволить кому-либо так долго играть на его чувствах.
– Мне кажется, я уделил вам достаточно внимания! – утратив терпение, вспылил Франсуа. – Довольно на сегодня этого цирка. – Он вскочил и сделал движение, чтобы уйти.
– Что я должен ему сказать? – решившись на откровение, тихо произнес Эрик, обращаясь к Андрею.– Ведь он все равно меня не понимает.
Франсуа замер от неожиданности, услышав за спиной робкий, вырвавшийся из тишины голос Эрика. Когда он обернулся, Эрик увидел застывшее на его лице изумление. Еще несколько секунд Франсуа не мог понять, что это было, звуковая иллюзия или голос его сына, такой неуверенный, растерянный, но от этого не менее долгожданный.
– Кто это сказал? – не доверяя собственным ушам, спросил Франсуа.
– Вы точно уверены, что это необходимо именно сейчас? – глядя на Андрея, спросил Эрик.
На этот раз его голос звучал уже более твердо. Устав от длительного застоя, голосовые связки трепетно преобразовывали энергию его мысли в звучные предложения, раскрашивая их своим уникальным тембром.
Сомнений больше не было, Франсуа видел, что говорит именно Эрик. Его взгляд потерянно блуждал по сторонам. Чувства, накрывшие волной, выдавливали из высушенной души капли соленой влаги в уголках его бесцветных глаз. Не сдерживая и не стесняясь их, он крепко прижал Эрика к себе, инстинктивно пытаясь удержать и сохранить внезапно полученное счастье. Непривычный к такому роду проявлений чувств отца, Эрик робко его обнял. Франсуа почувствовал, как в этих объятиях бешено колотилось его сердце. Он думал, что давно избавился от эмоциональной составляющей в своей преуспевающей жизни. Так проще делать деньги, не обращая внимания на проявление чужих чувств. Так легче служить хозяину, на заклании которого лежит твоя душа. Однако сама жизнь полна иронии к тем, кто пытается ее перехитрить. Никому не позволено жить, не раскрашивая пролетающие события красками своих переживаний. Театр всегда рассчитан на зрителя, именно его эмоциональная оценка реальности в принципе и важна.
– Ну как? Как это возможно? – приходя в себя от растерянности, спросил Франсуа. – Я, правда, ничего не понимаю из того, что он говорит.
– Он говорит, и этого достаточно! – сухо ответил Андрей. – Это греческий язык, единственный, за которым он смог спрятаться от Валери.
Услышав это имя, Эрик вздрогнул от неожиданности. Его тело готово было сжаться в маленькую точку, стать незаметным, раствориться в окружающей среде. Заметив это, Франсуа недоуменно посмотрел на Андрея, который лишь снисходительно улыбнулся.
– Вот что я имел в виду, говоря «особые отношения»! – ответил он на вопросительный взгляд Франсуа.
Андрей прикоснулся к голове Эрика, медленно провел рукой по затылку. Франсуа, продолжая держать Эрика в своих объятиях, почувствовал, как тот расслабился и его дыхание стало спокойнее и глубже.
– Успокойся, – прошептал ему Андрей. – Она не сможет тебя обидеть. Соберись и нарисуй ее такой, какой ты ее видишь. Пора открыть ему глаза.
Франсуа, оторопев от неожиданного развития событий, выпустил Эрика из своих объятий и сделал пару шагов назад. Он не понимал, что происходит, но интуиция его никогда не подводила, какое-то нереальное чувство трепетной дрожью разгоняло огонь в груди. Карандаш в руках его сына стал медленно и неуверенно скользить по листу бумаги, нервными движениями вычерчивая пока еще несвязанные между собой линии рисунка.
– Вы помните, как с ней познакомились? – пытаясь встряхнуть его растерянное сознание, спросил Андрей.
– Смутно… – пробурчал Франсуа.
– В ноябрьский вечер на юбилее у Доменика Рене вам ее представил Давид Гойер, – продолжал напирать Андрей. – Вы тогда только возглавили Cossete Generale, были перспективным, набравшим силу финансистом, полным идей и смелых решений. Он же тогда только выходил на финансовый рынок, но у него не было достаточного капитала и политического влияния. Тем не менее он был настолько амбициозен, что ради достижения своих целей подложил под вас свою любимую подружку.
Андрей увидел, как зрачки глаз Франсуа расширились, глазные яблоки стали совершать панические разнонаправленные движения, взгляд перестал быть сосредоточенным. Все говорило о том, что череда событий проносилась в виде воспоминаний у него в голове, а злость разгоняла внутреннюю температуру тела.
– Вы были для него желанной целью, она же не смогла отказать, ведь она так его любила! – продолжал говорить Андрей, глазами пожирая его раскаленную добела психическую энергию. – Признайтесь, вы не раз замечали, как она на него смотрит? Вы не могли не почувствовать это с трудом скрываемое притяжение.
Франсуа стал дышать еще тяжелее. Его кулаки сжались с такой силой, что судорога сковывала его запястья. Ярость, кипевшая внутри, грозила выплеснуться настоящим безумием.
– Вы не понимаете, о чем говорите! – сдерживая ее наплыв, сказал Франсуа.
– Очень даже понимаю, – спокойно ответил Андрей. – Это происходит постепенно, шаг за шагом, из раза в раз отодвигаются границы реального. Вы видите ее флирт и все понимаете, но каждый ваш упрек угасает в ее нежных ласках, тихом ночном шепоте и признании в любви.
Каждое ваше утверждение в неверности разбавляется ее ночным волшебством и стонами при оргазме. Мозг отказывается верить тому, что видит, ведь последующие чувства кажутся намного ярче и правдоподобнее. Однажды вы даже попытались как-то выразить свою озабоченность ее поведением. Но чувствуя вашу безумную любовь, она без труда смогла убедить, что любит только вас, а это не больше чем раскованная манера общаться. С каждым новым упреком она убеждала вас в неправоте, пока вам не стало проще промолчать, чем, реагируя на ее флирт, подвергать себя насмешкам.
Франсуа тяжело вдохнул и опустил взгляд. Сказанное Андреем настолько точно передавало его прошлые эмоции, что приводило Франсуа в смятение. Раньше ему казалось, что его личные переживания спрятаны в глубинах подсознания от всех желающих что-либо разузнать. Теперь же этот русский вывесил это «грязное белье» на балконе дома. Делая вид, что не замечает растерянности Франсуа, Андрей продолжал говорить.
– В первый же год, используя ваши возможности и близорукость, они стянули со счетов Cossete Generale более восьмисот миллионов евро, а за последующие три года – около шести миллиардов. После того как убытки вскрылись, вы попытались во всем разобраться и назначили внутреннее расследование, которое проводил банк. Рано или поздно оно должно было привести их к Валери. Вы раньше других поняли, кто виноват, и решили самолично с ней объясниться. Помните ту сцену, в спальне? – Андрей сделал паузу и вопросительно посмотрел на Франсуа, давая ему окунуться в воспоминания. – Как она плакала и умоляла простить, как говорила, что боялась того, что вы можете легко с ней расстаться, и поэтому решила хоть чем-то обеспечить вашего будущего сына! – Андрей саркастически рассмеялся. – Именно в тот момент вы узнали, что она беременна. Она даже не сказала об этом прямо. Так, будто проговорилась, – улыбнулся Андрей, ехидно потирая ладони. – Да, это был продуманный шаг, очень неожиданный поворот событий, не правда ли? – сыронизировал Андрей, бросив на Франсуа колкий взгляд. – Абсолютно выигрышный, учитывая ваше желание иметь наследника. В такой ситуации сдавать ее правосудию вы не стали. Используя свои служебные возможности, вы легко подставили одного из своих топ-менеджеров. Он давно раздражал вас своей независимостью, пользуясь особым расположением акционеров банка. Сразу решили две проблемы, тем более что особых моральных мук вам это не доставило.
– Ваша осведомленность наводит на размышления, – вытравленным голосом сказал Франсуа. – Чтобы знать все это, нужно было, как минимум, находиться с нами в спальне.
– И тем не менее я об этом знаю! – не желая вступать в дискуссию, с иронией отрезал Андрей. – Я также знаю, что Валери поклялась не использовать впредь ресурсы банка. Давид Гойер, накопив необходимый для себя капитал, все реже стал появляться на ее горизонте, объясняя это мерами предосторожности. На самом деле она стала ему не нужна. Брошенная любовником и вынужденная жить с нелюбимым мужем, она стала предаваться прелестям разврата. Толпы поклонников, случайные мужчины. Вы старались всего этого не замечать, ведь она изменяла не вам, она пыталась сделать как можно больнее ему. Но он никак не реагировал, что еще сильнее ущемляло ее самолюбие. Противоречия между ее претензиями к жизни и существующей ситуацией накапливали в ее душе ненависть, которую она с легкостью вымещала на Эрике. Ее давление было настолько жестоким и чудовищным, что в сознании вашего сына оно выразилось этим! – эмоционально выкрикнув последнюю фразу, Андрей сорвал с мольберта рисунок Эрика и резким движением ткнул им в грудь Франсуа. Тот взял его и, бережно расправляя смятые края, поднес к лицу. Ужас, застывший в его взгляде, говорил о том потрясении, которое он испытал.
– Растерзанный и раздавленный ее яростью, лишенный какой-либо поддержки, в одиночестве борясь за выживание, он вынужден был спрятаться за свою мнимую болезнь, за неузнанный этим монстром язык, – указывая на рисунок, продолжал Андрей. Он испепелял Франсуа своим взглядом, вонзая огненные стрелы в его воспаленное сознание, тем самым причиняя немыслимую боль.
Франсуа пытался этому противостоять, но его рассудок потерял остроту восприятия, мутные зрачки то и дело расширялись. Головная боль разрезала его пополам. Постепенно ему стало казаться, что картины происходящего смазываются и начинают перетекать, словно краски на холсте.
– Этого не может быть… – прошептали его пересохшие губы.
Вытравленная изнутри душа Франсуа с испугом замерла в остекленевших глазах. Серым холодным дыханием она обдавала капли пота, катящиеся по скованным судорогой побледневшим щекам. Франсуа с трудом стал прокручивать в голове картины прошлых лет. В пролетавших калейдоскопом событиях особенно ярко были очерчены эпизоды взаимоотношений Валери и Эрика. То, что раньше ему казалось излишней заботой матери о сыне, теперь представлялось назойливым вмешательством. Эти ее странные ночные походы в комнату Эрика, тихая ядовитая улыбка на лице в момент последующих для него наказаний, тысячи мелких, ранее неуловимых, деталей ее злорадства над ним. Теперь все это обрело законченные очертания в его сознании. Теперь он отчетливо все видел сам. Теперь он и сам обо всем догадался. Франсуа сделал несколько шагов в сторону, жадно вдыхая свежий воздух. Он посмотрел на Андрея взглядом, наполненным безумием.
– Это вам ничего не даст, мои любовные промахи всегда являлись только моей проблемой, – собирая последние силы, сказал Франсуа. – Это уже никому неинтересно.
– Зато акционеров банка Cossete Generale заинтересует, каким образом и благодаря чьим «любовным промахам» банк лишился шести миллиардов евро! – с насмешкой глядя ему в глаза, ответил на выпад Андрей. – Я думаю, это будет стоить вам карьеры и положения в свете. Однако самое интересное в том, что, выгораживая свои «любовные промахи», вы сфабриковали улики против невиновного менеджера, упрятав его тюрьму. В случае скандала вы легко можете поменяться с ним местами.
Франсуа и сам понимал ущербность своего положения, но интуиция ему подсказывала, что если бы Андрей добивался его разоблачения, то не стал бы сейчас с ним об этом говорить.
– Чего же вы хотите от меня? – спросил Франсуа. В его голосе скрывались нотки отчаяния.
– Вот адрес клиники в Афинах, – сказал Андрей и быстрым движением сунул ему в руку визитную карточку своего однокурсника из Сорбонны. – Надо как можно скорее перевести туда Эрика, его жизнь действительно в опасности.
– И это все? – высказывая искреннее удивление, спросил Франсуа. – Весь этот спектакль лишь для того, чтобы я позаботился о безопасности собственного сына? Никаких условий, шантажа и требований платы за молчание? – добавил он, не до конца доверяя услышанному от Андрея условию. Он прекрасно понимал, что, обладая такой информацией, Андрей мог его полностью уничтожить, лишить богатства, статуса, свободы, но почему-то этого не делал.
– В данный момент сохранение жизни Эрика является для меня приоритетной задачей! – улыбнувшись, тихо сказал Андрей. – Вы же, как объект для мести, меня абсолютно не интересуете, – добавил он, выпуская Франсуа из своей смертельной хватки.
Он подмигнул Эрику, весело растрепав у того волосы на голове, развернулся и пошел в сторону дома. Сделав несколько шагов, он повернул голову и задумчиво посмотрел на Франсуа.
– Хотя, Гойера стоило бы наказать! – произнес он с какой-то лукавой улыбкой. Увидев в ответ одобрительный блеск в глазах Франсуа, он вновь подошел к нему и протянул мобильный дисковый накопитель.
– Подсоедините это к вашему компьютеру в кабинете, и я обещаю, что все деньги Давида Гойера сегодня же перейдут в банк Cossete Generale, – произнес Андрей. – Это поможет вам решить ваши проблемы, а мне поставить этого выскочку на место.
Андрей развернулся и уже со всей решительностью направился к дому Франсуа Боне, оставив того в задумчивости посреди прекрасного сада наедине с сыном. Он еще долго чувствовал, как ему в спину упирается взгляд ничего не понимающего Франсуа. Но сейчас мозг Андрея был занят предстоящей схваткой, результат которой предсказать было невозможно. Очень сильные личности были по ту сторону игрового стола, слишком много невидимых сил участвовало в этом розыгрыше власти над финансовым миром.
Франсуа стоял посреди сада, провожая Андрея стеклянными глазами. Тяжело дыша, полностью разбитый, он пытался осмыслить происшедшее, но мысли, спотыкаясь друг о друга, отказывались подчиняться законам логики. Он поднес к лицу рисунок, чтобы еще раз его рассмотреть. На смятом листке была изображена Валери, из плоти которой вырывалось чудовище. Свисавшие с клыков его открытой пасти капли крови готовы были сорваться вниз, чтобы с грохотом разбиться о землю. Точно такие же скульптуры Валери заказала и установила в доме перед давно замурованной дверью.
Глаза его наполнили слезы отчаяния, кисти рук содрогались от пробивавшей их судороги, мысли все время возвращались к событиям прошлых лет. «Какое резкое отрезвление! Как будто сбросили пелену с моего объятого гордыней сознания, – подумал он. – Как же я раньше мог этого не замечать?». Он взглянул в полные надежды глаза Эрика и улыбнулся ему.
– Все будет хорошо, Эрик, все будет хорошо.
С трудом волоча за собой ватные ноги, Франсуа медленно побрел в сторону своего кабинета. Пройдя через другой вход, он очутился в узком пятиметровом коридоре. Залитый светом, теперь он казался ему бесконечным темным тоннелем. Выставленные вдоль стен дипломы и награды как символы его тщеславия казались ему абсолютно незначительными, даже в чем-то убогими. Он навалился всем телом на ручку замка, и дверь послушно приоткрылась. Каждое движение давалось ему слишком тяжело. То, что раньше казалось странным и неочевидным, стало приобретать понятные очертания. Подойдя к столу, он с облегчением опустился в свое рабочее кресло. Мышцы его тела были скованы внутренним напряжением, головная боль не унималась. Но несмотря на телесное недомогание, сознание его было на редкость ясным. Словно очищенное от шелухи, оно ярко и отчетливо воспринимало суть происходящего. В проеме его окна открывался вид на аккуратно подстриженные кусты самшита, которые выстраивались строгими аллеями в замысловатые узоры, в чем-то похожие на лабиринты его собственной души. Эти узоры были разрезаны кустами вьющейся красной розы, как самые яркие события в череде обыденности прошлых лет. Дорога в этих лабиринтах самшита теперь казалась ему абсолютно бессмысленной, лишенной красоты и изящества. Розы были единственным их украшением.
Иногда темп этой жизни с ее суетливым прагматичным движением вперед лишает нас возможности оглянуться и увидеть, что остается там, за спиной. Мешает понять, что это – движение в никуда. Переосмысление пройденного пути и накопленных достижений на исходе лет в корне меняет наше отношение к жизни, к ее оценке. Многих же это отрезвление заставляет содрогнуться. Оглянувшись назад, многие впадают в отчаяние – настолько ужасным и бессмысленным видится им проделанное. Еще в недалеком прошлом такие желанные приобретения теперь выглядят, как ненужный хлам. Вереница лиц случайных знакомых напоминает старый фотоальбом, который с радостью когда-то собирали, но потом, забросив, так никогда и не просматривали.
Франсуа задумчиво раскачивался в кресле. Его взгляд блуждал по рабочему столу, то и дело спотыкаясь о визитку, наспех сунутую ему Андреем. Чтобы отвлечься, он снова перевел взгляд в окно. В глубине сада под раскинувшей ветви ивой сидел Эрик и что-то сосредоточенно рассматривал. Приглядевшись, Франсуа увидел, как его сын старательно протер своими маленькими пальчиками белый камень, лежащий у него на ладони, а потом с какой-то особенной осторожностью сунул его в карман куртки. Видимо, почувствовав на себе посторонний взгляд, он испуганно посмотрел на окно кабинета отца. Тревога, спрятанная в его детском сознании, волной накрыла Франсуа. Он просто кожей почувствовал ее колючую сущность, которая холодом прокатилась по всему телу. «Не бойся, мой мальчик, теперь тебя никто не обидит», – вихрем пронеслось в голове у Франсуа. Он взял со стола ручку и старательным почерком, присущим только таким педантичным людям, как он, начал писать завещание. Все свое состояние; наличность, ценные бумаги, недвижимость и прочие активы он переписал в пользу клиники для лечения неврологических патологий у детей, находящейся по адресу, указанному в визитке, лежащей на столе. В этом же документе он указал часть средств, необходимых для перевода в эту клинику Эрика и надлежащего там его содержания. Заверив документ своей подписью и поставив дату составления, он с облегчением выдохнул и запечатал его в конверт. Волна чистой энергии прокатилась по телу, снимая конвульсии в мышцах, сковывающие движения. «Как же легко дышится, когда сердце хоть на минуту наполняется этой всеобъемлющей чистотой!»– подумалось ему.
Он поднялся, снял домашний халат и надел поверх белоснежной рубашки заранее приготовленный костюм. Впервые он почувствовал, что его безупречная, сшитая на заказ, одежда, так его стесняет и душит. Словно накинутая на обожженное тело синтетическая ткань, она причиняла его коже колоссальное чувство дискомфорта, впиваясь и разрезая ее своими острыми краями. Это чувство рождалось из-за несоответствия его внутреннего опустошенного состояния и ее праздной чопорности. Открыв дверь, замаскированную под книжный шкаф, он вошел в комнату, где находился центральный сервер их локальной сети. Эта сеть объединяла между собой все серверы компании «Конкордия». Более шестисот крупнейших банков, инвестиционные фонды и финансовые институты по всему миру наполняли ее колоссальными средствами, делая влияние ее владельцев абсолютным. Святыня созданного ими финансового мира, доступ к которой имел лишь очень узкий круг избранных людей. Подсоединив к этой сети дисковый накопитель, переданный ему Андреем, он бы обеспечил тому доступ ко всем компьютерам компании, ко всем счетам, кодам и паролям. Это действие являлось фатальным нарушением безопасности. Но это его уже не волновало. Вся эта выстроенная годами система сейчас представлялась ему как бессмысленная, ничего не стоящая игрушка. Теперь только желание уничтожить Гойера занимало все его сознание. Месть – сладостное чувство, от которого трудно отказаться. Он немного постоял, раздумывая, потом снял с накопителя предохранительную крышку и вставил его в разъем. Система сделала запрос, стоит ли принимать неопознанное устройство. Франсуа ввел личный код. Получив подтверждение, она послушно проглотила всю информацию с накопителя. Что-то исправить уже было невозможно, программа, заложенная Андреем в устройство, начала действовать.
Франсуа знал, что обречен, предчувствие его никогда не подводило. Видимо, только перед смертью человек начинает видеть реальные краски мира. Только перед ее ликом, у этой невидимой черты, когда все, что могло произойти, уже в прошлом, человек видит всю незначительность прожитых событий. Жизнь должна быть наполнена смыслом, а не красивыми декорациями. Его лицо перекосилось от нестерпимой боли в голове. Каждое новое движение давалось с огромным трудом. Земля притягивала его к себе сильнее, чем обычно. Путь из кабинета в гостиную показался ему бесконечным, но его все же стоило проделать. Последняя вакханалия, в которую он был втянут, уже началась и требовала его личного присутствия. Собрав последние силы, он неспешным шагом направился туда. Проходя через комнаты, он поймал себя на мысли, что все их шикарное и дорогое убранство теперь выглядело неуместно и пошло. То, что раньше составляло картину его успеха и питало своенравную гордыню, теперь лишь определяло бессмысленность его жизни. Пройдя еще несколько шагов, он приоткрыл дверь, за которой находился рабочий кабинет его секретаря, и, не входя, протянул ему конверт.
– Доставьте это моему адвокату для немедленного исполнения! – произнес он, услышав, как эхом отозвались его слова в полупустом помещении.
Покончив с необходимым, он с облегчением вдохнул глоток свежего воздуха. Смерть, повинуясь невидимому приказу, ослабила свою хватку, боль в голове скатилась холодным потоком вниз. Его тело вновь приобрело былую легкость, а мысли выстроились в стройный ряд. Лишь бледный цвет лица и нервное подрагивание левой руки напоминали о перенесенном потрясении. Он постоял несколько минут в размышлениях, а потом решительно двинулся к двери, за которой сейчас происходили события, влияние которых на политический расклад в мире трудно было переоценить.
Хлопнувшая за Катей дверь оставила ей лишь одну возможность для движения – вниз по каменной лестнице вдоль узкого коридора. Осыпающаяся с его стен штукатурка предательски похрустывала под ногами. Вонючая черная плесень разъедала оголившиеся грани кирпичей. Неприятный запах проникал в ее нос, раздражая своей резкостью его рецепторы. Облако серого дыма, плавно скользя по ступеням, настойчиво заманивало ее в глубину подвала дома Боне. Она не понимала, откуда проникал свет, но его рассеянные лучи расползались по стенам, бросая на них причудливые тени. Несмотря на свой животный страх, она продолжала двигаться вперед, следуя за особой магией своего дымчатого гида, который в конце коридора вновь просочился в щель, оставив Катю перед закрытой дверью. Постояв немного, пытаясь унять нахлынувшее волнение, она нерешительно толкнула дверь рукой. Та, с присущим старым дверям скрипом, открылась, и Катя очутилась в небольшой комнате, освещенной слабо горящими, можно сказать, тлеющими, факелами. Каменный пол под ногами был расчерчен пиктограммами, стены были покрыты какой-то липкой жидкостью с назойливо гнилым запахом. Казалось, эта слизь постоянно стекает по ним, смазывая трещины в кладке, как раны, полученные в бою. Но самое большое отвращение у нее вызвала фреска на стене – с изображением оргии того самого зубастого чудовища, охраняющего вход в подвал, с молодой красивой девушкой, в чье тело он впивался своими клыками, и оно кровоточило многочисленными ранами. На кисти этой девушки был изображен браслет из белого золота, усыпанный черными алмазами. Скопившаяся на нем кровь крупной каплей сорвалась и, разбившись о пол, растеклась бесформенным пятном. Катю чуть не стошнило. С трудом подавляя рвотный рефлекс, она кинулась к выходу, но хлопнувшая перед ней дверь обдала лицо холодным воздухом, обозначая ей перспективу заточения. Безрезультатные попытки ее открыть прервались чужим дыханием за спиной. Борясь с охватившим ее страхом, она обернулась. Перед ней стояла Валери в ярко-красном шелковом халате, а чуть поодаль от нее, вальяжно развалившись в каменном кресле, больше похожим на трон, сидел грузный мужчина лет шестидесяти с аккуратно зачесанными назад седыми волосами. Его глаза без стеснения пожирали Катю. Валери подошла и, демонстративно усевшись ему на колени, поцеловала в губы. Катя смутилась и инстинктивно хотела отвернуться, но грубым толчком была прижата к стене. Пустые, стеклянные глаза Валери уперлись в нее острием своего лезвия. Она почувствовала, как холодная рука сжимает дыхание, заставляя сердце отчаянно колотиться. Облако серого дыма, обволакивая тело, с каждым новым вдохом проникало внутрь, растекалось и причиняло резкую боль. Катя находилась под воздействием измененного сознания. Яркие визуальные образы растекались в нем черными силуэтами чудовищ, ужас сковывал мышечные рефлексы, островками пламени распространяясь по телу. Не в силах сопротивляться, она закрыла глаза. Спрятав сознание за шторами век, мы часто пытаемся уйти от реальности, где-то в глубине понимая, что она такая, какой мы ее пытаемся отобразить.
– Зачем вы здесь? – услышала она привычный голос Валери.
Пытаясь не потерять сознание от напряжения, Катя открыла глаза и с удивлением обнаружила, что находится в светлой комнате, с прекрасно подобранным интерьером, шелковыми обоями на стенах и богатым персидским ковром на полу. Напротив нее в кресле сидел тот же мужчина с седыми волосами и курил сигару, наблюдая, как густой сизый дым, переваливаясь через невидимые преграды, тонкой струйкой сползал вниз. Валери, склонившись над Катей, с искренним сочувствием пыталась помочь ей подняться с пола.
– Вам плохо? Вы, наверное, упали, потеряв сознание? – заинтересованно спросила она Катю.
– Не знаю… – пытаясь подобрать слова, ответила она. – В какой-то момент мне показалось, что я спустилась в темный подвал вашего дома…
– Но в этом доме нет подвала, – иронично воскликнула Валери. – Французы вообще не очень любят сырые и мрачные помещения.
– Но я видела вас двоих в темном подвале, наполненном гнилым запахом разлагающейся плоти… – пытаясь настоять на своем, произнесла Катя.
– Это все внутренние страхи! – спокойным голосом сказал седой мужчина. – Они бродят в нашем подсознании, не находя покоя, в поисках любого момента для воплощения наших фобий. Поэтому в каждом крике ночной птицы мы слышим вопли вампиров, в каждом скрипе доски приближение чудовищ. Наши страхи, как старая кинопленка, проецируют на развернутое полотно реальности свою тайную сущность.
Катя не знала, что ответить, ее мозг не хотел смириться с тем, что все, что она видела, было лишь плодом ее фантазии. Она ощущала запахи, содрогалась от постороннего прикосновения, чувствовала леденящее дыхание Валери в том мрачном подвале, но настаивать на истине не стала. Сделав паузу, она позволила развиваться ситуации вне собственных границ. Поднявшись с помощью Валери с пола, Катя села на кожаный диван, напротив того кресла, в котором сидел мужчина. Валери еще раз заботливо заглянула ей в глаза и, убедившись, что Катя пришла в себя, сделала несколько шагов в сторону.
– Позвольте вам представить: мадемуазель Васильева, – сказала Валери, представляя Катю мужчине. – А это Доменик Рене, директор-распорядитель МВФ, – уже повернувшись к Кате, добавила она.
– Очень рада знакомству с вами, – соблюдая этикет, сказала Катя. Она поняла, что действие, к которому ее так оригинально пригласили, только что началось.
– Я бы на вашем месте не торопился выказывать свою радость по поводу нашего знакомства! – издевательски холодно сказал Доменик.
– Это была всего лишь учтивость, – резко ответила Катя.
– Теперь, придя в себя, вы можете ответить на заданный вопрос? Зачем вы здесь? – не меняя холодного тона, спросил Доменик.
– Да так, приехали лягушек поесть, – пытаясь скрыть свою осведомленность, ответила Катя. Однако, не успев договорить, она почувствовала, как всполохи его ярости разрезали пространство. Запах из глубины того подвала вновь наполнил воздух.
– Как давно вы знаете Андрея? – пытаясь снять эту агрессию, вступила в разговор Валери. – Вам известно, чем он действительно занимается, как зарабатывает на такую роскошную жизнь?
Катя опустила взгляд, как-будто выискивая в лабиринтах рисунков ковра знакомые ей черты. Ей надо было расставить все по местам, сосредоточенно анализировать каждое слово, чтобы не поддаться магии стороннего внушения. Лишь одно из сказанного было несомненным: она о нем ничего не знала.
– Ну что же, давайте заново знакомиться, – глубоко выдохнув, сказала Валери. – Я сотрудница агентства по противодействию финансовому терроризму США, – добавила она, протянув Кате удостоверение со своей фотографией.
Катя подняла глаза и внимательно изучила его. Вряд ли она смогла бы визуально установить его подлинность, но какое-то впечатление это на нее произвело.
– Мы давно наблюдаем за Андреем, – продолжила говорить Валери. – Потому-что он является организатором и главным координатором всех террористических групп в Европе. Нет, не тех, кто взрывает одну или две бомбы в год, мощность которых сравнима с хорошим фейерверком. Он работает по-крупному и убивает сотнями тысяч. Используя свои незаурядные способности и огромный капитал, он атакует финансовые институты в разных странах, наводит панику на биржах, разрушает созданное годами экономическое равновесие. Летом он вывел из экономики Греции активов на двадцать миллиардов евро. Теперь эта страна корчится в конвульсиях, сотни тысяч
безработных, голод и нищета. Десятки случаев суицида ежедневно. Люди потеряли смысл в жизни, веру в справедливость, – закончила говорить Валери.
Ее резкая эмоциональность и бурная жестикуляция должны были стать главным убеждающим фактором. Однако мимика лица Кати ничем эту убежденность не проявляла. Она, по-прежнему понурив взгляд, выискивала что-то на украшенном узорами персидском ковре.
– МВФ выделил огромную сумму на закупку гуманитарной помощи беженцам из стран Северной Африки,– после небольшой паузы вступил в разговор Доменик.– Деньги были перечислены на счета одной из благотворительных организаций. Пока они проводили тендеры на закупку продуктов питания и предметов первой необходимости, месье Конев каким-то невероятным образом вывел эти деньги из-под их контроля, перечислив на свои счета. Мы даже не смогли отследить эту операцию.
– В результате более миллиона беженцев, лишенных еды и медицинской помощи, погибли! – подхватила Валери, протянув Кате папку с фотографиями, – Из них восемьдесят процентов – дети. Они наиболее уязвимы в таких ситуациях. Список подобных «подвигов» месье Конева, к сожалению, очень велик, и нам не хватит времени, чтобы его озвучить. В этой жизни его волнуют только деньги, причем, любой ценой. На его счету миллионы погибших детей, разорванные экономики Ирландии, Греции и Испании. Итальянская банковская система с трудом справилась с его атакой и до сих пор находится в стагнации.
– Ничего с вашими банками не станет, если их немного пощипать. И так единственной задачей банков является превратить наши желания в свои деньги! – неожиданно резко ответила Катя.
Она открыла папку, протянутую ей Валери, и стала рассматривать вложенные в нее фотографии и прочие документы.
– Хотя предоставленные вами материалы внушают ужас и наводят на размышления, – задумчиво добавила Катя.
Было заметно ее пограничное состояние между сомнением и верой. Казалось, достаточно незначительного усилия, чтобы сместить центр тяжести ее представлений об Андрее, разрушить иллюзию справедливости его действий.
– Ваше отношение к банкам, оно понятно и нередко для простого обывателя, далекого от устройства финансового мира, – своим холодным и монотонным голосом сказал Доменик. – Обычным людям всегда казалось, что банки являются паразитами на здоровом теле экономики. Банки ничего не производят, но получают прибыль от своей деятельности. Все критикуют банковскую систему, признаюсь, даже многие банкиры. Только вот никто не может предложить ничего другого. Банки – кровеносная система любой экономики. Финансирование, кредитование и прочие услуги, которые сейчас предоставляют банки, значительно упрощают и облегчают нам жизнь, позволяя решить большинство повседневных проблем. Мы же не можем опять вернуться к практике, когда люди обменивались тем, что сами производили. В современном мире это совершенно невозможно. Это вернет нас во времена феодализма, натурального хозяйства и базарно-рыночных отношений. Деньги являются прямым эквивалентом товара, замещая собой на рынке абсолютно всю продукцию, которую возможно произвести. Вы же не пойдете в парикмахерскую с головкой сыра в качестве оплаты за сделанную стрижку? – улыбнувшись, сказал Доменик.;– Деньги давно сами стали продуктом, порой даже самым желанным, который тоже должен где-то храниться и справедливо распределяться. Для этого и нужны банки. Используя денежную массу, как инструмент влияния на экономику, они распределяют ее потоки, направляя в виде кредитов для развития, и извлекая в виде займов и вкладов излишки для правильной циркуляции. Я же говорю, мы, как цирюльники, иногда делаем кровопускание, чтобы не было застоя крови,– он сделал паузу, сунул в рот сигару и с удовольствием затянулся.
– А такие прохиндеи, как месье Конев, разрезают эти кровеносные сосуды, нарушают работу ее ключевых органов, что в ряде случаев приводит, образно выражаясь, к смерти пациента, – продолжил после паузы Доменик. – Они легко прикрываются общими фразами, устаревшими моральными постулатами, морочат мозги своими христианскими ценностями праведности и аскетизма. Сами же, не гнушаясь смертью людей, их беззастенчиво грабят. Легко убеждать голодного, что переедать вредно, сидя за столом, уставленным разными деликатесами! – Доменик опять остановился, чтобы, в очередной раз затянувшись, наполнить комнату сизым дымом сигары.
– Современный финансовый мир не в силах предложить ничего иного, кроме того, что уже есть. Сопротивление развитию и прогрессу – это удел неудачников, людей, не способных к глобальному мышлению, которые варятся в своем обособленном мирке, боясь высунуть голову и по настоящему удивиться тем возможностям, которые дает нам экономическое развитие, главной движущей силой которого являются банки! – оптимистично закончил свой продолжительный спич Доменик Рене.
Его красноречие могло убедить кого угодно. Втереться в доверие, стать твоим лучшим другом, а потом обобрать. Это у банкиров получается лучше всего. Банк вообще является институтом, основанным исключительно на доверии.
– Андрей, конечно же, очень незаурядный человек, – после возникшей паузы сказала Валери. – Он богат, хорошо образован. Являясь прекрасным психологом, может легко вскружить голову любой девушке своими неожиданными поступками, нагнать завесу таинственности, придавая значимость каждому своему поступку. Чтобы не попасть под магию его очарования, надо видеть суть его поступков. Помните, как он представил вас в Милане? «Просто эскорт», – с какой-то особой интонацией она произнесла последние слова.
Катя от обиды закусила губу. Ее тоже тогда это удивило, но она не придала услышанному особого значения. Другое дело сейчас, когда ее просто ткнули лицом в эту фразу, подчеркивая ее статус. Оборванный полет мечтаний, не сбывшаяся надежда на счастье, осознание того, что тебя только используют на данном этапе, а потом избавятся, не заботясь о твоих переживаниях. Причины, по которым душа может плакать бесконечно. Валери, как женщина, точно выбрала место для удара, словно острием кинжала проткнула самое уязвимое место.
Катя глубоко вздохнула, закинула ладонью растрепанные волосы назад и посмотрела в глаза Доменику Рене. Глубокие и черные, как будто выпачканные сажей, со злобными искорками огня в уголках, они то и дело бегали из стороны в сторону, избегая длительного прямого контакта. Очень трудно заставить себя верить такому непостоянству, главным принципом в жизни которого является финансовый расчет. И даже понимая некую обоснованность такого прагматичного подхода, сердце все равно тянется к живому безрассудному проявлению ума. Видимо, человека создавали не по типу потребительской корзины, а по образу и подобию того, кто дарит нам понимание красоты.
– Хорошо, – выдохнула Катя. – Что вы от меня-то хотите?
– Андрей здесь появился неспроста. Он явно что-то замышляет. Вы не можете не быть осведомлены о его планах. Мы должны его остановить, пока его действия не привели к новой трагедии, – вступила в разговор Валери.
Она долго отмалчивалась, внимательно наблюдая за реакцией Кати на слова Доменика. От ее пытливого взгляда не ускользнула перемена в настроении Кати, в интонации ее голоса. Наконец-то ей удалось подтолкнуть Катю к анализу ситуации и поселить в этих размышлениях нотку сомнений. Валери прекрасно понимала, что Катя не является случайным выбором Андрея, некой красивой ширмой для отвлечения внимания. Она для этого слишком умна и сдержана в проявлениях эмоций. Именно поэтому использование ее в качестве источника информации представлялось ей крайне интересным.
– Я ничего не знала о его прошлом, – усталым голосом произнесла Катя. – Для меня самой это крайне неприятно, – добавила она, отложив в сторону папку с документами, переданную ей Валери. – Единственное, что мне достоверно известно – он приехал сюда, чтобы встретиться с Домеником Рене.
Катя подняла на него взгляд, пытаясь считать реакцию на свои слова. Эмоции не смогли пробиться через внешний фасад его лица. Тысячелетнее безмолвие сфинкса застыло на нем.
– Зачем он искал с ним встречи? – снова вмешалась в ситуацию Валери.
– Ну так он же здесь, у него и спросите! – уже не сдерживая раздражения, ответила Катя.
Она резко поднялась с кресла, демонстрируя намерение закончить разговор и уйти. Однако, оглянувшись по сторонам, к своему удивлению, дверей в комнате не обнаружила. Со всех сторон ее окружали стены, покрытые шелковыми обоями. Не было ни дверных проемов, ни шкафов, за которыми могла быть завуалирована дверь, ничего такого, что могло служить выходом. Два кресла и диван, стоявшие на ковре, были разделены невысоким, идеально отполированным столом. Это оказалось единственным наполнением комнаты. Не было даже источников освещения, однако рассеянный свет каким-то способом проникал в помещение, играя в нем причудливыми тенями. Удивясь, она вопросительно посмотрела на Валери и Доменика. Понимая, что разговор продолжится независимо от ее желания, она сделала пару шагов вперед в надежде снова оказаться в кресле. Неожиданно ее взгляд упал на поверхность стола, и в его безукоризненной полировке с высоты своего роста под измененным углом она увидела их отражение. Руки Доменика отражались когтистыми лапами зверя, а бедра стоящей рядом Валери были покрыты шерстью и заканчивались копытами. Двигаясь по инерции, Катя опустилась в кресло, всеми силами стараясь подавить в себе рвотный рефлекс, вызванный отвращением. Воспоминания о подвале снова нахлынули волной. Четко понимая, что увиденное ранее не было галлюцинацией, она панически стала задыхаться. Как рыба, выброшенная на сушу, она жадно хватала губами воздух, пытаясь справиться с удушающим волнением. Она вспомнила слова Андрея о том, что реальность иногда спрятана в отражении. На отражение нельзя воздействовать из нашего мира, потому что оно подчиняется параллельному миру тонких энергий. Только сейчас она поняла причину отсутствия зеркал в этом доме. Они не хотели, чтобы кто-то видел их истинное отражение, настоящую сущность их нутра.
Доменик и Валери не проронили ни слова, равнодушно наблюдая за потугами Кати справиться со своими видениями. То ли они понимали, чем вызван этот приступ паники, то ли им было, в принципе, все равно. Так или иначе, это подсказывало Кате, что с ней церемониться не станут, безразличие к настоящему моменту было вызвано, в их понимании, отсутствием у нее будущего.
– Продолжим? – непринужденно сказала Валери. – Итак, зачем месье Конев хотел встретиться с Домеником Рене?
– Можно воды? – стараясь взять себя в руки, спросила Катя.
– Какую вы предпочитаете: с газом, без газа? А может быть, святую? – язвительно прошипела Валери.
Для Кати все стало понятно. Они уже не скрывали своих намерений и бесовской сущности. Карты в этой игре были розданы в открытую, потому что ставкой была ее жизнь. Она закрыла глаза и, расслабляя скованные мышцы груди, попыталась успокоить дыхание. «Сколько смерть не оттягивай, она все равно придет», – подумала она.
– Мне нужны гарантии, что я смогу покинуть этот дом, – приходя в равновесие, сказала Катя.
Валери вопросительно посмотрела на Доменика, и тот утвердительно кивнул головой.
– Не с пустыми руками, – осмелев, добавила Катя.– Мне нужно два миллиона евро наличными. Такой вот незначительный процент за ценную для вас информацию.
– И что это за информация? – спросил Доменик Рене.
– Я покажу вам счета, на которых лежат ваши деньги, компании, через которые он проводит свои операции, вскрою схемы, по которым он так ловко выводит ваши активы, – говорила Катя, не спуская глаз с Доменика, как снайпер со своей цели. – Но самое интересное, я озвучу цель его приезда сюда, в Сен-Жерьо. Когда вы об этом узнаете, остальное перестанет вас интересовать.
Доменик взглянул на Валери, очевидно тем самым дав свое согласие на условия Кати. Если она действительно даст такую информацию, у них появится шанс уничтожить Андрея, завладев всеми его активами.
– Чтобы уехать отсюда, вам предоставят автомобиль, деньги будут лежать в салоне, – выпалила Валери, с трудом сдерживая свои эмоции. Жажда мести, продолжала тлеть в ее поганой плоти, и она явно торопилась ее изрыгнуть.
– Мне остается лишь надеяться, что вы выполните свои обещания, – с иронией произнесла Катя. В ее положении это было единственным возможным вариантом для спасения.
– Вы разговариваете с людьми, которые просто так обещаний не дают! – вступил в разговор Доменик. – Будьте уверены, если ваша информация будет для нас полезной, мы с радостью с вами расстанемся. При условии, что вы будете хранить при этом полное молчание.
Катя устало улыбнулась. Стараясь справиться со страхом, она снова закрыла глаза, убеждая себя, что этот кошмарный сон сейчас закончится. Стоит только их открыть, и все это безумие прекратится.
– Мы ждем! – нарушая вереницу ее мыслей, сухо сказала Валери.
– Да, пожалуй, начнем, – соглашаясь с ее настойчивостью, произнесла Катя.
В соседней комнате, наполненной солнечным светом, который щедро проникал через огромные, от пола до потолка, французские окна, тоже было мрачно, как перед осенним штормом на море. Тяжелыми, свинцовыми тучами нависали над присутствующими сгустки их энергии, закипая и бурля, потрескивая тысячами искр, грозя разразиться смертоносными молниями при любом неловком движении мысли.
Развалившись на удобном кожаном диване, сидел молодой двадцатипятилетний Роланд Дюпон. Вместе со своей матерью Мари Дюпон, которая располагалась напротив в таком же удобном кресле, они были владельцами контрольного пакета финансовой группы HSBC, а также входили в совет директоров Douchebank, с 31% акций которого могли блокировать любое неугодное для них решение. Роланд с удовольствием рассказывал о своей поездке на Ближний Восток. Он с вдохновением говорил об увиденных им всполохах зарождающихся арабских революций, поясняя присутствующим перспективы от контроля политических сил в этом регионе. Молодость всегда наивна в своих иллюзиях, и поэтому оценка этих перспектив особо никого не вдохновляла. Собравшиеся лишь делали вид, что увлечены его рассказом. Его мать, Мари Дюпон, воздерживаясь от комментариев, сдержанно перелистывала страницы модного глянцевого издания. В глубине комнаты, напротив них, сидел Андрей, с такой же наигранной заинтересованностью слушая рассказ Роланда. Он то и время поглядывал на часы, с тревогой думая о том, где сейчас находится Катя.
Возле окна стоял Давид Гойер, персона архиважная в раскладе мировых финансов. Блистательный финансист, талантливый и решительный менеджер, главный бенефициант группы Barclays. Выдающиеся способности и счастливый случай вознесли его на ту высоту финансового благополучия, с которой весь остальной мир казался ему не больше, чем игровое поле в игре «Монополия». Фабрики и заводы, виноградники и плодородные сельскохозяйственные земли никак не отождествлялись у него с судьбами людей, их надеждами и мечтами. В его сознании они отпечатались лишь как выгодные финансовые активы, которые он виртуозно, через подконтрольные ему кредитно-финансовые институты, загонял в долги, разорял, а потом, подвергая процедуре банкротства, распродавал по частям. Все его финансовые решения исходили только из этого видения ситуации. И ничто не трогало его сердце, ничто не могло омрачить его завтрашнее благополучие. Лишенный обычных эмоций, он был похож на биологический компьютер, который никогда не принимал решений, не приносящих финансовую выгоду. Именно это рождало его пренебрежение к миру, который в его понимании размещается на этом игровом поле и является лишь его неотъемлемой частью. Он, надменно повернувшись ко всем спиной, что-то упорно рассматривал в набегающих на берег волнах. Размышления молодого Роланда, недавно введенного в их элитный круг в силу родственных отношений, а не каких-либо других заслуг, его никак не интересовали. Примитивные комментарии процессов, происходящих на Ближнем Востоке, выглядели смешно. Роланд пытался объяснить суть этих процессов людям, тесный круг которых был не только инициатором, но и осуществлял финансовую поддержку всех этих арабских волнений. Давид молча смотрел в окно и презрительно улыбался. Сейчас в этой комнате всех интересовал лишь один человек, этот наглый русский, который в силу непонимания умудрился влезть и сломать игру, которая готовилась не один год. Непонимания или наглости? Сейчас это предстояло выяснить. Так что несдержанность в словах молодого Роланда никого не смущала. В конце концов, если нельзя остановить мощный поток, то надо придумать, как его с выгодой использовать. Эти люди умели подсматривать слабости у людей и искусно ими пользовались. В этом спектакле каждому была отведена своя роль.
Франсуа вошел тихо, чтобы не привлекать к себе внимание, кивнул присутствующим и сел в глубине комнаты. Его внутреннее ликование было скрыто под личиной заинтересованности беседой. Он то и дело бросал в сторону Гойера испытывающие взгляды, тихо наслаждаясь своей незримой победой над ним. Он единственный, кто знал, что через несколько часов этот заносчивый и гордый человечек будет полностью разорен и унижен. Он будет корчиться и смердеть от бессилия что-либо изменить. Наконец-то он сможет отомстить за разрушенные чувства, за страдания Эрика.
– Это было великолепное, волнующее зрелище! – увлеченно продолжал рассказывать Роланд Дюпон.– Толпы протестующих людей, с призывами к переменам, забрасывали камнями полицейских, как символ этого режима. Площадь Тахрир просто бурлила от их негодования. Людей невозможно было остановить на пути к свободе. Такого накала страстей я никогда не видел!
Андрей понимал, что болтливость Роланда была использована для затравки. Противоречия в его суждениях были, но подчеркнуть их можно было лишь обладая определенным уровнем информации. Вызвав Андрея на дискуссию, они пытались определить источник и объем его осведомленности. Он, несомненно, представлял для них интерес как крупный финансовый игрок, но отсутствие на него персональной информации сковывало их действия. Кто он и на чьей стороне осуществляет свои финансовые операции, было для них непонятно. Еще более загадочным было происхождение его состояния, о реальном объеме которого никто не знал. Его финансовые активы неожиданно «выпрыгивали» на рынок, словно магнит, стаскивая на себя большую часть торгующихся акций, и также неожиданно исчезали. Причем момент для этого выбирался с такой прагматичной четкостью и быстротой, что справиться с этим финансовым ураганом и противодействовать ему было невозможно, что наводило на мысль о его особой информированности. Кто этот человек и кто его источники информации, предстояло выяснить сегодня при личном контакте. Сам же Андрей понимал, что люди в 2003 году собрав активы более 600 банков по всему миру, более сотни трастовых компаний и промышленных сырьевых комплексов в одну компанию «Конкордия», сейчас сидели перед ним и были очень расстроены тем, что его группа нанесла им значительный урон, выведя из-под их влияния активы на сумму более 20 миллиардов евро. Сумма для них не катастрофическая, но политические последствия всего этого были куда более заметными. Это сломало хорошо выстроенную игру, направленную на устранение государственного суверенитета стран южной Европы. Через кредитные рычаги подконтрольных им финансовых институтов они столько времени втягивали своими кредитами этот регион в финансовую яму, старательно дробили и подвергали банкротству крупные сырьевые и промышленные предприятия, чтобы снизить их рыночную стоимость, а затем забрать все за гроши. Это они подрывали его финансовую состоятельность, постепенно снижая уровень доверия к региону через рейтинговые агентства, такие как Maren Linch, которые давно стали их любимым инструментом крушения экономики любой из стран. И тут, откуда ни возьмись, выпрыгивает этот русский, словно черт из табакерки, со своими немереными финансовыми возможностями и сметает все активы разом. Он стал для них серьезной проблемой, которую необходимо было решать. Но как люди опытные и крайне осторожные в решении таких проблем, они сначала хотели понять, кто перед ними и чьи интересы представляет. Андрей не стал оттягивать сражение и решил подыграть, откликнувшись на болтовню Роланда.
– Говорите, волнующее зрелище? – обратился он к Роланду, не скрывая своего сарказма. – Это из окна французского посольства толпа беснующихся радикалов под руководством американских инструкторов и агентов спецслужб, под камеры европейских СМИ, с заранее подготовленными комментариями, может быть, и выглядела как скопище борцов за свободу. А вы были в других городах Египта или хотя бы в других районах Каира, где эти революционеры бесчинствовали, грабили и убивали, насиловали не только женщин, но и подростков? Группы хорошо вооруженных американскими спецслужбами «борцов за свободу» занимались мародерством, похищением детей с целью получения выкупа, другими словами, занимались бандитизмом, ощутив всю полноту свободы, подаренную американским оружием. Смута, кровь, убийства… И что на выходе? К власти приходят экстремисты, которые всегда притягивают к себе внимание во время революционных потрясений. Катар и Саудия, самые «демократически свободные» страны в регионе, используя близорукость американцев и религиозную одержимость египтян, приводят к власти подконтрольную им группировку экстремистского направления. К чему они призовут в дальнейшем вооруженную и хорошо управляемую толпу? На кого направят ее агрессию? Выстраивать государственную структуру, налаживать и развивать экономику – это намного сложнее, чем указать толпе на очередного врага, чтобы, убив, разграбить его имущество. Трудно заставить человека, который с помощью оружия отобрал чужой хлеб, снова работать, соблюдать законность и платить налоги. Ему проще кого-нибудь убить и ограбить. Кто станет очередным врагом? Кого эти фанатики изберут своей следующей жертвой? Кто гарантирует, что это не будет одна из стран Европы? И не надо уповать на то, что эти группировки пока неплохо контролируются. Даже хорошо прирученная собака, вырастая и набирая силу, однажды пытается укусить хозяина. Так, на всякий случай, чтобы выявить правомерность лидерства над собой. Революции, восстания и смена власти. Все это задумывается во благо, для осуществления назревших перемен, но всегда через кровь и насилие, в результате чего погибают достойные, а плодами их свершений пользуются проходимцы. Борьба за независимость заканчивается тем, что однажды ты понимаешь, что от тебя уже ничего не зависит! – рассмеялся Андрей, закончив фразу.
Он говорил негромко, но так эмоционально четко, что создавалось ощущение, будто слова вбиваются в мозг, как гвозди молотком. Ущемленное критикой самолюбие Роланда кровоточило внутри его тухлой груди.
– Однако голой политики, как мы понимаем, нет,– продолжал он, обращаясь уже ко всем. – Любые действия в современном мире должны нести за собой определенные финансовые выгоды. Уничтожая «диктаторов», у которых многомиллиардные счета в европейских банках, можно неплохо заработать, опять же – свободный доступ к ресурсам. Современный мир, он стал таким управляемым. Столько страстей, столько эмоций. Только и успевай дергать за ниточки. Не так ли, Давид? – закончил Андрей, обращая свой вопрос к Гойеру.
Андрей решил сразу втянуть в разговор всех, чтобы лишить их возможности разыгрывать эту сцену по их сценарию. Он специально сделал это обращение фамильярно, обнажая свои намерения, в попытке вызвать такую же реакцию и у него.
– Да, в этом я с вами согласен, – отозвался на вызов Андрея Давид Гойер. – Мир стал достаточно управляемым.
Он повернулся лицом в зал и пристально посмотрел на Андрея. Его колючий взгляд мог показаться неприятным и холодным, но Андрей как ни в чем не бывало продолжал улыбаться.
– Настолько управляемым, что достаточно позволить одному дебилу снять любительский ролик и отрыгнуть его в Интернет, как тут же, на другом конце света, поднимается волна негодования, сметающая все на своем пути, только потому, что им кто-то объяснил, что это видео оскорбляет их религиозные чувства. И опять кровь, смута и насилие! – ответил Андрей, не спуская взгляда с Давида. – Религия и национальность, абсолютно мифические вещи, превратились в самый простой способ управлять эмоциями толпы. Легко и предсказуемо.
– Только не надо придаваться иллюзии, что мир сам стал таким понятным и предсказуемым, – сказал Давид. – На это было потрачено много усилий и еще больше денег, наших денег! – Давид сделал ударение на последней фразе, дабы выделить ее и придать особое значение словам. – И, несмотря на эту предсказуемость, появляются люди, которые пытаются сломать то, что было наработано годами. Возникает вопрос: с какой целью?
Он облокотился на стену спиной, скрестив руки на груди, и пристально посмотрел на Андрея, давая понять, кому именно адресован этот вопрос.
– Значит, так плохо нарабатывалось годами, если кто-то может легко и непринужденно все испортить. Это вам не фишки в «Монополии» переставлять. Это живые люди, и у каждого из них есть свои планы на исход этой игры. Ни могущественное политическое влияние, ни огромные капиталы не в силах противостоять их таланту и решимости, – парировал вызов Давида Андрей.
Мадам Дюпон внимательно посмотрела на Андрея и отложила в сторону глянцевый журнал, что было сигналом того, что до сих пор воздерживаясь от высказываний, она все же вынуждена была вступить в разговор, чувствуя, что он развивается не по их сценарию. Для Андрея стало понятным, что оппоненты, утратив инициативу, сейчас попытаются обнажить свои намерения, дабы вернуть себе приоритет в дискуссии.
– Вы должны отдавать себе отчет, что ваши действия в Афинах в итоге вылились не только в наши финансовые потери, но и имели далеко идущие политические последствия, – сказала она сухим и твердым голосом, лишенным всяких эмоций. – Не надо выставлять нас монстрами, обгладывающими чужие кости ради чувства собственной сытости. Все наши действия направлены лишь на создание единого мощного европейского государства, где свобода передвижения, свобода слова и демократические ценности будут являться приоритетом.
– И сколько же костей для этого надо обглодать? – рассмеялся Андрей, но заметив недоуменный взгляд Мари Дюпон, уже серьезно добавил: – Ну и сколько жертв нужно принести вашему богу демократии, чтобы достичь всемирного блага? Сколько процентов должны погибнуть, чтобы остальные жили в достатке? И кто вправе определять, кому именно быть жертвой, а кому салютовать свободе и демократии, восседая на их костях? Я вспоминаю высказывания одного из таких гуманистов, который сказал, что можно уничтожить 90% населения, чтобы 10% потом жили хорошо. Это все, как говорится, разговоры для бедных. Я предпочитаю выбирать свою судьбу сам. Я сам хочу выбирать, в какие попасть проценты. Меня эти политические догмы не терзают. Деньги – вот мой приоритет, единственное, к чему я стремлюсь. Единственное, что может сделать меня счастливым, это большая куча денег.
Андрей закончил речь очень эмоционально, дабы придать своим словам большую реалистичность. Эмоциональность воспринимается мозгом как сигнал бесконтрольности над ситуацией, как обнаженная правда. Эмоции действительно иногда мешают завуалировать свои намерения и мысли, и потому человек охотно верит всему, что сказано на эмоциях. Но в данном случае это был трюк. Ему надо было заставить их поверить, что его единственной целью являются деньги, ведь такой человек практически безопасен, с ним всегда можно договориться. Это всего лишь вопрос цены. И то, что его трюк удался, он понял по тому, как они ехидно и облегченно переглянулись. Чтобы люди не копались в вашей истории, предложите свою, которая их устроит. Нехитрое, но действенное правило. Он встал и, расправив плечи, прошелся мимо кресла, в котором с видом скрытого от взора торжества сидела Мари Дюпон. Проходя мимо Давида Гойера, он обменялся с ним мимолетным взглядом, подчеркивая тем самым свою открытость. Подойдя к окну, Андрей с наслаждением посмотрел на волны, которые, сменяя друг друга, накатывались на песчаный берег, раскладывая его на мельчайшие песчинки. Словно сознание, разложенное на составляющие его части и очищенное каждой новой волной переживаний, песок поблескивал и переливался в вечерних лучах солнца.
– Не хочу вас расстраивать, но и для нас деньги являются необходимой составляющей жизни, а вы их у нас бесцеремонно украли! – нарушая возникшую паузу, сказал Роланд.
Сладкое чувство мести, тлеющее внутри, выразилось у него в насмешливом взгляде. Ему показалось, что настал час расплаты, и он способен нанести разящий укол. Андрей обернулся и снисходительно посмотрел на него. Используя его недалекость в искусстве психологической игры, именно ему присутствующие отвели роль озвучить эту фразу. В его устах эта глупость смотрелась гармонично, заодно можно было посмотреть за реакцией Андрея.
– Ваши жизненные приоритеты, к сожалению для вас, мне хорошо известны, – ответил ему Андрей, сдерживая улыбку. – Но мы здесь говорим категориями, о которых вы в принципе не имеете никакого представления. Что же касается моих действий на бирже с вашими греческими активами, я бы выразился образно и просто специально для Роланда: вы приготовили хороший ужин, и я его с удовольствием съел. Устраивая открытую вечеринку, глупо надеяться, что кто-то не напьется и не устроит свой маленький бедлам.
– Эти предприятия были разорены и раздроблены не для того, чтобы вы, месье Конев, воспользовавшись ситуацией, вывели их из-под нашего контроля!;– вспылил Давид Гойер. – Это кропотливый, многолетний труд огромной команды специалистов…
– Огромной команды специалистов? – перебил его Андрей. – Если они специалисты, то тогда как мне удалось увести у них из-под носа самые выгодные активы греческой экономики, составляющие треть валового дохода страны?
– Как раз это нас и интересует! – спокойно сказала Мари Дюпон.
Андрей сделал паузу и окинул взором всех присутствующих. Молодой Роланд Дюпон скис совсем. Абсолютно не понимая сути разговора, он даже и не старался в него вмешиваться, дабы в очередной раз не выглядеть глупцом. От бессилия выместить свою ненависть, он нервно покусывал губы. Франсуа был настолько погружен в собственные размышления, что казался безразличным ко всему происходящему. Его, как блистательного финансового аналитика, Андрей особенно опасался, поэтому заранее вывел из игры. Лишь Мари Дюпон и Давид Гойер сохраняли видимое спокойствие, но что за буря скрывалась за этим безмолвием, ему предстояло разгадать.
– Вы же понимали, что невозможно вывести эти активы за рамки нашего влияния и при этом чувствовать себя в безопасности? – прервав паузу, добавила Мари.
Ее спокойный и ледяной голос, словно мачете, рассекал пространство. Но на Андрея это не произвело никакого впечатления. Сейчас для него было необходимо понять, кто из них должен стать игроком, чьи действия и намерения могли существенно все изменить, и к какому развитию событий надо было подготовиться.
– Я это понимал, – скрывая свою настороженность, ответил Андрей. – Но это была лишь демонстрация силы, своеобразный парад возможностей. Расскажи я вам об этом накануне, вы бы даже разговаривать со мной не стали, будучи уверены в неуязвимости своего проекта. Ну да… куча специалистов, асов своего ремесла. А активы неожиданным образом куда-то исчезли. И если бы вы хоть на миллиметр приблизились к разгадке этого феномена, вы бы со мной не церемонились. Меня спасает лишь то, что вы не можете определить, куда они выведены, и самое главное, механизм этой операции.
– Демонстрация силы, парад возможностей… Для чего? – удивленно, но сухо спросил Давид.
– Для более серьезной игры! – твердо ответил Андрей.
– Значит, есть и другая игра? – иронично спросил Давид.
– Да, но сейчас это обсуждать я не намерен, – резко ответил Андрей.
Присутствующие переглянулись, но не проронили ни слова. Оппоненты были сдержанны в словах, понимая их истинную силу. Они только приглядывались к Андрею, пытаясь понять суть его поступков, цель его действий. Идти на поводу у этого малознакомого русского никто не собирался, но понять, куда он их хочет завести хитросплетением своих мыслей, было в тактическом плане необходимо. Осознавая все это, Андрей не стал форсировать события, дабы не спугнуть их своей настойчивостью. Он повернулся в угол зала, где тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, сидел еще один участник «швейцарского клуба», владелец контрольного пакета акций банка Cossete Generale, также входящего в состав транснациональной корпорации Concordia, Максимилиан Бриан. Человек лет сорока, довольно молодой для своего статуса, но необыкновенно талантливый и проницательный финансист. Его безупречность и скрупулезность в ведении дел были вовремя замечены и вознаграждены высоким социальным статусом. Он был одним из немногих, кто вошел в этот круг влияния и власти благодаря исключительно своим неординарным способностям. Мгновенная реакция, необычайно острый ум делали Бриана великолепным переговорщиком, умеющим интуитивно уловить направление диалога и точными фразами направить его в нужное для него русло. Он никогда не стремился идти в авангарде переговоров, его излюбленной манерой было нанесение удара из пустоты, на которую обычно в суете никто не обращает внимание.
Андрей, скользнув по нему взглядом, всеми силами попытался втянуть его в разговор. Ему было необходимо понять, какую роль отвели именно Бриану, что кроется за его молчаливым, испытывающим взглядом. Но попытка Андрея не увенчалась успехом. Бриан продолжал молчать, с наигранной скукой в глазах наблюдая за происходящим. Поддернуть его за краешек души было также невозможно, как и поднять монету с зеркальной поверхности, когда пальцам не за что уцепиться, и они бесполезно скребут по ее глянцу.
Внимательно наблюдая за присутствующими, Андрей почувствовал, что увлекся своим напором и эмоциональностью в рассуждениях. Изображая потерю контроля над своими словами, он утратил нить привязанности к оппонентам. Все его психологические связи с присутствующими скомкались в клубок бурлящей энергии, волны которой, расходясь, натыкались на невидимую стену и бесславно угасали. Ему не удавалось вывести их из эмоционального равновесия, вызвать ответную реакцию своими провокационными и наглыми словами. Он пытался обнажить свои намерения, чтобы навязать обоюдоострую дискуссию. И пусть он косвенно подтвердил преднамеренность своих действий по выводу активов из-под их контроля, но все было бесполезно. Эти люди сохраняли абсолютное хладнокровие, не поддаваясь проявлению эмоций.
Катя сидела в соседнем помещении, собираясь с силами и борясь с собственными страхами. Она с трудом справлялась с беглым французским и, следуя совету Андрея, перестала дублировать услышанное на русском.
Однако попытка думать на том языке, на котором говоришь, была не совсем удачной. Иногда, не справляясь с переводом, она просила повторить сказанное чуть медленнее, что явно выводило Валери из себя. Напряжение в комнате возрастало.
– Я знаю немного из того, что было в Афинах, – беря долгие паузы, начала рассказывать Катя. – Мне точно известно, что эти деньги ему были не нужны. Он перевел их на свои счета, чтобы показать, что это в принципе возможно.
Валери и Доменик переглянулись.
– Зачем? – не выдерживая долгих пауз в рассказе Кати, спросила Валери.
– У него есть план, и для его осуществления ему необходимо было встретиться с Домеником Рене. Мне достоверно известно, что он пользуется большим влиянием в Кремле, которое основано на его личной дружбе с президентом. У них очень близкие отношения, и я не раз была свидетелем их дружеских бесед. В Кремле давно понимают шаткость системы передачи политической власти. Слишком много рисков, непредсказуемых факторов, связанных с человеческими амбициями и страстями. Рано или поздно, но эту самую власть удерживать станет невероятно сложно, а может, фактически придется и отдать. Накопленное политическое влияние и финансовое благополучие может в раз испариться и закончиться преследованием. Куда проще, обладая властью сейчас, создать систему, при которой передача ее из рук в руки не будет ничего кардинально менять. Более того, она будет подконтрольна определенным кругам.
– Понятное желание, – пряча свою заинтересованность, сказал Доменик. – Какое это отношение имеет к нам?
– Андрею, как близкому другу президента, поручено произвести приватизацию Сбербанка и банка ВТБ. Государственное участие в этих финансовых структурах будет сведено к нулю. Эта информация не секретна, так как все это будет происходить открыто, через продажу пакетов акций на бирже. Так проще легализовать свое право на владение такими активами. Фокус заключается в том, что почти все активы Центробанка уже переведены в банк ВТБ. После проведенной приватизации, Центробанк как финансовый институт упразднят, – Катя сделала паузу, чтобы дать собеседникам возможность оценить результаты такой операции.
– То есть в России появится финансовая система, похожая на ФРС США? – спросил Доменик Рене. Пораженный своею догадкой, он даже немного привстал.
– Один в один! – торжествуя, ответила Катя. – Эта система позволит контролировать не только финансовую, но и политическую власть в стране, что обеспечит стабильную перспективу для власть имущих и класса богатых людей России. Андрею поручено создание такой системы, так как он пользуется неограниченным доверием президента. Вы только представьте себе, какое-то время он будет ее единоличным владельцем!
Доменик Рене жадно выдохнул. Перспектива такого финансового благополучия в самой богатой ресурсами стране уже сама по себе захватывала дух. Эта новость ласкала его тщеславие, потому что он понимал: Андрей не зря искал с ним встречи. Очевидно, он располагает какими-то особыми ресурсами, которые были необходимы Андрею в проведении этой акции. Но все же он предпочел спрятать свое торжество за маской безразличия. Вот только пальцы неосознанно теребили дорогие запонки на рубашке, тем самым выдавая его внутреннее напряжение. Бездну его черных глаз то и дело прорезали всполохи возникающих мыслей. Зрачки судорожно бегали из стороны в сторону.
Вероятно, внутреннее состояние человека, общий эмоциональный фон его души, откладывают зримый отпечаток на его внешность. Нередко люди, склонные к пороку, выглядят очень мерзопакостно и противно. И даже если им удается с годами надеть на себя внешнюю красивую маску, все равно эта красота проявляется слишком неестественно: ярким, не к месту, макияжем у женщин, чопорной манерностью у мужчин. А главное – взгляд, он остается очень неприятным и колючим, обжигающим холодом мертвой души. Спрятать его за отточенными светскими манерами и роскошными нарядами невозможно. От него всегда будет разить внутренней червоточиной. Именно такой, внешне вылизанный, холеный, одетый в модный костюм человек сейчас испытывал Катю своим холодным взглядом, из глубины которого доносилось дыхание истинного хозяина, сжимающего в своих объятиях его затхлый дух.
– Значит, он приехал к нам за помощью? – растягивая от удовольствия слова, спросил Доменик Рене.
– Я бы так не сказала, – не скрывая иронии, ответила Катя.
Валери и Доменик переглянулись.
Катя опустила голову, еще раз что-то обдумывая и взвешивая. Она застыла, как зверь перед прыжком через бездну. Неправильный расчет, неловкое движение – и все будет потеряно безвозвратно. Когда тебе двадцать лет, очень хочется жить. Хочется долететь в этом прыжке до другого края пропасти, хотя бы зацепиться за него руками и карабкаться, не жалея ногтей и кожи на пальцах.
– Вы пытаетесь это скрыть, но, думаю, вы догадались. Ему нужны ваши финансовые ресурсы. Неограниченный доступ к счетам компании Concordia, нелимитированный кредит и полное беспрекословное подчинение, – сказала Катя, мысленно еще борясь с собственной слабостью и желанием поскорее с этим закончить. Однако она интуитивно понимала, что холодные объятия не разомкнутся даже после того, как она все расскажет. Но на это был хотя бы какой-то шанс.
– Почему же ему в таком случае не сделать нам прямое предложение? – настороженно спросил Доменик. Он как будто почувствовал, что в этих обрывках фраз, долгих паузах между ними, кроется нечто большее, скрытое от первоначального взора. Нечто, что с таким трудом в продолжающейся внутренней борьбе между совестью и самосохранением пытается озвучить Катя.
– Он, безусловно, вам его сделает, нарисует перспективу совместного сотрудничества и финансового благополучия, – сказала Катя, и боль ухмылкой разрезала ее лицо. – Только он не собирается ни с кем делиться! – после мучительной паузы добавила она.
Пауза, повисшая в комнате, говорила о том, что произнесенное Катей ввело собеседников в шок. Такой поворот событий представить было невозможно. Доменик инстинктивно подал корпус вперед, крепко стиснув рукоятку кресла. Гнев судорогой сковал его челюстные мышцы и отозвался хрустом свежевыбеленных зубов. Состояние Валери было трудно описать. Казалось, что призрачная граница отделяла ее от состояния безумной ярости. Она готова была накинуться на Катю, разрезая нежную кожу ее шеи своими маленькими, острыми зубами.
– Он даже не собирается сам на этом заработать!;– натужно улыбаясь, добавила Катя.
Ее фигура казалась сжатой, скомканной невидимой борьбой. Жесты были пронизаны досадой, мимика лица отображала боль.
– Это что-то невероятное… – слетело с уст Доменика.
– Тем не менее это так! – обреченно произнесла Катя.– Здесь не стоит вопрос денег, для него это совсем другое. Вы часто повторяли, говоря об Андрее: «русский, этот русский»… Но он не является представителем титульной нации, то есть русским. Он выходец из Кавказа, потомок одного из самых древних и уважаемых родов. На протяжении четырехсот лет этот род не признает аннексии своей территории Россией, не признает себя побежденным и сохраняет надежду отомстить. Получив великолепное образование и с рождения обладая необыкновенными способностями, ему удалось ассимилироваться в русском обществе, подняться по карьерной лестнице и стать для некоторых невидимым, хорошо осведомленным и влиятельным другом. Неким серым кардиналом в высших кругах политической элиты России. Ну а когда к власти пришел новый президент, его влияние стало поистине безграничным. Это он рекомендовал, казалось бы, неочевидный шаг по приватизации трех крупнейших банков с целью создания федеральной резервной системы России как вечного инструмента власти! – иронично сказала Катя и, сделав короткую паузу, добавила: – Они до сих пор не поняли, что для него уничтожение России является приоритетом.
– Ну, в этом-то наши интересы совпадают, – уже более спокойно сказал Доменик, хотя он продолжал находиться в трепетном ожидании, пытаясь уловить любое дуновение мысли, слетающей с ее чувственных губ.
– Это уникальное стечение обстоятельств в российских властных кругах нельзя было упустить. Как человек очень дотошный в мелочах, Андрей все основательно подготовил. Для проведения приватизации у него достаточно и финансовых, и административных ресурсов. Он бы не стал привязывать реализацию такого шанса уничтожить финансовую власть в России к вашему изменчивому желанию. Так что, вряд ли в этом ему нужна ваша помощь,– сухо выстраивая фразы, сказала Катя.
– Тем не менее ты говорила, что ему необходимо наше участие? – произнес Доменик, раскрасив эту фразу интонацией сомнения.
– По крайней мере, он попытается вас в этом убедить!;– очень быстро отреагировала Катя. – И я думаю, ему это удастся.
Катя посмотрела ему в глаза, в попытке найти основание для своих следующих слов. Она все еще сомневалась в правильности собственного решения все рассказать. Она по-прежнему хотела убедиться, что конец ее рассказа будет основанием закончить это жесткое давление на нее. Она была не из этой истории, она в ней ничего не понимала, и ей хотелось побыстрее из нее выбраться. Последующие ее слова уже не предоставляли ей возможности передумать, повернуть все вспять. Последующие действия могли бы открыть ей дорогу в привычную жизнь, либо навсегда оставить в этой комнате без окон и дверей, без единого шанса на выход.
– Он был абсолютно уверен, что данная перспектива вас заинтересует. Еще бы, сорвать такой куш! Поставить Россию на колени без применения угроз и насилия. Элегантно и изящно, используя ее собственную глупую политическую недальновидность в погоне за птицей счастья завтрашнего дня. Согласитесь, эта акция войдет в историю. Она станет символом могущества финансовых институтов над политической независимостью стран. Человек, который сможет это провернуть, встанет в один ряд с такими личностями, как Македонский и Наполеон. Он станет человеком, изменившим расклад сил на планете!;– закончила фразу Катя, бросив мимолетный взгляд на Доменика. Она успела заметить, как искорки тщеславия раскрасили глубину его глаз.
– Он обязательно предложит, чтобы таким человеком стали вы! – добавила Катя, пристально посмотрев на Доменика.
Шок вперемешку с волнующей радостью от неожиданного предложения тонкими нитями эфира пронизывал пространство. Приступы эйфории захлестнули его воображение. Получив отличное образование и добившись высот карьерного роста, он на подсознательном уровне все еще чувствовал собственную ущербность, сформированную в детстве. Его более успешные ровесники всегда язвительно над ним подшучивали. В молодости он никогда не пользовался особой популярностью у девушек, не был центром внимания, как многие его сокурсники. Он всегда оказывался где-то на периферии событий жизни, лишенный внимания и похвалы. И пусть сейчас он достиг определенного успеха, стал директором-распорядителем МВФ, он не испытывал ощущения полного внутреннего комфорта. Не до конца реализованные амбиции острыми иглами впивались в его гордыню, не давая ни на минуту насладиться его сегодняшним положением. И тут такой подарок! Сложно сплетенный узел человеческих страстей подарил ему шанс занести свое имя в историю, увековечить себя для потомков. И пусть ведомый своей вековой ненавистью кавказец является организатором такой ювелирной операции, от него всегда можно избавиться, оставив в памяти людей только свое имя. Теперь он сможет наслаждаться собственной гордыней, теперь его умом и талантом будут восхищаться, превозносить и лелеять.
– Он пояснит вам, дабы завуалировать свои действия ему понадобится, чтобы покупки активов проходили по всем биржам мира одновременно не очень интенсивно, можно даже сказать вяло, с некой осторожностью. Иначе биржевые роботы начнут скупать пакеты акций, что поднимет их цену и не даст набрать необходимый для контроля процент. Все остальное сделает программа. Именно с ее помощью он так изящно смел ваши греческие активы, продемонстрировав свои возможности. Отследить операцию будет невозможно. Программа записана на уникальном мобильном устройстве. Вам необходимо лишь подключить его к центральному серверу вашей компании Concordia и, самое главное, дать распоряжение всем филиалам компании обеспечить ему доступ ко всем вашим счетам, чтобы максимально оперативно реагировать на рыночные колебания во время торгов. Он скажет вам, что без вашего финансового участия эта операция неосуществима. Слишком большие ресурсы надо задействовать, чтобы свалить эту махину!;– закончила рассказ Катя.
– Ты говоришь об этом с интонацией, подсказывающей, что это неправда? – по-женски тонко подметила Валери, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидел Доменик.
– Да! – с досадой выдохнула Катя. – Это всего лишь приманка, заглотнув которую вы собственноручно предоставите ему доступ ко всем счетам Concordia. А уж там он порезвится. «Посмотрим, как они будут выглядеть, когда я сотру в порошок все их виртуальные нолики на счетах. Счастливые обладатели права печатать цветные фантики и скупать на них наши души будут сильно огорчены. Я ввергну этот мир в финансовый коллапс, когда толпа разгневанных людей, потерявших все свои сбережения, сдует эту систему, как пыль с тетрадного листа», однажды признался он мне, – добавила Катя.
– Что-то я совсем запуталась. Кого он все-таки хочет уничтожить – нас или Россию? – удивленная таким поворотом рассказа, спросила Валери.
– Всех! – не дожидаясь ответа Кати, выпалил Доменик. – Хитро придумано, дьявольски хитро… – после небольшой паузы задумчиво добавил он. Более быстрый и изощренный ум Доменика очень точно уловил характер и цели этого плана.
– Он прекрасно понимает, что мы никогда бы не упустили такого шанса расправиться с Россией. Используя нашу страсть, он бы легко получил доступ ко всем счетам компании. Он не только отличный финансист, но и, как оказалось, великолепный психолог, умеющий расставить акценты и использовать слабости оппонента. Чертовски талантливый гаденыш, этот ваш Андрей! – гневно прокричал Доменик.
Он поднялся с кресла и стал нервно ходить из стороны в сторону. Его распаленное сознание просто бурлило от негодования. Теперь он понимал, что от осуществления амбициозных планов до крушения всей компании Concordia его отделяло лишь мгновение, которое, к счастью, было заполнено рассказом Кати. Именно эта, раздавленная обстоятельствами хрупкая девушка, абсолютно случайно попавшая сюда, оказалась ключом к крупной афере, которая могла бы привести к краху всей банковской системы. Страшно было даже подумать, чем бы все в итоге обернулось. Всеобщий хаос, массовые беспорядки, насилия и убийства. Ни одно государство не смогло бы справиться с этим ударом. Это все равно что остановить сердце точным кинжальным выпадом.
– Несмотря на это, торги по приватизации крупнейших российских банков состоятся. Упустить этот шанс было бы глупо, – словно не замечая ничего вокруг, спокойным, ровным голосом произнесла Катя.
Валери и Доменик замерли от неожиданности. Последний перестал метаться по комнате и с какой-то настороженностью сел в кресло.
– При наличии этой программы вы сможете самостоятельно все провернуть, не привлекая к этому Андрея. Программа даст автоматический доступ ко всем серверам российских биржевых площадок, и вы сможете плавно, не поднимая пыли, прибрать весь пакет акций крупнейшей финансовой структуры России. Она автоматически будет распознана этой системой, и поэтому ваши действия получат режим максимального благоприятствования, – сказала Катя с видом бывалого заговорщика. – Однако в таком случае вам действительно придется воспользоваться собственными ресурсами, дав программе возможность доступа к вашим счетам.
– И где же мы возьмем эту программу? – не выдержав очередной паузы в разговоре, торопливо спросила Валери.
Доменик Рене вопросительно посмотрел на Катю, тем самым поддерживая претензии Валери. Было видно, как он пытался считать ее эмоциональную составляющую, разгадать суть ее намерений. Никто не мог гарантировать того, что Катя не является самостоятельным игроком, который, пойдя на незначительные уступки, преследует вполне значимые цели, а именно – сохранить себе жизнь. Под таким давлением что угодно можно наговорить.
– Я предоставлю ее вам вместе с мобильным устройством, – тихо сказала Катя. – Я также предоставлю код активации. Как я уже говорила, программа сама проделает все необходимое и отправит активы на определенный счет.
– Как же нам потом воспользоваться этим счетом? – настороженно, боясь поверить в реальность происходящего, спросил Доменик.
– Код доступа к счету знает только Андрей, – тихо, словно извиняясь, ответила Катя.
– В таком случае узнать его будет крайне сложно! – с сожалением выдохнул Доменик. – Он ни за что не будет с нами сотрудничать, а это означает, что всему сказанному тобой ранее грош цена. Впрочем, как и твоей жизни.
Он посмотрел на нее своим ядовитым взглядом, и по ее телу прокатилась судорога. Невидимая холодная рука сдавила грудь, и Катя стала задыхаться, неистово выхватывая ртом глотки воздуха. В ее глазах потемнело, и реальность стала отображаться в мозге разноцветными кругами.
Достаточно тяжело сопротивляться такому воздействию. Человек привык полагаться на руки, чтобы отбиваться от нападения, на ноги – в случае если надо от опасности убежать. Но когда иные силы оказывают давление, мозг не понимает, каким образом реагировать, какие защитные механизмы для этого задействовать. Паника охватывает все тело, истощая нервную энергию, смертельно выматывая организм. Слабеющий дух ищет возможность сдаться, подчиниться навязанной извне воле. Страх руководит всем, пытка становится невыносимой. И тогда человек готов принять любое решение, согласиться на то, о чем раньше даже боялся думать, лишь бы остаться жить. Непережившие это не поймут. Те же, кто пропустил это дыхание смерти через свое сердце, продолжают жить, как выжженные изнутри головешки, бессмысленно проводя оставшиеся дни.
– Он не будет слишком сопротивляться, если поймет, что моей жизни угрожает опасность! – собирая последние силы, выкрикнула Катя.
В тот же момент она почувствовала, как душившая ее хватка ослабла. Доменик откинувшись в кресле довольным взглядом, наполненным ледяным презрением, посмотрел на нее, облизывая свои высохшие тонкие губы. Все в его мимике и жестах говорило о внутреннем удовлетворении. Он смаковал в своем сознании предстоящую победу над Андреем, посматривая на Катю, как на вещь, не представляющую более особого интереса. Валери приблизилась и с ядовитой улыбкой склонилась над ее лицом, как будто пытаясь что-то рассмотреть в глубине глазного яблока.
– Ну и сука же ты, – ехидно улыбаясь, сказала Валери, глядя с высоты своего роста на Катю, которая, совсем обессилев, была вдавлена в обивку дивана невидимой силой.
– Я просто хочу жить… – с последним остатком сил выдохнула она.
Проведя какое-то количество времени в этом положении, Катя наконец-то снова почувствовала, что может свободно дышать. Уже ничто не давило на диафрагму, ничто не резало грудь при каждом вдохе. Ее мышление обрело стройность. Лишь только нервное подрагивание кончиков пальцев пульсацией разносилось по всему телу. Чужое сознание покидало каждую его клетку. Она откинулась на спинку дивана и посмотрела прямо на Доменика, не моргая и не отводя глаз. Так смотрит хищник на свою жертву, выжидая время для прыжка, своим показным бессилием заманивая в западню. В ее хитром взгляде можно было разглядеть издевательский прищур Андрея, его надменную улыбку, его незримое присутствие. Но им было не до этого. Доменик был погружен в собственные размышления, его дух был охвачен огнем тщеславия, спектаклем собственного величия. Валери же было достаточно того унижения, которое она смогла нанести этой зарвавшейся красотке. Еще большую сладость доставляло предвкушение того, что ей скоро удастся ответить Андрею за его бесцеремонное поведение днем. Каждый из них питал пламя своих страстей. Им не было дела до Кати. По крайней мере, так казалось, что перед ними сидела она. Пока над тобой правят желания, даже зрячий останется слепым.
В соседней комнате накатившие волны дискуссии сменила задумчивая тишина. Стороны, сделав выпады, разошлись, чтобы определить диспозицию. Никому не удалось навязать своего сценария беседы, и поэтому возникшая пауза давала возможность для переосмысления сказанного и услышанного. Ситуация сохраняла зыбкое равновесие, которое могло нарушить легкое дуновение ветра от резонанса брошенной в пустоту фразы.
– Торги начнутся через два часа! – выходя из задумчивого состояния, выпалил Андрей. После долгого молчания это стало неожиданностью для присутствующих в зале. Вырванная фраза из текста общих раздумий, никак не связанная с темой разговора, ввела их в ступор. Давид Гойер, Мари и Роланд Дюпон переглянулись, пытаясь найти объяснение сказанному Андреем во взглядах друг друга. Лишь Максимилиан Бриан поднял глаза на Андрея, вопросительно на него посмотрев. Он поднялся со своего кресла и встал напротив него.
– О каких торгах идет речь? – с особой заинтересованностью спросил он Андрея.
– Речь идет о торгах, в результате которых вся финансовая власть в России будет аннексирована группой людей, которые сейчас находятся у власти. Если это произойдет, то потом уже ни Бог, ни Дьявол не в силах будут что-либо изменить! – с уставшим от дискуссии видом ответил Андрей.
Бриан нахмурился, скрестив руки на груди, подпер ладонью подбородок. Мари Дюпон приподнялась с кресла и неуверенно сделала несколько шагов в сторону Андрея. Эта неуверенность в шаге была отражением всплеска озабоченности и непониманием развития ситуации. Давид Гойер, в принципе, понял, о чем идет речь, но боялся себе представить, что такое вообще возможно. Если исчезнет перспектива смены власти в России, как самом богатом регионе планеты, то все их остальные действия в мире станут бессмысленными.
Заметив такую реакцию, Андрей торжествовал. Наконец-то ему удалось качнуть их в сторону, посеять в их сознании маленькую панику. И самое главное, Бриан вдруг проявил себя. Стало очевидным то, что он каким-то образом оказался более информированным, чем остальные, в вопросе грядущей приватизации крупнейших российских банков. Андрей не мог предположить, что происходящее в соседней комнате, где Катя была излишне откровенна, транслировалось Бриану в портативный наушник. Таким образом, неожиданная для многих фраза Андрея стала подтверждением правдивости ее слов. Именно поэтому он первым так живо отреагировал.
Андрею показалось, что в повадках Бриана, в его манере двигаться и говорить есть какие-то знакомые черты. И эта его стойка напротив Андрея, с широко расставленными ногами, словно отрезающая его от выхода, и отсутствие жестикуляции в разговоре, монотонность, с которой он произносил все фразы, – все говорило о том, что Бриан в прошлом проходил службу в спецподразделении. Ничего в его досье по этому поводу сказано не было, но от привычек, сформированных мышлением особого склада, избавиться невозможно. Андрей также не мог знать, что и весь разговор из этой комнаты транслировался, но уже для Доменика Рене. Находясь в разных помещениях с Катей, они своими словами одновременно формировали для них общую картину своих планов, дополняя и, независимо друг от друга, подтверждая их в главной своей части. В России подготовлено беспрецедентное событие, и случайное стечение обстоятельств сделало этот влиятельный круг людей его невольным свидетелем. Более того, появлялась возможность использовать этот процесс для достижения самой желаемой для них цели – мирового господства, на пути к которому уже несколько веков стоит Россия. Именно в Россию, как в тупик, всегда упирались эти амбициозные идеи, только она смогла их навеки здесь похоронить. Мягкая и пористая, но со стальными жилами внутри, не благодаря силе, а вопреки ее отсутствию, она всякий раз поднималась с колен, на которых привыкла гостеприимно встречать своих нерадивых гостей.
Андрей сделал паузу и подошел к стоящему в углу зала фортепиано. Он неспешно приоткрыл крышку, подвинул стул и сел. Нежно проведя по клавишам пальцами рук, он как будто бы здоровался с инструментом.
– В этом мире все очень просто, как расклад клавиатуры на фортепиано. Правильно выстроенная череда белых и черных клавиш, нажатием на которые можно извлекать звук, соответствующий каждой из них. И вроде бы расклад для всех одинаковый, и очередность нажатия для всех одна и всем понятна, но только у одних из-под клавиш вырываются истерзанные звуки, а у других – заурядная мелодия. И только избранные могут легкими прикосновениями выразить мелодию своей души, серебряными нитями расшивая кружевом пространство. Данное природой чувство равновесия между черным и белым, между добром и злом, заставляет воздух так по-особенному резонировать, – произнес Андрей, задумчиво садясь за рояль.
Он нежно и осторожно прикоснулся к клавишам, пальцами сметая с поверхности налипшую на них атмосферу застоя. Усталые от долгого молчания струны чутко отозвались на это нежное прикосновение мягким обволакивающим звуком. Воздух наполнился волнительными перекатами мелодии Бетховена.
Говорят, когда человек талантлив, он талантлив во всем. Скорей всего, это так. Талант – это как особое состояние души. Ее трепетное колебание, волнующее безмолвие, всепроникающее понимание красоты. Вся материя находится в постоянном движении, в векторе чьих-либо устремлений. Талантливые люди умеют наполнить ее вектором своей внутренней свободы, заставить искрить на солнце переливами радуги. Эти вибрации проникают в сторонние души, согревая их своим теплом.
Музыка, которую извлекал Андрей из инструмента, волшебным образом растекаясь в пространстве, заставляла его резонансно отвечать. Завороженные его игрой присутствующие замерли. Волшебство его исполнения просочилось и в соседнюю комнату. Там тоже на мгновение все умолкло, подчиняясь переливам мелодии, которая погрузила их в свой затейливый мир красоты, виртуозно переданный талантливым исполнением и не искаженный смрадом собственного нутра.
– Давно не слышал, чтобы так великолепно играли!;– произнес Доменик Рене. – Действительно талантливый человек этот Андрей!
– Это как же должно быть больно душе, чтобы она так звучала, – вслух подумала Катя. Локоны ее светлых волос упали на лицо, прикрыв глаза, из которых крупными каплями срывались слезы. Реальность происходящего была искажена их мокрой линзой, и ей могло показаться, что все происходит во сне. Как часто на рубеже непосильного для духа выбора хочется надеяться, что этот сон когда-нибудь закончится.
– Не жалко его предавать? – с издевкой, полной высокомерия, спросила Валери.
– Каждый борется за свою жизнь, как может, – выдавила из себя Катя, небрежно смахивая с глаз очередную слезу.
– Итак, мадемуазель Васильева, ваша информация, безусловно, важна, но, тем не менее, все по-прежнему зависит от Андрея, от его своенравной натуры, необузданной, как стихия. Договориться с ним на выгодных для нас условиях будет практически невозможно. К тому же, вы не можете гарантировать, что он не заготовил еще какой-нибудь запасной вариант, – хитро прищурив глаз, сказал Доменик Рене.
– Не надо его слишком переоценивать, – устало ответила Катя.
Она вскинула голову и поправив растрепанные волосы, смахнула последние капли предательских слез. Предательских и по сути, и по ситуации. Изгиб ее спины приобрел прежнюю стройность и своими красивыми линиями подчеркивал ожившую уверенность в себе. Нежные черты ее лица своей красотой беззастенчиво диссонировали с теми обстоятельствами, в которые были необдуманно втянуты. Иногда причина твоей смерти имеет прекрасное лицо и изящные манеры. Очень трудно под этой завораживающей маской разглядеть ее черное нутро. Не стыкуются в человеческом сознании красота и подлость, признания в любви и измена, крепкие объятия и предательство. Наш мозг даже в издевательских каракулях постмодернистов пытается разглядеть еще не осознанную, никем не понятую красоту. Желание верить в то, что кто-то будет до конца разделять с тобой невзгоды, вместо реального осознания тезиса «каждый сам за себя», является бессмысленным самообманом, который сокрушает все планы, низвергая с престола простаков.
– Когда я смогу получить автомобиль и свои… – хотела спросила Катя, но Валери ее грубо перебила:
– Наши деньги! – делая ударение на первом слове, сказала она.
– Ну хорошо… Когда я увижу ваши деньги у себя в машине, – исправилась под хамоватым нажимом Катя. – Я передам вам то самое мобильное устройство, с помощью которого вы сможете все провернуть.
– Нам дешевле будет обыскать вас прямо здесь, – засмеялась Валери.
– Конечно, это будет дешевле, если вы сумеете его самостоятельно активировать! – улыбнулась сквозь зубы Катя. – Пароль я назову, лишь отъехав на безопасное расстояние.
Валери зашипела, как змея, от ярости. В очередной раз она проиграла психологическую дуэль и ей указали место. Она была готова растерзать Катю, впиться воображаемыми клыками в ее тело, пока дух его не покинет. Увидев этот, как кипящее масло, взгляд, Катя вспомнила изображение на стене в подвале. Чудовище, пожирающее молодую девушку с браслетом на руке, усыпанным черными алмазами. Холодная волна прокатилась по всему телу, судорогой сковав ее маленькую душу. Слезы льдинками застыли в углах глаз.
– Я вижу, вы неплохо все продумали! – стараясь снять возникшее напряжение, вступил в разговор
Доменик. – В свете перспектив, которые могут открыться в случае успеха этого дела, деньги, о которых вы просите, сущая пыль. Я гарантирую вам автомобиль и ваши деньги, но при одном условии.
Катя подняла на него глаза и вопросительно посмотрела.
– Вы передадите устройство сейчас и проследуете со мной в зал, где находится Андрей, – хитро улыбаясь, сказал Доменик. – Так нам будет проще склонить его к дальнейшему сотрудничеству. Вы же уедете на все четыре стороны, вас никто преследовать не будет, даю слово! – добавил он, и искорки пламени блеском озарили уголки глаз.
Катя выждала паузу, еще раз все обдумывая, затем недовольно отстегнула браслет, сняла с застежки одно звено, тем самым обнажив USB соединение и, показав Доменику, крепко сжала его в руке.
– Я передам его вам при Андрее, так мне легче будет объяснить ему, что такое эскорт! – голосом, полным обиды, сказала Катя.
Немного удивившись тому, что устройство было законспирировано в браслете, он тем не менее пожал плечами и в знак одобрения кивнул головой.
Этим бесам не достаточно склонить тебя к предательству, им необходимо, чтобы ты добровольно в этом расписался, глядя в глаза тому, кого предаешь. Жизнь полна соблазнов. Ловушек и капканов в ней не сосчитать. Объятые своими желаниями, мы движемся по направлению к ним, невзирая на то, какой ценой они достаются. Глубоко вздыхаем и, якобы выказывая сожаление, многозначительно произносим: «Такова жизнь, что тут поделаешь». Порою судьба, расставляя ловушки, заманивает нас в ситуацию, из которой только два выхода – смерть или унизительное соглашение. Многие, в силу данного природой инстинкта самосохранения, принимают унижение. Они не понимают, что в дальнейшем жизнь каждым прожитым днем об этом унижении им будет напоминать. Что дух, сраженный этой низостью, уже никогда не обретя силы для полета, так и будет тянуть вниз, смешивать с грязью, пока жизнь не потеряет смысл. И лишь некоторые, следуя за увлеченным полетом и красотой духа, ни на секунду не теряя самообладания, принимают смерть, застывая в памяти людей в своем головокружительном броске. Кто помнит тех, кто прожил на пару дней больше? И как волнуется дух, когда речь идет о героях! Даже понимая бессмысленность этого героизма, все равно его красота завораживает.
Андрей играл самозабвенно. Соединяя белое и черное в единых аккордах, он наполнял гармонией бытия помещение зала, в котором застывшими истуканами стояли его хозяева. Пальцы, нежно касаясь клавиш, послушно передавали импульс его сердца звенящим под крышкой пиано струнам, колебания которых вводили их в транс. Безмолвные, застывшие в ожидании, они не спешили прерывать это музыкальное исполнение, подчиняясь магии его невероятной чистоты. Андрей посмотрел на полированный глянец пиано и увидел темную, расплывающуюся тень зверя, оскал которого был ему так знаком. Блеск его огненных глаз больно впивался Андрею в затылок. В его присутствии под кожей остальных волнообразно прокатывалась судорога. Складывалось ощущение, что истинный хозяин ласкает их тела изнутри грубоватым перекатом мышц, раздувая своим вонючим дыханием угольки их тлеющих душ.
Андрей резко развернулся и пронзительно посмотрел на вошедших Доменика, Валери и Катю. Неожиданно появившись, они, ни с кем не здороваясь, прошли вглубь комнаты, где Доменик Рене вальяжно уселся в кресло, посмотрев на Андрея оценивающим взглядом. Валери подошла ближе к Гойеру, чуть заметно ему улыбнувшись. Ее вольготное поведение не осталось незамеченным для Франсуа. В его хитрой улыбке скрывалось от постороннего взгляда реализованное чувство мести. Катя почему-то не подошла к Андрею, а осталась стоять недалеко от Валери, как собака на привязи, следуя длине пристегнутого поводка. У каждого из присутствующих была своя мотивация в этой немой сцене, нанизанная на эмоции, изрезанная на лоскуты чувств, питаемая простыми человеческими страстями. У каждого был свой вектор развития ситуации, с кем-то из присутствующих в комнате эти вектора складывались, с кем-то приходили в противодействие. Противники замерли в ожидании схватки, в которой проигравшему грозила смерть. Каждая из сторон, думая, что знает расклад соперника, тихо упивалась победой. Каждая из сторон при этом забывала, что обычный человек, обуреваемый страстями, способен внести в этот понятный расклад свои аллегорические нотки.
Доменик был в иерархии этого клуба особой фигурой. Присутствующие даже немного встрепенулись, когда он вошел, расправили плечи, придав дополнительную значимость своим действиям. «Стая почувствовала появление вожака!» – подумал Андрей. Значит, он не ошибся с его статусом, правильно все рассчитал, заставив в Милане Франсуа пригласить на эту встречу Доменика Рене. Предвидение его не обмануло. Расклад сил был иным, но главные фигуры были четко вычерчены. Картина раскрывалась именно так, как он видел ее в самолете по пути в Милан. Андрей выдохнул и саркастически улыбнулся. Однако в морщинках на его лице читалось непонимание присутствия здесь Кати в сопровождении Валери. Она упорно прятала взгляд, нервно теребя в руке снятый заранее браслет. «Почему она не подошла ко мне?» – подумал Андрей. Ее растерянная задумчивость холодком прокатывалась у него в груди. Он заметил этот нездоровый блеск в ее глазах, но изменить уже ничего не мог. Бросив еще раз в ее сторону пронзительный взгляд, он решительно поднялся со своего места и вышел в центр зала.
– Господа, вы пытаетесь скрыть свое истинное обличье, как дети пытаются спрятаться, закрывая глаза руками, – сказал он, явно провоцируя их на откровенность. – К чему все эти ваши потуги на Ближнем Востоке и Северной Африке. К чему все эти арабские волнения и всполохи революций. Сумеете ли вы потом эти всполохи удержать под контролем, не дав им разгореться до такой степени, что огонь праведной борьбы с неверными не перекинется на Европу, выжигая ее дотла? Вы разбередили осиное гнездо, не понимая, как с этими осами потом управляться. Косово, Ливия, Ирак превратились в рассадник террора и бандитизма, в основу которого пытаются впихнуть ислам. Еще в 1989 году, когда Михаил Горбачев своими неловкими действиями качнул маятник военного равновесия между Западом и Востоком, я осознал, что события будут развиваться именно так. Стало понятно, что получившие преимущество страны НАТО начнут его реализовывать. Сначала робко, потом смелее. Теперь уже с такой наглостью, что впору вспоминать о былой напряженности, как о спасительном паритете! – засмеялся Андрей, вызывая своей наглой откровенностью раздражительную напряженность у собеседников. По их мнению, этот выскочка не был им ровней по происхождению и не смел так бесцеремонно выносить их действия на открытое обсуждение, подвергая критике с большой долей сарказма.
– Сейчас вы накинулись на Сирию и Иран. Не буду говорить о бессмысленных смертях и пролитой крови, эти понятия вам безразличны, скажу о деньгах. Эта война становится очень дорогой и грозит закончиться финансовым крахом и военным поражением всего западного мира с весьма сомнительными перспективами. Спасая собственную шкуру, придется применять оружие массового поражения. Но это вряд ли поможет. Европа напичкана выходцами из Африки и арабских стран. Они, как скрытые боевые единицы, только и ждут приказа, чтобы ворваться в ваши респектабельные дома и резать, живьем снимая скальпы с ваших детей. Сегодня вы используете их как дешевую рабочую силу, чтобы получить дополнительную прибыль, а завтра они эту прибыль вырвут из вашего горла вместе с кадыком. Вы же видите, как развивается ситуация, и все равно идете уже протоптанной ранее дорожкой. А все для чего? Чтобы через захват Сирии и Ирана поставить на место Китай и разорвать по частям Россию. Разорвать изнутри, используя национальные и религиозные различия, порождая сепаратизм и анархию. Если бы я видел в этих действиях успех, я бы прямо сейчас присоединился к вам. Но, к сожалению, вас ждет поражение. Россию победить нельзя, ни внешним вторжением, ни попытками развалить изнутри с помощью террора. Это не смогли сделать ни Чингисхан, ни Наполеон, ни Гитлер. Казалось, что все было на их стороне, но эта разоренная и растерзанная страна все равно собиралась с духом и поднималась с колен. Такое впечатление, что сам Бог благоволит ей! – закончил свой спич Андрей.
– Это все поэтически очень красиво, – лишенным эмоциональной окраски голосом сказала Мари Дюпон. – Только не понятно, к чему все эти аллегории. Россия, по случайно сложившимся историческим обстоятельствам, захватила огромную территорию, которую даже не в силах самостоятельно освоить. Огромное пространство, богатое различными ресурсами, принадлежит народу, интерес которого сводится лишь к поискам выпить и закусить. В то время как Япония уместилась на четырех каменных островах и своим стремлением к прогрессу, как никто другой, заслуживает право на обладание хоть какой-то частью этих богатств. И таких соискателей очень много. Не оспаривая суверенитета России, другие страны могли бы совместно осваивать эти ресурсы, двигая прогресс всего общества вперед.
– Всегда поражался вашей способности прятать свою меркантильность за красивыми лозунгами общечеловеческой морали! – усмехнулся Андрей. – Но я буду более откровенен. Повторюсь, Россию невозможно сломать общими шаблонными методами. Она по природе своей очень неподатливая внешнему воздействию и исконно сильна внутренним духом. В этом направлении двигаться не стоит, безрезультатно это. Зато она доверчива, как юная девица в крепких мужских объятиях, и готова на жертвенность во имя красивых и непорочных идей. Иллюзия всеобщего счастья способна вскружить ей голову, да так, что она не заметит рек собственной крови по самую щиколотку, которую придется за это счастье пролить. Этим когда-то умело воспользовались ваши предшественники в далеком семнадцатом году. И теперь ситуация не изменилась. Россия готова жертвовать своим сегодняшним положением ради иллюзии благополучия завтрашнего дня. Только она никак не хочет понять, что завтра никогда не наступает. Завтра – это не значит на следующий день. Завтра – это как линия горизонта, к которой приблизиться невозможно. Именно в этой ее доверчивости заключается единственный шанс.
– Использовать чужое доверие, это то, что получается у вас лучше всего, – процедила сквозь зубы Валери.
– У меня много талантов! – с усмешкой парировал Андрей. – Тем не менее, вернусь к главному: уже через полтора часа в России пройдут торги, в результате которых будет образована финансовая система, по своим функциям и задачам схожая с ФРС США,– небрежно бросил в пустоту пространства свою фразу Андрей. – Я предлагаю вам воспользоваться этим, раз и навсегда покончив с Россией.
Присутствующие переглянулись. Давид Гойер оперся спиной о стену и с довольной улыбкой на лице продолжил цедить виски из стакана с толстым стеклом. Свет, падающий из окна, каким-то особенным образом преломлялся в кубиках льда на его дне, от чего содержимое стакана приобретало дьявольски огненный вид. Его самодовольная улыбка говорила о том, что опираясь на только что сказанную фразу Андрея, в его мозгу выстроилась понятная конструкция дальнейшего развития ситуации. Его интуитивное мышление мгновенно среагировало на перспективы, которые это событие могло в себе нести. Такой особый склад мышления выделял Давида из общей массы в целом талантливых финансистов. Развитие его мысли не требовало дополнительных аргументов, проверочных для себя параметров. Оно было интуитивно безапелляционно, а потому стремительно точным. Другие в комнате все еще ждали от Андрея пояснений значения для них этого события и механизмов возможного влияния на ситуацию. По сути, ждали его личного приглашения в этом поучаствовать. Для Давида это приглашение уже прозвучало. Поэтому его внимание теперь больше занимал стакан с виски, чем последующий разговор. Для него все было предельно ясно.
Мари Дюпон, по старой привычке пряча мысли в складках своего проявляющегося склероза, что-то скрупулезно и сосредоточенно просчитывала. Люди ее формации не склонны к авантюрам, а потому так тщательно проверяют возможности любого риска.
До Роланда Дюпона сказанное в принципе не дошло. По крайней мере, у него было такое выражение лица. Он погрузился в еще большую задумчивость, вероятно, не совсем справляясь с анализом ситуации ввиду отсутствия дополнительной информации. Его мысли то и дело натыкались друг на друга, как детали неправильно сформированного пазла. Тихо бормоча себе под нос, он пытался его все-таки собрать.
Таким вот необъяснимым образом разошлись колебаниями в пустой комнате брошенные Андреем слова, проникая в чужое сознание и наводя там сумбур либо даря ложное ощущение понятности, не столь важно. Главное, что они начинали свое воздействие на сознание оппонентов, приводя их размышления разными дорогами к уже заранее обозначенной Андреем цели. И лишь три человека никак не отреагировали на эту манипуляцию. Андрей не брал в расчет Франсуа, потому что в блеске его глаз с новой силой раздувался огонь мести, вымещая из сознания остальные мысли. Но вот поведение Бриан, Валери и Доменика говорило о том, что для них эта новость прозвучала не впервые. Высокомерное выражение лица Доменика, его надменный взгляд подсказывали Андрею, что расклад в разговоре теперь будет вынужденно изменен. Одновременно всем троим оказаться такими проницательными могла позволить лишь болтливость Кати, и с этим Андрею приходилось смириться. Однако предположить, насколько они были информированы, Андрей не мог. Катя продолжала прятать от него взгляд, тем самым создавая дополнительные сложности в анализе информации.
– Используя особого рода сложившиеся обстоятельства и мой талант биржевого игрока, можно добиться полного контроля над этой новой структурой,– продолжил говорить Андрей, однако его голос звучал не так уверенно, как раньше. Было заметно, что его сознание было занято абсолютно другим. Взгляд, колючий и острый, словно кинжал, разрезающий пространство, теперь был притупленно направлен в глубину собственной души.
– Каким же, позвольте, образом? – словно проснувшись от сна, настороженно спросила Мари Дюпон.
– Вероятнее всего, он предложит нам дать ему эксклюзивное право на использование всех финансовых ресурсов компании Concordia, – не прекращая надменно улыбаться, сказал Доменик. – С их помощью он сможет завладеть всем пакетом акций, выставленных на торги банков. Таким образом, мы вместе с господином Коневым сможем поставить Россию в финансовую зависимость, а впоследствии определять всю ее политическую конъюнктуру.
Андрей опустил голову, пряча свою растерянность от неожиданного поворота событий. Ему, конечно же, стало понятно по тону, с которым это было произнесено, что Катя была с ними излишне откровенна. Снятый браслет, который она нервно теребила в руках, был тому очевидным подтверждением.
– Не так ли? – издевательски иронично спросила Валери. – Вы действительно приехали сюда, чтобы, заручившись нашей поддержкой, разобраться с Россией?
Она звучно расхохоталась. Неожиданно ее смех перешел в истерику. Мерзкое рычание вырвалось у нее из груди, гнев черным разъедающим потоком начал струиться из глаз. Резким ударом она сбила рядом с ней стоящую Катю на пол, наступив каблуком ей на гортань.
Непредвиденный всплеск агрессии вызвал некое смятение среди других членов этого клуба. Очевидно, не все ожидали такого развития событий. И главное, не все могли его объяснить.
– Вы, наверное, уже догадались, месье Конев, что нам абсолютно все известно. Попытка подсунуть нам эти торги, как приманку, чтобы потом опустошить нашу собственную банковскую систему, выглядела очень красиво. Правда талантливо! – снисходительным тоном сказал Доменик.
– Расчет был верным, мы бы никогда не упустили такого шанса наконец-то покончить с Россией и по недальновидности своей предоставили бы вам шанс сокрушить нас самих. Все было верно, все было верно… – продолжил говорить он, то и дело потягивая сигару, беря тем самым томительные паузы в разговоре. – Но вы допустили маленький промах – не надо было посвящать в свои планы эту молодую и изящную девушку. Не стоило надеяться, что кто-то еще сможет стойко жертвовать собой ради ваших иллюзорных идеалов. Вы без объяснений втянули ее в свою опасную игру, теперь только от вас зависит, будет ли она жить! – закончил свой монолог Доменик, загадочно улыбаясь.
Его взгляд был уставлен на Андрея. Он буравил его своим смертоносным потоком, презрительно стряхивая пепел на лежащую под его ногами и корчившуюся от удушья Катю.
«Вот оно как происходит, – подумал Андрей.;– Никаких ребят с бритыми затылками, никакой погони со стрельбой. Тихо, интеллигентно и собственноручно. Стройной загорелой ножкой, одетой в кружевной чулок, простое давление на трахею, без выбора и шансов все исправить. Что же ты натворила, бедная моя. Что же ты натворила…»
Эти люди не делают громких заявлений, не сыплют угрозами. Их власть настолько безгранична, что в этом нет особой необходимости. Им достаточно шепотом сделать предложение, на которое лучше всего положительно отреагировать. Понимая все это, Андрей не стал корчить из себя героя, тем более Кате угрожала опасность, которой он ее необдуманно подвергнул.
– Вам, видимо, необходим код доступа к счету? – приходя в себя от шока пробормотал Андрей. – Это единственное, что она не могла знать. Я назову его вам, при условии, что ее отпустят.
– Не много ли вы хотите? – начал было говорить Бриан, но Андрей его тут же перебил.
– Она вне игры. Она ничего не подозревала. Так, проболтался, не подумав, в одной из любовных пауз. Хотелось похвастаться, нагнать значимости, – с усталым видом сказал он. – Она уйдет, это однозначно. Иначе вы ничего не добьетесь.
– Говорите, месье Конев, я обещаю вам, что как только назовете код, ее сразу отпустят. Нам надо просто все проверить, во всем убедиться! – спокойным, располагающим к доверию голосом сказал Доменик. – Вы слишком опасный соперник, за вами надо все проверять.
Андрей в очередной раз опустил глаза, пытаясь справиться с гнетущим его разочарованием.
– Код доступа к счету, на который должны будут поступить приобретенные на торгах активы, прост, как свет утренней звезды.
– Альтаир! – не выдержав простоты собственной догадки, воскликнул ранее молчаливый Давид.
Андрей лишь утвердительно кивнул. Его тело совсем истощилось от переживаемого напряжения. Даже ноги предательски подкашивались, пытаясь уронить тело до уровня интеллекта. Он сделал пару шагов назад и беззвучно опустился в кресло.
– Там же сейчас спрятаны ваши афинские активы, – полностью утратив интерес к сопротивлению, сказал Андрей. – Надеюсь, этого достаточно, чтобы отпустить ее?
– Будем надеяться, что да, – снисходительным тоном ответил Доменик.
Он посмотрел на Андрея взглядом победителя, переоценившего достоинства своего оппонента. Он рассчитывал на то, что схватка характеров будет более жесткой и продолжительной, но Андрей оказался не готов подвергать чужую жизнь опасности ради собственных амбиций. Мораль ломает быстрее пыток, если, конечно, ты ей следуешь.
Валери нагнулась, чтобы еще раз насладиться муками хрипящей от передавленной трахеи Кати, взглянуть на посиневшее лицо и наполненные страхом глаза. Разжав ей кулак, она забрала мобильное устройство и протянула его Доменику. Тот, даже не прикасаясь к браслету, бросил стремительный взгляд на Роланда.
– Ну что, мой молодой друг, пора себя проявить. Мне известно, что вы неплохо управляетесь с этими электронными штучками! – обратился он к нему. Потом, переведя взгляд на Франсуа, небрежно спросил: – Компьютер в этой комнате подключен к общей системе компании?
– Все компьютеры в этом доме имеют прямое подключение к системе Concordia, – безразличным тоном ответил Франсуа.
С одной стороны его задел этот пренебрежительный тон Доменика, с другой – он действительно утратил какой-либо интерес к когда-то приоритетным для себя делам. Все его мысли занимал Эрик и чувство мести, которое своим ядом разъедало мозг, отчего голова снова нестерпимо болела.
– С вашего позволения я вас покину, что-то неважно себя чувствую! – добавил он.
Франсуа поднялся с кресла и направился к двери. Его сгорбленный силуэт особенно сильно диссонировал с внешним блеском и убранством комнаты. Накопленное годами почему-то не придавало сил жить дальше. Подойдя к двери, он еще раз обернулся в зал, виновато пожал плечами и исчез за ее массивом, украшенным дьявольскими барельефами. Присутствующие молча проводили его взглядом. Не разделяя этого странного поведения, они еще долго вслушивались в его шаркающие по коридору шаги, которые, несмотря на удаленность, становились все тяжелее и тяжелее. Франсуа ушел из комнаты, атмосфера которой его душила. Он не разделял всеобщего ликования по поводу победы над русским. Недолгое общение с Андреем убедило Франсуа, что тот слишком информирован и необыкновенно психологически устойчив, чтобы вот так просто проиграть. Он, избавленный от общей эйфории, заметил тонкую усмешку в уголках его губ в момент, казалось бы, полного поражения. Но вмешиваться Франсуа не стал. На сегодняшний день для него Андрей был единственным человеком, который мог обеспечить безопасность Эрика.
Тем временем Роланд, попав в свою стихию, быстрыми, неуловимыми для постороннего взгляда движениями подключил к компьютеру мобильное устройство. Его пальцы стремительно бегали по клавиатуре, сменяя картинки на мониторе с поражающей быстротой. Войдя в систему, он блокировал ее соединение с другими внешними устройствами.
– Необходимо проверить содержимое носителя, прежде чем указать ему путь в систему! – сухо, со знанием дела произнес он.
Продолжая манипуляции, он несколько раз бросал на Андрея свой ехидный взгляд. В предвкушении собственного величия, подтверждения особой значимости для клуба, он с упорством ищейки сканировал содержимое подключенного носителя в попытке обнаружить нечто, что могло бы нанести вред системе. Андрей нервно уставился в пол. Хриплое дыхание Кати резало ему слух. Он был безучастен к издевкам Роланда, единственной значимой для него целью было побыстрее избавить ее от страданий. Закончив сканирование, Роланд с явным разочарованием посмотрел на Доменика.
– Ничего вредоносного. Обычная программа для сбора и архивации данных, немного модернизирована, но не более того, – произнес он монотонным голосом. – Ну что, будем проверять доступ к счету?;– желая получить одобрение, спросил он.
– Сделай одолжение, проверь! – сохраняя манерность в разговоре, ответил Доменик. – Только на этот раз ничего не упусти.
Пока Роланд разбирался с этой задачей, оставшиеся в комнате члены клуба стали приходить в себя после неожиданно агрессивной развязки мирно начавшегося разговора. Бриан по-прежнему стоял напротив Андрея, как ему казалось, сковывая его действия. Давид присел на подоконник, с безразличным видом рассматривая набегавшие на берег волны. Их напор усилился по сравнению с утренними часами. Они накатывались, врезаясь в песчаный берег, с каждым своим нашествием обнажая на нем новые, доселе скрытые от взгляда, вещи. Мари Дюпон внимательно следила за действиями сына, мало что в этом понимая, но от этого не менее гордая за него.
Спустя несколько минут Роланд открыл нужный файл. Он был очень сосредоточен на своей задаче. Именно его команда упустила в Афинах из своих рук накопленные во время торгов активы. Неожиданно для всех они были выведены на счета одной мальтийской компании, а потом их след потерялся в непролазных джунглях Интернета. Сработано было великолепно, быстро, молниеносно и стремительно. Как профессионал, он смог по достоинству это оценить. Огорчало одно обстоятельство, неизвестное общему кругу заинтересованных в этом людей. Мало кто мог знать, что вывести таким образом активы можно только при наличии у хакера секретных кодов ко всей системе Concordia. При наличии этих кодов любая программа может быть принята системой. Она сможет вводить в нее изменения и контролировать работу. Эти коды хранились только в его компьютере. Каким образом к ним был осуществлен доступ, его волновало давно. Наличие этих кодов он так тщательно искал в сканируемом устройстве. Он был полностью уверен, что они должны были храниться здесь, ведь чтобы получить доступ ко всем счетам, необходимо ими обладать. Однако их там не было. Открыв счет после введения в качестве пароля слова Альтаир, он ахнул. На счете были сосредоточены все активы, контроль над которыми был так бездарно им утрачен. Все было аккуратно разложено по содержанию. Сырьевые, производственные, банковские. Отдельным кластером были выделены земельные активы рядом с островом Кипр. Видимо, они были подготовлены для перепродажи. Такое развитие ситуации не могло не порадовать всех присутствующих. Роланд же был доволен вдвойне.
– Все здесь! – широко улыбаясь, произнес он, повернувшись в зал. – Все ценные бумаги, векселя, гособлигации. В общем, все, что мы тогда потеряли, – довольный собой добавил Роланд.
– Ты потерял! – ехидно заметил Давид.
– Вот видите, я вас не обманул, – разрезая своей фразой их полемику, сказал Андрей. Ему было необходимо решать свои задачи, а не слушать их словесную перепалку.
Доменик посмотрел на Валери, тем самым подав ей знак. Она неохотно убрала ногу с горла Кати и нарочито учтиво протянула ей руку, чтобы помочь подняться. Катя с первым свободным вдохом инстинктивно глотнула скопившуюся в горле слизь и зашлась кашлем. Опираясь на протянутую руку Валери, она поднялась и виновато посмотрела на Андрея. За полчаса это произошло впервые. С чем это было связано, Андрей пока не понимал.
– Ты была права. Он долго не сопротивлялся! – с наигранной благодарностью, заглядывая ей в глаза, произнесла Валери. Затем она перевела взгляд на Андрея, и на ее лице появилась растерянная улыбка.
– Автомобиль и деньги уже ожидают тебя внизу,– деловито обратился к Кате Доменик. – Я свое слово держу! – издевательски добавил он, глядя прямо в глаза Андрея.
Сомнений больше не было. Угроза жизни Кати оказалась инициирована ей самой. Ярость, вмиг захлестнувшая Андрея, выплеснулась в одном стремительном прыжке. Он изо всех сил пытался наброситься на нее, чтобы разорвать на мелкие кусочки, но мощный торс Бриана преградил ему путь.
– Иуда! – вырвалось у него, эхом разойдясь по комнате в последнем вопле отчаяния, после чего он, обескураженный, опустился в кресло. Тело его пронизывали мышечные конвульсии. Оно тихо умирало. Не физически, а от истощения. Выхолощенное внутренним огнем от леденящего чувства пустоты, от неожиданности подлого предательства.
– Что поделаешь, месье Конев, к сожалению, такова уж наша натура. Человеку проще быть Иудой, чем Христом! – презрительно бросил он в его адрес.
Сильный импульс хлынувшей в голову крови вызвал у Андрея головокружение. Перед глазами все поплыло, голоса, словно растянутые во времени, измененными тембрами пронзали его слух. Доменик сделал несколько шагов по направлению к Андрею и навис над его лицом. Его зрачки источали ненависть и презрение, пальцы рук нервно подрагивали. Казалось, что он был готов наброситься и задушить его. Слишком много хлопот он причинил их размеренному существованию.
– Это другой мир, здесь все движется по иным законам. Любое проявление чувств, следование нормам морали определяется, как слабость. Здесь все подчинено холодному расчету и все имеет свою цену. Этот мир формировался как отношения особого рода и подчиняется силам, о которых ты даже представления не имеешь. И ты посмел здесь кому-то угрожать своим перочинным ножичком! – прошипел он в лицо Андрею. Затем, переведя взгляд в зал, он сосредоточено посмотрел на присутствующих.
– Максимилиан, надень на него наручники, так будет спокойнее, – обратился он к Бриану, – и проводи эту русскую на выход.
Валери вальяжно подошла к Доменику и, вытянувшись стрункой, тихо прошептала ему в ухо:
– Действительно ее отпустишь?
На лице Доменика появилась ехидная улыбка.
– Ну что, Роланд, если есть уверенность, что все будет нормально, то давай уже подключайся к серверу российской биржи и, задействовав все наши филиалы, начинай скупать акции этих банков. Такой шанс выпадает один раз, и не факт, что этот момент будет при твоей жизни. Такое невероятное стечение обстоятельств упускать нельзя! – источая оптимизм, начал раздавать поручения Доменик.
– Мы не будем информировать руководство Maren Linch в Нью-Йорке? – настороженно спросила Мари Дюпон. – Раз уж мы задействуем в этой акции все филиалы, они должны об этом знать.
– Вы же прекрасно понимаете, что для принятия решения понадобится уйма времени, а у нас всего полчаса до торгов, – жестко ответил Доменик. – Так что всю ответственность я беру на себя.
– Впрочем, если все пройдет успешно, то и вся слава достанется тоже вам! – вставил свою фразу в разговор Давид Гойер, который продолжал безразлично рассматривать изменения на берегу озера. Оставаясь внешне безучастным, тем не менее он постоянно отслеживал происходящее, подвергая критическому анализу все сказанное. В его голове не укладывалась та легкость, с которой такой филигранный план распада России достался им. Слишком много было случайностей и лишних игроков. Он понимал, что всему находилось разумное объяснение, но как раз это пугало его сильней всего. Обремененный большим опытом, он понимал, что когда дело складывается без видимого сопротивления, жди беды.
Доменик проигнорировал его замечание. Он был поглощен подготовкой к проведению главных в его жизни торгов. Напряжение воли заставляло крутиться мысли с неимоверной быстротой. Каждое движение, каждый вдох подчинялся этой цели. Он старался в последний раз все проанализировать, исключить любую причину, способную помешать осуществиться его самой заветной мечте – стать особенным. Человеком исключительной важности и таланта в мире финансов. Опасения были лишним проявлением страха перед неизвестностью. Все было в его руках, все ниточки в этой ювелирно выстроенной операции находились на кончиках его пальцев. Он дирижировал ансамблем, которой в течение часа коренным образом изменит расклад сил на финансовой и политической картах планеты. Периферийным зрением он заметил, как Бриан выводит из комнаты Катю. Взяв ее под руку, тот достаточно резко направился с ней к двери. Не сопротивляясь и не выказывая особого недовольства, она послушно проследовала за ним. Вот оно, главенство силы. Проигравший принимает все твои условия, подавляя в себе гордость и достоинство в надежде выжить.
– Ну что там? – спросил он у Роланда, который уже осуществил подключение и отслеживал происходящее на бирже.
– Все! Началось… – захлебнувшись собственной радостью, воскликнул он.
Когда заветная цель близка, когда до нее остается расстояние вытянутой руки, а главное, есть силы и возможность вскинуть руку, выхватить и прижать к груди это долго ожидаемое счастье, эмоции внутри зашкаливают. Трудно удержать себя в рамках спокойной оценки ситуации, трудно вообще себя удержать. Гормоны, разгоняясь кровью по телу, парализуют привычные для незнакомой ситуации чувства осторожности и страха. Эйфория грядущей победы застилает глаза.
Роланд чувствовал, как бешено колотится его сердце, каждым ударом отдаваясь импульсом в кончиках пальцев. Волнение выгоняло наружу потные струйки холодной жидкости, которая по складкам кожи неудержимо стекала вниз. Не чувствуя дискомфорта, Роланд продолжал планомерно скупать акции российских банков, задействуя для этого все большее количество банков по всему миру, подконтрольных Concordia. Российская система без видимого сопротивления принимала их предложения, частями переводя по ним свои активы. Все происходило планово, как и говорил Андрей.
– Тридцать процентов. Цена повышается. Мне кажется, появился еще один крупный игрок, – короткими, но достаточно информативными для профессионалов фразами говорил Роланд. Теперь все в комнате могли отслеживать ход этой операции.
– Спугнули своей интенсивностью, – как всегда неожиданно произнес Давид. – Показали, что очень заинтересованы в покупке крупного пакета, вот кто-то и подключился.
– Задействуй все возможности, за цену не беспокойся. Главное, быстрее все это закончить! – дал ему указание Доменик.
Андрей безвольно сидел в кресле, потеряв интерес к любому виду действия. Его никак не интересовало, что сейчас происходило в комнате. Застегнутые за спиной руки назойливо ныли от давления холодного металла. Голова разламывалась от перенесенного напряжения. Звук двигателя отъезжающей от дома машины долго и навязчиво буравил мозг. «Уехала! – подумал Андрей. – Значит, скоро появится Бриан». Он сделал глубокий вдох и начал считать. Его бормотание не было замечено присутствующими, они слишком увлеклись наблюдением за монитором, на котором отображалось происходящее на бирже. Виртуальный мир отрезал их от реальности.
Максимилиан Бриан появился в комнате незамеченным. Он тихо прошел вглубь комнаты и сел в кресло, стоящее рядом с Андреем, вполоборота к нему. Поймав на себе вопросительный взгляд Доменика, он утвердительно кивнул.
Желтое «Пежо» неслось по песчаному берегу, поднимая за собой клубы пыли. Они поднимались в воздух плотной стеной и, словно занавес, разделяли сцену и закулисье. Сознанию человека иногда нужно такое психологическое разделение на реальность и игру, чтобы подлость, изображаемая на сцене, не наполняла своей желчью повседневную жизнь. Но эмоции, пережитые в этом состоянии, остаются в сердце навсегда тяжелым отпечатком. Энергия стоит за каждым таким выплеском, и ей не объяснишь, что это все неправда, это лишь игра. Ее огненная сила все равно обожжет душу языками пламени, оставляя на ней многочисленные рубцы, которые постоянно ноют, как живые, и напоминают о себе в минуты одиночества. Люди, изображающие скорбь, для нее на самом деле скорбят, предающие, неизменно насылают на себя ее обратную силу. Лицедеям только кажется, что можно безнаказанно притворяться, на поверку для реальности нет никакой разницы. Именно поэтому сердце Кати сейчас разрывалось на куски тысячами пульсаций. Слезы холодным соленым потоком разъедали кожу лица.
Она вцепилась в руль обеими руками, стараясь не выпустить это колесо фортуны, дающее шанс на жизнь. Катя не поехала по дороге, а рванула напрямик по песчаному берегу озера Аннеси. Еще днем они шли по нему вдвоем. Еще днем чувство безграничного счастья переполняло ее трепетную душу. Теперь только неизвестность и пустота да назойливый стук кейса с деньгами о дверцу автомобиля. Она очень точно ощутила иллюзорность смысла обладания ими, мнимую магию их власти. Они не в силах создать чистый огонь человеческой привязанности, искреннее проникновение душ. Они способны только создать иллюзию.
Она резко нажала на тормоз, и автомобиль закопался передним бампером в песке. Дернув за ручку, Катя толчком открыла дверь и вывалилась на землю. Встречный ветер, поднимая порывом крупинки песка, впутывал их ей в волосы. Густые шелковистые локоны стали наполняться этой невидимой мелкой грязью. Погружая в них руку, она ощущала ее незримое присутствие. Чувство внутренней нечистоты доводило сознание до приступов психоза. Ей хотелось поскорее отмахнуться от этого чувства, вырваться и бежать. Избавиться от всего, что могло об этом напомнить.
Часто совершенные нами в жизни пакости кажутся незначительными, почти неразличимыми в череде сменяющихся событий. Мы редко думаем о них, пытаясь как можно быстрее забыть. Со временем накапливаясь, как крупинки песка, в нашем сознании, в определенный момент они создают чувство внутреннего дискомфорта, пронизывают нервную систему энергией нечистот, вызывают паралич оценки реальности. И мы уже не способны отличать правильное от ложного, решительность от одержимости, веру от фанатизма. Отрезвление приходит редко, многие с этим параличем и умирают. Но тем, кому суждено разглядеть крупинки малозначимых грехов, пытаются от них вовремя избавиться, длительно и натужно подвергая себя очищению.
Катя бежала по песку, изо всех сил вонзая острые каблуки в его рыхлую массу. Как будто пыталась отомстить за свои набитые песком кудри. Она бежала, бросив все, чем, казалось бы, должна была дорожить: автомобиль, деньги, Андрея. Ей казалось, что там, где начинается взлетная полоса местного аэроклуба, ее единственная надежда на свободу, ее самая значимая цель. Стоит только добежать, и все сразу закончится. Все вернется на прежние рельсы беззаботного спокойствия, лишенного любого экстремального испытания чувств. Мягкая теплая волна догнала ее и, приобняв за плечи, резко опрокинула на землю. Звук дошел позже, спустя несколько секунд. Перевернувшись на спину, она приподнялась на локти и увидела в воздухе облако разноцветных фантиков, которые так и не стали ее пропуском в преисподнюю. Взрывом раскурочило крышу автомобиля. Куски кейса, в котором находилась взрывчатка, словно в замедленной съемке разлетались по сторонам. Время замерло, и перед глазами реальность рассыпалась на фотографии. Теплая липкая кровь, проникая сквозь ресницы, склеила ее веки в забытье.
– Бум! – игриво произнес Давид. – Мне кажется, где-то что-то взорвалось.
Присутствующие в зале переглянулись. Доменик, посмотрев на Бриана, одобрительно кивнул. Его презрительная улыбка исказила и без того уродливое лицо.
– Даже в таком тихом городке всегда находится, чему взорваться! – пряча довольную улыбку, произнесла Мари Дюпон.
– Все равно стоило проследить, – сказала Валери, не стесняясь, раскрыв суть их разговора. – Ведь она могла выбежать из машины до взрыва.
– Выбежать могла, но не без денег! – ответил на ее замечание Максимилиан. – Никто ведь не бросит два миллиона евро. А деньги очень непредсказуемая вещь, деньги иногда убивают! – сделав паузу, он закончил фразу и рассмеялся.
Андрей, сидевший до сих пор неподвижно и лишь что-то невнятно бормоча, поднял голову и посмотрел на них. Хитрый блеск в его глазах не сулил им ничего хорошего.
– Только не надо совершать никаких лишних движений, – обратив на него внимание, сказал Доменик. – Ты жив только потому, что еще можешь понадобиться.
Андрей в ответ закрыл глаза и с довольным видом улыбнулся. Его занимала эта суета. В такие минуты, когда игроки преследуют глобальные цели и упиваются будущей победой, они упускают детали. Мелкие, незначительные, как шероховатость на полированной поверхности. Невидимые в отраженном свете, они бесстыдно выпячивают себя при тактильном соприкосновении, нивелируя общее впечатление. Мелкие детали определяют все. Их заранее никто не продумывает, на них редко обращают внимание, но они порой обладают исключительной информативностью. Никто не обратил внимания на странный уход Франсуа. Его равнодушие к такому значимому делу почему-то не вызвало задумчивости. Мало кто обратил внимание на безразличие Давида. Почему он, будучи крупным финансовым игроком, не подключился к анализу этой сделки, а лишь самоуверенно наслаждался прекрасными видами берега озера. Откуда взялась эта самоуспокоенность у всегда заряженного на изъятие чужих активов финансиста. Никого не удивило одержимое желание Доменика любой ценой провести столь рискованную акцию, которая вынуждала задействовать все имеющиеся активы. Спешка, на которую он в принципе никогда бы не согласился. Всегда сосредоточенный и неторопливый, он принимал только взвешенные решения, многократно проанализированные и проверенные специалистами. Объективно впавшая в прострацию Мари Дюпон, обычно жесткая и энергичная, с четкой позицией по любому вопросу, тоже не вызывала беспокойства собравшихся в зале. Но самое удивительное – никто не понял, что юная, двадцатилетняя девушка сообщила им вещи, о которых она не должна была знать. Причем понятным только для профессионалов языком – студентка факультета французской культуры. Они настолько были увлечены вселенскими забавами, что не замечали этих тонких и не сразу заметных манипуляций с психикой, которые проводил Андрей. Они вообще теперь не обращали на него никакого внимания. Для них он был отыгран, раздавлен и выброшен на обочину жизни. Их даже не удивило то, что Андрей не сопротивлялся унижающим его обстоятельствам, а принял их тихо и смиренно. Им помешала уверенность в своей могущественной силе. Но суть заключалась в том, что именно он был режиссером этого спектакля, продумавшим каждую деталь.
– Прекрасный вид, не правда ли? – неожиданно спросил он у Давида. – Нет ничего более красивого, чем вид набегающих на берег волн.
Давид лениво посмотрел в сторону Андрея, не воспринимая всерьез его слова. Он не желал вступать с ним в разговор, так как не видел в этом какого-либо смысла.
– Вода хранит в себе столько тайн! – не унимался Андрей. Его хитрая улыбка придавала двусмысленность сказанному. Почувствовав внутреннее напряжение Давида, Андрей продолжил говорить:
– Я тебя очень хорошо понимаю, – сказал он, намеренно избавившись от обращения по этикету, тем самым придавая сказанному краски более личностного характера. – Гладкая, как шелк, кожа, выразительные черные глаза… – Андрей сделал паузу, как бы смакуя сказанное. – Конечно, жалко такую топить. Но что поделаешь, надо… – с оттенком понимания произнес Андрей, дерзко глядя Давиду в глаза. – Иначе она могла бы проболтаться, для кого похитила коды доступа к системе компании Concordia.
Тишина, повисшая в зале, стала лучшим фоном зловещего шипения Давида. Его нутро просто кипело ненавистью и гневом. Разговор приобрел неожиданный для него поворот, и поэтому единственным желанием Давида было наброситься на Андрея и впиться зубами в его пульсирующую артерию. Но такой порыв мог быть расценен как подтверждение своей вины, и он сдерживал себя, скрипя от злости зубами.
Еще одним заинтересованным лицом в этой странной беседе проявил себя Роланд. Он нервно заерзал на стуле, боком повернувшись в зал. Периферийным зрением он наблюдал за происходящим на мониторе, но все его сознание было занято описанием девушки, которое только что сделал Андрей. С девушкой, очень похожей на это описание, он познакомился в Афинах. Бурные ночи, наполненные обжигающей страстью, глупые разговоры и признания. Все было, как в тумане, который, осев, обнажил недостачу всех ценных бумаг, акций и прочих греческих активов Concordia. Он вспомнил, что тогда сразу подозрение пало на нее, и Давид сам вызвался все уладить. Про инцидент они договорились молчать. Теперь стало понятно, зачем. Завладев доступом к системе, можно было безнаказанно опустошать счета компании, сделав при этом Роланда козлом отпущения. Теперь-то Роланд стал понимать задумку Давида: использовать его увлечение слабым полом, чтобы завладеть кодами доступа в систему.
– Ты не первый, с кем он это проделал! – словно считывая мысли и продолжая его размышления, сказал Андрей. – Что поделать, мы, мужчины, падки на женщин, и он этим удачно пользуется.
– Я перестал понимать суть разговора, может, пояснишь, что происходит? – настороженно спросил
Доменик. На правах главного в этом клубе он не давал шансов отмолчаться. Да и Роланд, уязвленный коварством Давида, не собирался больше ничего скрывать.
– Там, в Афинах, я потерял контроль над собой. Увлекся красивой девушкой. Мы с ней познакомились случайно на приеме у нашего греческого партнера Апостолидиса. Она была ослепительно красива, статная такая, нежная… – он запнулся о собственные эпитеты, понимая их неуместность. – Так уж вышло, она стала ко мне приходить, поздно ночью, чтобы никто не видел. Я совсем потерял голову! – он опять погрузился в пережитые чувства, пришедшие вместе с воспоминаниями.
– Что было дальше? Если можно, без лишних подробностей, – не выдержав пауз, выпалил Доменик.
– Однажды утром я заметил, что кто-то скопировал некие документы с моего компьютера, – подавленным голосом ответил Роланд.
– Что это были за документы? Ты можешь уже закончить со своими воспоминаниями? – раздраженный происходящим, сказал Доменик.
– Разного рода технические документы, не представляющие собой особой ценности, – ответил Роланд и, опять сделав паузу после сказанного, добавил: – Вместе с ними пропали коды доступа в систему. Именно в результате этого в дальнейшем нами были потеряны греческие активы.
Растерянность тупо выдавливала остатки энергии из собравшихся в зале. Каждый пребывал в некоем ступоре. Мысли путались бесчисленными клубками, физическая реакция была заторможена. Все находились под психологическим прессом открывшейся информации. Каждому нужно было время, чтобы ее переварить. Мозг Давида интуитивно быстро выстроил дальнейшее развитие ситуации, обозначая неприемлемые для него перспективы, однако повлиять на что-либо он уже не мог.
В то утро Давид появился у меня. Я тогда был сильно возбужден, и мое состояние не осталось незамеченным для него, – продолжил рассказ Роланд. – Он сразу предложил не придавать это огласке, якобы спасая мою репутацию. Он также заверил меня, что разберется с Лили… так звали ту девушку.
– Так он с ней и разобрался! – скалясь от удовольствия, рассмеялся Андрей. – Пригласил прокатиться на яхте и в удобный момент столкнул с палубы. Он потом долго стоял в тишине, чутко прислушиваясь к последним всплескам воды. И только поняв, что с ней покончено, вернулся в город.
– Чудовище! – крикнула сквозь зубы Валери. Она вся кипела от негодования. Ревность с новой силой захлестнула ее сознание. Она так сильно сжимала ладони в кулаки, что ее худые запястья побелели до кости.
– Как оказалось, Давид не только сам знал эту Лили, но и содействовал ее знакомству с Роландом, с понятной для себя целью, конечно, – снова вступил в разговор Андрей. – Давид использовал ее необузданную сексуальность, чтобы, воспользовавшись доверчивостью Роланда, выкрасть у того интересующие его коды. После чего изящно вывел их из-под вашего контроля на свой счет. Заметьте, он безошибочно назвал код доступа к этому счету! – сказал Андрей. Его последняя фраза окончательно спутала присутствующим все карты. Андрей так искусно перетасовал все факты, что теперь стало непонятно, какая же масть козырная.
– Это бесстыдная ложь! – крикнул Давид, подав корпус вперед. Его силуэт напоминал зверя, застывшего перед прыжком. – Активы были спрятаны на счете, доступ к которому мы получили с мобильного устройства, принесенного сюда твоей девушкой.
– Она такая же моя девушка, как и Валери – жена Франсуа, а гречанка Лили – знакомая Роланда!;– издевательски спокойно парировал Андрей. – Они все были твоими любовницами, которых ты, не задумываясь, подкладывал к нам в постель, преследуя свои меркантильные интересы.
Произнесенное Андреем повергло остальных в шок. Никто не мог себе представить такое развитие ситуации. Доменик вдруг понял, что если это правда, то он тоже оказался втянут Валери в подобную игру. Она признавалась ему в симпатии, и теперь была вероятность того, что она сделала это по указке Давида. Валери растерянно посмотрела по сторонам, пытаясь найти в глазах присутствующих поддержку. Однако их безразличный блеск поверг ее в уныние. Она уже не выглядела так вызывающе дерзко, как обычно. Давид же захлебывался от злости. Понимая, что только часть из предъявленных Андреем обвинений были правдой, он не мог этого доказать, ведь тогда бы пришлось признаться в хищении средств из Cossete Generale.
– Не надо его слушать, господа, это все ложь! – единственное, что Давид мог в такой ситуации выдавить из себя с растерянной улыбкой на лице. Он старался выглядеть наигранно безучастным, но взгляд выдавал внутреннюю панику. – Они никогда не были моими любовницами.
– Это неправда! – войдя в комнату, подключился к разговору Франсуа. – Валери была твоей любовницей. Я думаю, что она и сейчас ею является. Как покорная собачонка исполняет все твои прихоти, соблазняет нужных тебе людей, помогая их обкрадывать, – закончил фразу Франсуа.
Его появление в зале стало неожиданным и потому очень эффективным. Решительность, с которой он вошел в зал, в корне отличалась от того безразличия, с которым он его покидал. Это был тот самый Франсуа, не замечающий преград, целеустремленный, резкий в своих высказываниях, которого они знали раньше.
– Раз уж сегодня день откровений, то я тоже вынужден кое в чем признаться, – сказал Франсуа, заглядывая в глаза всем членам клуба. Атмосфера в зале пугала своей неподвижностью. Даже пылинки в воздухе замерли в ожидании колебаний голоса Франсуа.
– Помните то дело, когда возглавляемый мной Cossete Generale потерял за три года более шести миллиардов евро? – неспешно начал свой рассказ Франсуа.
– Мы проводили тогда внутреннее расследование, которое безоговорочно указало на причастность к хищениям Валери. Я тогда был вне себя от ярости. Приехав домой, я был решительно настроен во всем разобраться. Долго отпираться ей не пришлось, слишком весомы были доказательства. Тогда-то она мне и рассказала о причастности к этому делу Давида. Он не раз подкладывал своих любовниц под многих из нашего клуба, получая тем самым искомые дивиденды. Так что в этой части русский прав. Это в стиле Давида. Тогда я решил замять это дело, свалив вину на одного из менеджеров банка. На мое решение тогда повлияло то обстоятельство, что Валери была на тот момент беременна Эриком, – закончил говорить Франсуа.
Пройдя дальше в зал, он демонстративно уселся на подлокотник кресла, в котором сидел Андрей. Этот жест не оставлял двусмысленности ситуации. Он стал логичным завершением сказанного.
Доменик гневно посмотрел на Давида. Его взгляд, словно меч палача, со свистом рассекая воздух, всей своей тяжестью обрушился тому на плечи. Стало понятно, что контраргументы в данной игре не принимаются. Вердикт принят и ждет своего исполнения.
– Уведи их отсюда! – сухо процедил Доменик, указывая Бриану на Валери и Давида. – Потом с этим разберемся.
Бриан поднялся с кресла и уверенными шагами направился к окну, на котором затравленным зверем притаился Давид Гойер. Он оказался неподготовленным к такому развитию ситуации. Давид примостился на узком подоконнике, растерянно поджав под себя ноги. Будучи давно в этом клубе, он знал, что любые действия, направленные против его членов, автоматически означают смерть. Он сам знал многих, кто проследовал этой дорогой в неизвестность. Его логическое мышление панически пыталось понять, откуда прилетел этот смертельный удар и как он его прозевал. Он всегда считал себя безукоризненным аналитиком. Все его задумки осуществлялись с особой легкостью и быстротой. Его самомнение не давало ему шансов на поражение. И, тем не менее, он со стремительностью пули оказался под смертельным ударом, и этот удар нанес уже побежденный соперник. Все эти сиюминутные размышления не выстраивались в понятную логическую цепочку, от чего его мозг разъедала паника.
– Пройдемте со мной, Давид, – твердо произнес Максимилиан. – Этот день и так полон сюрпризов, не стоит ничего усложнять.
Он положил свою крепкую руку тому на плечо и деликатно, насколько это возможно в такой ситуации, стащил Давида с его последнего пьедестала. Вцепившись руками в лацканы пиджака Бриана, Давид пытался в последней своей попытке докричаться до всех остальных.
– Да не слушайте вы его! Разве вы не видите, что он вами манипулирует! – истерично прокричал Давид.
Однако крепкие объятия Бриана не оставляли ему шанса быть услышанным. Еле волоча ноги, Давид вынужден был идти впереди Бриана по направлению к двери. Он прекрасно осознавал, что, как только он пересечет эту мистическую черту, тяжелый деревянный массив с резными барельефами отрежет его от прошлой жизни. Сытая, обеспеченная, наполненная разными событиями, она останется в другом измерении, дотянуться до которого во второй раз не удавалось никому.
Валери была более сдержанной в проявлении своих эмоций. Однако участь расправы, нависшая над ней, поубавила надменности и уверенности в ее взгляде. Возможно, смешная надежда стать для Давида в новых обстоятельствах единственной точкой опоры, поднимала дух на внутреннее сопротивление обстоятельствам. Еще раз окинув взглядом присутствующих, она самостоятельно пошла вслед за Брианом.
Франсуа сидел подле Андрея и тихо смаковал то унижение, которому он сумел подвергнуть Давида. Его мозг, несмотря на съедающую изнутри болезнь, был избавлен от иллюзий эмоционального плана. Он прекрасно понимал, кто срежиссировал эту сцену расправы над Давидом, и был внутренне благодарен ему за предоставленное право нанести последний, смертельный, удар. Изящный по исполнению и точный по времени выпад заставил этого эгоистичного хама предстать перед всеми забитой жертвой собственной игры. Ощущение, что Андрей приготовил сюрпризы для всех, не покидало Франсуа с самого начала, но мешать его планам он не стал. Его личное чувство мести нашло свое воплощение. Огонь внутреннего гнева поубавил свой пыл. Судьба его сына теперь была вне опасности. Пелена, застилавшая реальность, скинута, и жизнь предстала перед ним в иных красках, в ином смысле своего предназначения. «Пускай резвится, они это заслужили», – пронеслось у него в мозгу. Франсуа посмотрел на Андрея и с довольной улыбкой направился к двери.
– Я вас опять покидаю, не вижу себя больше здесь, – небрежно сказал он, даже не оборачиваясь в зал. Бесцеремонность, с которой он это сделал, вызвала неконтролируемый гнев у Доменика. Еле сдерживая себя от злости, он крикнул ему вслед:
– Катись отсюда, неудачник. Нет никакого смысла от того, кто не может разобраться в собственной семье.
Развитие событий происходило так стремительно и так непредсказуемо, что оставшиеся в зале потеряли обычную связь с реальностью. Они все находились под скрытым влиянием воли Андрея, не чувствуя этого и не понимая. Им казалось, что череда принятых ими действий была проявлением их собственного решения, их внутренней убежденности. Ситуация была до неприличия комична, несуразна и нереалистична. Однако никто уже не в силах был что-либо осмысленно воспринимать.
– Что там с акциями? – раздраженно крикнул в сторону Роланда Доменик. Он старался собраться с мыслями, сосредоточиться на важном для себя деле, по окончанию которого можно будет все проанализировать и принять меры. Сейчас главное было закончить с тем, что он считал приоритетным.
– Еще немного и все будет закончено! – деловито отрапортовал Роланд. – У нас уже почти семьдесят процентов акций. В принципе, уже больше, чем контрольный пакет.
– Сколько процентов еще находится в торгах? – спросил его Доменик.
– Около тринадцати, – ответил Роланд. – Но цена выросла неимоверно. Кто-то пытается зацепиться за уходящий поезд и скупить последнее. Если им это удастся, то, объединившись, они будут обладать блокирующим пакетом.
– Скупай все, цена не имеет значения! – резко бросил в его адрес Доменик.
– Я делаю предложения, но их не принимают, – с ноткой отчаяния в голосе ответил Роланд.
– Нужно задействовать Нью-Йоркский филиал, – решил подсказать им Андрей. – Сделайте предложение от Golden Saks. Уверен, они его примут.
Роланд вопросительно посмотрел на Доменика. Он ждал от него решения, понимая, что это нарушение всех правил, принятых в компании. Счета американского банка Golden Saks» имели отношение к компании Concordia, но были вне зоны влияния Доменика. Их использование могло привести к непредсказуемым последствиям. Однако ситуация заставляла бросить все козыри на стол, и Доменик, ведомый своими амбициями, этот шаг сделал.
– Скупай все от имени Golden Saks, – крикнул он Роланду на пике внутреннего напряжения.
Проведя нужные действия, Роланд нервно взглянул на Доменика.
– Система банка запрашивает ваш личный код! – объявил ему результат своих действий Роланд.
Доменик подошел к столу и пристально посмотрел на Роланда. Тот, понимая всю конфиденциальность ситуации, молча поднялся и отошел в сторону. Доменик замер, еще раз пытаясь все взвесить, чтобы исключить любой промах. Ошибка означала бы конец его блистательной карьеры, а может, и жизни. Все зависело от последствий, к которым она могла привести. В такой игре они могли быть катастрофическими. Оглянувшись на Андрея, он, с улыбкой, искажающей и без того недоброе лицо, произнес:
– Запомни сегодняшний день. Он навсегда войдет в историю.
Маска безразличия на лице Андрея не пропустила наружу издевательскую ухмылку его души.
– Безусловно… – тихо, чтобы не спугнуть зверя, ответил он.
Андрея всегда забавляли такие глупые попытки людей следовать за своими страстями. Быть самым богатым, стать самой красивой, вписать себя в историю. Безобидные, казалось бы, желания, приводящие в итоге к фатальным последствиям для многих людей. Пороки не дают человеку правильно оценивать происходящее. Они затмевают сознание, выдвигая в качестве ориентира цели, которые на самом деле недостойны даже внимания. Но человек, следуя за своими желаниями, все дальше уходит от сути своего присутствия на земле, занимая себя призрачными мечтами.
Доменик нервно подрагивающими пальцами ввел свой код в окно запроса. Система, проглотив его, стала послушно выполнять искомые действия. Как и говорил Андрей, предложение от Golden Saks было принято российской стороной, и последний пакет акций перешел во владение компании Concordia. Скопившиеся на счетах акции программа автоматически начала отправлять на указанный ранее Андреем счет. Таким образом, стекаясь со всех филиалов компании в одно место, они образовывали единую финансовую мощь, способную дезорганизовать любое государство на планете. Нервное напряжение, накопленное за то время, пока проходили торги, выплеснулось на лица членов швейцарского клуба дьявольским восторгом. Роланд аж подпрыгнул от счастья, изображая незамысловатый танец. Мари Дюпон с глубоким вздохом прикрыла лицо руками, стараясь хоть так спрятать нахлынувшие эмоции. Торжество Доменика было выразительнее всего. Расправленные плечи, приподнятая, можно сказать, задранная до неприличия вверх, голова, напоминали профиль кумира его детства, великого полководца Франции Наполеона. Он также неспешно расхаживал по комнате, придавая значительности каждому своему шагу. Безумие не бывает одиноким странником, оно всегда найдет себе попутчиков.
Вошедший в комнату Бриан, не сразу поняв причину ликования, даже замер, в изумлении наблюдая за всеми. Сумасшествие, царившее в зале, было за гранью ранее виденного им. Подскочивший к нему Роланд, продолжая пританцовывать, радостно объявил:
– У нас восемьдесят два процента! – сказал он, захлебываясь от радости, и, сделав маленькую паузу, добавил:
– Теперь все деньги мира хранятся в одном кошельке. И этот кошелек принадлежит нам.
Избавленный в связи с отлучкой от пережитого напряжения, Бриан оказался скуп на выброс эмоций. А может быть, он не до конца осознавал масштаб произошедшего события. Теперь с противостоянием в мире закончено, теперь правила игры будут продиктованы этой группой людей, лишенной понятий о морали и нравственности. Теперь весь мир, все финансовые институты принадлежат им. Теперь жизнь любого человека зависит от их утреннего настроения.
– До последнего все висело на волоске, – продолжал рассказывать Бриану развитие событий Роланд. – Последние тринадцать процентов никак не удавалось заполучить. И цену задрали до нереального, и предложения делали по совместному участию в сделке, ничего не помогало.
– И как же тогда удалось? – немного удивленно спросил Бриан.
– Русский посоветовал сделать предложение от Golden Saks! – ответил Роланд Дюпон, загадочно щелкнув кончиком языка. – Теперь ты понимаешь, у какой грани выбора мы стояли. Случись что не так, нас бы разнесли в пух и прах. Этот шаг – нарушение всех общепринятых правил. Никто не имеет право использовать активы не своей юрисдикции вслепую, не вводя собственников в курс дела. К сожалению, у нас не было времени на согласование. Доменик все решил сам.
Сопровождая Давида и Валери, Максимилиан пропустил выше рассказанные события и оказался в стороне не только от их напряжения, но и от воздействия Андрея. Оказавшись более сдержанным в проявлениях эмоций по поводу удачной сделки и поэтому трезво оценивая ситуацию, он сразу выхватил из рассказа Роланда ранее не замеченное никем обстоятельство. Очень странным ему показалось то, что условием продажи последнего пакета акций было предложение именно от Golden Saks.
– А что, от Golden Saks предложение по финансам было предпочтительнее? – уточняя свою догадку, спросил он у Роланда.
– В том-то и дело, что нет, отдали по прежней цене, – радостно ответил тот, но под пристальным взглядом Бриана улыбка постепенно сползла с его лица. В его замутненном сознании светлыми линиями стали прорезаться трезвые догадки Бриана.
Вакханалия сумасшедших продолжалась недолго. Звучный хохот Андрея разрезал ее своими колебаниями. Он будто ждал этого отрезвления. Не дожидаясь вопроса, он, рассмеявшись, весело помотал головой.
– Да, господа, вы правы. Предложение от Golden Saks было ключевым. Это последняя дверь, которую вы приоткрыли! – сказал он, явно над ними куражась. – Личный код, введенный Домеником Рене, позволил программе осуществить завершающие действия.
Воцарившееся в зале молчание больше напоминало мгновение, которое возникает между вспышкой молнии и приходящим вслед за ней громом. То что он придет, не вызывало сомнения. Ожидание сводилось к осмыслению, какой же силы он будет. Каменное выражение лица Мари Дюпон могло служить неким резонансом для него. Застывшая фигура Доменика – громоотводом.
– Ты абсолютно прав, Роланд, эта программа – простой архиватор, немного измененный и не более того. Неужели я бы стал использовать такой примитив? – неспешно начал рассказ Андрей. – Она всего лишь спусковой механизм. Настоящая программа была установлена раньше, самим Франсуа Боне в личном кабинете. Там же он ввел свой личный код, чтобы система ее приняла.
Андрей сделал паузу, пряча настойчиво выраженную ухмылку. Черное от гнева лицо Доменика отражало его понимание ситуации. В итоге в систему были введены личные коды двух самых влиятельных членов клуба. Это предоставляло полный карт-бланш любому.
– Он, бедолага, был так ослеплен идеей отомстить Давиду, что, не задумываясь, подключил ее к своему серверу. Этому есть оправдание, его мозг давно разъедает болезнь. Жить ему осталось всего недели две… – улыбнулся Андрей. Счастливое выражение лица теперь не покидало его. Он светился от счастья, чем вводил присутствующих в дикое изумление.
– А ну-ка быстро вытащи эту гадость из системы! – настороженно скомандовал Роланду Доменик. Тот моментально бросился к компьютеру и вырвал мобильное устройство из разъема.
– Что с активами? – уже более нервно спросил Доменик.
– Все активы так и висят на счете, – растерянно ответил Роланд.
– Не нужно лишних манипуляций, господа, уже все кончено! – издевательски спокойно сказал Андрей. – Не предупредил вас раньше, но в детстве меня дразнили конем, – он сделал паузу, чтобы снова улыбнуться. – Троянским конем! – загадочно добавил Андрей.
Воля присутствующих была парализована его неспешным повествованием. Сила его огненной натуры вихрями закручивала дальнейший сюжет. Нахлынувшая волна отчаяния утопила в их нутре последние всполохи сопротивления.
– Если вы установили программу раньше, то зачем нужна была дальнейшая инсценировка? – удивленно спросил Роланд. – Зачем надо было подсовывать эту пустышку и рисковать жизнью молодой девушки?
– Да, программа была установлена давно. Но мне от вас требовалось разрешение на доступ к счетам, которое вы собственноручно дали, купившись на разыгранный мной и Катей спектакль. Предательство, трусость, алчность. Этим проявлениям людских пороков вы поверили легко. Вы легко оказались в плену у своих лживых представлений о сущности человека. Вы убеждены, что человеку легче стать Иудой, чем быть Христом! – глядя им в глаза, уверенным голосом говорил Андрей.
– Попробуй перевести эти активы на свои счета в Douchebank равными частями, – дрожащим от напряжения голосом сказал Роланду Доменик.
Тот быстро уселся за компьютер и стал методично вбивать искомые значения в нужные строки. В зале еще никто не понимал, что именно говорил им Андрей. Либо отказывался в это верить. Пока Роланд проводил необходимые действия, каждый пытался по-своему разгадать последствия его игры. Однако ее истинная цель казалась им такой нереалистичной, что от ее анализа отмахивались, как от назойливой мухи. Закончив, Роланд поднял на них взгляд, в котором языками пламени отпечатался первобытный страх.
– Доступ к счету закрыт! – растерянно произнес он.– Не понимаю, что происходит, но к активам доступа нет. Он сделал паузу и добавил: – У нас вообще нет доступа к системе компании Concordia. И я боюсь, что не только у нас.
– Как это вообще возможно? – в порыве бешенства крикнул Доменик.
Гневный скрип его зубов слышался на расстоянии. Он пришел в себя от взрыва негодования, жаркой волной растекающегося в груди. Доменик решительно посмотрел на Андрея взглядом, который был способен испепелить.
– Не надо играть со мной в такие рискованные игры!– шипя сквозь зубы, произнес он, обращаясь к нему. – Что происходит, месье Конев?
– Иуда не предавал Иисуса, – неожиданно произнес Андрей, чем вызвал у них еще большее удивление. – Он лишь выполнил его просьбу. Он не мог донести о его проповедях, он ничего о них не знал, ведь они были мало знакомы, всего несколько часов. Когда он оговаривал Иисуса, его устами говорил сам Иисус. Измененное сознание, слышали об этом? Он использовал свои возможности, чтобы через Иуду убедить первосвященников в том, что он, Иисус, для них опасен. Что он покушается на их непреложное право быть мерилом истины. Это действо было последним в его спектакле. Иисус прошел земной путь, возвысился духовно, избавился от своих желаний и искушения страстей. Последним его шагом должна была стать смерть. Долгая, мучительная, но неизбежная. Разве они бы распяли его, зная, что после смерти он станет мучеником? Уверен, что нет! – загадочно улыбнулся своему ответу Андрей. – А предательству и доносам вы верите всегда. Самые низкие людские пороки вызывают у вас искреннее доверие. Вот поэтому такой итог.
– Она не могла знать такие подробности про него! – неожиданно произнес Бриан. – Они практически не были знакомы, – добавил он, истерично улыбаясь собственной догадке. – Это он говорил за Катю в той комнате, – указывая на Андрея, бормотал Бриан. – Измененное сознание, я слышал об этом раньше. Это когда проникают в мысли другого человека, чтобы говорить от его имени, его устами, – продолжал он, еще больше понимая замысел Андрея. – С нами говорила не она. Он использовал ее тело, чтобы при помощи измененного сознания выложить нам искомую информацию! – Бриан обхватил руками голову, потрясенный изящным и коварным планом Андрея. – Если бы он сам нам предложил провернуть такую операцию, мы бы ему не поверили.
Ожидающие грома услышали в словах Бриана удар молота в пространстве, колебания от которого разрезали их плоть пополам. Неужели ему удалось их провести и осуществить задуманный план! Талантливо придуманный и искусно воплощенный, до неприличия простой, основанный на обычных человеческих страстях.
– Вот и хорошо, что мы прикончили эту тварь! – неожиданно жестко произнесла Мари Дюпон. – А ведь казалась такой юной и доверчивой.
– Лихо закручено! – теряя силы от пропущенного удара, сказал Доменик, медленно опускаясь в кресло. – Сначала она раскрыла суть плана, указала, под нажимом, путь, по которому он будет воплощен, а в итоге скормила нам все, как наживку. Гениально! Поистине вы достойный противник, месье Конев, – добавил он, кинув на Андрея колкий взгляд.
– Ведь она же вас предупредила: если полезете в эту авантюру, то я вас разорю, – издевательским тоном сказал Андрей. – Нет! Все равно полезли. Прямо как дети малые.
Анализ сложившейся ситуации потряс Доменика. Он никак не мог поверить, что его так изящно обыграли. Его, кто еще минуту назад держал кончиками пальцев тонкие нити управления игрой, ловко подергивая марионеток, поставили перед фактом фатального поражения. Вроде бы уже поверженный соперник вдруг неожиданно наносит смертельный удар, используя пренебрежение и невнимательность победителей к мелочам. «Потрясающе правильно выстроенная психологическая игра. Браво, русский, браво!» – пронеслось в голове у него. Но один вопрос для Доменика оставался открытым, и на него следовало получить ответ.
– Если мы сейчас не имеем доступа к системе, то можно предположить, что эта возможность есть у вас. Вы же умный человек и должны понимать, что ни при каких обстоятельствах не сможете воспользоваться нашими счетами, потому что никогда не покинете стены этого дома, пока не восстановите наше влияние на систему Concordia.
– Один знакомый математик рассказывал мне, что с помощью цифр и уравнений можно описать все процессы, происходящие в природе. Описать и смодулировать. Цифры способны выразить набегающую на берег волну, проливной дождь и слабый зарождающийся ветер. Потоки холодного и теплого воздуха, естественное состояние природы обычно остаются незамеченные ею. Но стоит им встретиться, как в сердце идущих навстречу друг другу потоков зарождается страшная по своей разрушительной силе стихия, сметающая все на своем пути. Вот почему еще нужно было установить в систему второе устройство, чтобы идущие навстречу вихри превратили в пыль ваше виртуальное благополучие! – резко ответил ему Андрей.
Он поднялся со стула и сделал несколько шагов вперед. Затекшие ноги предательски ныли. Наручники сдавливали запястья еще сильнее. Лишенные нормального оттока крови они стали опухать. Андрей взглянул на Доменика Рене с трудно скрываемым пренебрежением.
– Доступа к системе нет не только у вас, но и во всех филиалах компании. Вы даже умудрились втянуть в это Golden Saks, – хитро улыбнулся Андрей. – Я так понимаю, что до вас никак не дойдет весь масштаб произошедшего. Сегодня вы подписали приговор всему вашему финансовому синдикату. Вашему иллюзорному миру пришел конец. Всем вашим счетам и наворованному виртуальному богатству! – злорадствовал Андрей.
– Ну, чего же ты ждешь? – бросил он в адрес Роланда. – Взгляни, что там происходит.
Тот растерянно посмотрел на Доменика и, получив от того молчаливое согласие, нажал кнопку «ввод». Картинка на мониторе компьютера начала рассыпаться на кусочки. Файлы, котировки, номера счетов и транзакций, все, к чему они так привыкли, медленно, с нарастающей силой, стали сворачиваться в воронку, опустошавшую их. Компьютерная система компании словно замерла перед последним всплеском своей агонии. Роланд пробовал вводить нужные команды, чтобы прекратить эту катастрофу, но система на его действия не реагировала, стремительным вихрем закручивая в себя еще большее количество подконтрольных Concordia банков, разрушая их «мозг», главные системные компьютеры. Попытки Роланда в суматохе исправить положение выглядели со стороны комично.
– Надо попробовать с другого компьютера! – в спешке сказал он и бросился к кабинету Франсуа.
Мари Дюпон, в силу своего возраста никак не могла понять, что происходит. Как этот маленький коллапс может мешать работе всей компании. Осознание того, что на сегодняшний период все их колоссальное богатство заключается в сумме виртуально набранных цифр на счетах, давалось ей тяжело. Это на заре ее молодости были заводы, фабрики, производство, которое не могла в один момент сдуть простая хакерская атака. Теперь же все выведено в сеть, как в онлайн-игре, где любой может разрушить иллюзию вашего счастья. Такова специфика искусственного расширения рынка, надувания мыльного пузыря банковского сектора. Только раньше этот пузырь лопался в руках более бедных ловцов удачи, теперь же испачкал своими нечистотами лица тех, кто его надувал.
– Да такого не может быть! – истерично выкрикнул Бриан. – Не может быть такого, чтобы вот так, в один миг, было возможно все разрушить. Уродливый гаденыш…– выкрикнул он в адрес Андрея, бросившись на него.
Непонятно как, но Андрею удалось увернуться. Бриан с криком пролетел мимо, словно сквозь него. Он упал за спиной у Андрея, беспомощно распластавшись на паркете.
– Что же ты наделал, гаденыш… – разъяренный от невозможности выместить свой гнев, пробормотал Бриан.
– Он что, действительно все уничтожил? – пытаясь все-таки понять происходящее, спросила Мари Дюпон.
– Можно сказать, что да! – закрывая лицо руками, с досадой произнес Доменик. – Мы только что перевели на счета в России десятки триллионов, чтобы купить эту страну с потрохами, но приобретенные нами активы, сейчас тупо уничтожаются его программой, – добавил он, указывая дрожащей от гнева рукой на Андрея. – У нас, конечно же, остались некоторые активы в виде недвижимости и прочего вещественного барахла, но львиную часть наших доходов ему удалось уничтожить. И самое главное, его программа продолжает разрушать всю банковскую систему компании Concordia, а это более шестисот банков по всему миру, трастовые компании и рейтинговые агентства. Мне даже представить трудно, какой начнется хаос. Все рухнуло. Все рухнуло в одночасье. В секунду, за которую веко лишь успевает моргнуть.
Он сделал паузу, чтобы справиться с волной разочарования, сковавшей его сознание. Ни до кого из них еще полностью не дошел весь характер их сегодняшнего положения. Никто из них еще полностью не верил в произошедшее, втайне надеясь, что этот дурной сон закончится и все останется по-прежнему: стабильно, сытно и безукоризненно. Но время шло, а сновидение продолжало мучить их своими кошмарными перспективами.
Загруженная Андреем в систему программа получила доступ ко всем филиалам и начала методично разрушать их главные элементы управления. Это не был какой-то особый вирус. Смодулированный с помощью сложных уравнений электронный вихрь был вписан в программу и по заранее установленному алгоритму начал пожирать информацию о счетах, личных данных их владельцев, всех банковских операциях по всему миру. Его разрушительному воздействию подверглись крупнейшие банки Европы, Азии и Северной Америки. Остановить или прекратить его действие было неподвластно никому. Даже отключение подачи питания не могло бы исправить ситуацию. От разрушающего воздействия этого урагана нельзя было укрыться в тихой гавани собственных миллиардов, потому что именно их он проглатывал первыми.
Доменик понимал, что его амбиции послужили главной причиной того, что этот трюк с фальшивым мобильным устройством русскому удался. Его подвела собственная самоуверенность. Ощущение контроля подарило ложную надежду на успех. И расплата не заставила томиться в ожидании, придя с отрезвляющим ударом в голову. Эти мысли водоворотом закручивались у него в мозгу, в попытке найти выход из этой лихо закрученной ситуации, с глобальными для всего мира последствиями.
– Слабо верится, что Роланд с другого компьютера способен что-либо изменить. Слишком довольным выглядит этот русский, – сказал Доменик. – Так зачем ты это сделал, негодяй?! Что тебе не жилось спокойно со своими миллиардами?! Каким надо быть придурком, чтобы добровольно все уничтожить?! – дрожащим от гнева голосом спросил он Андрея.
– Во-первых, ваши шакалы все равно бы не оставили меня в покое, расстреляв где-нибудь на пороге дорогой гостиницы, – спокойно ответил Андрей. – А во-вторых,
– Всегда можно договориться, ты бы мог стать частью нашего круга, таким же, как мы, одним из нас! – прокричал ему в лицо Доменик.
– Наверное, можно было. Деньги, богатство, слава… Мечта миллионов оболваненных вами людей. Только вот боюсь, что однажды я бы проснулся утром, укутанный собственной шерстью и с копытами на ногах, – издевательски усмехнулся Андрей.;– Нет, не получилось бы договориться, у меня на шерсть аллергия.
Вбежавший в комнату Роланд растерянно посмотрел по сторонам. Его дыхание было нарушено то ли волнением, то ли коротким забегом в попытке исправить вчерашний день. Глаза суматошно рыскали по комнате. Руки, не находя себе достойного занятия, суетливо шарили в карманах.
– Мы полностью все потеряли, система вышла из строя. Больше того, вирус «слизывает» программное обеспечение во всех филиалах компании, со всеми данными, счетами и транзакциями. Уничтожает все, подобно урагану. И никто не понимает, как это остановить! – растерянно сказал он. – Ваш личный код был последним, который идентифицировала система, теперь вас требуют на связь с главой Maren Linch, – добавил он, обращаясь к Доменику.
– Это конец! – обреченно произнес Доменик. Он встал с кресла, оглянулся по сторонам, как будто пытаясь запомнить все в мелочах. Потом, шагнув навстречу Андрею, озлобленно прошипел:
– Верни все обратно. Прекрати это безумие и верни все назад. Клянусь, что мы сохраним все детали этого дела в тайне. Более того, предложим тебе стать членом нашего круга. Тебе же известно его могущество и влияние. Только представь, насколько влиятельным ты можешь стать, – он сделал паузу и на выдохе добавил: – Только останови это безумие.
Андрей опустил взгляд и усмехнулся. Будучи невысокого роста, тем не менее он визуально давил на присутствующих высотой своего духа. Небрежно переступая с ноги на ногу, разминая оттекшие суставы рук, он с безразличным взглядом стоял напротив Доменика, вызывая у того приступ ярости. Тот понимал, что Андрея не тронули его обещания величия и славы. «И правильно, разве могут возвеличить те, кого он только что унизительно раздавил», – подумал Доменик.
– Вернуть все обратно? – задумчиво произнес Андрей. – Может, начать с Христа, отменить его распятие? Воскресить в душах людей веру в справедливость и высшее предназначение? Вы же все подменили: любовь заменили сладострастием, верность – выгодным расчетом, семью – гомосексуальными отношениями. Менялы вы, ростовщики человеческих душ. Скупаете их у оступившихся за сиюминутные желания. Разложение общества – вот ваше ремесло. Растление личности – ваша любимая пища,– закончил Андрей.
Он посмотрел по сторонам, заглянув каждому в глаза. В его взгляде не было страха или ненависти. Скорее всего, сочувствие. Так смотрят на прокаженных, на смертельно больных, которым уже невозможно протянуть руку помощи.
– Величие вашего клуба меня тоже не интересует. Посмотрите, сколько в нем грязи. Давид подкладывает свою девушку, чтобы «смахнуть» деньжат. Потом убивает молодую гречанку по просьбе Мари Дюпон. Да, Роланд, по просьбе твоей матери, которая из ревности, не сумев смириться с присутствием иной женщины рядом с тобой, попросила ее убить, не бесплатно, конечно. Никакого отношения к кодам она не имела. Это тоже был своего рода спектакль, в основе которого лежала простая материнская ревность. Вы, господин Доменик, несмотря на все свое влияние, до сих пор не смогли найти убийцу своего сына, а ведь он всегда находился в поле вашего внимания, достойно заняв его место. Он и сейчас подло целится мне в затылок, как когда-то вашему сыну…
Яркая вспышка обожгла глаза, ослепив Андрея. Свинец расплавленным металлом растекся по серому веществу мозга. Последние его слова вырвались наружу вместе со сгустками пенящейся крови.
Катя стала приходить в себя. Сквозь пелену нового сознания она почувствовала теплые объятия. Ее голова, уткнувшись кому-то в грудь, раскачивалась в ритм его шага. Тупая боль свинцовым прессом давила на мозг. Веки, склеенные сгустками крови, открылись не полностью, пропуская к глазным яблокам ограниченное количество света. В эту узкую щель открывшейся реальности она смогла рассмотреть лишь ворот льняной рубашки и светлые локоны волос, спадающие на плечи. Резкая боль, сдавливая виски, снова заставила закрыть глаза. В своем небытие она видела, как в небе проплывают синие облака, обрушиваясь на кожу ее лица теплым соленым дождем. Стекая реками по сухим щекам, он собирался воедино, чтобы крупными каплями упасть на землю.
Жан старался двигаться быстро и равномерно, чтобы ритм его движений не тревожил раны Кати, из которых сочилась теплая кровь. Его пот капал ей на лицо, солеными потоками по нему стекая и разбиваясь каплями о песок. Обхватив ее тело руками, он бережно прижимал его к себе, как самый ценный для себя груз. Он старался сохранить еще теплившееся в ней дыхание, потому что когда-то не сохранил дыхание другой. Жан долго ждал появления Кати. По договоренности с Андреем он должен был встретить ее и обеспечить возвращение в Москву. Казалось, Андрей учел все, но кто-то нанес свои полутени на нарисованную им картину. Он не смог предусмотреть все с точностью до секунды, не смог предугадать размах подлости чужой натуры.
Рванувший к месту взрыва Жан по дороге растерял наспех накинутые сандалии, и теперь его ноги были изрезаны в кровь мелкими прибрежными ракушками. Руки от напряжения сводила судорога. С каждым шагом он от бессилия терял равновесие в сыпучем песке. Сбитое спешкой дыхание с хрипом вырывалось из груди. Его цель была уже рядом, еще несколько десятков метров, еще одно последнее усилие воли. Это не боль, боль придет, если вдруг он ее не донесет.
Ослепленные ярким закатом солнца или последствием взрыва, стоящие у трапа стюард и пилоты не сразу бросились ему навстречу. Видимо они были не готовы к такому повороту событий и потому своей нерасторопностью скорее мешали, чем помогли Жану поднять ее на борт. Только потом, под звуки набирающих обороты двигателей, в залитом светом салоне самолета стюард и Жан смогли остановить этот нескончаемый поток крови из тела Кати, изрезанного осколками взрыва. Облако пыли скрыло момент взлета FALKON, а осевший за ним песок спрятал следы его пребывания.
В тот момент Андрей был еще жив. Он с усмешкой смотрел в лицо Мари Дюпон, радовавшейся гибели русской. Удаляющийся рокот двигателей его самолета стал для него сигналом к последней атаке. Он доносился до его сознания резкими вибрациями стука сердца и учащенного дыхания его любимой. Он преднамеренно посадил тут самолет. Он знал, каким будет исход противостояния.
***
Сидя за столиком в кафе в центре Москвы, молодая девушка задумчиво улыбалась. Ее взгляд был устремлен куда-то вглубь себя, не вырываясь наружу, не раскрывая секретов ее души. Иногда из этой глубины по щекам скатывалась слеза, чистая, как вода тающих кубиков льда, сжимающих ее сердце. Временами можно было заметить, как она монотонно шевелит губами, будто с кем-то разговаривает, с кем-то, видимым ей одной. Эмоции проносились у нее на лице редкими всполохами счастья.
– Странная она какая-то, – произнес один из официантов. – Приходит сюда, как только мы открываемся, уходит последней. И так уже месяц.
– Что, ничего не заказывает? Просто сидит? – спросила его девушка по имени Люба, которая вышла на работу первый день.
– Оплачивает полностью столик и сидит. Ни с кем не встречается, ни с кем не разговаривает. Кафе не в накладе. Всех все устраивает, – ответил он.
– Ну кто-нибудь хоть пробовал с ней заговорить, выяснить, в чем проблема? – не унималась Люба.
– Дело в том, что проблем нет. Все довольны! – с усмешкой ответил он. – Хотя все понимают, что это очень странно.
– Хочешь, подойди и спроси, ты же новенькая, тебе простительно, – подогревая ее интерес, сказал вошедший в служебный коридор охранник.
Люба поправила на себе униформу, взяла в руки блокнот и ручку, всем своим видом показывая, что идет брать заказ. Уверенными шагами она направилась к выбранному столику, проходя сквозь расчерченные на полу падающим с окон светом квадраты. Они рассекали пространство своими четко выраженными границами темного и светлого. Проходя одну из таких границ, Люба почувствовала, как ее тело, стремительно двигаясь вперед, потеряло привычную тяжесть, словно паря над поверхностью. Мышцы наполнились теплыми потоками энергии. Она свела это ощущение к последствиям волнения. Своим быстрым приближением к столику, за которым сидела девушка, Люба невольно нарушила тишину ее мира, а поставленным голосом потревожила спрятанное от посторонних одиночество.
– Будете что-нибудь заказывать? – спросила она Катю.
Та в ответ отрицательно помотала головой, не поднимая глаз на незваного собеседника. Неожиданно теплая улыбка промелькнула в уголках ее губ. Задумчивость привнесла особую степень равновесия в ее душу.
Внезапно Люба почувствовала нежную волну постороннего дыхания. Она услышала глубокую тишину, раскрашенную яркими красками переживаний. На миг ее глаза наполнились необыкновенно ярким, но не ослепляющим светом. Сознание полностью переключилось на это внутреннее созерцание.
– Надеешься, что я все-таки приду? – спустя несколько секунд неожиданно спросила Люба, в голосе которой можно было расслышать оттенки мужского начала.
– Конечно! Ведь ты же обещал быть постоянно рядом, – неожиданно для Любы ответила Катя, почему-то не смутившись этой неоднозначной ситуации. Она посмотрела на свою собеседницу, и в ее взгляде отразилась боль. Глубокая, изрезанная ранами, кровоточащая душа.
Люба замолчала, понимая, что своим бесцеремонным вторжением она нарушила равновесие счастья и горя в чужом сознании. И пусть была понятна природа ее боли, но что было причиной этой безграничной теплоты, она не знала. Откуда появлялись проблески счастья в ее глазах, улыбка в бормотании ее припухших губ.
– Так я и буду всегда рядом, – произнесла Люба, в улыбке которой Катя увидела знакомые черты. Она давно перестала удивляться любым странным проявлениям натуры Андрея. Манера держаться, жестикуляция, особое построение предложений в разговоре, все выдавало в ней его присутствие.
– Жан сказал, что ты погиб, – дрожащим голосом произнесла Катя.
– В меня стреляли… – услышала она в ответ.
Люба присела за стол и посмотрела ей в глаза, настойчиво выискивая что-то в их бездне. Она отложила ручку и блокнот, сложила руки на столе пирамидкой и, уперев в них подбородок, улыбнулась. Ее задумчивая поза напомнила Кате первые минуты знакомства с Андреем. Он, вот так же уперев свое лицо в ладони, бросал на нее короткие застенчивые взгляды.
– Признайся, ты ведь мог уйти. Обладая такими способностями, ты мог просто, не рискуя жизнью, выйти оттуда. Почему же ты позволил себя так тупо пристрелить?– чуть было не срываясь на плач, спросила Катя. В колебаниях ее голоса проявлялась внутренняя борьба между желанием расплакаться, прижаться к такому родному плечу и пониманием несуразности такого поступка.
– Они бы меня все равно нашли, поставив под удар всех, кто мне дорог, – тихо произнесла Люба. – Созданная этими ростовщиками система на протяжении веков была направлена на уничтожение человека как личности, превращение его в животное с первобытными потребительскими желаниями. Я это все уничтожил, чтобы дать шанс на возрождение человеческого сознания, лишенного материального прагматизма, в основе которого будет понимание красоты. Вечной, а не приходящей с лишними деньгами, – она сделала паузу и грустно добавила: – Они никогда бы не оставили попыток со мной рассчитаться.
– Ты бросил меня, – перебила его Катя. – Бросил меня там одну, хотя мог легко вырваться из этой западни. Вырваться ради меня.
Она опустила глаза. Моргнувшее веко согнало вниз по щеке мокрые всплески душевной боли. Еще мгновение, и поток слез разбавит его незримое присутствие. Чувство обиды горечью обжигало в груди. Не дотянуться, не прижаться, не вдохнуть его знакомый терпкий запах. Рядом, по ту сторону стола, отделенный зияющей бездной смерти.
– Это сиюминутные эмоции! – ответила на ее переживания Люба. – В долгосрочной перспективе ты поймешь, что у меня не было выбора. К тому же, Жан тебя ждал.
– Так и будешь приходить ко мне в чужом воплощении? – справляясь с волнением, спросила Катя, бросив на Любу внимательный взгляд. – И со мной не остался, и отпустить не хочешь.
– Я остался, – тихо ответила Люба. – Ты носишь в себе моего ребенка.
Катя прикрыла лицо руками, стараясь сдержать волну непослушных слез, и, сделав глубокий вдох, нервно улыбнулась.
– И тут выкрутился, паразит! – сказала она.
Казалось, ее счастье готово было выплеснуться наружу, окуная в радугу чувств всех, кто этого желает. Оно светилось у нее в груди, торопливым ритмом сердца напоминая о своем присутствии, наполняя светом каждый уголок окруженных мраком душ.
Люба встала и, кивнув на прощание, неспешным шагом направилась обратно в служебное помещение кафе. На пересечении светлой и темной стороны квадрата ее походка дополнилась плавным покачиванием бедер. Тело вновь ощутило объятия гравитации, с привычной тяжестью отмеривая следующие шаги. Проходя мимо изумленного охранника, она с нескрываемым удовольствием щелкнула кончиком языка и, скинув с себя униформу, направилась к черному выходу, через который обычно покидает кафе обслуживающий персонал. Не в силах себе объяснить это мимолетное желание все бросить и уйти домой, она, подобно кошке, выписывая на асфальте стопами ног невидимые узоры, пошла прогуляться.
Катя продолжала сидеть, боясь своим дыханием потревожить его незримое присутствие, спугнуть неловким движением и навсегда потерять. Губы непрерывно что-то бормотали, словно нашептывая кому-то незримому свои сокровенные желания, слезы крупными каплями катились по лицу. Она была не в силах сдержать этот поток. Горечь от потери любимого была уравновешена известием о будущем рождении ребенка. Условие взаимосвязанных качелей, где счастье одного выступает противовесом потерь другого. Своеобразное уравнение. Равенство, определенное самой жизнью. В глубине души она понимала эту закономерность, но не знала, как дальше с этим жить.
На глянцевой поверхности стола отражались картины новостных сюжетов, которыми были поглощены остальные посетители в кафе. Описание беспорядков, творящихся в Европе, Азии и Северной Америке занимало все их внимание. Финансовый коллапс, поразивший крупнейшие банки мира, выплеснулся на улицы мегаполисов лихорадочным безумством людей. Отрезвление пришло стремительно. Дьявольская карусель, до этого завораживающая дыхание толпы, обнажила свою истинную суть. За все рано или поздно приходится платить. Для многих богатых стран мира этот момент настал.
На этом фоне всемирного помешательства Россия осталась единственной гаванью спокойствия и благополучия. Всего несколько человек в мире, включая Катю, знали, чей талант и необыкновенные способности обеспечили России сегодняшнее положение. Андрей, как искусный кукловод, мог не выходить на сцену, мог спланировать все так, чтобы не подвергать свою жизнь опасности. Но он понимал, что тем самым подставил бы под удар всех остальных. Именно поэтому он не стал прятаться за ширмой, не стал искать спасения в складках занавеси. Он предпочел расплатиться сам.
Его выбор определила принадлежность к народу, который не привык покорно ждать, когда глубокие морщины изрежут кожу лица и каждое движение будет отдаваться хрустом в суставах. Он не хотел видеть себя прикованным старостью к постели, сожалеющим об упущенных возможностях, сопряженных с риском и опасностью. Его жизнь не могла быть долгой, размеренной и лишенной смысла. Он оставил этот бренный мир без своего субъективного созерцания, подарив ему надежду через страдание наконец-то понять истинную цель миропорядка.
Кукловод
© Copyright: Чермен Карацев, 2020
Свидетельство о публикации №220062801274
Свидетельство о публикации №220062801274
Рецензии